Александр молча, в одиночестве ехал впереди всех на Букефале, и было нетрудно понять, что его занимают нелегкие мысли. На нем была македонская широкополая шляпа и тяжелая военная хламида из грубой шерсти. Путаясь под ногами жеребца, трусил Перитас. Животные давно привыкли друг к другу, и когда пес не спал в ногах Александрова ложа, то сворачивался клубком на соломе рядом с конем.
После нескольких дней перехода по горам вдали показалось материковое плоскогорье — обширная выжженная солнцем равнина, овеваемая холодным ветром. Вдалеке темным ясным зеркалом в окружении широкой белой полосы сверкала вода.
— Опять снег, — проворчал Евмен, страдавший от холода и решительно сменивший короткий военный хитон на пару более удобных фригийских штанов.
— Нет, это соль, — поправил его ехавший рядом Аристандр. — Это озеро Аскания, оно солонее, чем море. Летом его поверхность сильно понижается, и полоса соли становится огромной. Местные жители продают эту соль по всей долине.
Когда войско проходило по белоснежной полосе, солнце за спиной начало опускаться за горы, и лучистый свет, отражаясь от миллионов кристалликов, создавал фантастическое зрелище, оставляя впечатление волшебства. Солдаты молча смотрели на это чудо, не в силах оторвать глаз от блестящего разноцветья, от лучей, рассеянных бесконечными гранями на радужные веера в торжестве сверкающего огня.
— Олимпийские боги…— прошептал Селевк. — Какое великолепие! Теперь действительно чувствуется, что мы далеко от дома.
— Да, — согласился Птолемей. — Никогда в жизни не видел такого.
— И не только этим здесь можно восхититься, — продолжил Аристандр. — Дальше есть гора Аргей, изрыгающая из вершины пламя и покрывающая пеплом целые области. Говорят, что под ее громадой прикован гигант Тифон.
Птолемей сделал знак Селевку следовать за ним и пришпорил коня, словно собирался проинспектировать колонну, но, проскакав с полстадия, вновь перешел на шаг и спросил:
— Что с Александром?
— Не знаю. Он такой с тех пор, как у нас побывал тот египтянин, — ответил Селевк.
— Не нравятся мне эти египтяне, — глубокомысленно проговорил Птолемей. — Кто знает, что он вбил ему в голову. Мало нам было этого ясновидца, Аристандра.
— Ох, верно. Что он мог ему сообщить? Наверняка какую-то неприятность. А потом эта спешка с продвижением вперед… Уж не случилось ли чего с Парменионом?
Птолемей бросил взгляд вперед на ехавшего невдалеке Александра.
— Он бы сказал. И потом, с Парменионом Черный, Филот, Кратер да еще его двоюродный брат Аминта, командующий фессалийской конницей. Неужели никто бы не спасся?
— Кто знает? Вдруг им устроили засаду… А возможно, он думает о Мемноне. Этот человек способен на все: пока мы тут разговариваем, он, может был, уже высадился в Македонии или в Пирее.
— И что делать? Попросить Александра, чтобы сегодня пригласил нас на ужин?
— Смотря в каком он будет настроении. Лучше бы посоветоваться с Гефестионом.
— Да, лучше посоветоваться. Так и сделаем.
Тем временем солнце село за горизонт, и двое друзей невольно задумались о девушках, которых оставили в слезах дома в Пиерии или Эордее и которые, быть может, в этот час тоже с тоской вспоминают о них.
— Тебе не приходило в голову жениться? — вдруг спросил Птолемей.
— Нет. А тебе?
— Тоже нет. Но мне бы подошла Клеопатра.
— И мне.
— И Пердикке, если уж на то пошло.
— Еще бы. И Пердикке тоже.
В голове колонны раздался громкий крик. Это прискакали с рекогносцировки разведчики, последняя группа перед наступлением темноты:
— Келены! Келены!
— Где? — спросил Гефестион, выехав вперед.
— В пяти стадиях, — ответил один из разведчиков, указывая на отдаленный холм, где мерцали мириады огней. Это было чудесное зрелище: как будто в гигантском муравейнике переливались тысячи светлячков.
Александр словно очнулся и поднял руку, останавливая колонну.
— Становимся лагерем здесь, — велел он. — К городу подойдем завтра. Это столица Фригии и резиденция персидского сатрапа провинции. Если Парменион еще не взял этот город, возьмем мы. В крепости должно быть немало денег.
— Кажется, его настроение переменилось, — заметил Птолемей.
— Да, — согласился Селевк. — Ему, наверное, вспомнились слова Аристотеля: «Проблема либо имеет решение, и тогда нет смысла беспокоиться, либо она не имеет решения, и тогда тоже нет смысла беспокоиться». Хорошо бы он пригласил нас на ужин.
ГЛАВА 38
Аристотель прибыл в Метон на одном из последних кораблей, еще остававшихся в Пирее; на море уже вовсю властвовала зима. Капитан решил воспользоваться довольно крепким и постоянным ветром с юга, чтобы доставить партию оливкового масла, вина и пчелиного воска, которым иначе пришлось бы пролежать на складе до наступления весны, когда цены упадут.
Высадившись, Аристотель сел в запряженную парой мулов повозку и отправился в Миезу. У него были ключи от всего комплекса зданий и разрешение пользоваться ими в любое время. Философ знал, что встретит здесь интересного собеседника, который сообщит ему известия об Александре, — Лисиппа.
И он, в самом деле, увидел ваятеля за работой в литейной мастерской, где тот изготавливал из белой глины макет грандиозной скульптурной группы, изображавшей турму Александра при Гранике. Затем эта группа будет отлита в окончательных пропорциях для монумента. Уже почти настал вечер, и как в мастерской, так и в трапезной и в комнатах для гостей горели лампы.
— С приездом, Аристотель! — приветствовал его Лисипп. — К сожалению, не могу подать тебе руку: она грязная. Если минутку подождешь, я буду весь к твоим услугам.
Аристотель подошел к макету — скульптурной группе из двадцати шести фигур на платформе. Это было поразительно: он увидел плеск волн и ощутил яростный ритм галопа несущихся в атаку конников. И на все это взирал Александр — в панцире, с развевающимися волосами, восседая на взъяренном Букефале.
Лисипп вымыл руки в тазике с водой.
— Как тебе кажется?
— Великолепно. Что поражает в твоих творениях, так это биение энергии в каждой фигуре, словно тела охвачены какой-то всепоглощающей страстью.
— Посетители увидят их внезапно, взойдя на небольшое возвышение, — стал вдохновенно объяснять Лисипп, подняв свои огромные руки, чтобы получше изобразить сцену. — У них создастся впечатление, что конники скачут на них, что их сейчас опрокинут. Александр просил меня изобразить павших бессмертными, и я приложил все силы, чтобы удовлетворить это его пожелание и хотя бы частично возместить родителям юношей понесенную утрату.
— И в то же время его самого ты делаешь живой легендой, — проговорил Аристотель.
— Он все равно стал бы ею, тебе не кажется? — Лисипп снял свой кожаный фартук и повесил на гвоздь. — Ужин почти готов. Поешь с нами?
— Охотно, — ответил Аристотель. — Кто еще здесь с тобой?
— Харет, мой помощник, — сказал скульптор, указывая на сухощавого юношу с редковатыми волосами, который со стамеской возился в углу над деревянной моделью. Почтительно склонив голову, он поздоровался с философом. — И, кроме того, здесь посол от города Тарента, Эвемер Каллиполийский, интересный человек. К тому же, возможно, он сообщит нам что-нибудь об Александре Эпирском.
Они вышли из мастерской и направились через внутренний портик в трапезную. Здесь Аристотель с грустью вспомнил о своем последнем ужине с Филиппом.
— Ты надолго? — спросил Лисипп.
— Нет. В своем последнем письме я дал Каллисфену инструкции, чтобы он ответил мне сюда, в Миезу, и мне не терпится прочитать, что он напишет. Потом я отправлюсь в Эги.
— В старый дворец?
— Я принесу дары на царскую могилу. Мне нужно встретиться там кое с кем.
Лисипп на мгновение заколебался.
— Ходят слухи, что ты расследуешь убийство Филиппа, но, возможно, это всего лишь слухи…
— Нет, не слухи, — с невозмутимым видом подтвердил Аристотель.
— Александр знает об этом?
— По-видимому, да, хотя сначала он доверил это задание моему племяннику Каллисфену.
— А царица-мать?
— Я ничего не предпринимал, чтобы сообщить ей, но у Олимпиады повсюду уши. Вполне вероятно, она тоже знает.
— Ты не боишься?
— Полагаю, регент Антипатр позаботится о том, чтобы со мной ничего не случилось. Видишь этого возницу? — Аристотель указал на человека, привезшего его в Миезу, а теперь устраивавшего мулов в стойло. — У него в переметной суме македонский меч. А, кроме того, имеется дворцовая охрана.
Лисипп взглянул на возницу — гора мускулов с кошачьими движениями; видно за версту, что это боец из царской охраны.
— Боги! Да он бы мог позировать для статуи Геракла!
Они уселись за стол.
— Никаких лож, — прокомментировал художник. — Как в старые времена: едим сидя.
— Так лучше, — заметил философ. — Я уже отвык есть лежа. Ну, что ты сообщишь мне об Александре?
— Я думал, Каллисфен держит тебя в курсе.
— Разумеется. Но мне не терпится узнать твои личные впечатления. Каким ты его нашел?
— Он весь погружен в свою мечту. Ничто не остановит его, пока он не достигнет цели.
— И какова же, по-твоему, эта цель?
Лисипп помолчал, уставившись на слугу, который руками размешивал что-то в печи; потом, не поворачивая головы, проговорил:
— Изменить мир. Аристотель вздохнул:
— Думаю, ты угадал. Вопрос в том, изменит ли он его к лучшему или же к худшему.
В этот момент вошел иноземный гость, Эвемер Каллиполийский, и представился сотрапезникам. Тем временем подали ужин: куриный суп с овощами, хлеб, сыр и крутые яйца с постным маслом и солью. И вино из Фасоса.
— Какие вести от царя Александра Эпирского? — спросил Лисипп.
— Великие вести, — ответил гость. — Во главе нашего войска он одерживает победу за победой. Он разбил мессапиев и япигов, и в его руках вся Апулия — большая территория, почти равная его царству.
— И где он теперь? — спросил Аристотель.
— Сейчас он должен быть на своих зимних квартирах. Весной он собирается вновь начать боевые действия против самнитов, варварского народа, живущего на севере, в горах. Он заключил союз с варварами, называющими себя римлянами, которые нападут на самнитов с севера, пока он движется с юга.
— А как смотрят на него в Таренте?
— Я не политик, но, насколько понимаю, хорошо… По крайней мере, пока.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мои сограждане — странный народ: больше всего их занимают торговля и радости жизни. Поэтому они не очень любят воевать, и когда приходит беда, то зовут кого-нибудь на помощь. Так вышло и с Александром Эпирским. Но могу поклясться, кое-кто считает, что он уже помогает им слишком долго и слишком хорошо.
Аристотель саркастически улыбнулся:
— Они верят, что он покинул свою страну и молодую жену и ринулся навстречу опасностям и лишениям, ночным бдениям, долгим переходам и кровавым битвам только ради того, чтобы тарентцы посвятили себя торговле и радостям жизни?
Эвемер Каллиполийский пожал плечами:
— Многие считают, что все у них в долгу, но потом всегда наступает момент, когда им приходится столкнуться с реальностью. Однако позвольте мне объяснить причину моего визита. Моим намерением было лишь встретиться с Лисиппом, и я благодарю богиню Фортуну за то, что она дала мне также возможность познакомиться с самим великим Аристотелем, светлейшим умом в греческом мире.
Аристотель никак не отреагировал на высокопарный комплимент.
Эвемер вернулся к прежней теме:
— Некоторыми богатыми горожанами овладела мысль собрать деньги на грандиозный проект, который прославит наш город во всем мире.
Лисипп, уже закончивший есть, прополоскал рот кубком красного вина и, откинувшись на спинку сиденья, сказал:
— Продолжай.
— Они бы хотели создать гигантскую статую Зевса, но не для храма, не для святилища, а такую, чтобы стояла полностью освещенная под открытым небом, посреди агоры.
Лисипп улыбнулся, представив себе мысли своего помощника, и спросил:
— Насколько гигантскую?
Эвемер как будто заколебался, а потом одним духом выпалил:
— Скажем, локтей в сорок.
Харет подскочил, а Лисипп вцепился в подлокотники и выпрямился.
— Сорок локтей? Небесные боги! Ты отдаешь себе отчет в своих словах? Ты говоришь о статуе высотой с афинский Парфенон!
— Именно. Мы, греки в колониях, мыслим масштабно.
Скульптор повернулся к своему молодому помощнику:
— Что скажешь, Харет? Сорок локтей — прекрасный размер, правда? Но, к сожалению, сейчас в мире нет человека, который был бы в состоянии возвести подобного гиганта.
— Вознаграждение будет щедрым, — настаивал Эвемер.
— Дело не в вознаграждении, — возразил Лисипп. — С современной техникой невозможно удержать бронзу в расплавленном состоянии так долго, чтобы она могла заполнить всю форму, а температуру внешнего блока не увеличить из-за риска, что форма треснет. Я не говорю, что это совершенно невозможно: ты можешь обратиться к другим художникам. Например, к Харету, почему бы и нет? — предложил он, поворошив жидковатые волосы своего застенчивого ученика. — Он говорит, что когда-нибудь сотворит самую большую в мире статую.
Эвемер покачал головой.
— Если уж не берется великий Лисипп, кто другой осмелится?
Лисипп с улыбкой положил руку на плечо помощнику:
— Может быть, Харет. Кто знает…
Аристотеля поразила загоревшаяся в глазах юноши фантазия.
— Ты откуда, парень?
— С Линда, что на острове Родос.
— Ты с Родоса…— повторил философ, словно это название вызвало в памяти нечто знакомое. — В твоих краях статуи называют «колоссами», не так ли?
Слуга начал убирать со стола блюда и принес еще вина. Отпив глоток, Лисипп заговорил снова:
— Твоя идея очаровала меня, Эвемер, хотя я и считаю ее нереальной. Как бы то ни было, сейчас я занят и буду занят еще несколько лет, так что у меня наверняка не найдется времени хорошенько обдумать эту работу. Но передай своим землякам, что отныне в уме Лисиппа существует образ Зевса и рано или поздно он может воплотиться во что-то — через год, через десять лет, через двадцать…
Эвемер встал.
— Что ж, прощай. Если передумаешь, знай, что мы всегда готовы принять тебя.
— Прощай, Эвемер. Я должен вернуться в свою мастерскую, где турма конников застыла в ожидании, когда их оживят в расплавленной бронзе. Это турма Александра.
ГЛАВА 39
Аристотель вошел в свое старое жилище, зажег лампы и, открыв ларец, вытащил оттуда почту от Каллисфена — папирусный свиток, запечатанный и перевязанный кожаным ремешком. Письмо было написано тайным шифром, ключ к которому имели лишь он сам, его племянник да еще Теофраст. Наложив на послание особый шаблон, отделявший последовательность значимых слов от балласта, философ начал читать.
Закончив, он поднес лист к лампе и смотрел, как он коробится, пока не остался один уголок, который лизали голубые языки пламени, а потом и все письмо вместе с содержащейся в нем тайной рассыпалось пеплом. После этого Аристотель спустился в конюшню и разбудил возницу, который доставил его сюда. Философ вручил ему запечатанный пакет с письмом и после всяческих предостережений по поводу обращения с письмом велел:
— Возьми самого лучшего коня и немедленно отправляйся в Метон. Капитан, что привез меня из Пирея, должен быть еще там. Скажи ему, чтобы вручил этот пакет лицу, указанному на адресе.
— Сомневаюсь, что ему захочется отправляться в плавание: зима на носу.
Аристотель вынул из плаща кошель с деньгами:
— Вот это может его убедить. А теперь иди, скорее!
Человек взял на конюшне коня, вынул из сумы меч и положил на его место письмо философа, засунул меч за пояс — и поскакал.
Несмотря на глубокую ночь, Лисипп был занят своей работой и, услышав шум, подошел к окну, но увидел лишь, как Аристотель торопливо идет вдоль портика во внутреннем дворе. На следующее утро, бреясь перед зеркалом, он снова увидел, как философ, полностью одетый, с походной переметной сумой на плече, запрягает мулов. Скульптор вытер лицо, чтобы выйти и попрощаться, но в этот самый момент в дверь постучал слуга и вручил ему записку следующего содержания:
Аристотель Лисиппу: здравствуй!
Я должен немедленно отбыть по неотложному делу. Надеюсь на скорую встречу. Желаю тебе всяческих успехов в работе. Будь здоров.
Аристотель сел в маленькую повозку и поехал по дороге, ведущей на север. Наверху серело затянутое облаками небо, и было холодно, вот-вот мог пойти снег. Закрыв окно, скульптор закончил бритье и спустился к завтраку.
***
Философ ехал весь день, остановившись лишь перекусить на постоялом дворе в Китионе, на полдороге. Когда он прибыл в Эги, уже темнело, и он сразу направился к гробнице Филиппа, где по бокам от алтаря горели два треножника. Аристотель высыпал на треножники несколько щепоток драгоценного восточного благовония и в задумчивости постоял перед каменным порталом, украшенным на архитраве прекраснейшей сценой охоты. В этот момент перед его взором снова явился царь, слезающий с коня во дворике в Миезе;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35