Увидев Ауту, Тефнахт, казалось, не удивился его появлению. Он отложил дощечку и заостренную медную иглу с инкрустированной орькалком Орькалк— название металла, упоминаемое в древнегреческих письменных документах. Состав его неизвестен.
ручкой.— Господин… — обратился Аута, склоняясь в поклоне перед ним.— Знаю, опять явился с просьбой о сострадании к рабам. А не кажется ли тебе, Аута, что смысл нашего прихода сюда не в сострадании, а в величии исполнения плана нашего бога и правителя, да будет он вечен, здоров и могуществен. Я думаю, что достаточно того великодушия, которое мы проявили по отношению к этим подлецам: те, кто остаются в своей деревне, не будут убиты. Ясно?— Ясно, господин…Тефнахт внимательно следил за его глазами: они, казалось отражали безграничное уважение, но от жреца, хорошо знавшего людей, не ускользнул тот резкий огонек который блеснул в обычно задумчивых глазах раба. Однако желая показать себя великодушным, Тефнахт произнес:— Скажи, зачем пришел? Слушаю тебя.— Одного из рабов, которого я выбрал, господин, может быть самого ловкого и самого сильного среди всех имевшихся в Атлантиде, я думаю, для пользы дела не следовало бы разделять с любимой им девушкой, которую солдаты привели с юга. Она из племени даза, из этой деревни.Тефнахт нахмурился.— Ты хорошо знаешь, что мы не собираемся приводить рабынь в Атлантиду. Храбрый Пуарем считает, что женщины будут обузой в продолжительном походе, они даже не возместят работой свое пропитание.Мускулы лица Ауты слегка дрогнули.— Знаю, господин.— Полагаю, тебе известно, что такое раб? — И Тефнахт бросил на него насмешливый взгляд. — До чего бы докатилась наша великая страна, если бы мы заботились о любовных отношениях наших рабов и рабынь? Чего же им надобно? Пищу им даем. Никто их не убивает.— Знаю, господин. Но мужчины без любимых ими женщин не смогут быть сноровистыми, хорошими работниками для свершения великих планов… И прошу снисхождения, господин мой, за напоминание, что у племен даза и теза люди самые ловкие и самые работящие из всей этой части света. Самых сильных быков и даже слонов нельзя научить ремеслу, которое необходимо при постройке дворцов Атлантиды. Поэтому я смиренно прошу моего господина Тефнахта, мудрость и великодушие которого сверкают повсюду, согласиться взять рабынь не столько для несчастных рабов, сколько для расцвета Атлантиды.Тефнахту нравилось, когда его восхваляли. Однако он принял решение, и ему не хотелось его отменять. Но вместе с тем его радовала мысль еще раз досадить Пуарему, которого он терпеть не мог. В конце концов, сыном Бога Силы был он, а не Пуарем. И тогда с видом особого великодушия он произнес:— Хорошо, пусть будет так… Можешь пойти и сказать своим друзьям, что сын Бога Силы выполняет их просьбу. Но каждый возьмет только по одной женщине. Им хватит по одной. Пуарем прав… Не забудь: завтра на заре трогаемся.Не показав своего удивления, Аута поклонился и, не моргнув, произнес:— Благодарю моего господина за его доброту и мудрость!Тефнахт взял дощечку с нанесенным на нее слоем мягкого воска и начал сосредоточенно писать. Инкрустированная орькалком ручка переливалась разными огнями. Но глаза жреца Бога Силы незаметно следили за уходящим странным и мудрым рабом. Он видел, как Аута еще с полдороги стал делать знаки неграм, которые стояли в загоне, опершись на забор. Когда Аута подошел к ним, рабы встретили его радостными криками.Тефнахт на мгновение задумался, потом позвал слугу, хотел что-то ему сказать, но забыл и вдруг неожиданно для самого себя спросил совсем не о том, о чем хотел:— Что за рабыню привели наши солдаты с юга?— Много привели черных рабынь, господин. И особенно рабов. Может быть, господин спрашивает о той самой рабыне, красавице, которую зовут Нтомби?— И что ж, уж так она красива?— Господин приказывает привести ее сюда?Тефнахт сердито сжал губы:— Нет. Я спросил просто так. Можешь идти.И Тефнахт, повертев ручку пальцами, украшенными кольцами, с удовольствием посмотрел на переливающуюся огоньками инкрустацию орькалком.Из загона до него доносились неясные голоса. Он более не смотрел туда, зная, что ему все равно не удастся понять ни чужой язык, ни увидеть лицо девушки, которую солдаты повели к ее любимому. ГЛАВА VII Рабов отобрали. Остались лишь немногие, самые слабые; их пощадили и не стали убивать. Вокруг нескольких писарей толпились отобранные рабы — мужчины. Женщины считались лишними или взятыми из милости и поэтому записи не подлежали. По решению Пуарема пища давалась только мужчинам. Им не оставалось ничего иного, как делиться ею с женщинами, с которыми они не могли расстаться. Писарь, подвернув ноги под себя, аккуратно списывал с глиняных дощечек на свиток папируса имена рабов и их возраст.Рабы говорили между собой вполголоса. Несколько надсмотрщиков и солдат держали в руках бичи и хлестали ими первых попавшихся, если начинался шум. Теперь Ауте не разрешалось быть среди рабов. Он издалека смотрел на плети и иногда слышал их резкий свист. Аута страдал от того, что был не в состоянии помочь бедным, избиваемым людям.Рабы переговаривались между собой, высказывая удивление по поводу того, что не все мужчины были записаны на глиняную дощечку. Некоторые стояли в стороне, среди них был толстый кичливый колдун Тела и глупый хромоногий Изуа. Вместе с тем им казалось очень странным, что в далекий поход должны были отправиться старые люди, такие, как Агбонгботиле и Танкоко. Всех удивляло, что Татракпо сидит среди них, как обычный раб; удивлялись также и тому, что каждый имел право взять с собой только одну-единственную жену, хотя у некоторых их было много, а Татракпо содержал под своим кровом шестнадцать жен. Женщины, уходившие вместе с мужчинами, отбирали из своего более чем скромного имущества то, что еще можно было взять, и, связав все это в грубые старенькие шерстяные одеяла, которыми они покрывались ночами, теперь стояли около своих мужчин.Обрадовавшийся вначале своему спасению от рабства, Тела вскоре помрачнел, увидев, что в деревне оставались лишь древние старики, несколько больных да десяток старух. “Может быть, это месть какого-нибудь бога!” — с беспокойством размышлял он. Рабство, конечно, не манило его, но кто будет работать на него здесь, в селении? Настроение Телы еще больше испортилось, когда До него дошла насмешка Май-Баки: “А ну, Тела, плохи твои дела — теперь придется самому поработать на себя”. Услышав шутку Май-Баки, все рассмеялись, несмотря на горестные чувства, переполнявшие сердце каждого. Май-Бака был спокоен, довольный хотя бы тем, что нашлась его Нтомби. Только теперь он начинал постигать всю глубину несчастья человека, живущего в рабстве, и смутно представлять себе, что ожидает его. Однако он прекрасно понимал, что ему, самому мужественному человеку оазиса, не следует сетовать на судьбу.Время подошло к полудню. Пересчет и регистрация новых рабов кончались. С женщинами и детьми их насчитывалось свыше трех тысяч.Устав от душевных переживаний, Аута присел в тени пустой хижины. Увидев его усталым, один из старых рабов, пришедших вместе с армией, решил, что Аута обессилел от голода. С грустью посмотрев на него, он принес ему горсть фиников и кувшин свежей воды. Аута невидящими глазами посмотрел вслед удаляющемуся от него рабу, но к еде так и не притронулся. Душа его настолько истомилась, что он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он не мог заснуть перед ночным походом, хотя все, за исключением часовых, улеглись спать. Аута сидел, закрыв глаза, ни о чем не думая. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его. Он с трудом приоткрыл веки. Перед ним стоял колдун Тела. Его черное, с белесыми пятнами, лоснящееся толстое лицо под курчавыми, подернутыми сединой волосами выражало ужас.— Тела?.. Что с тобой? Ты недоволен, что остаешься?— Нет… Я пришел к тебе с другим делом: гнев бога становится бедствием! — Тела показал дрожащей рукой на юг.Аута ничего не понял.— Какой бог? — спросил он неохотно.— Бог ночи, тот самый, который гневно смотрел на нас.Усталый до предела, Аута был не в состоянии думать о незнакомой звезде и ничего не ответил ему. Но колдун не оставил его в покое.— Иди сюда, Аута, посмотри! Наступает конец мира. Вы не успеете дойти живыми до вашей проклятой страны.Аута решил, что колдун стремится напугать его, для того чтобы добиться от него какого-либо обещания или милости. Однако он взглянул ему в лицо и заметил, что оно в самом деле полно ужаса. А Тела продолжал взволнованным голосом:— По ту сторону оазиса вчера остановилось несколько человек с рабами. Бог послал тогда огненные копья. Они не попали в людей и упали от них в двух шагах. Это было лишь предостережение. Люди и рабы убежали, Я не знал этого и сегодня пошел туда. Там увидел разбросанный по сторонам песок, но не так, как обычно бывает при ветре, а как-то по-другому. В песке я заметил маленькие блестящие кувшины. Их там до сих пор не было. А когда я хотел было подойти к ним, один раб предостерег меня: “Не ходи!” И рассказал мне о случившемся вчера.— И ты не пошел?Тела испуганно взглянул на Ауту:— Как же я пойду? Бог ведь накажет меня. Вот я и пришел к тебе.Аута слушал его внимательно. По лицу колдуна было видно, что тот не обманывает его. Аута выпил немного воды, а остаток плеснул себе на лицо. И только после этого, очнувшись наконец от оцепенения, понял, о чем идет речь.Аута вскочил на ноги:— Может быть, ты и врешь, Тела, но я все равно пойду посмотреть!Тела взял его за руку и прижался лицом к голове Ауты. В глазах колдуна застыл ужас. Это уже был не тот Тела, который потешался над всеми в загоне после прихода атлантов.— Не ходи, Аута, не ходи туда: умрешь! — кричал он.Но Аута вырвался из рук колдуна и бросился бежать к указанному месту.Когда он вышел из-под деревьев оазиса на горячий песок, зной обжег его голое до пояса тело. Здесь он не носил рубашки с вышитым на груди гербом Святой Вершины. Аута осмотрелся. В нескольких сотнях шагов от себя он увидел в песке какие-то блестящие предметы. Песок возле них был как-то странно разбросан: вместо мягких переходов песчаных валов, которые намел ветер, виднелись круглые воронки и холмики. Аута направился к ним, но вскоре почувствовал легкое головокружение. Сначала он подумал, что это результат усталости, и пошел дальше. Головокружение становилось все сильнее, ноги отяжелели. Однако Аута заставил себя сделать несколько шагов вперед. Он едва держался на ногах; в голове смешалось рычание львов с грохотом тысяч барабанов и писком позеленевших медных труб. Аута огляделся. Он знал, что вблизи нет никаких зверей, и понимал, что кругом все тихо и неподвижно. Невообразимый шум, напоминающий грохот бьющихся о скалы огромных волн, вне всякого сомнения слышал только он. Аута не мог понять, что это могло бы означать. Еще несколько шагов. До кувшинов о которых говорил Тела, оставалась какая-нибудь сотня метров, а может быть, и того меньше. Аута еще немного прошел вперед и упал. Но он не остановился и пополз к продолговатым, светившимся, как стекло, предметам похожим на кувшины (их он насчитал шесть). Вблизи эти предметы не были похожи на глиняные кувшины, сквозь их стенки виднелась какая-то жидкость со странным бледно-серебряным отсветом. До них оставалось не более пятидесяти шагов…Аута пытался победить усталость и добраться до них хотя бы ползком, чтобы потрогать руками, осмотреть их. Но в этот момент он потерял сознание, и голова его упала на песок…Когда Аута очнулся, был уже вечер. Воздух в пустыне приобрел фиолетовый оттенок. Находясь еще в полуобморочном состоянии, Аута хотел было подняться, но не мог понять, где он находится. Он никак не мог вспомнить, почему оказался здесь, в песках. Повернув голову, Аута разглядел сзади себя оазис, скрытый чудесно раскрашенными вечерними сумерками. Вспомнив, что армия уходит этой ночью со всеми захваченными рабами в сторону страны Та Кемет, он с невероятными усилиями поднялся на ноги. Тогда-то он и увидел продолговатые кувшины, странно блестевшие в песке, и сразу вспомнил, зачем пришел сюда. В голове уже не гудело, но тело ныло от усталости. Он более не осмелился подойти к странным предметам, чтоб повнимательнее рассмотреть их. Тяжело переступая и шатаясь, Аута направился к оазису. И тут он почувствовал, что происходит нечто странное: по мере того как он удалялся от того места, где только что был, у него проходило недомогание и он чувствовал себя все более и более здоровым. Дойдя до оазиса, Аута остановился; от тяжелого обморока не осталось и следа. Напротив, раб словно чувствовал себя более здоровым, чем когда-либо. Единственное, что не давало ему покоя, — это мысли о странных кувшинах в песке.В лагере царила суматоха. Солдаты свертывали палатки. Рабы приторачивали грузы на спины быков и ослов, взваливали на себя поклажу. Быстро опустилась ночь.Какой-то солдат, увидев издалека Ауту, побежал к нему навстречу. Задыхаясь от бега, он произнес:— Где ты был? Великий Пуарем страшно разгневался, когда я ему сказал, что не знаю, где тебя искать. Иди быстрее к нему!Ауте больше чем когда-либо хотелось сейчас побыть одному. Но Пуарем был разгневан. Нужно было идти к нему, вместо того чтобы посоветоваться с кем-нибудь… Однако у кого просить совета? Кто мог дать ответ на такого рода мучительные и необычайные вопросы? Если бы сейчас он был на Атлантиде… Великий Жрец, вероятно, смог бы найти ответ или, может быть, хоть что-то объяснить… А тут… Может быть, попытаться поговорить с Тефнахтом? Служитель Бога Силы знал небесные звезды и земные дела довольно хорошо, хотя основной обязанностью его было знать племена и богатства мира. Как бы там ни было, для изучения, если не для понимания этой загадки ему нужен был сейчас более всего жрец, а не командующий армией.С этими мыслями он оказался перед Пуаремом. Остановившись, он склонился в поклоне до самой земли.— Если бы мудрый Тефнахт не взял тебя под защиту, я приказал бы рабам отхлестать тебя здесь, передо мной! — проревел главнокомандующий. — Ты забываешь, что ты раб и тебе не разрешено делать ничего по собственному желанию! Где ты шатался как раз в тот момент, когда все готовятся к отходу?Тефнахт внимательно смотрел на Ауту сбоку. Тот молча переждал гнев Пуарема.— Знаю, тебя завлекли черные красавицы, которые воняют как ты, собачий раб! — добавил Пуарем.Лицо Ауты налилось кровью, но губы не разомкнулись. Он смотрел прямо в глаза Пуарему. Тефнахт, заметив, что раб готов вот-вот ответить дерзостью, более спокойным, чем у Пуарема, тоном сказал ему:— Почему молчишь, когда доблестный командующий тебя спрашивает, где ты был?— Великий Пуарем знает, где я был. Он ведь сам сказал! — ответил Аута.Пуарем метнул гневный взгляд:— А ну, отвечай мне на вопрос, если не хочешь, чтобы тебя отхлестали плетьми! Я не сказал, что знаю: я сказал, что не сомневаюсь… Чего тебе искать, как не…Тефнахт прервал его:— Если это не так, докажи. И не забывай, что ты раб. Если бы ты не был рабом Великого Жреца, ты не значил бы ничего. Не забывай этого!Аута должен был дать ответ, как бы ему ни было трудно— Может быть, великому Пуарему кто-нибудь из моих недоброжелателей сказал обо мне плохое. Так пусть же узнает мой господин, что не черных женщин искал я. Наверное, великому Пуарему известно, что вот уже много ночей на небе светится странная звезда.— И ты весь день разглядывал звезды на небе! — усмехнулся Пуарем. — Звезды следует запоминать и смотреть на них, когда мы в пути.Он хотел еще что-то добавить, но жрец сделал ему знак, и командующий недовольно замолчал.— Сейчас же иди вперед, — продолжал он через некоторое время. — Тебя будут сопровождать несколько солдат, но возьми с собой одного или двух рабов из местных жителей, хорошо знающих эти места. Как только подойдете поближе к оазису, где живут белые люди племени машуаша, остановитесь. Сделайте так, чтобы костры были видны только с нашей стороны, то есть сзади, если стать лицом на восток.Отдав приказ, Пуарем встал и направился к шеренгам ожидающих его солдат.Когда они, Аута и Тефнахт, остались одни, жрец сказал:— Звезду, о которой ты говоришь, заметил и я. Но думаю, ты задержался не из-за звезды.— Не из-за звезды, господин. С тех пор как я увидел ее, мысли мои потеряли всякую стройность. Все, что я знал о звездах, теперь ничего не стоит. Но я видел нечто еще более удивительное.И Аута рассказал жрецу все, что видел и что случилось с ним.Жрец Бога Силы задумался. Он знал, что от Ауты нельзя ничего скрыть и тем более обмануть его,— Как ты думаешь, что это может быть? — спросил он через некоторое время.— О, если бы я был в состоянии взять хотя бы одну из тех вещиц своими руками! — произнес грустно Аута.— А ты не побоишься еще раз пойти туда?Аута видел, что жрец испытывает его, но ответил спокойно:— Если господин мой приказывает идти, я пойду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
ручкой.— Господин… — обратился Аута, склоняясь в поклоне перед ним.— Знаю, опять явился с просьбой о сострадании к рабам. А не кажется ли тебе, Аута, что смысл нашего прихода сюда не в сострадании, а в величии исполнения плана нашего бога и правителя, да будет он вечен, здоров и могуществен. Я думаю, что достаточно того великодушия, которое мы проявили по отношению к этим подлецам: те, кто остаются в своей деревне, не будут убиты. Ясно?— Ясно, господин…Тефнахт внимательно следил за его глазами: они, казалось отражали безграничное уважение, но от жреца, хорошо знавшего людей, не ускользнул тот резкий огонек который блеснул в обычно задумчивых глазах раба. Однако желая показать себя великодушным, Тефнахт произнес:— Скажи, зачем пришел? Слушаю тебя.— Одного из рабов, которого я выбрал, господин, может быть самого ловкого и самого сильного среди всех имевшихся в Атлантиде, я думаю, для пользы дела не следовало бы разделять с любимой им девушкой, которую солдаты привели с юга. Она из племени даза, из этой деревни.Тефнахт нахмурился.— Ты хорошо знаешь, что мы не собираемся приводить рабынь в Атлантиду. Храбрый Пуарем считает, что женщины будут обузой в продолжительном походе, они даже не возместят работой свое пропитание.Мускулы лица Ауты слегка дрогнули.— Знаю, господин.— Полагаю, тебе известно, что такое раб? — И Тефнахт бросил на него насмешливый взгляд. — До чего бы докатилась наша великая страна, если бы мы заботились о любовных отношениях наших рабов и рабынь? Чего же им надобно? Пищу им даем. Никто их не убивает.— Знаю, господин. Но мужчины без любимых ими женщин не смогут быть сноровистыми, хорошими работниками для свершения великих планов… И прошу снисхождения, господин мой, за напоминание, что у племен даза и теза люди самые ловкие и самые работящие из всей этой части света. Самых сильных быков и даже слонов нельзя научить ремеслу, которое необходимо при постройке дворцов Атлантиды. Поэтому я смиренно прошу моего господина Тефнахта, мудрость и великодушие которого сверкают повсюду, согласиться взять рабынь не столько для несчастных рабов, сколько для расцвета Атлантиды.Тефнахту нравилось, когда его восхваляли. Однако он принял решение, и ему не хотелось его отменять. Но вместе с тем его радовала мысль еще раз досадить Пуарему, которого он терпеть не мог. В конце концов, сыном Бога Силы был он, а не Пуарем. И тогда с видом особого великодушия он произнес:— Хорошо, пусть будет так… Можешь пойти и сказать своим друзьям, что сын Бога Силы выполняет их просьбу. Но каждый возьмет только по одной женщине. Им хватит по одной. Пуарем прав… Не забудь: завтра на заре трогаемся.Не показав своего удивления, Аута поклонился и, не моргнув, произнес:— Благодарю моего господина за его доброту и мудрость!Тефнахт взял дощечку с нанесенным на нее слоем мягкого воска и начал сосредоточенно писать. Инкрустированная орькалком ручка переливалась разными огнями. Но глаза жреца Бога Силы незаметно следили за уходящим странным и мудрым рабом. Он видел, как Аута еще с полдороги стал делать знаки неграм, которые стояли в загоне, опершись на забор. Когда Аута подошел к ним, рабы встретили его радостными криками.Тефнахт на мгновение задумался, потом позвал слугу, хотел что-то ему сказать, но забыл и вдруг неожиданно для самого себя спросил совсем не о том, о чем хотел:— Что за рабыню привели наши солдаты с юга?— Много привели черных рабынь, господин. И особенно рабов. Может быть, господин спрашивает о той самой рабыне, красавице, которую зовут Нтомби?— И что ж, уж так она красива?— Господин приказывает привести ее сюда?Тефнахт сердито сжал губы:— Нет. Я спросил просто так. Можешь идти.И Тефнахт, повертев ручку пальцами, украшенными кольцами, с удовольствием посмотрел на переливающуюся огоньками инкрустацию орькалком.Из загона до него доносились неясные голоса. Он более не смотрел туда, зная, что ему все равно не удастся понять ни чужой язык, ни увидеть лицо девушки, которую солдаты повели к ее любимому. ГЛАВА VII Рабов отобрали. Остались лишь немногие, самые слабые; их пощадили и не стали убивать. Вокруг нескольких писарей толпились отобранные рабы — мужчины. Женщины считались лишними или взятыми из милости и поэтому записи не подлежали. По решению Пуарема пища давалась только мужчинам. Им не оставалось ничего иного, как делиться ею с женщинами, с которыми они не могли расстаться. Писарь, подвернув ноги под себя, аккуратно списывал с глиняных дощечек на свиток папируса имена рабов и их возраст.Рабы говорили между собой вполголоса. Несколько надсмотрщиков и солдат держали в руках бичи и хлестали ими первых попавшихся, если начинался шум. Теперь Ауте не разрешалось быть среди рабов. Он издалека смотрел на плети и иногда слышал их резкий свист. Аута страдал от того, что был не в состоянии помочь бедным, избиваемым людям.Рабы переговаривались между собой, высказывая удивление по поводу того, что не все мужчины были записаны на глиняную дощечку. Некоторые стояли в стороне, среди них был толстый кичливый колдун Тела и глупый хромоногий Изуа. Вместе с тем им казалось очень странным, что в далекий поход должны были отправиться старые люди, такие, как Агбонгботиле и Танкоко. Всех удивляло, что Татракпо сидит среди них, как обычный раб; удивлялись также и тому, что каждый имел право взять с собой только одну-единственную жену, хотя у некоторых их было много, а Татракпо содержал под своим кровом шестнадцать жен. Женщины, уходившие вместе с мужчинами, отбирали из своего более чем скромного имущества то, что еще можно было взять, и, связав все это в грубые старенькие шерстяные одеяла, которыми они покрывались ночами, теперь стояли около своих мужчин.Обрадовавшийся вначале своему спасению от рабства, Тела вскоре помрачнел, увидев, что в деревне оставались лишь древние старики, несколько больных да десяток старух. “Может быть, это месть какого-нибудь бога!” — с беспокойством размышлял он. Рабство, конечно, не манило его, но кто будет работать на него здесь, в селении? Настроение Телы еще больше испортилось, когда До него дошла насмешка Май-Баки: “А ну, Тела, плохи твои дела — теперь придется самому поработать на себя”. Услышав шутку Май-Баки, все рассмеялись, несмотря на горестные чувства, переполнявшие сердце каждого. Май-Бака был спокоен, довольный хотя бы тем, что нашлась его Нтомби. Только теперь он начинал постигать всю глубину несчастья человека, живущего в рабстве, и смутно представлять себе, что ожидает его. Однако он прекрасно понимал, что ему, самому мужественному человеку оазиса, не следует сетовать на судьбу.Время подошло к полудню. Пересчет и регистрация новых рабов кончались. С женщинами и детьми их насчитывалось свыше трех тысяч.Устав от душевных переживаний, Аута присел в тени пустой хижины. Увидев его усталым, один из старых рабов, пришедших вместе с армией, решил, что Аута обессилел от голода. С грустью посмотрев на него, он принес ему горсть фиников и кувшин свежей воды. Аута невидящими глазами посмотрел вслед удаляющемуся от него рабу, но к еде так и не притронулся. Душа его настолько истомилась, что он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он не мог заснуть перед ночным походом, хотя все, за исключением часовых, улеглись спать. Аута сидел, закрыв глаза, ни о чем не думая. Вдруг он почувствовал, что кто-то толкает его. Он с трудом приоткрыл веки. Перед ним стоял колдун Тела. Его черное, с белесыми пятнами, лоснящееся толстое лицо под курчавыми, подернутыми сединой волосами выражало ужас.— Тела?.. Что с тобой? Ты недоволен, что остаешься?— Нет… Я пришел к тебе с другим делом: гнев бога становится бедствием! — Тела показал дрожащей рукой на юг.Аута ничего не понял.— Какой бог? — спросил он неохотно.— Бог ночи, тот самый, который гневно смотрел на нас.Усталый до предела, Аута был не в состоянии думать о незнакомой звезде и ничего не ответил ему. Но колдун не оставил его в покое.— Иди сюда, Аута, посмотри! Наступает конец мира. Вы не успеете дойти живыми до вашей проклятой страны.Аута решил, что колдун стремится напугать его, для того чтобы добиться от него какого-либо обещания или милости. Однако он взглянул ему в лицо и заметил, что оно в самом деле полно ужаса. А Тела продолжал взволнованным голосом:— По ту сторону оазиса вчера остановилось несколько человек с рабами. Бог послал тогда огненные копья. Они не попали в людей и упали от них в двух шагах. Это было лишь предостережение. Люди и рабы убежали, Я не знал этого и сегодня пошел туда. Там увидел разбросанный по сторонам песок, но не так, как обычно бывает при ветре, а как-то по-другому. В песке я заметил маленькие блестящие кувшины. Их там до сих пор не было. А когда я хотел было подойти к ним, один раб предостерег меня: “Не ходи!” И рассказал мне о случившемся вчера.— И ты не пошел?Тела испуганно взглянул на Ауту:— Как же я пойду? Бог ведь накажет меня. Вот я и пришел к тебе.Аута слушал его внимательно. По лицу колдуна было видно, что тот не обманывает его. Аута выпил немного воды, а остаток плеснул себе на лицо. И только после этого, очнувшись наконец от оцепенения, понял, о чем идет речь.Аута вскочил на ноги:— Может быть, ты и врешь, Тела, но я все равно пойду посмотреть!Тела взял его за руку и прижался лицом к голове Ауты. В глазах колдуна застыл ужас. Это уже был не тот Тела, который потешался над всеми в загоне после прихода атлантов.— Не ходи, Аута, не ходи туда: умрешь! — кричал он.Но Аута вырвался из рук колдуна и бросился бежать к указанному месту.Когда он вышел из-под деревьев оазиса на горячий песок, зной обжег его голое до пояса тело. Здесь он не носил рубашки с вышитым на груди гербом Святой Вершины. Аута осмотрелся. В нескольких сотнях шагов от себя он увидел в песке какие-то блестящие предметы. Песок возле них был как-то странно разбросан: вместо мягких переходов песчаных валов, которые намел ветер, виднелись круглые воронки и холмики. Аута направился к ним, но вскоре почувствовал легкое головокружение. Сначала он подумал, что это результат усталости, и пошел дальше. Головокружение становилось все сильнее, ноги отяжелели. Однако Аута заставил себя сделать несколько шагов вперед. Он едва держался на ногах; в голове смешалось рычание львов с грохотом тысяч барабанов и писком позеленевших медных труб. Аута огляделся. Он знал, что вблизи нет никаких зверей, и понимал, что кругом все тихо и неподвижно. Невообразимый шум, напоминающий грохот бьющихся о скалы огромных волн, вне всякого сомнения слышал только он. Аута не мог понять, что это могло бы означать. Еще несколько шагов. До кувшинов о которых говорил Тела, оставалась какая-нибудь сотня метров, а может быть, и того меньше. Аута еще немного прошел вперед и упал. Но он не остановился и пополз к продолговатым, светившимся, как стекло, предметам похожим на кувшины (их он насчитал шесть). Вблизи эти предметы не были похожи на глиняные кувшины, сквозь их стенки виднелась какая-то жидкость со странным бледно-серебряным отсветом. До них оставалось не более пятидесяти шагов…Аута пытался победить усталость и добраться до них хотя бы ползком, чтобы потрогать руками, осмотреть их. Но в этот момент он потерял сознание, и голова его упала на песок…Когда Аута очнулся, был уже вечер. Воздух в пустыне приобрел фиолетовый оттенок. Находясь еще в полуобморочном состоянии, Аута хотел было подняться, но не мог понять, где он находится. Он никак не мог вспомнить, почему оказался здесь, в песках. Повернув голову, Аута разглядел сзади себя оазис, скрытый чудесно раскрашенными вечерними сумерками. Вспомнив, что армия уходит этой ночью со всеми захваченными рабами в сторону страны Та Кемет, он с невероятными усилиями поднялся на ноги. Тогда-то он и увидел продолговатые кувшины, странно блестевшие в песке, и сразу вспомнил, зачем пришел сюда. В голове уже не гудело, но тело ныло от усталости. Он более не осмелился подойти к странным предметам, чтоб повнимательнее рассмотреть их. Тяжело переступая и шатаясь, Аута направился к оазису. И тут он почувствовал, что происходит нечто странное: по мере того как он удалялся от того места, где только что был, у него проходило недомогание и он чувствовал себя все более и более здоровым. Дойдя до оазиса, Аута остановился; от тяжелого обморока не осталось и следа. Напротив, раб словно чувствовал себя более здоровым, чем когда-либо. Единственное, что не давало ему покоя, — это мысли о странных кувшинах в песке.В лагере царила суматоха. Солдаты свертывали палатки. Рабы приторачивали грузы на спины быков и ослов, взваливали на себя поклажу. Быстро опустилась ночь.Какой-то солдат, увидев издалека Ауту, побежал к нему навстречу. Задыхаясь от бега, он произнес:— Где ты был? Великий Пуарем страшно разгневался, когда я ему сказал, что не знаю, где тебя искать. Иди быстрее к нему!Ауте больше чем когда-либо хотелось сейчас побыть одному. Но Пуарем был разгневан. Нужно было идти к нему, вместо того чтобы посоветоваться с кем-нибудь… Однако у кого просить совета? Кто мог дать ответ на такого рода мучительные и необычайные вопросы? Если бы сейчас он был на Атлантиде… Великий Жрец, вероятно, смог бы найти ответ или, может быть, хоть что-то объяснить… А тут… Может быть, попытаться поговорить с Тефнахтом? Служитель Бога Силы знал небесные звезды и земные дела довольно хорошо, хотя основной обязанностью его было знать племена и богатства мира. Как бы там ни было, для изучения, если не для понимания этой загадки ему нужен был сейчас более всего жрец, а не командующий армией.С этими мыслями он оказался перед Пуаремом. Остановившись, он склонился в поклоне до самой земли.— Если бы мудрый Тефнахт не взял тебя под защиту, я приказал бы рабам отхлестать тебя здесь, передо мной! — проревел главнокомандующий. — Ты забываешь, что ты раб и тебе не разрешено делать ничего по собственному желанию! Где ты шатался как раз в тот момент, когда все готовятся к отходу?Тефнахт внимательно смотрел на Ауту сбоку. Тот молча переждал гнев Пуарема.— Знаю, тебя завлекли черные красавицы, которые воняют как ты, собачий раб! — добавил Пуарем.Лицо Ауты налилось кровью, но губы не разомкнулись. Он смотрел прямо в глаза Пуарему. Тефнахт, заметив, что раб готов вот-вот ответить дерзостью, более спокойным, чем у Пуарема, тоном сказал ему:— Почему молчишь, когда доблестный командующий тебя спрашивает, где ты был?— Великий Пуарем знает, где я был. Он ведь сам сказал! — ответил Аута.Пуарем метнул гневный взгляд:— А ну, отвечай мне на вопрос, если не хочешь, чтобы тебя отхлестали плетьми! Я не сказал, что знаю: я сказал, что не сомневаюсь… Чего тебе искать, как не…Тефнахт прервал его:— Если это не так, докажи. И не забывай, что ты раб. Если бы ты не был рабом Великого Жреца, ты не значил бы ничего. Не забывай этого!Аута должен был дать ответ, как бы ему ни было трудно— Может быть, великому Пуарему кто-нибудь из моих недоброжелателей сказал обо мне плохое. Так пусть же узнает мой господин, что не черных женщин искал я. Наверное, великому Пуарему известно, что вот уже много ночей на небе светится странная звезда.— И ты весь день разглядывал звезды на небе! — усмехнулся Пуарем. — Звезды следует запоминать и смотреть на них, когда мы в пути.Он хотел еще что-то добавить, но жрец сделал ему знак, и командующий недовольно замолчал.— Сейчас же иди вперед, — продолжал он через некоторое время. — Тебя будут сопровождать несколько солдат, но возьми с собой одного или двух рабов из местных жителей, хорошо знающих эти места. Как только подойдете поближе к оазису, где живут белые люди племени машуаша, остановитесь. Сделайте так, чтобы костры были видны только с нашей стороны, то есть сзади, если стать лицом на восток.Отдав приказ, Пуарем встал и направился к шеренгам ожидающих его солдат.Когда они, Аута и Тефнахт, остались одни, жрец сказал:— Звезду, о которой ты говоришь, заметил и я. Но думаю, ты задержался не из-за звезды.— Не из-за звезды, господин. С тех пор как я увидел ее, мысли мои потеряли всякую стройность. Все, что я знал о звездах, теперь ничего не стоит. Но я видел нечто еще более удивительное.И Аута рассказал жрецу все, что видел и что случилось с ним.Жрец Бога Силы задумался. Он знал, что от Ауты нельзя ничего скрыть и тем более обмануть его,— Как ты думаешь, что это может быть? — спросил он через некоторое время.— О, если бы я был в состоянии взять хотя бы одну из тех вещиц своими руками! — произнес грустно Аута.— А ты не побоишься еще раз пойти туда?Аута видел, что жрец испытывает его, но ответил спокойно:— Если господин мой приказывает идти, я пойду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37