Церрикс кивнул, и они расстались.Рика отвернулась. Шум в ушах от участившегося биения сердца почти заглушал звук шагов приближающегося Галена. И все же она слышала их и замерла при их приближении.— Дафидд… — Она изобразила улыбку, стараясь говорить спокойно. — Не занесешь ли ты молоко внутрь, а я пока послежу за коровой.— Но я хотел спросить Галена, почему Церрикс…— Дафидд, будь любезен. Не спорь. Возьми молоко. Резкий тон показывал ее страх.— Дафидд, сделай то, о чем тебя просит Рика. — Его голос прозвучал прямо у нее за спиной.Мальчик молча подчинился. Она следила за ним взглядом. Дорожка расплескавшегося молока указывала его путь. Только когда он почти вошел в хижину, она наконец повернулась к стоящему позади человеку.— Ты уходишь? — Собственно, это был не вопрос. Она знала, что это так.— Да.Внезапно пересохло во рту. Рика никак не могла глотнуть. На какой-то момент ей показалось, что сейчас она задохнется.— Когда? — смогла наконец выдавить она.— Как только прибудут воины Церрикса. Ее охватило холодное оцепенение, захотелось отвернуться, но его глаза не дали сделать это. Они впились и удерживали ее так крепко, как могли бы удерживать объятия. Она почувствовала, что кивает, как бы понимающе. Потом услышала свой голос.— Мне нужно позаботиться о Дафидде. Чары разрушились, она сделала шаг назад. Он выбросил руку и, схватив ее за локоть, не дал уйти.— Ты даже не хочешь узнать, почему? В его голосе ясно послышался гнев. Она смешалась, но избежала его взгляда. Яростно мигая, чтобы остановить подступающие слезы, она повторила его вопрос.— Почему? Мне не важно, почему. — Голос звучал приглушенно и ровно, с подчеркнутой грубостью. — Но я догадываюсь. Ты достиг того, ради чего прибыл сюда. Теперь Церрикс отсылает тебя обратно к твоим Орлам.— Да, Церрикс посылает меня назад, — резко возразил он, — но не потому, что удалось то, ради чего я послан сюда. Пожалуй, если я не пойду, дело провалится окончательно.Слова были непонятны. Рика пожала плечами в знак своего замешательства. Но он, должно быть, принял это за безразличие или даже за нежелание понять, потому что схватил и вторую ее руку и впился в нее с такой силой, что у нее вырвался тихий крик, скорее от удивления, чем от боли.Он выругался на своем языке, она не поняла и попробовала вырваться, испуганная яростью, которую ощущала в нем.Хватка ослабела, но не настолько, чтобы можно было освободиться.— Послушай меня, Рика. Этим утром один из моих людей пытался убить Церрикса. Он действовал не в качестве солдата Рима, а скорее, как убийца, нанятый Мауриком. Сейчас Маурик покинул крепость, уведя с собой около сорока воинов, которые либо ничего не знают о его измене, либо сами помогали ему в этом.Ее замешательство усилилось.— Я не понимаю. Какое отношение это имеет к тебе? Если даже тот, кто пытался убить Церрикса, — один из твоих солдат, зачем нужно отсылать тебя обратно в твою армию?— По той же причине, по которой я покинул ее и появился три месяца назад в этой крепости. — Внезапно его голос стал тихим и усталым. Он вздохнул. — Рика, я послан сюда новым наместником Британии, человеком по имени Агрикола. С полного согласия и ведома Церрикса я должен стать его глазами и ушами, его послом, и попытаться установить мир между нашими народами.Так вот какова причина его появления здесь — «план». Она чувствовала. В подтверждение своей догадки спросила:— Когда Церрикс сказал Маурику, что ты нужен ему живым, иначе его планы рухнут и будущее племени окажется под угрозой, он имел в виду этот мир, не так ли? — Гален кивнул. — И все же это не объясняет необходимости твоего ухода. Ты сказал, что, если ты не уйдешь, все будет потеряно. Но если ты имеешь в виду мир, заключенный с Церриксом, как может он пострадать от измены Маурика?— Потому что ненависть и жажда мести завели Маурика так далеко, что поставили вне рамок закона и чести. Подобно взбесившемуся волку он готов напасть даже на свою стаю. Чтобы уничтожить Церрикса, он нарушит мир. А армия Агриколы движется сюда, чтобы договориться об этом мире. Но Маурик и его последователи вышли на тропу войны. Если они доберутся до Агриколы и его легиона раньше меня и нападут, Агрикола не будет знать, что это вопреки воле Церрикса. Он ответит немедленно и беспощадно. И он не будет разбираться, кто бунтовщик, а кто нет. Даже если я и доберусь до него, то будет слишком поздно. Пламя войны заполыхает и будет гореть, пока одна из сил не уничтожит другую.Он замолчал, как будто ожидал от нее ответа.— Теперь ты понимаешь, почему я должен идти? — Он отпустил ее руку и коснулся лица. — Рика, посмотри на меня.Только теперь, услышав его просьбу, она поняла, что все это время смотрела на него и не видела, слушала и не понимала смысла слов. Это помогало ей переносить боль. Но теперь он раздвинул барьер, и ее сердце открылось.Почему же тогда она не чувствует боли? Не ощущает абсолютно ничего! Может быть, она уже мертва? Ведь если погибает сердце, тело жить не может!Послышались шаги и призывные возгласы. Не оглядываясь, она поняла, что пришли воины Церрикса.— Ты должен идти, — услышала она свой голос. — Ты должен остановить Маурика.Он оглянулся на ожидающих его людей, потом снова посмотрел на нее.— Объясни все Дафидду. Расскажи, почему я ушел, и передай, что я вернусь.— Нет. — Она закусила нижнюю губу, чтобы остановить дрожь, и взглянула на гордое и красивое лицо, еще не так давно казавшееся ей таким странным. Она так хорошо изучила каждую черточку, каждую линию. Опустив взгляд, она осторожно просунула пальцы между рабским ошейником и шеей. Там, где кованое железо соприкасалось с кожей, оно было теплым. — Ты не вернешься назад, — тихо сказала она, вновь встретившись с ним взглядом. — Мы оба знаем, что это правда, Гален. Уйдя, человек, стоящий передо мной, не вернется таким же. Ты уйдешь. Но тот, кто вернется, хотя у него и будет твое лицо и твой голос, не будет тобой. Он будет римским солдатом.Он не стал ни отрицать, ни оправдываться. Это не имело смысла. Они всегда знали, что так должно быть.— Римлянин! Нам пора, идем! Рика опустила руку и потупилась.— Мне… мне надо к Дафидду. Пусть… пусть хранят тебя боги. — Она повернулась к хижине и больше не оглядывалась.
— Нет!Рика понимала его гнев. Он чувствовал, что его предали. Она положила руку на плечо.— Дафидд…Он дернулся, сбросил руку и, сгорбившись, отвернулся.— Оставь меня. Она отошла на шаг.— Дафидд, мы всегда понимали… — Хотя ничто не в состоянии было смягчить жестокость этих слов, она старалась говорить ласково. — Мы всегда понимали, что он не может остаться, что когда-нибудь он покинет нас.— Он вернется! — Белокурая головка повернулась, и она увидела слезы в его глазах. — Если он сказал, так оно и будет!— Да, он сказал это. Но никто не может знать наверняка. Все может измениться…— Он вернется. Я знаю! — Дафидд вытер глаза кулаком. Нервно сглотнув несколько раз, расправил плечи и задрал голову, как будто вызывая ее на спор. — Я знаю. И когда он вернется, все будет по-прежнему.Рика вздохнула. Временами Дафидд проявлял удивительное упорство и принимал за реальность только то, что чувствовал сам. Но иногда он становился ужасным фантазером. Сейчас он совершенно не соглашался прислушаться к голосу разума.— Дафидд, по-прежнему никогда не будет. Может быть, ты прав, и он вернется. Но это будет не тот Гален, которого ты знал. Он придет с войском, одетый в доспехи и шлем. Может быть, ты его даже не узнаешь. А ему, может быть, нельзя будет узнавать тебя.— Конечно, он узнает! — Лицо исказилось от гнева. — Не говори так!Рика опустилась рядом с мальчиком на колени. Обняв за худенькие плечи, она повернула его лицом к себе.— Извини, Дафидд. Я не хотела быть жестокой, но если он и вернется, что это изменит? Он же говорил тебе, что римский солдат должен служить двадцать пять лет. Когда ему можно будет оставить армию, у него будет седая борода, как у того, которого он зовет Сита. Дафидд, прошу тебя, слушай меня.Она смахнула со лба упавшую прядь волос.— Он не мирный человек, спокойно проживающий свой век и умирающий в своей постели. Он воин. Ты слышал его рассказы о дальних странах и необычных людях. Может ли он остаться, будет ли доволен, возделывая землю и выращивая урожай? — Она говорила теперь почти шепотом. — Я знаю, что ты любишь его, я тоже люблю его.— Тогда почему ты отпустила его? — Голубые глаза смотрели на нее с недоверием. — Почему не заставила остаться? Хотя бы попросила.— Потому что он не фермер и не раб, и никогда не был ни тем, ни другим. И я не любила бы его, если бы попыталась заставить его стать другим.Он затряс головой.— Гален говорил мне, что мужчина сражается за то, что любит.Рика замигала от внезапно нахлынувших слез.— Дафидд, я тоже была при этом и слышала его слова. Он говорил, что мужчина сражается во имя любви, а не за то, чтобы удержать любовь. Он странно посмотрел на нее.— Ты женщина, ты не понимаешь, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Но это не имеет значения. Я знаю…Поскольку он по-детски отрицал то, чего не мог понять, она восприняла его странный ответ за согласие. Особенно когда услышала окончание.— Он говорил, что должен делать мужчина. Глава 21 Заслонив глаза от яркого полуденного солнца, Церрикс смотрел на казавшуюся бесконечной колонну солдат, тянувшихся через лежащее внизу ущелье.— Это производит впечатление. Если эта армия взята только для переговоров, как говорится в его послании, то как же должен выглядеть весь легион?Церрикс не ответил на вопрос, спокойно заданный человеком, стоящим рядом с ним на высокой стене крепости. Мирддин спрашивал не для того, чтобы получить ответ. Подыгрывая королю, друид просто выразил вслух мысли, страхи и сомнения людей, которые также наблюдали, как армия Агриколы, подобно черной тени, ползущей по земле, в боевом порядке продвигалась по дну долины.— Разведчики сообщали о многих тысячах, — наконец произнес он. — Четверо наших воинов, попавших в лагерь вместе с центурионом, были поражены. Они утверждают, что количество вооруженных людей под его командованием невозможно сосчитать. Их как деревьев в лесу. Поэтому я верю его словам, что он действительно пришел сюда только для переговоров.И все же, хотя этот жест доброй воли кажется мне искренним, он преследует и другую цель.Церрикс повернулся и посмотрел на жреца.— Чтобы почувствовать силу кулака, не обязательно видеть его вблизи, Мирддин. Это, — он жестом указал поверх стены на надвигавшуюся армию, — может быть, только десятая часть его сил. Но Агрикола знает, этого вполне достаточно, чтобы я понял его превосходство. Если же я начну атаку, у него вполне хватит людей, чтобы удержаться до подхода подкрепления. Через два дня или ранее его легионы были бы в моей долине. У нас нет ни одного шанса победить такую силу.— Ты уверен? — спросил друид.— Ты знаешь, что да. — С грустной улыбкой Церрикс взглянул поверх стены. Хотя разведчики доносили о нескольких сотнях всадников в армии Агриколы, сейчас их было совсем немного. Высокопоставленные персоны, догадался он, поскольку все, кроме одного, были в одеждах ярко-красного цвета. Их, как ему было известно, разрешалось носить только представителям власти. Однако главным, несомненно, был одетый в пурпур человек во главе колонны.Церрикс некоторое время пытался рассмотреть того, кто должен быть Агриколой. Но расстояние было слишком велико. Тогда он вновь перенес внимание на его армию.Кроме конных офицеров, можно было разглядеть и с полдюжины центурионов, шагавших рядом со своими подразделениями. Не в пример конникам, на головных уборах которых красовались цветные плюмажи, шлемы этих людей были украшены выступающими поперечными красными гребнями. Необычнее же всего, на взгляд Церрикса, выглядели люди, высоко несущие имперских орлов и штандарты легионов. Они были одеты в звериные шкуры. По словам видевших их с близкого расстояния разведчиков, это выглядело так, будто их головы проглочены зверем, и лица выглядывают из раскрытой пасти. Животные были незнакомы людям Церрикса. Они напоминали большого горного кота, но с густой, длинной, темно-желтой гривой на шее.Внезапно мужчина в пурпуре поднял руку, и раздался сигнал трубы. Армия Агриколы остановилась, прежний строй разрушился, воины начали перестраиваться, легко и без видимого руководства.С некоторым страхом Церрикс смотрел на организовавшуюся по-новому массу людей. Его глаза скользили по шеренгам солдат, которые теперь прочно стояли, поставив высокие, продолговатые щиты на землю так, что те почти касались друг друга. На лицевой поверхности щитов был нарисован некий символ. Отсюда его нельзя было разглядеть, но видевшие рассказывали, что это было изображение дикого кабана. Подивившись иронии подобного совпадения — зверь, почитаемый ордовиками за отвагу и ярость, оказался символом армии, способной покорить их, — Церрикс начал спускаться со стены по лестнице.Члены Совета ожидали его внизу. Позади старейшин стояло почти все его войско, кроме тех, кто охранял наиболее важные точки укрепленной стены.На середине лестницы Церрикс остановился и посмотрел поверх людского моря. При известии о приближении римской армии сотни людей устремились под защиту крепостных стен. Слишком много для столь малой площади. Беспокойство, напряженное ожидание и страх висели в воздухе. Теперь люди ждали решения своего короля, в конечном счете, решения своей судьбы.Когда Церрикс коснулся земли, Берек, который, видимо, выступал от лица всего Совета, подошел к нему.— Мы будем просить мира?— Да, будем. — Церрикс посмотрел в лицо старому воину. В его глазах, затуманенных старостью, стояли слезы, и все же седовласая голова согласно кивнула.— Сейчас самое время. Рассвет ордовикского сопротивления не сможет разогнать тьму римского владычества. Приступай, мой король.Церрикс запрокинул голову и крикнул людям на стенах:— Откройте ворота и выставьте ветви. — Потом повернулся к ожидающим его приказов шести лучшим воинам. По его знаку они вышли вперед.Усилиями дюжины людей массивные крепостные ворота со скрипом отворились. Церрикс и его эскорт прошли через них и остановились. С гигантских поперечных балок ворот над их головами свисали связки ветвей вечнозеленых растений — кельтский знак примирения и сигнал для римлян.Прошло несколько мгновений, и снова зазвучала труба. Теперь по-другому. Плотная шеренга солдат расступилась, и из глубины появились девять римлян. Всадника в пурпурной мантии и двух других в ярко-красном одеянии сопровождали шесть рядовых. Эта группа направилась к началу сланцевой дорожки, ведущей вверх, к крепости.Церрикс повел своих людей навстречу. Они медленно спускались по крутому склону с таким расчетом, чтобы подойти к подножью одновременно с римлянами. Обе группы остановились ярдах в десяти друг от друга. По жестам и знаку одного из офицеров в красном солдаты опустили щиты на каменистую землю краями друг к другу. Мечи они держали вертикально, острием к безоблачному небу.От группы отделились двое и двинулись вперед. Церрикс увидел, что на шлеме человека в пурпуре укреплены перья орла. Другого он узнал бы даже без поперечного гребня на шлеме — отличительного знака центуриона.Церрикс жестом приказал сопровождающим оставаться на месте. Он один прошел дюжину шагов и оказался на расстоянии вытянутой руки от римлян. При его приближении оба символически сняли шлемы. Церрикс подчеркнуть™ наклоном головы показал, что понял их жест — воин обнажал голову только в присутствии друга. Затем заговорил с более высоким из них, поскольку не подобало обращаться к Агриколе, пока он не был официально представлен.— Когда ты уходил, Гален Мавриций, ты выглядел лучше. Этот железный панцирь делает тебя похожим на черепаху.Хотя черты бронзовокожего лица сохранили подобающую моменту неподвижность, прежде чем стриженая голова склонилась, темные глаза центуриона потеплели.— Лорд Церрикс, позволь мне представить Гнея Юлия Агриколу, военного наместника провинции Британия.Воцарилось молчание, во время которого Церрикс внимательно рассматривал незнакомца, который издалека показался ему надменным. Теперь вблизи, при беглом взгляде, римский наместник не оправдал ожиданий Церрикса. Густые каштановые волосы, костлявое лицо с широким лбом и впалыми щеками, густые, тяжелые брови: внешне Агрикола был достаточно привлекателен. Но в общем удивляло отсутствие ощущения силы.Однако, изучая его далее, Церрикс отметил, что глаза из-под темных бровей светились искренностью и внушали доверие. Обнаружилась также и сила — не внешняя, физическая, а скорее внутренняя, духовная. То, что он на голову ниже обоих спутников, никак не мешало Агриколе. Этот человек знал себе цену. Он не чувствовал себя неудобно под пристальным взглядом Церрикса, что также означало сильную волю и уверенность в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Нет!Рика понимала его гнев. Он чувствовал, что его предали. Она положила руку на плечо.— Дафидд…Он дернулся, сбросил руку и, сгорбившись, отвернулся.— Оставь меня. Она отошла на шаг.— Дафидд, мы всегда понимали… — Хотя ничто не в состоянии было смягчить жестокость этих слов, она старалась говорить ласково. — Мы всегда понимали, что он не может остаться, что когда-нибудь он покинет нас.— Он вернется! — Белокурая головка повернулась, и она увидела слезы в его глазах. — Если он сказал, так оно и будет!— Да, он сказал это. Но никто не может знать наверняка. Все может измениться…— Он вернется. Я знаю! — Дафидд вытер глаза кулаком. Нервно сглотнув несколько раз, расправил плечи и задрал голову, как будто вызывая ее на спор. — Я знаю. И когда он вернется, все будет по-прежнему.Рика вздохнула. Временами Дафидд проявлял удивительное упорство и принимал за реальность только то, что чувствовал сам. Но иногда он становился ужасным фантазером. Сейчас он совершенно не соглашался прислушаться к голосу разума.— Дафидд, по-прежнему никогда не будет. Может быть, ты прав, и он вернется. Но это будет не тот Гален, которого ты знал. Он придет с войском, одетый в доспехи и шлем. Может быть, ты его даже не узнаешь. А ему, может быть, нельзя будет узнавать тебя.— Конечно, он узнает! — Лицо исказилось от гнева. — Не говори так!Рика опустилась рядом с мальчиком на колени. Обняв за худенькие плечи, она повернула его лицом к себе.— Извини, Дафидд. Я не хотела быть жестокой, но если он и вернется, что это изменит? Он же говорил тебе, что римский солдат должен служить двадцать пять лет. Когда ему можно будет оставить армию, у него будет седая борода, как у того, которого он зовет Сита. Дафидд, прошу тебя, слушай меня.Она смахнула со лба упавшую прядь волос.— Он не мирный человек, спокойно проживающий свой век и умирающий в своей постели. Он воин. Ты слышал его рассказы о дальних странах и необычных людях. Может ли он остаться, будет ли доволен, возделывая землю и выращивая урожай? — Она говорила теперь почти шепотом. — Я знаю, что ты любишь его, я тоже люблю его.— Тогда почему ты отпустила его? — Голубые глаза смотрели на нее с недоверием. — Почему не заставила остаться? Хотя бы попросила.— Потому что он не фермер и не раб, и никогда не был ни тем, ни другим. И я не любила бы его, если бы попыталась заставить его стать другим.Он затряс головой.— Гален говорил мне, что мужчина сражается за то, что любит.Рика замигала от внезапно нахлынувших слез.— Дафидд, я тоже была при этом и слышала его слова. Он говорил, что мужчина сражается во имя любви, а не за то, чтобы удержать любовь. Он странно посмотрел на нее.— Ты женщина, ты не понимаешь, — тихо сказал он, отворачиваясь. — Но это не имеет значения. Я знаю…Поскольку он по-детски отрицал то, чего не мог понять, она восприняла его странный ответ за согласие. Особенно когда услышала окончание.— Он говорил, что должен делать мужчина. Глава 21 Заслонив глаза от яркого полуденного солнца, Церрикс смотрел на казавшуюся бесконечной колонну солдат, тянувшихся через лежащее внизу ущелье.— Это производит впечатление. Если эта армия взята только для переговоров, как говорится в его послании, то как же должен выглядеть весь легион?Церрикс не ответил на вопрос, спокойно заданный человеком, стоящим рядом с ним на высокой стене крепости. Мирддин спрашивал не для того, чтобы получить ответ. Подыгрывая королю, друид просто выразил вслух мысли, страхи и сомнения людей, которые также наблюдали, как армия Агриколы, подобно черной тени, ползущей по земле, в боевом порядке продвигалась по дну долины.— Разведчики сообщали о многих тысячах, — наконец произнес он. — Четверо наших воинов, попавших в лагерь вместе с центурионом, были поражены. Они утверждают, что количество вооруженных людей под его командованием невозможно сосчитать. Их как деревьев в лесу. Поэтому я верю его словам, что он действительно пришел сюда только для переговоров.И все же, хотя этот жест доброй воли кажется мне искренним, он преследует и другую цель.Церрикс повернулся и посмотрел на жреца.— Чтобы почувствовать силу кулака, не обязательно видеть его вблизи, Мирддин. Это, — он жестом указал поверх стены на надвигавшуюся армию, — может быть, только десятая часть его сил. Но Агрикола знает, этого вполне достаточно, чтобы я понял его превосходство. Если же я начну атаку, у него вполне хватит людей, чтобы удержаться до подхода подкрепления. Через два дня или ранее его легионы были бы в моей долине. У нас нет ни одного шанса победить такую силу.— Ты уверен? — спросил друид.— Ты знаешь, что да. — С грустной улыбкой Церрикс взглянул поверх стены. Хотя разведчики доносили о нескольких сотнях всадников в армии Агриколы, сейчас их было совсем немного. Высокопоставленные персоны, догадался он, поскольку все, кроме одного, были в одеждах ярко-красного цвета. Их, как ему было известно, разрешалось носить только представителям власти. Однако главным, несомненно, был одетый в пурпур человек во главе колонны.Церрикс некоторое время пытался рассмотреть того, кто должен быть Агриколой. Но расстояние было слишком велико. Тогда он вновь перенес внимание на его армию.Кроме конных офицеров, можно было разглядеть и с полдюжины центурионов, шагавших рядом со своими подразделениями. Не в пример конникам, на головных уборах которых красовались цветные плюмажи, шлемы этих людей были украшены выступающими поперечными красными гребнями. Необычнее же всего, на взгляд Церрикса, выглядели люди, высоко несущие имперских орлов и штандарты легионов. Они были одеты в звериные шкуры. По словам видевших их с близкого расстояния разведчиков, это выглядело так, будто их головы проглочены зверем, и лица выглядывают из раскрытой пасти. Животные были незнакомы людям Церрикса. Они напоминали большого горного кота, но с густой, длинной, темно-желтой гривой на шее.Внезапно мужчина в пурпуре поднял руку, и раздался сигнал трубы. Армия Агриколы остановилась, прежний строй разрушился, воины начали перестраиваться, легко и без видимого руководства.С некоторым страхом Церрикс смотрел на организовавшуюся по-новому массу людей. Его глаза скользили по шеренгам солдат, которые теперь прочно стояли, поставив высокие, продолговатые щиты на землю так, что те почти касались друг друга. На лицевой поверхности щитов был нарисован некий символ. Отсюда его нельзя было разглядеть, но видевшие рассказывали, что это было изображение дикого кабана. Подивившись иронии подобного совпадения — зверь, почитаемый ордовиками за отвагу и ярость, оказался символом армии, способной покорить их, — Церрикс начал спускаться со стены по лестнице.Члены Совета ожидали его внизу. Позади старейшин стояло почти все его войско, кроме тех, кто охранял наиболее важные точки укрепленной стены.На середине лестницы Церрикс остановился и посмотрел поверх людского моря. При известии о приближении римской армии сотни людей устремились под защиту крепостных стен. Слишком много для столь малой площади. Беспокойство, напряженное ожидание и страх висели в воздухе. Теперь люди ждали решения своего короля, в конечном счете, решения своей судьбы.Когда Церрикс коснулся земли, Берек, который, видимо, выступал от лица всего Совета, подошел к нему.— Мы будем просить мира?— Да, будем. — Церрикс посмотрел в лицо старому воину. В его глазах, затуманенных старостью, стояли слезы, и все же седовласая голова согласно кивнула.— Сейчас самое время. Рассвет ордовикского сопротивления не сможет разогнать тьму римского владычества. Приступай, мой король.Церрикс запрокинул голову и крикнул людям на стенах:— Откройте ворота и выставьте ветви. — Потом повернулся к ожидающим его приказов шести лучшим воинам. По его знаку они вышли вперед.Усилиями дюжины людей массивные крепостные ворота со скрипом отворились. Церрикс и его эскорт прошли через них и остановились. С гигантских поперечных балок ворот над их головами свисали связки ветвей вечнозеленых растений — кельтский знак примирения и сигнал для римлян.Прошло несколько мгновений, и снова зазвучала труба. Теперь по-другому. Плотная шеренга солдат расступилась, и из глубины появились девять римлян. Всадника в пурпурной мантии и двух других в ярко-красном одеянии сопровождали шесть рядовых. Эта группа направилась к началу сланцевой дорожки, ведущей вверх, к крепости.Церрикс повел своих людей навстречу. Они медленно спускались по крутому склону с таким расчетом, чтобы подойти к подножью одновременно с римлянами. Обе группы остановились ярдах в десяти друг от друга. По жестам и знаку одного из офицеров в красном солдаты опустили щиты на каменистую землю краями друг к другу. Мечи они держали вертикально, острием к безоблачному небу.От группы отделились двое и двинулись вперед. Церрикс увидел, что на шлеме человека в пурпуре укреплены перья орла. Другого он узнал бы даже без поперечного гребня на шлеме — отличительного знака центуриона.Церрикс жестом приказал сопровождающим оставаться на месте. Он один прошел дюжину шагов и оказался на расстоянии вытянутой руки от римлян. При его приближении оба символически сняли шлемы. Церрикс подчеркнуть™ наклоном головы показал, что понял их жест — воин обнажал голову только в присутствии друга. Затем заговорил с более высоким из них, поскольку не подобало обращаться к Агриколе, пока он не был официально представлен.— Когда ты уходил, Гален Мавриций, ты выглядел лучше. Этот железный панцирь делает тебя похожим на черепаху.Хотя черты бронзовокожего лица сохранили подобающую моменту неподвижность, прежде чем стриженая голова склонилась, темные глаза центуриона потеплели.— Лорд Церрикс, позволь мне представить Гнея Юлия Агриколу, военного наместника провинции Британия.Воцарилось молчание, во время которого Церрикс внимательно рассматривал незнакомца, который издалека показался ему надменным. Теперь вблизи, при беглом взгляде, римский наместник не оправдал ожиданий Церрикса. Густые каштановые волосы, костлявое лицо с широким лбом и впалыми щеками, густые, тяжелые брови: внешне Агрикола был достаточно привлекателен. Но в общем удивляло отсутствие ощущения силы.Однако, изучая его далее, Церрикс отметил, что глаза из-под темных бровей светились искренностью и внушали доверие. Обнаружилась также и сила — не внешняя, физическая, а скорее внутренняя, духовная. То, что он на голову ниже обоих спутников, никак не мешало Агриколе. Этот человек знал себе цену. Он не чувствовал себя неудобно под пристальным взглядом Церрикса, что также означало сильную волю и уверенность в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33