— Ты веришь, что Парменион знал о заговоре или участвовал в нем? Филот был его сыном. Можно предположить, что он, по крайней мере, ввел его в курс дела.— Я не верю в это, но должен думать именно так. Я царь. Никто и ничто не может мне помочь — я один, когда принимаю такие страшные решения. Единственная поддержка в моих тяготах — это дружба. Без вас я не нашел бы в себе силы, воли и целеустремленности совершить все это. А теперь послушайте: я не хочу возлагать на вас груз угрызений совести, который должен нести я один. Но если вы думаете, что это безумие, если считаете, что я перехожу все дозволенные человеку границы, если полагаете, что мои поступки — это поступки гнусного тирана, то убейте меня. Сейчас. Смерть от вашей руки не кажется мне страшной. А потом выберите лучшего среди вас, поскольку у меня нет сыновей, поставьте его во главе войска, свяжитесь с Парменионом и возвращайтесь.Александр расстегнул панцирь и уронил его на землю, подставив незащищенную грудь.— Я поклялся идти за тобой до последней черты, — сказал Гефестион. — Даже до черты, разделяющей добро и зло. — Он обернулся к товарищам: — Если кто-то хочет убить Александра, пусть убьет и меня.Он тоже расстегнул панцирь и уронил его на землю, встав рядом с царем.У всех на глазах выступили слезы. Некоторые заплакали, закрыв лицо руками. В этот момент Кратеру вспомнился тот далекий день, когда он вместе с товарищами отправился сквозь снежную бурю навстречу своему господину, находившемуся в изгнании в ледяных горах Иллирии, чтобы тот знал: его друзья никогда, ни за что на свете не покинут его. Кратер крикнул хриплым голосом:— Турма Александра!И все откликнулись:— Здесь! ГЛАВА 39 Евмолп из Сол вошел в старый оружейный зал во дворце сатрапа, и находившийся там человек резко обернулся на звук его шагов.— Как тебя зовут? — спросил осведомитель. — И из какой ты части?— Меня зовут Деметрий. Пятый отряд третьего штурмового батальона.— У меня для тебя поручение от царя. — Евмолп показал табличку с оттиском звезды Аргеадов. — Узнаёшь?— Это царская печать.— Вот именно. Приказ, который ты получишь от меня, исходит напрямую от Александра. Задание это непростое и очень ответственное, но нам известно, что в делах подобного рода ты не новичок и всегда действовал быстро и точно.— Кого я должен убить? — спросил Деметрий.Евмолп прямо посмотрел ему в глаза:— Полководца Пармениона.Реакция Деметрия выразилась лишь в учащенном моргании, а Евмолп продолжил, все так же, не отводя от него взгляда:— Приказ устный, и знать его должен ты один. Никто больше. Даже сам царь не знает, что ты отбыл с этим заданием. У тебя будет два местных проводника, абсолютно надежных. Возьмете верблюдов из стойла Сатибарзана — самых быстрых и выносливых. Вы должны быть на месте, прежде чем слухи о смерти Филота достигнут Экбатан. — Он протянул ему свиток. — Этот документ подтвердит, что ты царский гонец, но, чтобы приблизиться к Пармениону с устным посланием, ты должен знать пароль, известный только ему и царю.— И каков же этот пароль?— Это старая македонская считалочка, которую поют дети. Возможно, ты ее знаешь: Старый солдат на войну торопился… В глазах убийцы вспыхнул саркастический огонек, и, кивнув, он закончил стишок: А сам-то на землю, на землю свалился! — Совершенно верно, — подтвердил Евмолп, не выразив никаких чувств, и продолжил: — Это не может быть достойной наградой за выполнение поручения, но из моего кармана ты получишь талант серебра.— В этом нет нужды, — ответил Деметрий.— Пригодится. Действуй кинжалом, бей в грудь. Величайший солдат Македонии не должен погибнуть от удара в спину.Деметрий снова кивнул.— Что еще?— Ты должен застать его врасплох. Если он заметит твое движение, ты пропал. Не рассчитывай на то, что ему семьдесят лет. Лев всегда остается львом.— Я буду внимателен.— Тогда отправляйся сейчас же. Нельзя терять ни минуты. Твои проводники ждут тебя в стойле с верблюдами наготове. Деньги найдешь в Экбатанах рядом с халдейским храмом Эшмуна, у южной двери. Сразу же убегай, чтобы никогда больше не возвращаться.Деметрий вышел, как ему было указано, через черный ход, спустился к стойлу и отправился навстречу заходящему солнцу. С высоты башни Александр наблюдал за убийцей, бледный и неподвижный, пока тот не скрылся из виду и перед глазами остался лишь неровный пустынный пейзаж.Деметрию понадобилось шесть дней и пять ночей, чтобы добраться до Задракарты; по ночам он спал лишь по нескольку коротких часов, а ел и пил, не слезая с седла. Каждый день он и его проводники меняли верблюдов, чтобы поддерживать постоянную скорость, — казалось невероятным, какие огромные пространства удалось им покрыть таким образом в столь короткое время. Они прибыли в Экбатаны к исходу тринадцатого дня, и Деметрий тут же явился во дворец правителя.— Ты кто? Чего тебе надо? — спросил стражник. Деметрий предъявил пропуск с царской печатью:— Гонец от царя с прерогативами чрезвычайной важности. Устное личное послание Пармениону.— Ты знаешь пароль?— Разумеется.— Подожди, — сказал стражник.Он удалился в караульное помещение и пошептался со своим непосредственным начальником, который почти сразу вышел и обратился к прибывшему:— Следуй за мной.Они пересекли обширный двор с колоннами и колодцем посередине, откуда слуги черпали воду для гостей и животных, и оказались во втором дворе. С западной стороны портика, уже в тени, виднелась лестница, ведшая на верхний этаж. Они свернули в коридор, охраняемый двумя педзетерами, и прошли в самый его конец. Перед дверью не было никакой охраны. Начальник стражи постучал и стал ждать. Вскоре послышались шаги, и чей-то голос спросил:— Кто там?— Охрана, — ответил начальник стражи. — Прибыл чрезвычайный гонец от царя с устным посланием и паролем.Дверь открылась, и показался человек на шестом десятке, почти совсем лысый, с табличкой под мышкой и стилосом в правой руке.— Я секретарь для разбора почты, — представился он. — Следуй за мной. Парменион сейчас примет тебя. Он только что закончил отвечать на письма и хотел принять ванну перед ужином. Надеюсь, ты несешь ему хорошие известия. Бедняга, он все еще удручен смертью Никанора и все больше тревожится за царя и своего последнего сына.Секретарь украдкой рассматривал каменное лицо убийцы, словно стараясь угадать содержание известия, предназначенного его господину, но ничего хорошего так и не высмотрел.Они остановились перед другой дверью, и секретарь сказал:— Подожди меня здесь. Нужно выполнить одну формальность, прежде чем тебя допустят к военачальнику.Деметрий, опасаясь обыска, сжал под плащом рукоять кинжала. Некоторое время изнутри не доносилось ни шума, ни голосов, а потом снова появился секретарь. В руках он держал поднос, на котором находились ломоть хлеба, солонка с солью и чаша вина.— Парменион хочет, чтобы всем входящим в его дом оказывали гостеприимство. Говорит, это приносит добро, — проговорил старик с полуулыбкой. — Прошу, отведай.Убийца выпустил кинжал и протянул руку к подносу. Он взял хлеб, посолил его и съел, а потом отхлебнул вина и, вытерши рот тыльной стороной руки, сказал:— Поблагодари его от меня.Секретарь кивнул, поставил поднос на стол и, введя гонца в дверь, за которой находился кабинет Пармениона, велел подождать еще немного. Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, до Деметрия донеслись голоса двух человек. Наконец секретарь вышел и кивнул в знак того, что гонца ждут. Тот вошел и закрыл за собой дверь.
Парменион сидел за своим рабочим столом. За спиной у него виднелся стеллаж со свитками, каждый снабжен ярлыком; а сбоку на треноге была установлена географическая карта, изображавшая провинции Персидской державы к востоку от Галиса. Едва завидев царского посланца, он встал и двинулся навстречу. На нем был военный хитон до колен и македонские кожаные сапоги до середины икры. Парменион отличался чрезвычайно крепким телосложением, его доспехи из железа и кожи, висевшие на вешалке у стены, вместе со щитом весили, наверное, целый талант то есть примерно 36 кг.
. Сейчас он был безоружен. Его меч с клинком древней работы висел на перевязи на той же вешалке.Старый полководец любезно указал на кресло:— Усаживайся, солдат.— Я не устал, — ответил убийца.— Однако, похоже, ты пересек само царство мертвых, — возразил Парменион. — У тебя ужасный вид. Ну же, садись.Деметрий повиновался, чтобы не вызвать подозрений, и подождал, когда полководец приблизится, но когда убийца сел, рукоять кинжала высунулась из-под плаща. Заметив ее, Парменион отступил к своим доспехам.— Ты кто такой? — спросил он, протянув руку к своему мечу. — Ты сказал, что знаешь пароль.Гонец встал.— Старый солдат на войну торопился… — проговорил он, берясь за рукоять кинжала.При этих словах Парменион выпустил меч, который уже сжимал в руке, и подошел к Деметрию с выражением мучительного недоумения в глазах.— Царь… — прошептал он, не веря. — Как это возможно?Вонзив ему в грудь клинок, убийца смотрел, как Парменион падает без единого стона, оставляя на полу широкую лужу крови. В затухающем взгляде не виделось ни злобы, ни протеста. Только слезы. И убийце показалось, что с последним вздохом его губы прошептали что-то… возможно, то были слова пароля.Он вышел через другую дверь, в стене слева, и исчез в лабиринте огромного дворца. Вскоре тишину заката разорвал протяжный крик ужаса.Через тринадцать дней Александру сообщили, что Парменион злодейски убит, и хотя он сам отдал такой приказ, это известие глубоко его ранило. Он почти надеялся, что какой-нибудь бог направит судьбу по-другому. Царь уединился в своем шатре, охваченный чернейшим унынием, и несколько дней не выходил, ни с кем не встречался, ничего не ел и не пил. Несколько раз Лептина пыталась позаботиться о нем, но каждый раз видели, как она уходит в слезах, а потом садится на корточки возле шатра и на солнцепеке или под дождем плачет в ожидании, что царь все-таки позволит войти. А друзья, то и дело подходившие к шатру, слышали лишь его сиплый монотонный голос, бесконечно повторяющий старую македонскую колыбельную, которую обычно пели маленьким. Они уходили, качая головой.Четвертую книгу своих «Дневников» Евмен закончил словами: В шестой день месяца пианепсиона месяц пианепсион по греческому календарю продолжался примерно с 22 сентября по 22 октября.
по приказу царя генерал Парменион без всякой вины был убит. Этот доблестный человек всегда воевал с честью и сражался, как молодой, несмотря на свой преклонный возраст. Ни одно пятно не замарало памяти о нем. ГЛАВА 40 Наступил день, когда Александр, небритый, со спутанными волосами, исхудавший, с растерянным видом и бегающим взглядом пешком вернулся к себе во дворец. Статира приняла его в свои объятия и попыталась облегчить его боль, просиживая ночи у его ног и напевая ему песни под звуки вавилонской арфы.Лето шло уже к концу, когда царь созвал войско и назначил день выступления. Путевые топографы посоветовались с проводниками, интенданты приготовили повозки и вьючный скот, командиры выстроили свои части и водили их несколько дней маршами, чтобы те вновь привыкли к усилиям предстоящего долгого пути. От военных приготовлений лагерем овладело возбуждение. Солдаты не чаяли часа, когда, наконец, покинут это проклятое место, где они присутствовали при столь печальных событиях. Каждый из них не желал ничего иного, как забыть эти дни безделья и крови, пролитой на берегах безжизненного озера под потрескавшейся стеной Артакоаны, называвшейся теперь Александрией Арийской.Царевна Статира забеременела, и это известие принесло царю облегчение и вселило в него некоторую радость. Друзья тоже оживились, подумав, что скоро увидят нового маленького Александра. Поход на север был слишком тяжел для женщины в ее положении, и Александр попросил Статиру вернуться назад и поселиться в одном из своих дворцов. Супруга царя повиновалась и выехала по направлению к Задракарте с намерением присоединиться к своей матери в Экбатанах или Сузах.Сверкающим утром ранней осени трубы протрубили выступление, и царь в своих самых роскошных доспехах, верхом на Букефале, как в дни самых славных походов, занял место во главе войска. Рядом с ним гарцевали Гефестион, Пердикка, Птолемей, Селевк, Леоннат, Лисимах и Кратер, все в железных доспехах, с развевающимися на солнце плюмажами.Несколько дней они поднимались по долине, собиравшей тысячи ручейков в речку. Войско проходило от деревни к деревне без всяких происшествий. Знатные персы, шедшие в войске со своими отрядами, разговаривали с населением и объясняли, что блестящий молодой человек, гарцующий на огромном вороном коне, — это новый Царь Царей. Порой кто-нибудь из местных выходил к армии, в знак приветствия размахивая ветвями ивы. Ночью неизменно ясное небо зажигалось звездами, и их множество увеличивало его бескрайность; звезды словно сами собой тысячами рождались на безбрежном куполе, как цветы на весеннем поле. Каллисфен объяснял, что воздух на некоторой высоте, в отсутствие сгущающих его дымов и испарений, гораздо прозрачнее и потому звезды просто лучше видно. Но многие солдаты верили, что над другими землями и небо другое и что в этих столь отдаленных краях ничему не следует удивляться.Каждый вечер, к заходу солнца, на берегу реки разбивали лагерь. Огромное множество солдат, к которым добавлялась длинная свита женщин, торговцев, слуг, носильщиков и пастухов со скотом, создавало впечатление настоящего передвижного города.Наступил день, когда долина речки расступилась, и войско вышло на плато, окруженное грандиозной грядой высочайших заснеженных гор, живописно сверкавших на солнце на фоне неба.— Паропамис! — воскликнул Евмен, взволнованный такой красотой.Каллисфен возразил:— В последнее время я переписываюсь с моим дядей Аристотелем. По его мнению, горы, что мы здесь обнаружили, должны быть последними отрогами Кавказских гор, самых высоких в мире.— И нам предстоит подняться туда? — спросил Леоннат, указывая на перевалы, маячившие между небом и землей.— Именно, — ответил Птолемей. — Уже сейчас ясно, что Бесс с войском бактрийцев, согдийцев и скифов находится по ту сторону гор.Прикрыв глаза от солнца рукой, Леоннат снова осмотрел внушительные горы, ослепительные в своем одеянии изо льда и снега, и, покачав головой, поехал вперед.К географическому предположению Каллисфена присоединился и царь. В последующие дни Александр обнаружил в огромной плодородной долине идеальное место для основания нового города и отправил туда часть обширного каравана, следовавшего в походе за войском. Александр назвал город Александрией Кавказской и поселил в нем тысячу человек, а с ними — почти двести наемников, которые предпочли остаться, лишь бы не переходить головокружительные горы.В прозрачном воздухе, под сияющим небом, на изумрудных лугах, оправленных серебром речных струй, призраки Артакоаны как будто растворились на время, но кровавая тень Пармениона по ночам продолжала преследовать Александра. Однажды перед заходом солнца, подавленный тоской беспросветного мрака, он явился в шатер к Аристандру и сказал:— Возьми коня и следуй за мной.Тот повиновался, и вскоре, ускользнув от надзора охраны, они нырнули в тень, уже спустившуюся с гор, и стали взбираться на склон бескрайней горной гряды.— Что ты затеял? — спросил ясновидец.— Я хочу вызвать тень Пармениона, — ответил царь, направив на него лихорадочный взгляд. — Можешь сделать это для меня, Аристандр?Ясновидец кивнул:— Если она еще блуждает по этой земле, я велю ей явиться к тебе. Но если она уже сошла в царство Аида, не знаю, смогу ли сделать это, пока не умер сам.— Недавно ночью мне приснилось, как он поднимается один, пешком, к этой гряде. Он шел сгорбившись, словно под тяжелой ношей, и его седые волосы сливались с чистотой снега. И все время делал мне знак следовать за ним… своей большой мозолистой рукой старого солдата. А потом вдруг обернулся ко мне, и я увидел в его груди рану, но в его взгляде не было ни злобы, ни протеста, одна лишь бесконечная печаль. Вызови его, Аристандр, заклинаю тебя!— Ты помнишь, в каком именно месте этих гор он тебе привиделся?— Вон там, — ответил Александр, указывая на место, где каменистая дорога сливалась со снегом.— Тогда отведи меня туда, пока ночь не скрыла путь. Они двинулись дальше, сначала верхом, а потом, когда дорога стала слишком узкой и трудной, пешком. К полуночи они добрались до границы снегов и остановились перед чистейшей бескрайней ширью, уходящей к высоким вершинам.— Ты готов? — спросил Аристандр.— Готов, — ответил царь.— К чему?— Ко всему.— Даже к смерти?— Да.— Тогда разденься.Александр повиновался.— Ляг на снег.Александр лег на снежный ковер, дрожа от леденящего прикосновения, и увидел, как Аристандр опустился рядом на колени и, раскачиваясь на пятках взад-вперед, затянул странную заунывную песню, иногда выкрикивая что-то на варварском, непонятном языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Парменион сидел за своим рабочим столом. За спиной у него виднелся стеллаж со свитками, каждый снабжен ярлыком; а сбоку на треноге была установлена географическая карта, изображавшая провинции Персидской державы к востоку от Галиса. Едва завидев царского посланца, он встал и двинулся навстречу. На нем был военный хитон до колен и македонские кожаные сапоги до середины икры. Парменион отличался чрезвычайно крепким телосложением, его доспехи из железа и кожи, висевшие на вешалке у стены, вместе со щитом весили, наверное, целый талант то есть примерно 36 кг.
. Сейчас он был безоружен. Его меч с клинком древней работы висел на перевязи на той же вешалке.Старый полководец любезно указал на кресло:— Усаживайся, солдат.— Я не устал, — ответил убийца.— Однако, похоже, ты пересек само царство мертвых, — возразил Парменион. — У тебя ужасный вид. Ну же, садись.Деметрий повиновался, чтобы не вызвать подозрений, и подождал, когда полководец приблизится, но когда убийца сел, рукоять кинжала высунулась из-под плаща. Заметив ее, Парменион отступил к своим доспехам.— Ты кто такой? — спросил он, протянув руку к своему мечу. — Ты сказал, что знаешь пароль.Гонец встал.— Старый солдат на войну торопился… — проговорил он, берясь за рукоять кинжала.При этих словах Парменион выпустил меч, который уже сжимал в руке, и подошел к Деметрию с выражением мучительного недоумения в глазах.— Царь… — прошептал он, не веря. — Как это возможно?Вонзив ему в грудь клинок, убийца смотрел, как Парменион падает без единого стона, оставляя на полу широкую лужу крови. В затухающем взгляде не виделось ни злобы, ни протеста. Только слезы. И убийце показалось, что с последним вздохом его губы прошептали что-то… возможно, то были слова пароля.Он вышел через другую дверь, в стене слева, и исчез в лабиринте огромного дворца. Вскоре тишину заката разорвал протяжный крик ужаса.Через тринадцать дней Александру сообщили, что Парменион злодейски убит, и хотя он сам отдал такой приказ, это известие глубоко его ранило. Он почти надеялся, что какой-нибудь бог направит судьбу по-другому. Царь уединился в своем шатре, охваченный чернейшим унынием, и несколько дней не выходил, ни с кем не встречался, ничего не ел и не пил. Несколько раз Лептина пыталась позаботиться о нем, но каждый раз видели, как она уходит в слезах, а потом садится на корточки возле шатра и на солнцепеке или под дождем плачет в ожидании, что царь все-таки позволит войти. А друзья, то и дело подходившие к шатру, слышали лишь его сиплый монотонный голос, бесконечно повторяющий старую македонскую колыбельную, которую обычно пели маленьким. Они уходили, качая головой.Четвертую книгу своих «Дневников» Евмен закончил словами: В шестой день месяца пианепсиона месяц пианепсион по греческому календарю продолжался примерно с 22 сентября по 22 октября.
по приказу царя генерал Парменион без всякой вины был убит. Этот доблестный человек всегда воевал с честью и сражался, как молодой, несмотря на свой преклонный возраст. Ни одно пятно не замарало памяти о нем. ГЛАВА 40 Наступил день, когда Александр, небритый, со спутанными волосами, исхудавший, с растерянным видом и бегающим взглядом пешком вернулся к себе во дворец. Статира приняла его в свои объятия и попыталась облегчить его боль, просиживая ночи у его ног и напевая ему песни под звуки вавилонской арфы.Лето шло уже к концу, когда царь созвал войско и назначил день выступления. Путевые топографы посоветовались с проводниками, интенданты приготовили повозки и вьючный скот, командиры выстроили свои части и водили их несколько дней маршами, чтобы те вновь привыкли к усилиям предстоящего долгого пути. От военных приготовлений лагерем овладело возбуждение. Солдаты не чаяли часа, когда, наконец, покинут это проклятое место, где они присутствовали при столь печальных событиях. Каждый из них не желал ничего иного, как забыть эти дни безделья и крови, пролитой на берегах безжизненного озера под потрескавшейся стеной Артакоаны, называвшейся теперь Александрией Арийской.Царевна Статира забеременела, и это известие принесло царю облегчение и вселило в него некоторую радость. Друзья тоже оживились, подумав, что скоро увидят нового маленького Александра. Поход на север был слишком тяжел для женщины в ее положении, и Александр попросил Статиру вернуться назад и поселиться в одном из своих дворцов. Супруга царя повиновалась и выехала по направлению к Задракарте с намерением присоединиться к своей матери в Экбатанах или Сузах.Сверкающим утром ранней осени трубы протрубили выступление, и царь в своих самых роскошных доспехах, верхом на Букефале, как в дни самых славных походов, занял место во главе войска. Рядом с ним гарцевали Гефестион, Пердикка, Птолемей, Селевк, Леоннат, Лисимах и Кратер, все в железных доспехах, с развевающимися на солнце плюмажами.Несколько дней они поднимались по долине, собиравшей тысячи ручейков в речку. Войско проходило от деревни к деревне без всяких происшествий. Знатные персы, шедшие в войске со своими отрядами, разговаривали с населением и объясняли, что блестящий молодой человек, гарцующий на огромном вороном коне, — это новый Царь Царей. Порой кто-нибудь из местных выходил к армии, в знак приветствия размахивая ветвями ивы. Ночью неизменно ясное небо зажигалось звездами, и их множество увеличивало его бескрайность; звезды словно сами собой тысячами рождались на безбрежном куполе, как цветы на весеннем поле. Каллисфен объяснял, что воздух на некоторой высоте, в отсутствие сгущающих его дымов и испарений, гораздо прозрачнее и потому звезды просто лучше видно. Но многие солдаты верили, что над другими землями и небо другое и что в этих столь отдаленных краях ничему не следует удивляться.Каждый вечер, к заходу солнца, на берегу реки разбивали лагерь. Огромное множество солдат, к которым добавлялась длинная свита женщин, торговцев, слуг, носильщиков и пастухов со скотом, создавало впечатление настоящего передвижного города.Наступил день, когда долина речки расступилась, и войско вышло на плато, окруженное грандиозной грядой высочайших заснеженных гор, живописно сверкавших на солнце на фоне неба.— Паропамис! — воскликнул Евмен, взволнованный такой красотой.Каллисфен возразил:— В последнее время я переписываюсь с моим дядей Аристотелем. По его мнению, горы, что мы здесь обнаружили, должны быть последними отрогами Кавказских гор, самых высоких в мире.— И нам предстоит подняться туда? — спросил Леоннат, указывая на перевалы, маячившие между небом и землей.— Именно, — ответил Птолемей. — Уже сейчас ясно, что Бесс с войском бактрийцев, согдийцев и скифов находится по ту сторону гор.Прикрыв глаза от солнца рукой, Леоннат снова осмотрел внушительные горы, ослепительные в своем одеянии изо льда и снега, и, покачав головой, поехал вперед.К географическому предположению Каллисфена присоединился и царь. В последующие дни Александр обнаружил в огромной плодородной долине идеальное место для основания нового города и отправил туда часть обширного каравана, следовавшего в походе за войском. Александр назвал город Александрией Кавказской и поселил в нем тысячу человек, а с ними — почти двести наемников, которые предпочли остаться, лишь бы не переходить головокружительные горы.В прозрачном воздухе, под сияющим небом, на изумрудных лугах, оправленных серебром речных струй, призраки Артакоаны как будто растворились на время, но кровавая тень Пармениона по ночам продолжала преследовать Александра. Однажды перед заходом солнца, подавленный тоской беспросветного мрака, он явился в шатер к Аристандру и сказал:— Возьми коня и следуй за мной.Тот повиновался, и вскоре, ускользнув от надзора охраны, они нырнули в тень, уже спустившуюся с гор, и стали взбираться на склон бескрайней горной гряды.— Что ты затеял? — спросил ясновидец.— Я хочу вызвать тень Пармениона, — ответил царь, направив на него лихорадочный взгляд. — Можешь сделать это для меня, Аристандр?Ясновидец кивнул:— Если она еще блуждает по этой земле, я велю ей явиться к тебе. Но если она уже сошла в царство Аида, не знаю, смогу ли сделать это, пока не умер сам.— Недавно ночью мне приснилось, как он поднимается один, пешком, к этой гряде. Он шел сгорбившись, словно под тяжелой ношей, и его седые волосы сливались с чистотой снега. И все время делал мне знак следовать за ним… своей большой мозолистой рукой старого солдата. А потом вдруг обернулся ко мне, и я увидел в его груди рану, но в его взгляде не было ни злобы, ни протеста, одна лишь бесконечная печаль. Вызови его, Аристандр, заклинаю тебя!— Ты помнишь, в каком именно месте этих гор он тебе привиделся?— Вон там, — ответил Александр, указывая на место, где каменистая дорога сливалась со снегом.— Тогда отведи меня туда, пока ночь не скрыла путь. Они двинулись дальше, сначала верхом, а потом, когда дорога стала слишком узкой и трудной, пешком. К полуночи они добрались до границы снегов и остановились перед чистейшей бескрайней ширью, уходящей к высоким вершинам.— Ты готов? — спросил Аристандр.— Готов, — ответил царь.— К чему?— Ко всему.— Даже к смерти?— Да.— Тогда разденься.Александр повиновался.— Ляг на снег.Александр лег на снежный ковер, дрожа от леденящего прикосновения, и увидел, как Аристандр опустился рядом на колени и, раскачиваясь на пятках взад-вперед, затянул странную заунывную песню, иногда выкрикивая что-то на варварском, непонятном языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42