А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Боумонта нашли спустя несколько часов после того, как он умер. Это означало, что мадам, верно, отравила его сразу после ссоры. Но как ей удалось так быстро найти синильную кислоту? Может быть, она прятала ее в студии? Тогда это свидетельствовало бы о том, что она планировала убийство заранее, а значит, выбрала не самое подходящее время. Зачем, в самом деле, затевать перед убийством шумную ссору.
Именно время убийства беспокоило Исмала. Том Демптон, находившийся на первом этаже, услышал шум и грохот в комнате хозяина в то же самое время, когда его услышала и мадам — через несколько минут после того, как хозяин вернулся в свою комнату и закрыл дверь. Но как же тогда она, черт возьми, это сделала? И она ли это сделала? А как же чернила?
Все же что-то не сходилось.
Все семь дней Исмала мучили эти мысли. Но воля и гордость не позволяли ему пойти к мадам Боумонт и начать задавать ей вопросы или манипулировать ею, пустив в ход весь свой обширный запас трюков, чтобы вырвать у нее ее секрет. Поступить так было равносильно признанию того, что его загнали в тупик. Но за десять лет он ни разу не сталкивался с проблемой, которую не мог бы решить. И сейчас он присутствовал на процессе, исход которого был предопределен только для того, чтобы изучать Лейлу и увидеть, не выдаст ли она себя жестом или какой-нибудь фразой, тем самым давая ключ к разгадке. Скоро наступит очередь ее показаний. И тогда-то Исмал и получит ответ.
Исмал очнулся от своих размышлений, потому что почувствовал, что атмосфера в зале изменилась. Он взглянул на дверь как раз в тот момент, когда Лейла Боумонт, одетая во все черное, переступила порог.
Она прошла по узкому проходу между скамьями и в гробовой тишине зала было слышно, как шуршат ее юбки. Когда мадам Боумонт дошла до своего места, она подняла вуаль, окинула презрительным взглядом притихший зал и посмотрела на коронера.
Мужчины вокруг Исмала снова заволновались. Даже у него на секунду прервалось дыхание.
«Клянусь Аллахом, — подумал Исмал, — она великолепна. Лед и пламя одновременно».
«Она моя», — прорычал живший внутри его дикарь.
«Со временем, — поправило его цивилизованное эго. — Запасись терпением».
Лейла ожидала, что ее появление в зале вызовет ажиотаж. Она специально для этого соответствующим образом оделась. Не желая вызвать к себе жалости, Лейла выбрала такой элегантный наряд, какой только мог позволить черный цвет траура.
На ней была огромная украшенная широкими шелковыми лентами бархатная шляпа, надетая немного набок, как того требовала мода, и черное шелковое платье с подложенными плечами и широкими рукавами, оканчивающееся почти у самого пола двумя воланами.
Лейла не знала, что говорили свидетели до нее — ее держали в другой комнате. Но судя по выражению лица Эндрю, дела обстояли не так уж плохо. Ее поверенный был раздражен, но не обеспокоен.
Эсмонда в зале не было. Лейла не видела его с того дня, как умер Фрэнсис. Она не знала наверняка, считает ли граф ее виноватой, хотя его отсутствие говорило скорее о последнем. Без сомнения, он не хотел компрометировать себя знакомством с убийцей. Скорее всего он вообще не давал показаний, а использовал свое влияние, чтобы остаться в стороне.
Естественно, никто не говорил Лейле, кто будет вызван в качестве свидетелей. Вопреки тому, что в соответствии с законом человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана, и что сейчас был не суд, а лишь предварительное слушание, с Лейлой обращались так, как обычно обращаются с подозреваемым, то есть держали в неведении того, что происходило в зале.
Встретившись с усталым взглядом коронера, Лейла гордо подняла голову.
По его просьбе она назвала свои имя, место жительства и срок пребывания в стране. Клерк все тщательно записал, словно никто на свете до этого момента не знал, кто она такая, после чего Лейлу попросили рассказать, где она была вечером, накануне смерти мужа, каким образом добралась до дома и так далее — одним словом, все то, что она уже рассказывала и лорду Квентину, и судье.
Только когда коронер спросил ее, почему она так внезапно уехала из Норбури-Хауса, Лейла позволила себе ответить чуть резче:
— Со всем к вам уважением, но всю нужную вам информацию вы найдете в подписанных мною показаниях.
Коронер взглянул на лежащую перед ним бумагу.
— Вы лишь сказали, что передумали остаться. Не смогли бы пояснить свои слова присяжным?
— Я поехала отдохнуть, — сказала Лейла, глядя в упор на коронера. — Но отдых не получился: было гораздо больше гостей, чем я ожидала, и это было утомительно.
— И поэтому вы вернулись домой и сразу же принялись за работу? — Коронер поднял одну бровь. — Разве это не странно для человека, который хотел отдохнуть?
— Поскольку отдохнуть не удалось, я решила, что не следует бездарно терять время.
— Вот как. И у вас это получилось?
Лейла не удивилась вопросу, хотя перед коронером лежало описание ее студии, данное по крайней мере полудюжиной людей.
— Не сразу. Как вы, несомненно, уже узнали, я была собой недовольна и выместила свое плохое настроение на предметах в моей студии. Шум разбудил мужа. Из-за этого мы и поссорились.
— А вы могли бы описать вашу ссору, мадам?
— Разумеется.
Публика в зале, как и следовало ожидать, насторожилась. До сегодняшнего дня Лейла категорически отказывалась описывать ссору, как бы ее ни увещевали, теперь же все приготовились к откровениям.
— Мистер Боумонт отпустил несколько неприличных замечаний в мой адрес. Я ответила тем, что послала его к черту.
Ожидания зрителей явно не оправдывались.
— Не могли бы вы рассказать более подробно, миссис Боумонт. — Коронер был терпелив.
— Нет, я отказываюсь это делать.
В зале тихо загудели. Коронер остановил гул суровым взглядом. Все снова затихли. После чего, уже менее терпеливо, коронер попросил мадам Боумонт оказать уважение присяжным и все-таки объяснить, почему она не хочет поделиться столь существенной информацией.
— Мой муж, полагаю, в то утро страдал от последствий ночных развлечений. Он разозлился, что его разбудили. К тому же у него страшно болела голова. Если бы он не был в таком состоянии, он не позволил бы себе неподобающих замечаний. А если бы я уже не была рассержена перед тем, как он вошел, я бы даже не то что отвечать, слушать бы его не стала. Пытаться повторить его замечания значило бы придать им видимость правдивости, которую они не заслуживают. Поэтому я не считаю нужным повторять в деталях, как протекала наша ссора. Я не стираю свое белье на людях.
Зрители начали перешептываться.
— Мне понятны ваши объяснения, миссис Боумонт, однако вам известно, что ваша экономка посчитала, что взаимные обвинения носили угрожающий характер.
— Насколько мне известно, экономка, о которой вы говорите, была не способна что-либо понимать, — холодно заявила Лейла. — Она не оказала мне никакой помощи, когда я обнаружила тело мистера Боумонта. Наоборот, с ней началась истерика, которая прошла только после того, как она выпила большую порцию лучшего бренди моего мужа.
Публика снова зашумела, послышался даже смех. Коронер призвал всех к порядку.
— Могу я вам напомнить, мадам, что миссис Демптон услышала вашу ссору задолго до того, как с ней — как вы говорите — случилась истерика.
— В таком случае я не отвечаю за то, что она приписывает мне угрозы, которых я не произносила. Я всего лишь послала мужа к черту. А это выражение еще не означает угрозу, независимо от того, что оно само по себе вульгарно. Признаю, я говорила не совсем так, как подобает леди. Но я не угрожала насилием. И тем более не совершала его — если не считать того, что выместила свое раздражение на некоторых вещах.
— Вы сказали, что были рассержены, — настаивал коронер. — Послать своего мужа… э… к черту означает, что вы были обозлены?
— Вы хотите знать, была ли я достаточно обозлена, чтобы нанести своему мужу увечье? Полагаю, вы ведете именно к этому? Но ведь миссис Демптон видела мистера Боумонта сразу после того, как он покинул студию. Я уверена, что она подтвердила вам, что не заметила следов побоев ни на его лице, ни на теле.
В зале опять раздался смешок.
— Мадам мы расследуем смерть, наступившую по неизвестной причине. Вам она тоже показалась именно такой, раз вы согласились сообщить о ней властям.
Коронер давно должен был понять, что, если человек виноват, он не согласился бы с такой готовностью сотрудничать с законом.
— Я не считала причину неизвестной. Я согласилась на разбирательство потому, что сомнения появились у других. А я не хотела мешать им устранить эти сомнения таким образом, каким они посчитали нужным. Однако и тогда, и сейчас я считаю, что данное расследование окажется совершенно ненужной тратой государственных денег.
— Складывается впечатление, что в то время вы были единственным человеком, который не сомневался относительно кончины вашего мужа.
В то время. Лейла обратила внимание на эти слова коронера: вскрытие, по-видимому, не показало никаких улик преднамеренного убийства.
— Если быть точным, неожиданной она не была. — Лейла почувствовала себя немного увереннее. — Мистер Боумонт злоупотреблял настойкой опиума, хотя врачи предупреждали его об опасности передозировки. Насколько я понимаю, это называется отравление опиумом. Мне стало ясно, что мой муж, как и предупреждал врач, случайно сам себя отравил.
Это ведь не совсем лжесвидетельство, успокаивала Лейла свою совесть. Фрэнсис, конечно же, не принял яд нарочно.
— Понятно. — Коронер снова заглянул в свои записи. — По словам миссис Демптон, во время ссоры вы упомянули яд. Вы утверждаете, что ядом, о котором вы упоминали, была настойка опиума?
— Я говорила и о наркотиках, и об алкоголе. Я, естественно, не выражала намерения отравить его — если вас волнует именно это заявление миссис Демптон.
— Все же, мадам, вы понимаете, как ваши слова может истолковать кто-то другой?
— Нет, не понимаю, — твердо заявила Лейла. — Если только этот другой не считает меня идиоткой. Если бы я грозилась убить своего мужа, я надеюсь, что у меня хватило бы ума не совершать убийство сразу после своих угроз, особенно если существовала вероятность, что слуги могли их услышать. Поступи я так, меня следовало бы считать либо слабоумной, либо сумасшедшей.
Лейла на минуту умолкла, чтобы дать людям возможность переварить то, что она сказала, и окинула зал надменным взглядом, словно бросая публике вызов. Среди собравшихся не было ни одной женщины. Только мужчины. Эндрю одобрительно кивал головой. Рядом с ним с каменным лицом сидел отец Дэвида, герцог Лэнгфорд. Присяжные заседатели разглядывали ее с любопытством… Лейла увидела также лорда Квентина и нескольких прокурорских работников, которых она узнала, еще каких-то представителей властей. Кто-то смотрел на нее с подозрением, кто-то — с сомнением. Некоторые даже были смущены. И все они — все до единого — по-видимому, считали ее тупой и бестолковой.
Взгляд Лейлы остановился на фигуре какого-то уж очень неопрятного констебля, который стоял в углу зала, прислонившись к стене. Судя по его засаленным темным с проседью волосам, ему было лет пятьдесят. Из-под замызганного пальто и не очень свежего жилета был виден весьма неприглядный живот. Задумчиво почесывая голову, констебль разглядывал пол у себя под ногами.
Это совершенно невозможно, сказала себе Лейла. Ей, должно быть, показалось, что она увидела вспышку неземной синевы. Даже если бы этот человек поднял голову, на таком расстоянии вряд ли можно было различить цвет его глаз. И все же Лейла чувствовала на себе этот сверлящий взгляд.
Лейла тряхнула головой. Что бы она ни почувствовала — а скорее всего вообразила, — она не может себе позволить отвлечься.
— Никто не ставит под сомнение ваши умственные способности, миссис Боумонт. Мы просто пытаемся реконструировать картину событий, предшествовавших смерти вашего мужа.
— Я уже все сказала. После того как мистер Боумонт ушел из студии, живым я его больше не видела. Я не покидала студию в тот промежуток времени, когда он ушел и когда я обнаружила его тело. Миссис Демптон вошла в спальню мужа вместе со мной, Я оставалась в студии — дверь при этом была не заперта — до того времени, когда миссис Демптон обычно приносит чай. Все было именно так, и об этом свидетельствует моя картина.
На сей раз коронер не посчитал нужным скрыть свое удивление.
— Прошу прощения, мадам, какая картина? И о чем она может свидетельствовать?
— Я уверена, что представители обвинения видели еще не высохший натюрморт, который я писала все это время, что находилась в студии. Любой художник подтвердит вам, что он не был написан ни в состоянии возбуждения, ни наспех. Если бы я прервала работу для того, чтобы убить своего мужа, я даже просто технически не смогла бы выполнить эту работу, потому что она требует полной концентрации.
Коронер долго смотрел на Лейлу. Между тем шепот в зале превратился в тихий гул. Коронер обратился к своему клерку:
— Надо позвать эксперта по живописи. Присяжные застонали.
— Мне остается только сожалеть, мадам, — коронер снова повернулся к Лейле, — что раньше вы не поделились своими соображениями относительно этих деталей. Вы, конечно, понимаете, сколь они важны. Вы смогли бы сэкономить для королевской казны те деньги, о которых вы уже упоминали.
— Я думала об этом, — высокомерно заявила Лейла. — Но, видимо, никто другой об этом не позаботился, раз мне не задали соответствующих вопросов. Поскольку я мало что смыслю в ^подобных расследованиях, для меня оставалось загадкой, почему в центре внимания оказалась наша ссора с мистером Боумонтом и истерика миссис Демптон. И хотя я понимаю, почему показания, основанные на слухах, оказались важнее существенных улик, не мое дело указывать профессионалам, как им надо вести дело. Я не позволила бы себе упомянуть об этих фактах сегодня, если бы не оказалось, что они, по-видимому, вообще выпали из поля зрения следствия.
— Понятно, — почти прорычал коронер. — Не хотите ли упомянуть еще о чем-нибудь, миссис Боумонт?
Какое-то время спустя Исмал сел в карету напротив лорда Квентина.
— Это заняло довольно много времени, но мы получили тот вердикт, который хотели, — сказал его светлость. — Случайная смерть от передозировки опиума.
— Оно и к лучшему, что следствие несколько затянулось. Зато коронер уверен, что выполнил свой долг.
Исмал снял засаленный парик и стал внимательно его разглядывать. Лейла Боумонт его узнала в этом наряде. Даже Квентину — сначала — это не удалось, а она, хотя он и был от нее далеко, узнала, несмотря на то что ее донимал вопросами неутомимый коронер.
— И публика будет удовлетворена, я надеюсь. — Квентин нахмурился. — Чего не скажешь про меня, но тут уж ничего не поделаешь. Нельзя было позволить, чтобы вердиктом стало убийство.
— Мы сделали то, что было необходимо.
— Все прошло бы гораздо лучше, если бы мадам не выставила нас такими дураками.
— Вы имеете в виду картину?
Сэр Грегори Уильяме, художник-эксперт, настаивал на том, что картина не могла быть закончена меньше, чем за два дня, и вообще отказался поверить в то, что она была написана женщиной. В результате этого несколько судейских были посланы в дом мадам за другими образцами ее работы. Через час после того, как сэр Грегори высказал свои женоненавистнические замечания, ему пришлось с позором от них отказаться.
— Сэр Грегори выглядел довольно глупо, — сказал Исмал. — Хотя у него хватило ума признать свою ошибку. Как это он выразился? «Да, натюрморт со стеклянной посудой, несомненно, принадлежит кисти этой леди, а трактовка темы и характер мазков свидетельствуют о том, что художница пребывала в состоянии абсолютного душевного равновесия».
Исмалу тоже пришлось признать свою ошибку. Он совсем упустил из виду значение непросохшей краски. Когда он был в студии, его внимание было целиком поглощено тем разгромом, который учинила Лейла. Исмал больше думал о ее темпераменте… о ее страстности… Это и было его ошибкой.
— Всё эти чертовы чернила… — пробормотал Квентин. — Если она его не убивала…
— Совершенно очевидно, что не убивала.
— Раньше вы не были так в этом уверены.
— А мне и не надо было быть уверенным. Для моих целей не имеет значения, виновна она или нет.
— Если она не разлила эти чернила, чтобы защитить себя, возможно, она хотела защитить кого-то другого, — настаивал Квентин. — Или вы думаете, что пузырек с чернилами стоял на тумбочке, где ему нечего было делать? Не нашли ни дневника, ни бумаги, ни даже ручки. Как вы это объясняете?
— Боумонт мог поставить его на минуту, а потом забыть о нем. — Исмал пожал плечами. — Объяснений может быть сколько угодно.
— Но не объясняет ее поведения. Вы же видели, какая она сообразительная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36