– Ты не сердишься на меня?
– Как я могу сердиться на тебя, если сам впал в такую же глупость? Если я тоже повинен в любви без надежды на взаимность?
– Прости меня, – прошептала я. – Мне ужасно жаль, но я не могу.
– Знаю, Эми, знаю, – нежно прозвучал его голос. – Все хорошо, Зверь понимает. – Лео улыбнулся, а я задрожала от облегчения.
Он неуклюже поднял свое корявое тело и подошел к буфету в углу комнаты. Раздался звон стекла, и вскоре Лео вновь появился передо мной.
– Выпей немного, Эми. Тебе станет лучше. Я выпила бренди и закашлялась.
– Прости меня, – снова прошептала я, осторожно поставив бокал.
– Ты не виновата, Эми. Он прав, я заставил тебя выйти за меня замуж.
– Но никто тогда не понял, что я выкрикнула «нет». Это естественная ошибка, если вспомнить, как было дело.
– Эми, тебе вообще не следовало тогда быть перед алтарем. Мне вообще не следовало заключать этот брак. Я был не прав, когда принял это решение.
– Но это случилось по моей вине – ты сам мне это сказал тогда. Тем вечером ты сказал, что женился на мне, потому что я попросила тебя дать ребенку имя!
– Нет, это было не причиной, а только поводом, – покачал головой Лео.
Я в изумлении уставилась на него.
– Тем вечером я сказал тебе только часть правды, – продолжал Лео. – Ты была такой несчастной, такой потрясенной. Как я мог сказать тебе всю правду, которая еще сильнее, уязвила бы тебя? – он развернулся так, чтобы можно было смотреть прямо в мои глаза. – Но теперь пора сказать всю правду – зачем тебе нести ответственность за мою глупость? Нет, Эми, я женился на тебе, потому что сам хотел этого.
– Но... но почему ты хотел жениться на мне? – я была совершенно сбита с толку.
– Потому что однажды ты разговаривала со мной в парке. Можно, я глотну твоего бренди? – я машинально подала ему бокал. – Спасибо, – он сделал глоток. – В тот первый раз, когда я обрезал розы, ты заговорила со мной – со всей доверчивой самонадеянностью юности и со всей ее добротой. И тогда, обернувшись, я увидел лицо Афродиты, – Лео говорил очень тихо, но я слышала каждое его слово, – очень юной и невинной Афродиты. Но смотрел я не на твое лицо, а в твои глаза – я всегда смотрю в глаза людям, с которыми встречаюсь впервые. Я увидел, что моя внешность удивила тебя – тебя не предупредили, – ты была поражена, но тем не менее, улыбнулась мне, широко, открыто, словно я не отличался от других людей. Тебя видно насквозь, Эми, ты не умеешь ничего скрывать. Ты ничего не скрыла и тогда – ты смотрела на меня своими золотистыми глазами так, словно тебя нисколько не отвратил мой вид, несмотря на то, что ты заметила, как я безобразен. – Лео уставился на бокал, а затем вновь поднял на меня взгляд. – Вот так все и началось.
Я потрясенно взглянула на Лео, но он покачал головой.
– Нет, я говорю не о любви. Ни тогда, ни позже. Я не был склонен влюбляться снова. Кроме того, ты была всего лишь девушкой мисс Аннабел. Если бы не случилось твоего... соблазнения, ты так и осталась бы ею, и больше ничем. Но тогда, в этой комнате, я понял, что у тебя нет дома, что ты одинока, как и я, но только гораздо моложе и беззащитнее. Ты была так несчастна, в таком отчаянии – я просто не мог оставить тебя на произвол судьбы. Поэтому я послал тебя в Кью.
С тех пор я начал беспокоиться о тебе, – голос Лео был ласковым. – Ты себе и представить не можешь, какое это удовольствие, когда есть о ком беспокоиться! До тебя никому нет дела – и вдруг судьба посылает тебе ребенка, о котором нужно печься, и я чувствовал, что имею право заботиться о тебе, присматривать за тобой, чуть-чуть. Но я тогда пожадничал, и захотел большего. Поэтому в больнице, когда ты обратилась ко мне, соблазн оказался слишком сильным. Тебе хотелось имя для ребенка, ты страдала из-за этого, а у меня было имя, которого больше никто не хотел, так почему бы мне было не предложить его тебе?
Голос Лео стал еще тише.
– И я был одинок, Эми – страшно одинок. Ты вверила мне свою дочь, и мне хотелось, чтобы она была со мной – но она была еще мала, чтобы составить мне компанию. Однако ты, ты была уже взрослой. Я знаю, было величайшей глупостью, даже думать об этом, но тогда было слишком мало времени на раздумья, а мечта была такой привлекательной, что я впал в соблазн. Знаешь, я подумал, что если дам тебе свой титул, свое положение, свое богатство, то тогда ты, может быть, согласишься жить со мной в этом доме – а мне только и было нужно, чтобы ты по вечерам разговаривала со мной без отвращения... – он нежно добавил, – и ты делала это, снова и снова.
Лео поднял бокал, его голос стал тверже и увереннее.
– Но теперь я обещаю не требовать с тебя ничего, даже этого. Я ничего не требую с тебя, ничего.
– Мне нравится разговаривать с тобой по вечерам, – тихо сказала я, глядя ему в лицо.
– Спасибо, Эми, спасибо, – он на долю секунды закрыл глаза.
Наступило молчание. Лео повернулся и подошел к окну. Стоя горбом ко мне, он заговорил снова:
– Будучи юношей, я как-то гулял по парку. Было лето, весь мир был наполнен теплом – я же был одинок. И тогда я увидел ее, Жанетту. Шмель запутался в газовой вуали ее шляпки, и она сбросила ее. Ее бледно-золотые волосы сияли в зелени листьев, она стояла и смотрела, как горничная пытается стряхнуть шмеля с ее шляпки – и смеялась. В это мгновение я безнадежно, бесповоротно влюбился в нее. Я ничего не мог поделать с этим, как ты ничего не можешь поделать с любовью к ее сыну. Она не знала меня, и знать не хотела, но я решил получить ее. И я начал преследовать ее, и женился на ней – и никогда больше не слышал ее смеха.
Лео обернулся ко мне, и я увидела, каким опустошенным было его лицо.
– Я поклялся, что никогда больше не обременю женщину грузом своей нежеланной страсти, – сказал он. – Нарушив эту клятву, я принес другую – что, по крайней мере, не обременю женщину знанием об этой страсти. Но я нарушил и эту клятву. Прости меня, Эми, прости. Ты ведь догадалась об этом по розам?
Я не смогла произнести ни слова, а просто кивнула.
– Да, в тот вечер я увидел это по твоему лицу – понимание повлекло за собой страх. Ты боялась меня. Но ты боялась не всегда, и я начал надеяться. Я убеждал себя, говорил себе, что могу надеяться – и напугал тебя еще больше. Но тебе больше незачем бояться, Эми, Зверь понимает, что надежды для него нет, – рот Лео искривился в печальной улыбке. – В конце концов, это не сказка, а подлинная жизнь. – Лео пошел к двери. – Подожди здесь, Эми, я на минуту.
Он вернулся с Розой на руках.
– Вот твоя дочь, – вручил он ее мне.
Взяв Розу на руки, я обняла ее, прижалась лицом к ее сладко пахнущей шейке, поцеловала в щечку, уткнулась носом в волосы. Она взглянула на меня своими сонными темными глазками.
– Ты спишь, моя. Роза? – спросила я. – Твой папа разбудил тебя? Дорогая моя!
– Она не огорчится, что ее разбудили, – сказал Лео. – Она любит тебя.
Ее ручки потянулись к моей одежде, я расстегнулась и дала ей грудь. Лео молча сидел и смотрел, как я кормлю дочь, пока она не заснула снова.
– Тебе пора спать, Эми, – ласково сказал он.
– А где мисс Аннабел?
– Ушла в свою комнату, – затем он ответил и на мой невысказанный вопрос. – А он уехал. Он сказал Тимсу, что поедет вечерним поездом.
Я почувствовала пустоту и озноб. Глазки Розы изумленно раскрылись, и я заставила себя успокоиться.
– Пойдем в кроватку, цветочек мой.
Пока я поднималась по лестнице, Лео стоял у ее подножия. Когда я поднялась наверх, он повернулся, чтобы уйти, и я услышала, как дверь библиотеки закрылась за ним.
Глава двадцать вторая
Всю ночь я пролежала, прижимаясь к теплому юному тельцу Розы. Мои мысли упорно возвращались к Фрэнку. Я ничего не могла поделать с этим. Я вспоминала, каким взглядом он посмотрел на мисс Аннабел, впервые войдя в мою гостиную, каким стало его лицо, когда она бросила венчальное кольцо за плечо. Конечно, он любит ее. Он всегда любил только ее, я была всего лишь игрушкой, безделушкой, которой можно побаловаться и вышзырнуть прочь. Он не намеревался соблазнять меня, это была моя оплошность. А я не имела права любить его, особенно сейчас, когда у меня есть муж. Но мой муж понимал, что я, влипла в эти мысли, как камень в трясину. Лео понимал, он не ждал от меня ничего – лишь бы я разговаривала с ним по вечерам без отвращения. Я плакала от облегчения и благодарности.
Я с трудом осмелилась взглянуть на мисс Аннабел, когда на следующее утро она вышла к завтраку.
– Извини, прошлым вечером...
– Ты не в ответе за отвратительные манеры человека, за которого я имела глупость выйти замуж, – пожала плечами она.
– Он любит тебя, – едва слышно сказала я. Мое предположение взбесило ее.
– Эми, не будь дурочкой, он не способен любить. Он заботится только о своем удовольствии. Забудь его, Эми, он никчемен – абсолютно никчемен. – Мисс Аннабел строго взглянула на меня. Затем она взяла гренку, ее голос снова стал ясным и светским. – Какой сегодня чудесный день! Думаю, мне нужно съездить на длительную прогулку перед возвращением в Лондон. Но, может быть, у тебя на меня другие планы?
– Нет-нет, если ты хочешь прогуляться...
– Тогда я так и сделаю. Попроси свою кухарку приготовить мне сэндвичи – ничего особенного, подойдет хлеб с сыром. Да, и бутылку лимонада. Я могу не вернуться до вечера.
Перед обедом я взяла Флору на прогулку в парк. Она сказала мне, что папа не приходил пожелать ей доброго утра – наверное, он уехал очень рано. Возвращаясь из парка, мы услышали мотор, и Флора потащила меня встречать папу. Лео закружил ее в руках, она взвизгнула от восторга. Затем, поставив ее на землю, он нагнулся приласкать Неллу. Выпрямившись, Лео посмотрел прямо на меня странным взглядом – до сих пор я еще не видела у него такого выражения лица. Его рука все еще гладила золотистую головку Флоры, но слова были обращены ко мне:
– Сегодня я виделся с начальником госпиталя в Саттон Вени. Он осмотрел меня и сказал, что нет никаких причин, по которым я могу не пройти призывной медосмотр, поэтому я решил записаться добровольцем в армию. Я вступаю в RAMC – в рядовые, естественно, как Кроуфорд.
Я остолбенела. Лео криво улыбнулся мне.
– Вот видишь, теперь у меня появится возможность сдержать свое обещание не докучать тебе, – он нагнулся к Флоре. – Я приду к тебе, мой цветочек, но не раньше, чем перед вечерним чаем. Сейчас папа поищет мистера Селби, а ты иди с мамой.
Лео повернулся к машине и окликнул Неллу. Словно всплеск золотистой шерсти – Нелла вскочила на пассажирское сиденье, затем машина развернулась и уехала. Я была в смятении – мне с трудом, верилось в услышанное.
Мисс Аннабел вернулась первой, ее лицо разрумянилось от солнца и движения.
– Эми, будь добра, объяви чай пораньше.
– Лео приходил перед обедом и сказал, что вступает в армию, – сказала ей я.
– Что?
Слово за слово она вытянула из меня все, что сказал Лео.
– Зачем я рассказала ему эту дурацкую историю! – воскликнула мисс Аннабел, зажмурившись на мгновение. – Нет, это из-за Фрэнсиса, который насмехался над ним и унижал его, – рассердилась она. – Он спровоцировал Леонидаса на это, будь он проклят! Эми, ты должна отговорить Леонидаса от этого безумия.
– Но ты же сказала, что все его сверстники, с кем он учился в школе, вступили в армию.
– Это не одно и то же. Они офицеры и находятся там в своем кругу – с джентльменами. Но Леонидас не офицер и не может быть им. Ты же сама сказала мне, что он пойдет рядовым.
– Так поступил и граф Кроуфорд. Он даже носит сумки раненым.
– Эми, бывают странные джентльмены, которые идут в рядовые – но они не такие, как Леонидас, который всегда, вел уединенную жизнь. И, кроме того, вспомни о его внешности. Люди того низшего социального класса будут смеяться над ним – над его физическими недостатками. Ты должна остановить его.
Лео пришел, когда мы допивали чай, но ни слова не сказал ей о своем намерении. Она тоже не затрагивала эту тему. Отвозя мисс Аннабел на станцию к вечернему поезду, он взял с собой Флору. Когда Лео вернулся и зашел в детскую, он улыбался.
– Можешь ты уделить мне несколько минут, Эми? Кажется, прошли годы с тех пор, как я в последний раз любовался своими розами.
Пока мы гуляли по розовому парку, я украдкой посматривала на Лео. Его любимая роза «Блэйри» заканчивала летнее цветение, но, как всегда, на ней появились новые бутоны, которые раскроются позже. Задержавшись около нее, Лео бережно притянул к себе один хрупкий цветок и вдохнул его сладкий запах.
– Я буду скучать по моим розам и моим дочкам, – он медленно выпрямился. – И я буду скучать по нашим вечерним разговорам, Эми.
– Пожалуйста, не уезжай из-за меня, – выпалила я.
– Из-за тебя? – недоуменно спросил он. – А-а, из-за того, что я сказал, что сдержу обещание. Все в порядке, Эми, можешь не беспокоиться. Теперь я опомнился – однако признаю, что сдерживать чувства мне будет легче вдали от тебя. Но, я уезжаю не поэтому, – Лео повернулся лицом ко мне, и я увидела, что он широко улыбается. – Я уезжаю, потому что хочу уехать. Без сомнения, порой я буду называть себя дураком из дураков, проклинать свое решение, тяготиться необходимостью все время быть бок о бок с другими людьми – чужаками. У меня нет иллюзий на этот счет – мне будет тяжело расстаться с уединением. Я буду страдать от потери независимости – я не привык выполнять чужие приказы, я слишком долго шел своим путем, чтобы хотеть, быть на побегушках у других. Но все это мелочи, если я буду носить королевскую военную форму.
– Но сейчас ты делаешь то же самое... – сменила я тактику.
– Ты не понимаешь, Эми, – снова улыбнулся он. – Да и откуда тебе понять? Ты женщина. Тебе не понять, какой это стыд – видеть, что другие люди, самые обычные люди – рабочие, пастухи, извозчики – все они в солдатах, сражаются за свою страну, пока я околачиваюсь дома. Я так стыдился, я горько стыдился этого, – Лео повернулся к своим розам, и я увидела в его профиле ястребиный нос и высокий лоб его отца – «Артур, шестой лорд Ворминстерский, Афганистан и Крым».
– Это все из-за портретов – из-за этих картин с генералами! – воскликнула я.
Взгляд Лео удивленно устремился на меня.
– Значит, понимаешь. Не ожидал. – Лео долго молчал, а когда заговорил, в его речи слышалось прежнее заикание. – Когда... я был ребенком, няня часто рассказывала мне... истории о моем отце, его отце и его деде. Она была няней моей матери перед тем, как стать ее горничной, поэтому они были очень близки. Моя мать рассказывала ей о всех графах Ворминстерских. Она была очень горда тем, что вступила в эту семью, ее отец тоже был на службе у короля. Знаешь, оба моих деда сражались под Ватерлоо. Я знал это с детства и мечтал, что когда-нибудь тоже буду сражаться, что буду побеждать в битвах и поражать врагов. Наполеоны, цари – в детской я воевал с ними своими игрушечными солдатиками.
Однажды я как раз разыгрывал одну из этих битв, когда мой отец приехал навестить меня – старый, суровый мужчина с палкой. Я так увлекся игрой, что не заметил, как он вошел. Когда я обернулся и увидел его, в моей руке был французский солдатик – скачущий драгун с поднятым мечом. Я только что взял его в плен, поэтому подошел к отцу, протянул ему драгуна и заявил, что стану солдатом, когда вырасту. Он посмотрел на меня сверху вниз с невыразимым презрением на лице и сказал: «Тебе никогда не быть солдатом, ты – калека», – а затем повернулся и вышел. Я до сих пор чувствую, как тот маленький меч впивается в мою руку.
Он глубоко вдохнул, с трудом выговаривая слова.
– Я, конечно, знал, что у меня горб, но думал... я же почти не видел других детей... я считал, что это пройдет с возрастом, что я выпрямлюсь. Нэнни Фентон никогда не говорила мне, что это ненормально. Я прибежал к ней, крича: «Я буду солдатом! Буду! Это неправда!», и увидел ее лицо – она заплакала. Позже пришел Хелмсли. Наверное, это она прислала его – он никогда не приходил в это время дня. Он сел рядом со мной, взял меня за руку и объяснил, что я могу стать ученым, выдающимся землевладельцем, но никогда, никогда не стану солдатом. Так я узнал, что это было правдой. Я пронес этот позор через всю свою жизнь, но теперь я буду солдатом! – лицо Лео преобразилось, став на мгновение мальчишеским. Я не могла поверить, что передо мной стоял все тот же человек.
Он улыбнулся мне, почти радостно.
– Я должен благодарить за это тебя, Эми. Я всегда соображал медленно. Когда Аннабел рассказывала об этих художниках, я не додумался до этого. Кроуфорд был в моем возрасте, но не был калекой. В рассказе Фрэнсиса я не увидел ничего, кроме насмешки – но ты сказала: «Он тоже таскает носилки, как и эти художники!» Я не увидел сходства и накричал на тебя, а затем, когда он... сказал то, что сказал... ты была так расстроена, что я не мог думать ни о чем другом... я...
Лео, на мгновение отвел взгляд, его лицо больше не было молодым, но голос стал тверже.
– Но ночью это вернулось ко мне – «он таскает носилки, как эти художники», и наконец я догадался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31