Чуть погодя еще один из его воинов сообщил, что македонский командир по имени Кратер хочет начать переговоры.
— Скажи ему, что сейчас приду, — велел Харидем и вышел через боковые ворота на встречу с македонянином.
— Меня зовут Кратер, — представился тот, — и я прошу тебя освободить проход. Мы не хотим причинять вам никакого вреда. Просто мы двигаемся на соединение с нашим царем, который у вас в тылу и идет в Ларису, где намеревается собрать совет Фессалийского союза.
— У нас особенно и нет выбора, — заметил Харидем.
— Да, выбора нет, — подтвердил Кратер.
— Хорошо, договорились. Но можно узнать одну вещь?
— Если в моих силах ответить, я отвечу, — очень официально объявил Кратер.
— Ради всех богов, каким образом ваша пехота оказалась у меня в тылу?
— Мы высекли ступени в склоне горы Осса.
— Ступени?
— Да. Мы сделали проход, чтобы поддерживать контакты с нашими союзниками фессалийцами.
Побледневшему Харидему ничего не оставалось, кроме как пропустить македонян.
Через два дня Александр вошел в Ларису, собрал совет Фессалийского союза и заставил его подтвердить свою пожизненную должность тагоса.
Потом он дождался подхода остальных частей и, пройдя через Беотию, эффектно выстроил под стенами Фив огромное войско.
— Я не хочу кровопролития, — заявил он. — Но они должны перепугаться до смерти. Позаботься об этом, Птолемей.
И Птолемей выстроил войско, как во время битвы при Херонее, и провел его мимо городских стен. Он попросил Александра надеть те же доспехи, что были на его отце, и приготовил огромный военный барабан на колесах, который тащила четверка коней.
Барабанный бой отчетливо слышался за городскими стенами, где несколько дней назад фиванцы пытались напасть на македонский гарнизон в Кадмейской цитадели. Воспоминания о недавнем трауре и страх перед грозной армадой немного охладили пыл самых ярых смутьянов, но не угасили ненависти и желания сбросить македонское иго.
— Хватит? — спросил Александр Гефестиона, когда войска маршировали мимо стен Фив.
— Пока хватит. Но не строй иллюзий. А что ты будешь делать с другими городами, где нападают на наши гарнизоны?
— Ничего. Я хочу стать для греков предводителем, а не тираном. Они должны понять, что я им не враг. Что их враг — за морем, что это перс, отказавшийся дать свободу греческим городам в Азии.
— Это правда, что ты велел расследовать убийство твоего отца?
— Да, я поручил это Каллисфену.
— И думаешь, ему удастся узнать истину?
— Думаю, он сделает все возможное.
— А если выяснится, что за убийством стоят греки? Например, афиняне?
— Я решу, что делать, когда придет время.
— Тебе известно, что Каллисфен встречался с Аристотелем?
— Конечно.
— А как ты объяснишь, что Аристотель не пришел поговорить с тобой?
— В последнее время со мной было непросто поговорить. А может быть, он хотел сохранить полную независимость суждений.
Последний отряд гетайров исчез из виду под все слабеющий бой барабана, и фиванцы собрались на совет, чтобы принять решение. Пришло письмо из Калабрии от Демосфена, призывавшее не отчаиваться.
«На македонском троне мальчишка, — говорилось в письме, — и ситуация благоприятствует».
Слова оратора всех воодушевили, хотя многие все же призывали к сдержанности. Вмешался один старик, потерявший при Херонее двоих сыновей:
— Этот мальчишка, как его называет Демосфен, за три дня без потерь завоевал Фессалию и послал нам недвусмысленное предупреждение, устроив этот парад под нашими стенами. Я бы к нему прислушался.
Но крики озлобленного большинства заглушили этот призыв, к рассудительности, и фиванцы стали готовиться к восстанию, как только представится такая возможность.
Александр беспрепятственно подошел к Коринфу, созвал там совет всеэллинского союза и попросил назначить его командующим всех войск конфедерации.
— Каждое государство — член союза — будет свободно устанавливать свои внутренние законы и порядки по своему усмотрению и в соответствии с традиционным государственным устройством, — заявил он с места, принадлежавшего раньше его отцу. — Единственная цель союза — освободить греков в Азии от персидской власти и поддерживать нерушимый мир между греками на полуострове.
Все делегаты поддержали это предложение, за исключением спартанцев, которые в свое время также не поддерживали и Филиппа.
— Мы сами привыкли возглавлять союзы, — заявил их представитель Александру. — Мы не привыкли к тому, чтобы нас вели.
— Мне очень жаль, — ответил царь, — поскольку спартанцы — прекрасные воины. Однако сегодня самый могущественный народ среди греков — македоняне, и вполне справедливо, что они получают главенствующую роль.
Но он произнес это с горечью, так как помнил спартанскую доблесть, проявленную при Фермопилах и Платее. Он также сознавал, что никакая сила не способна противостоять коррозии времени и только слава проживших жизнь с честью с течением лет возрастает.
По пути назад Александр хотел посетить Дельфы и остался поражен и очарован чудесами священного города. Он остановился перед фронтоном грандиозного святилища Аполлона и взглянул на слова, начертанные золотыми буквами:
ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ
— По-твоему, что они означают? — спросил его Кратер, которого никогда не занимали философские проблемы.
— Это же очевидно, — ответил Александр. — Познать самого себя — самая сложная задача. Если кому-то удастся до дна познать самого себя, он сумеет понять и других, и окружающий мир.
Они посмотрели на длинную очередь благочестивых паломников. Откуда только не приходили сюда люди с подношениями и вопросами для бога! Не было ни одного места в греческом мире, чьи представители не встретились бы здесь.
— Ты веришь, что оракул говорит правду? — спросил Птолемей.
— У меня в ушах все еще звучит ответ моему отцу.
— Ответ был неоднозначный, — возразил Гефестион.
— Но, в конце концов, он сбылся, — ответил Александр. — Будь с нами Аристотель, он бы, возможно, сказал, что пророчества способны скорее влиять на будущее, чем предвидеть его…
— Вероятно, — кивнул Гефестион. — Когда-то и я посещал в Миезе его уроки: Аристотель ни во что не верит, даже в богов. Он опирается только на свой разум.
***
Сложив руки на животе, Аристотель прислонился к спинке кресла.
— А Дельфийский оракул? Ты учел ответ из Дельф? Даже это может вызвать подозрения. Помни: оракул живет за счет доверия к нему, но, чтобы создать это доверие, ему нужно бесконечное наследие знаний. И никто в мире не обладает такими знаниями, как жрецы святилища Аполлона: за счет их они могут предсказывать будущее. Или же определять его. Результат один.
Каллисфен положил руки на стол, где были написаны имена всех, кого на данный момент можно было заподозрить в причастности к убийству царя.
Аристотель продолжил:
— Что ты знаешь об убийце? Кого он посещал последнее время, непосредственно перед цареубийством?
— Насчет этого есть одна некрасивая история, дядя, — начал Каллисфен. — История, в которой глубоко замешан Аттал, отец Эвридики. Можно сказать, по уши.
— И Аттала убили.
— Именно.
— И Эвридика тоже мертва.
— По сути, да. Александр уже построил для нее пышную гробницу.
— Более того, он набросился на свою мать Олимпиаду за то, что она с ней сделала, и, возможно, за убийство ребенка.
— Это как будто оправдывает Александра.
— Но в то же время убийство было ему на руку.
— Подозреваешь его?
— Насколько я его знаю, он не мог этого сделать. Но иногда знание или подозрение о готовящемся преступлении без серьезных попыток ему помешать можно считать формой соучастия. Трудность в том, что слишком многие были заинтересованы в убийстве Филиппа. Мы должны продолжать сбор информации. Истина в этом случае может оказаться суммой большого числа улик против того или иного из подозреваемых. Продолжай расследование фактов, касающихся Аттала, а потом сообщи мне. Но сообщи также и Александру: ведь это он поручил тебе расследование.
— Я должен докладывать ему обо всем?
— Обо всем. И не упусти его реакции.
— Можно сказать ему, что ты мне помогаешь?
— Конечно, — ответил философ. — Во-первых, потому что ему это доставит удовольствие. А во-вторых, потому что он и так знает об этом.
ГЛАВА 42
Парменион вернулся в Пеллу вместе со своим сыном Филотом к концу осени, отдав все необходимые распоряжения, чтобы войско в Азии могло спокойно перезимовать.
Его принял Антипатр, хранивший в это время царскую печать и исполнявший обязанности регента.
— Мне очень жаль, что я не смог принять участия в похоронах царя, — сказал Парменион. — И я очень сожалею о смерти Аттала, хотя не скажу, что она стала для меня неожиданностью.
— Однако Александр выразил тебе свое полное доверие, послав к тебе Филота. Он хотел, чтобы ты добровольно принял решение, какое покажется тебе более справедливым.
— Потому я и вернулся. Но меня удивляет царская печать у тебя на пальце: царица-мать всегда не очень-то тебя жаловала. Говорят, она всегда пользовалась большим влиянием на Александра.
— Это правда, но царь прекрасно знает, чего хочет. А хочет он, чтобы его мать держалась подальше от политики. И действует самым решительным образом.
— А в остальном?
— Суди сам. За три месяца он вернул к жизни Фессалийский союз, усмирил фиванцев, вновь сплотил всеэллинский союз и вернул себе Пармениона, то есть ключи от Востока. Для мальчишки, как зовет его Демосфен, это не мало.
— Ты прав, но остается север. Трибаллы заключили союз с гетами, живущими в низовьях Истра, и вместе они постоянно совершают набеги на нашу территорию. Мы потеряли многие города, основанные Филиппом.
— Мне это хорошо известно, потому-то Александр и вызвал тебя в Пеллу. Он собирается пойти на север среди зимы, чтобы застать врага врасплох, и тебе надлежит командовать пехотой. Он поставит своих друзей под твое начало. Хочет, чтобы им дал урок хороший учитель.
— А где он сейчас? — спросил Парменион.
— Судя по последним известиям, движется через Фессалию. Но сначала проехал через Дельфы.
Парменион нахмурился:
— Посоветовался с оракулом?
— Если можно так сказать.
— Почему?
— Жрецы, вероятно, хотели избежать повторения того, что случилось с царем Филиппом, и объяснили, что пифия нездорова и не может ответить на его вопросы. Но Александр силой выволок ее к треножнику, чтобы она все же дала ему пророчество.
Парменион вытаращил глаза, словно слушал невероятную историю.
— И тогда пифия закричала вне себя: «Юноша, тебя не удержишь!» Александр остановился, пораженный этой фразой, и сказал: «Такой ответ меня устраивает». И ушел.
Парменион покачал головой:
— В самом деле, прекрасная история — реплика достойна великого драматурга.
— И Александр действительно таков. Или, по крайней мере, он еще и драматург. Увидишь сам.
— Думаешь, он верит в оракулы? Антипатр погладил свою колючую бороду.
— И да, и нет. В нем уживаются рассудительность Филиппа и Аристотеля и таинственная, варварская природа матери. Но он видел, как упал его отец, подобно быку у алтаря, и в это мгновение у него в голове молнией вспыхнули слова пророчества. Он не забудет их до самой смерти.
Сгустился вечер, и двух старых воинов неожиданно охватила глубокая грусть. Они чувствовали, что со смертью Филиппа их собственное время склонилось к закату и их дни, словно рассеялись в огненном вихре на погребальном костре убитого царя.
— Возможно, если бы мы были рядом с ним…— вдруг пробормотал Парменион.
— Не говори так, друг мой. Никто не может помешать замыслу судьбы. Нам нужно лишь думать, что наш царь подготовил Александра себе в преемники. Остаток нашей жизни принадлежит ему.
***
Молодой царь во главе своих войск вернулся в Пеллу и среди ликующей толпы проехал по городу. Люди не помнили другого такого случая, чтобы войско вернулось из победоносного похода, даже не вступив в сражение и не понеся ни малейших потерь. Все видели прекрасного юношу с сияющим лицом, в сверкающих одеждах и доспехах, словно воплощение молодого бога или эпического героя, И на его гарцевавших рядом товарищей словно падал отраженным тот же свет; их глаза сверкали тем же лихорадочным возбуждением.
Антипатр явился к царю, чтобы вернуть печать и сообщить о прибытии Пармениона.
— Немедленно отведите меня к нему, — велел Александр.
Старый полководец сел на коня и вместе с царем отправился в глухую деревню неподалеку от города.
Парменион почувствовал, как сердце подкатило к самому его горлу, когда ему объявили, что царь отправился к нему, ни на минуту не задержавшись в своих палатах в столице. Выйдя за дверь, он увидел стоящего перед ним монарха.
— Старый храбрый солдат! — воскликнул Александр, обняв его. — Спасибо, что вернулся.
— Государь, — сдавленным голосом ответил Парменион, — смерть твоего отца глубоко опечалила меня. Я бы отдал жизнь ради его спасения, будь такое возможно. Я бы заслонил его своим телом, я бы…— Он не смог продолжить, его голос прервался.
— Я знаю, — кивнул Александр. Он положил руки ему на плечи, прямо посмотрел в глаза и проговорил: — Я бы сделал то же.
Парменион потупился.
— Это произошло молниеносно, — продолжал молодой царь. — План был разработан чьим-то гениальным и жестоким умом. Стоял страшный шум; я шел впереди вместе с царем Эпира Александром. Евмен крикнул мне что-то, но я не понял, я даже не услышал, а когда до меня дошло, что что-то случилось, и я обернулся, отец в крови уже упал на колени.
— Я знаю, государь. Но не будем больше говорить об этих печальных вещах. Завтра я отправлюсь в Эги, принесу жертву в его погребальном храме, и надеюсь, он меня услышит. Какова причина твоего визита ко мне?
— Я хотел повидать тебя и пригласить на ужин. Мы соберемся все вместе, и я изложу вам мои планы на зиму. Расскажу о нашей последней кампании в Европе. А потом мы пойдем на восток, на восход солнца.
Он вскочил на коня и галопом ускакал прочь, а Парменион вернулся в дом и позвал слугу.
— Приготовь мне ванну и лучшие одежды, — велел он. — Сегодня вечером я ужинаю с царем.
ГЛАВА 43
В течение нескольких дней после этих событий Александр упражнялся в военном деле и участвовал в многочисленных охотах. Притом он отдавал себе отчет, что его авторитет уже признан в самых отдаленных краях. Он принимал посольства из греческих городов Азии и даже из Сицилии и Италии.
Несколько посланцев от группы городов на Тирренском море принесли ему в дар золотой кубок и обратились с прошением.
Очень польщенный Александр спросил, откуда они прибыли.
— Из Неаполя, Медмы и Посейдонии, — объяснили они. В их речи звучал акцент, какого он еще не слышал.
— И чего вы хотите от меня?
— Царь Александр, — обратился к нему старейший из них, — в нашей земле, на севере, есть один могущественный город, называемый Римом.
— Я слышал о нем, — ответил Александр. — Говорят, его основал троянский герой Эней.
— Так вот, на территории римлян, на побережье, есть приморский город, занимающийся пиратством и берущий грабительскую дань с наших купцов. Мы бы хотели, чтобы ты положил конец такому положению вещей и попросил римлян принять меры. Твоя слава распространилась повсюду, и я верю, что твое вмешательство окажет влияние.
— Я охотно сделаю это. И надеюсь, что ко мне прислушаются. Сообщите мне, прошу вас, об исходе этой истории.
Сделав знак писцу, он начал диктовать:
Александр, царь македонян, гегемон всей Эллады, народу города Рима: приветствую вас!
Наши братья, живущие в городах у Тирренского залива, говорят, что испытывают тяжелые неудобства от ваших подданных, промышляющих пиратством.
Прошу вас как можно скорее положить этому конец, или, если вы сами не в состоянии справиться, прошу позволить другим решить за вас эту задачу.
Он приложил к письму печать и вручил его своим гостям, которые долго благодарили его, после чего с удовлетворением удалились.
— Интересно, окажет ли это послание какое-нибудь действие? — заметил Александр, обернувшись к сидевшему рядом Евмену. — И что подумают эти римляне о столь далеком царе, вмешивающемся в их внутренние дела?
— Не столь уж и далеком, — возразил тот. — Увидишь: они ответят.
Приходили другие посольства и другие известия — с северных границ не слишком хорошие: союз между трибаллами и гетами укреплялся, угрожая свести к нулю все завоевания Филиппа во Фракии. Геты казались довольно грозной силой, поскольку, считая себя бессмертными, сражались с дикой яростью и полным пренебрежением к опасности. Многие основанные отцом Александра колонии подверглись нападению и были разграблены, а население — полностью вырезано или угнано в рабство. Однако казалось, что в данное время ситуация стабилизируется и воины возвращаются по своим деревням, чтобы отдохнуть от холода и лишений.
Поэтому Александр решил ускорить выступление и, хотя еще стояла зима, привести в действие заранее разработанный план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Скажи ему, что сейчас приду, — велел Харидем и вышел через боковые ворота на встречу с македонянином.
— Меня зовут Кратер, — представился тот, — и я прошу тебя освободить проход. Мы не хотим причинять вам никакого вреда. Просто мы двигаемся на соединение с нашим царем, который у вас в тылу и идет в Ларису, где намеревается собрать совет Фессалийского союза.
— У нас особенно и нет выбора, — заметил Харидем.
— Да, выбора нет, — подтвердил Кратер.
— Хорошо, договорились. Но можно узнать одну вещь?
— Если в моих силах ответить, я отвечу, — очень официально объявил Кратер.
— Ради всех богов, каким образом ваша пехота оказалась у меня в тылу?
— Мы высекли ступени в склоне горы Осса.
— Ступени?
— Да. Мы сделали проход, чтобы поддерживать контакты с нашими союзниками фессалийцами.
Побледневшему Харидему ничего не оставалось, кроме как пропустить македонян.
Через два дня Александр вошел в Ларису, собрал совет Фессалийского союза и заставил его подтвердить свою пожизненную должность тагоса.
Потом он дождался подхода остальных частей и, пройдя через Беотию, эффектно выстроил под стенами Фив огромное войско.
— Я не хочу кровопролития, — заявил он. — Но они должны перепугаться до смерти. Позаботься об этом, Птолемей.
И Птолемей выстроил войско, как во время битвы при Херонее, и провел его мимо городских стен. Он попросил Александра надеть те же доспехи, что были на его отце, и приготовил огромный военный барабан на колесах, который тащила четверка коней.
Барабанный бой отчетливо слышался за городскими стенами, где несколько дней назад фиванцы пытались напасть на македонский гарнизон в Кадмейской цитадели. Воспоминания о недавнем трауре и страх перед грозной армадой немного охладили пыл самых ярых смутьянов, но не угасили ненависти и желания сбросить македонское иго.
— Хватит? — спросил Александр Гефестиона, когда войска маршировали мимо стен Фив.
— Пока хватит. Но не строй иллюзий. А что ты будешь делать с другими городами, где нападают на наши гарнизоны?
— Ничего. Я хочу стать для греков предводителем, а не тираном. Они должны понять, что я им не враг. Что их враг — за морем, что это перс, отказавшийся дать свободу греческим городам в Азии.
— Это правда, что ты велел расследовать убийство твоего отца?
— Да, я поручил это Каллисфену.
— И думаешь, ему удастся узнать истину?
— Думаю, он сделает все возможное.
— А если выяснится, что за убийством стоят греки? Например, афиняне?
— Я решу, что делать, когда придет время.
— Тебе известно, что Каллисфен встречался с Аристотелем?
— Конечно.
— А как ты объяснишь, что Аристотель не пришел поговорить с тобой?
— В последнее время со мной было непросто поговорить. А может быть, он хотел сохранить полную независимость суждений.
Последний отряд гетайров исчез из виду под все слабеющий бой барабана, и фиванцы собрались на совет, чтобы принять решение. Пришло письмо из Калабрии от Демосфена, призывавшее не отчаиваться.
«На македонском троне мальчишка, — говорилось в письме, — и ситуация благоприятствует».
Слова оратора всех воодушевили, хотя многие все же призывали к сдержанности. Вмешался один старик, потерявший при Херонее двоих сыновей:
— Этот мальчишка, как его называет Демосфен, за три дня без потерь завоевал Фессалию и послал нам недвусмысленное предупреждение, устроив этот парад под нашими стенами. Я бы к нему прислушался.
Но крики озлобленного большинства заглушили этот призыв, к рассудительности, и фиванцы стали готовиться к восстанию, как только представится такая возможность.
Александр беспрепятственно подошел к Коринфу, созвал там совет всеэллинского союза и попросил назначить его командующим всех войск конфедерации.
— Каждое государство — член союза — будет свободно устанавливать свои внутренние законы и порядки по своему усмотрению и в соответствии с традиционным государственным устройством, — заявил он с места, принадлежавшего раньше его отцу. — Единственная цель союза — освободить греков в Азии от персидской власти и поддерживать нерушимый мир между греками на полуострове.
Все делегаты поддержали это предложение, за исключением спартанцев, которые в свое время также не поддерживали и Филиппа.
— Мы сами привыкли возглавлять союзы, — заявил их представитель Александру. — Мы не привыкли к тому, чтобы нас вели.
— Мне очень жаль, — ответил царь, — поскольку спартанцы — прекрасные воины. Однако сегодня самый могущественный народ среди греков — македоняне, и вполне справедливо, что они получают главенствующую роль.
Но он произнес это с горечью, так как помнил спартанскую доблесть, проявленную при Фермопилах и Платее. Он также сознавал, что никакая сила не способна противостоять коррозии времени и только слава проживших жизнь с честью с течением лет возрастает.
По пути назад Александр хотел посетить Дельфы и остался поражен и очарован чудесами священного города. Он остановился перед фронтоном грандиозного святилища Аполлона и взглянул на слова, начертанные золотыми буквами:
ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ
— По-твоему, что они означают? — спросил его Кратер, которого никогда не занимали философские проблемы.
— Это же очевидно, — ответил Александр. — Познать самого себя — самая сложная задача. Если кому-то удастся до дна познать самого себя, он сумеет понять и других, и окружающий мир.
Они посмотрели на длинную очередь благочестивых паломников. Откуда только не приходили сюда люди с подношениями и вопросами для бога! Не было ни одного места в греческом мире, чьи представители не встретились бы здесь.
— Ты веришь, что оракул говорит правду? — спросил Птолемей.
— У меня в ушах все еще звучит ответ моему отцу.
— Ответ был неоднозначный, — возразил Гефестион.
— Но, в конце концов, он сбылся, — ответил Александр. — Будь с нами Аристотель, он бы, возможно, сказал, что пророчества способны скорее влиять на будущее, чем предвидеть его…
— Вероятно, — кивнул Гефестион. — Когда-то и я посещал в Миезе его уроки: Аристотель ни во что не верит, даже в богов. Он опирается только на свой разум.
***
Сложив руки на животе, Аристотель прислонился к спинке кресла.
— А Дельфийский оракул? Ты учел ответ из Дельф? Даже это может вызвать подозрения. Помни: оракул живет за счет доверия к нему, но, чтобы создать это доверие, ему нужно бесконечное наследие знаний. И никто в мире не обладает такими знаниями, как жрецы святилища Аполлона: за счет их они могут предсказывать будущее. Или же определять его. Результат один.
Каллисфен положил руки на стол, где были написаны имена всех, кого на данный момент можно было заподозрить в причастности к убийству царя.
Аристотель продолжил:
— Что ты знаешь об убийце? Кого он посещал последнее время, непосредственно перед цареубийством?
— Насчет этого есть одна некрасивая история, дядя, — начал Каллисфен. — История, в которой глубоко замешан Аттал, отец Эвридики. Можно сказать, по уши.
— И Аттала убили.
— Именно.
— И Эвридика тоже мертва.
— По сути, да. Александр уже построил для нее пышную гробницу.
— Более того, он набросился на свою мать Олимпиаду за то, что она с ней сделала, и, возможно, за убийство ребенка.
— Это как будто оправдывает Александра.
— Но в то же время убийство было ему на руку.
— Подозреваешь его?
— Насколько я его знаю, он не мог этого сделать. Но иногда знание или подозрение о готовящемся преступлении без серьезных попыток ему помешать можно считать формой соучастия. Трудность в том, что слишком многие были заинтересованы в убийстве Филиппа. Мы должны продолжать сбор информации. Истина в этом случае может оказаться суммой большого числа улик против того или иного из подозреваемых. Продолжай расследование фактов, касающихся Аттала, а потом сообщи мне. Но сообщи также и Александру: ведь это он поручил тебе расследование.
— Я должен докладывать ему обо всем?
— Обо всем. И не упусти его реакции.
— Можно сказать ему, что ты мне помогаешь?
— Конечно, — ответил философ. — Во-первых, потому что ему это доставит удовольствие. А во-вторых, потому что он и так знает об этом.
ГЛАВА 42
Парменион вернулся в Пеллу вместе со своим сыном Филотом к концу осени, отдав все необходимые распоряжения, чтобы войско в Азии могло спокойно перезимовать.
Его принял Антипатр, хранивший в это время царскую печать и исполнявший обязанности регента.
— Мне очень жаль, что я не смог принять участия в похоронах царя, — сказал Парменион. — И я очень сожалею о смерти Аттала, хотя не скажу, что она стала для меня неожиданностью.
— Однако Александр выразил тебе свое полное доверие, послав к тебе Филота. Он хотел, чтобы ты добровольно принял решение, какое покажется тебе более справедливым.
— Потому я и вернулся. Но меня удивляет царская печать у тебя на пальце: царица-мать всегда не очень-то тебя жаловала. Говорят, она всегда пользовалась большим влиянием на Александра.
— Это правда, но царь прекрасно знает, чего хочет. А хочет он, чтобы его мать держалась подальше от политики. И действует самым решительным образом.
— А в остальном?
— Суди сам. За три месяца он вернул к жизни Фессалийский союз, усмирил фиванцев, вновь сплотил всеэллинский союз и вернул себе Пармениона, то есть ключи от Востока. Для мальчишки, как зовет его Демосфен, это не мало.
— Ты прав, но остается север. Трибаллы заключили союз с гетами, живущими в низовьях Истра, и вместе они постоянно совершают набеги на нашу территорию. Мы потеряли многие города, основанные Филиппом.
— Мне это хорошо известно, потому-то Александр и вызвал тебя в Пеллу. Он собирается пойти на север среди зимы, чтобы застать врага врасплох, и тебе надлежит командовать пехотой. Он поставит своих друзей под твое начало. Хочет, чтобы им дал урок хороший учитель.
— А где он сейчас? — спросил Парменион.
— Судя по последним известиям, движется через Фессалию. Но сначала проехал через Дельфы.
Парменион нахмурился:
— Посоветовался с оракулом?
— Если можно так сказать.
— Почему?
— Жрецы, вероятно, хотели избежать повторения того, что случилось с царем Филиппом, и объяснили, что пифия нездорова и не может ответить на его вопросы. Но Александр силой выволок ее к треножнику, чтобы она все же дала ему пророчество.
Парменион вытаращил глаза, словно слушал невероятную историю.
— И тогда пифия закричала вне себя: «Юноша, тебя не удержишь!» Александр остановился, пораженный этой фразой, и сказал: «Такой ответ меня устраивает». И ушел.
Парменион покачал головой:
— В самом деле, прекрасная история — реплика достойна великого драматурга.
— И Александр действительно таков. Или, по крайней мере, он еще и драматург. Увидишь сам.
— Думаешь, он верит в оракулы? Антипатр погладил свою колючую бороду.
— И да, и нет. В нем уживаются рассудительность Филиппа и Аристотеля и таинственная, варварская природа матери. Но он видел, как упал его отец, подобно быку у алтаря, и в это мгновение у него в голове молнией вспыхнули слова пророчества. Он не забудет их до самой смерти.
Сгустился вечер, и двух старых воинов неожиданно охватила глубокая грусть. Они чувствовали, что со смертью Филиппа их собственное время склонилось к закату и их дни, словно рассеялись в огненном вихре на погребальном костре убитого царя.
— Возможно, если бы мы были рядом с ним…— вдруг пробормотал Парменион.
— Не говори так, друг мой. Никто не может помешать замыслу судьбы. Нам нужно лишь думать, что наш царь подготовил Александра себе в преемники. Остаток нашей жизни принадлежит ему.
***
Молодой царь во главе своих войск вернулся в Пеллу и среди ликующей толпы проехал по городу. Люди не помнили другого такого случая, чтобы войско вернулось из победоносного похода, даже не вступив в сражение и не понеся ни малейших потерь. Все видели прекрасного юношу с сияющим лицом, в сверкающих одеждах и доспехах, словно воплощение молодого бога или эпического героя, И на его гарцевавших рядом товарищей словно падал отраженным тот же свет; их глаза сверкали тем же лихорадочным возбуждением.
Антипатр явился к царю, чтобы вернуть печать и сообщить о прибытии Пармениона.
— Немедленно отведите меня к нему, — велел Александр.
Старый полководец сел на коня и вместе с царем отправился в глухую деревню неподалеку от города.
Парменион почувствовал, как сердце подкатило к самому его горлу, когда ему объявили, что царь отправился к нему, ни на минуту не задержавшись в своих палатах в столице. Выйдя за дверь, он увидел стоящего перед ним монарха.
— Старый храбрый солдат! — воскликнул Александр, обняв его. — Спасибо, что вернулся.
— Государь, — сдавленным голосом ответил Парменион, — смерть твоего отца глубоко опечалила меня. Я бы отдал жизнь ради его спасения, будь такое возможно. Я бы заслонил его своим телом, я бы…— Он не смог продолжить, его голос прервался.
— Я знаю, — кивнул Александр. Он положил руки ему на плечи, прямо посмотрел в глаза и проговорил: — Я бы сделал то же.
Парменион потупился.
— Это произошло молниеносно, — продолжал молодой царь. — План был разработан чьим-то гениальным и жестоким умом. Стоял страшный шум; я шел впереди вместе с царем Эпира Александром. Евмен крикнул мне что-то, но я не понял, я даже не услышал, а когда до меня дошло, что что-то случилось, и я обернулся, отец в крови уже упал на колени.
— Я знаю, государь. Но не будем больше говорить об этих печальных вещах. Завтра я отправлюсь в Эги, принесу жертву в его погребальном храме, и надеюсь, он меня услышит. Какова причина твоего визита ко мне?
— Я хотел повидать тебя и пригласить на ужин. Мы соберемся все вместе, и я изложу вам мои планы на зиму. Расскажу о нашей последней кампании в Европе. А потом мы пойдем на восток, на восход солнца.
Он вскочил на коня и галопом ускакал прочь, а Парменион вернулся в дом и позвал слугу.
— Приготовь мне ванну и лучшие одежды, — велел он. — Сегодня вечером я ужинаю с царем.
ГЛАВА 43
В течение нескольких дней после этих событий Александр упражнялся в военном деле и участвовал в многочисленных охотах. Притом он отдавал себе отчет, что его авторитет уже признан в самых отдаленных краях. Он принимал посольства из греческих городов Азии и даже из Сицилии и Италии.
Несколько посланцев от группы городов на Тирренском море принесли ему в дар золотой кубок и обратились с прошением.
Очень польщенный Александр спросил, откуда они прибыли.
— Из Неаполя, Медмы и Посейдонии, — объяснили они. В их речи звучал акцент, какого он еще не слышал.
— И чего вы хотите от меня?
— Царь Александр, — обратился к нему старейший из них, — в нашей земле, на севере, есть один могущественный город, называемый Римом.
— Я слышал о нем, — ответил Александр. — Говорят, его основал троянский герой Эней.
— Так вот, на территории римлян, на побережье, есть приморский город, занимающийся пиратством и берущий грабительскую дань с наших купцов. Мы бы хотели, чтобы ты положил конец такому положению вещей и попросил римлян принять меры. Твоя слава распространилась повсюду, и я верю, что твое вмешательство окажет влияние.
— Я охотно сделаю это. И надеюсь, что ко мне прислушаются. Сообщите мне, прошу вас, об исходе этой истории.
Сделав знак писцу, он начал диктовать:
Александр, царь македонян, гегемон всей Эллады, народу города Рима: приветствую вас!
Наши братья, живущие в городах у Тирренского залива, говорят, что испытывают тяжелые неудобства от ваших подданных, промышляющих пиратством.
Прошу вас как можно скорее положить этому конец, или, если вы сами не в состоянии справиться, прошу позволить другим решить за вас эту задачу.
Он приложил к письму печать и вручил его своим гостям, которые долго благодарили его, после чего с удовлетворением удалились.
— Интересно, окажет ли это послание какое-нибудь действие? — заметил Александр, обернувшись к сидевшему рядом Евмену. — И что подумают эти римляне о столь далеком царе, вмешивающемся в их внутренние дела?
— Не столь уж и далеком, — возразил тот. — Увидишь: они ответят.
Приходили другие посольства и другие известия — с северных границ не слишком хорошие: союз между трибаллами и гетами укреплялся, угрожая свести к нулю все завоевания Филиппа во Фракии. Геты казались довольно грозной силой, поскольку, считая себя бессмертными, сражались с дикой яростью и полным пренебрежением к опасности. Многие основанные отцом Александра колонии подверглись нападению и были разграблены, а население — полностью вырезано или угнано в рабство. Однако казалось, что в данное время ситуация стабилизируется и воины возвращаются по своим деревням, чтобы отдохнуть от холода и лишений.
Поэтому Александр решил ускорить выступление и, хотя еще стояла зима, привести в действие заранее разработанный план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32