А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Даже не думай тыкать своими длинными иглами мне в голову или еще куда-нибудь, — предупредил Селик и попятился. — Я такого не позволю.Рейн мягко усмехнулась.— Такой большой храбрый воин и боится маленькой иголки? Не беспокойся. Я получу много удовольствия, глядя, как ты корчишься от боли, даже не очень сильной. Ты или не ты заставил меня сегодня утром бегать по лесу?Она толкнула его к постели и, когда он лег на спину, встала на колени рядом с ним. Быстро работая, она наложила шов на рану и перевязала ее чистой тряпкой. Он не издал ни звука, только наблюдал за каждым ее движением, словно пытаясь решить какую-то задачу. Он даже отказался от болеутоляющего, сказав, что другим оно нужнее.Когда она закончила, Селик усмехнулся и одним быстрым движением опрокинул ее на спину рядом с собой.— Мне кажется, тебе стоит остаться здесь на ночь.— Забудь об этом. Я уже говорила, что не буду с тобой развлекаться. Кроме того, ты сейчас не в форме.— Ха! Позволь мне самому решать, когда я в форме и когда нет. И не забудь, твои кости не привлекают меня как мужчину.— Что?— Закрой рот, закрой глаза и спи, сладкий снежок.— Снежок? — возмутилась она. — Меня зовут Рейн. И мне не нравятся твои шутки.— Я думаю, имя Рейн тебе не подходит. Оно говорит о мягкости, о возрождении весны и… о надежде.Рейн изумленно вздохнула, дивясь интуиции Селика. В самом деле, разве не для этого она была послана суровому воину — смягчить его жестокое сердце, напомнить, что даже самая заблудшая душа еще может возродиться, и, самое главное, дать надежду, эту вечную весну всех несчастных, мечтающих о переменах.Долгое молчание Селика говорило о многом. Рейн знала, что он думает о том же самом, и наконец он заговорил:— На самом деле, Дождь — лучшее имя для тебя. Снежок серый и мягкий, его можно легко стряхнуть, не то что тебя. А дождь обрушивается быстро, без предупреждения, колотит так, что его нельзя не заметить, и часто производит настоящее опустошение. Да, я, наверно, буду звать тебя Дождь. Или Дождь Со Снегом.— Ты невозможен!Рейн преувеличенно активно завозилась, устраиваясь поудобнее, но Селик прижал ее к ложу, положив руку поперек груди и захватив правой ногой ее ноги.— Дай мне встать.— Нет, ты сбежишь.— Сбегу? Куда?— Твоя слава лекарки, несомненно, распространится с быстротой огня Святого Антония. Саксы назначат цену за твою голову, как за мою, только ты им будешь нужна живая. Хорошие лекари в цене, особенно при дворе короля саксов.Рейн почувствовала, как ее заливает теплая волна радости. Значит, он все-таки оценил ее способности и умение.— Хорошо, но если я остаюсь здесь, по крайней мере, убери с меня свои лапы.Улыбнувшись, Селик убрал руку и ногу. Рейн повернулась к нему спиной и улеглась поудобнее. Вскоре она почувствовала, что с Селиком что-то не так.— Что еще?— Да хватает всякого. Так много людей… так много друзей… отправилось в мир иной… и без отпевания в христианской церкви, и без норвежского огненного обряда — начала пути в Валгаллу. Человеку это необходимо для обретения покоя. У меня сегодня плохой день.— Разве ты не видишь, как бесполезна эта битва для обеих сторон? Во всех войнах жертвы напрасны.— Война не кончилась… По крайней мере, для меня. Я буду убивать каждого сакса, который встретится на моем пути, пока не удовлетворюсь местью… или не уйду в Валгаллу.— Ох, Селик, — вздохнула Рейн, сердцем приняв его боль и его бесполезную жажду мести.Помолчав немного, Селик заговорил снова:— Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне побольше о своих неприятностях, Дождик.— Что?— О том, что у тебя не получалось в постели.— А собственно, и говорить не о чем. Просто я вполне могу обойтись без секса.Рейн смутилась. Господи Боже! Как она может обсуждать такие интимные вещи с незнакомцем? Впрочем, Селик для нее не незнакомец. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Кроме того, беседуя на эту тему, она надеялась отвлечь Селика от мрачных мыслей.— Кровь Тора! Ты просто глупая.— Ты сам меня спросил, — жалобно проговорила она.— Когда ты в последний раз обнимала мужчину?— Ты сам спрашиваешь глупости, — усмехнулась Рейн, но, помедлив, ответила: — Два года назад.— Серьезно? Мне трудно в это поверить. Есть женщины, которых отталкивают такие развлечения, но мне кажется, что у тебя более горячая кровь, чем у них. Возможно, ты не встретила мужчину, который умеет правильно обращаться с женщиной.— Ой, пожалуйста, избавь меня от мужского эгоизма. Меня не отталкивает секс, и я знаю оргазм, как всякая женщина. Вообще-то, на женском теле есть пятьдесят семь эрогенных зон. Если мужчина не может найти ни одну из них, ему нужно дать свечку и учебник по сексологии.Господи! Неужели она это говорит? От необычайного путешествия у нее совсем развязался язык, а может, и мозги тоже. Она надеялась, что Селик оценит ее стремление отвлечь его от серьезных мыслей.А он зашелся в смехе.— Всего пятьдесят семь? — наконец спросил он. — А у мужчины тоже столько? Или больше?Рейн знала, что он дразнит ее. Что ж, она ему покажет. И она выдала лучшую в своей жизни лекцию из серии «Сексуальное образование для медицинских школ». Когда она остановилась, грудь Селика тряслась от смеха.— Что смешного?— Ты. Ты знаешь все в подробностях о сношении мужчины и женщины. Как поганая книга, а не женщина. Могу поспорить, ты никогда не чувствовала себя как чувствует настоящая женщина в руках настоящего мужчины. Ты, может быть, даже и не знаешь, чего ты хочешь от мужчины.— Ага! Я скажу тебе одну вещь, мистер Всезнайка. Лучший секс, который я испытала, был не… не… скажем, проникновение…Осознав, в какой тупик завел ее вконец распустившийся язык, Рейн почти прошептала последнее слово. Но он услышал.На его приглушенное хихиканье она добавила с фальшивой бравадой:— Этого объяснения тебе достаточно?— Я думаю, ты просто дразнишь меня. Тебе вовсе не нравятся те возмутительные вещи, о которых ты говоришь.— Нет. Я хочу сказать, да.— Ты возьмешь свои слова назад, женщина?— Нет! И не думай, будто я не понимаю. Ты просто подзуживаешь меня, чтобы я болтала всякие глупости.— Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя говорить ложь?Рейн возмутилась:— Какую ложь?— Ну, то, что ты говорила насчет… проникновения.— Ох, — пробормотала Рейн и деланно зевнула. — Устала я от этого разговора. Пожалуй, пора спать.— Ты поступаешь, как все женщины.— То есть?— Убегаешь. Прячешься. Стараешься скрыть свою ложь, когда падаешь в вырытую тобой же яму.— Слушай, не делай из мухи слона. Я сказала правду. Многие женщины могли бы сказать тебе, что лучший секс был у них, когда они молоденькими девушками могли часами целоваться взасос со своими дружками.— Взасос?Рейн вздохнула, поняв, что попала в ловушку, которую сама и соорудила.— Это просто поцелуи, но каждый — невинный, глубокий, влажный, с языком… Знаешь, это сильно действует. Можно сравнить с петтингом, который включает прикосновения, обычно в одетом виде, но никаких половых сношений.— С языком? — выдохнул Селик.— Да, французский поцелуй.— Французский? Ха! Эти проклятые французы отваживаются врать, что изобрели глубокие поцелуи? Норвежцы целовались с языком задолго до них.Рейн усмехнулась про себя. Все мужчины всех национальностей и во все времена не умирали от скромности.Селик неодобрительно фыркнул.— И эти поцелуи нравятся тебе больше, чем настоящий секс?— Возможно. В идеале, секс — это завершение. Но, как я уже говорила, спроси любую женщину, что она предпочтет — наслаждаться часами поцелуями или принять участие во встрече по принципу «трах-бам-спасибо-мадам»?Селик не ответил, и Рейн сообразила, что говорит сумбурно. Может, она надоела ему до смерти. Или шокировала до онемения.— Ты спишь?После долгого молчания он ответил:— Нет.— А что ты делаешь? Он гортанно усмехнулся.— Облегчаюсь.Рейн чуть не задохнулась от его вульгарности и, повернувшись, чтобы пристыдить его, увидела в тусклом свете факела, что он лежит на спине, закинув руки за голову. Его губы скривились в усмешке, он хитро подмигнул ей.Мерзкий насмешник! Она обиженно повернулась к нему спиной.— Рейн!— Ну?— А что такое орга-азм?Рейн почувствовала, что краснеет в замешательстве, и не стала ничего говорить. Наверно, он сам знает и просто продолжает изводить ее.Селик привстал, погасил факел и улегся, накрыв их обоих шкурой.— Спи, милая.Милая! Сердце Рейн запело от нежности. Он, вероятно, имел в виду Дождик. Как хорошо. Уже полусонная, она тихо позвала:— Селик!— Х-м-м?— Я счастлива, что Бог послал меня спасти тебя.Ей показалось, что он чертыхнулся и сказал что-то вроде «у твоего Бога, должно быть, странное чувство юмора», но она слишком устала, чтобы переспрашивать.Рейн проснулась поздно, совершенно отдохнувшая — и одна. Она лениво вытянулась под теплыми шкурами, недоумевая, куда делся Селик.Внезапно она поняла, что крепко проспала всю ночь. Никаких видений. Никаких кошмаров. Она улыбнулась.А чего же можно ожидать, сказала она себе печально. Она ведь живет внутри своих видений.Тайкир. Память неожиданно напомнила Рейн о нем, и она вскочила, сгорая от желания увидеть своего пациента. Найдя маленький ковшик с водой, она умыла лицо и прополоскала рот. Без зеркала она могла только переплести косу.Ее единокровный брат лежал там, где она оставила его вечером. Молодой воин, который охранял его, ответил на ее вопросы. Рейн, дотронувшись до лба Тайкира, поняла, что жара нет, и облегченно вздохнула. Слава Богу, обошлось без лихорадки. Пульс был слабым, но ровным — а что может быть лучше после операции — и сердцебиение отчетливо прослушивалось.Когда она снимала повязку, Тайкир проснулся.— Я жив? Или умер? Ты посланница богов?Рейн тихо рассмеялась.— Ты абсолютно живой, милый юноша, и, я надеюсь, таким и останешься. Хотя Селик принял меня за ангела, я такая же смертная, как ты.Тайкир попытался улыбнуться побелевшими от боли губами.— Возьми, — сказала Рейн, доставая пузырек с дарвоном. — У меня их только шесть, поэтому постарайся их растянуть. Это облегчит боль.— Нет, мне не нужны магические шарики от боли.— Выпей, — строго сказала Рейн.Она положила таблетку ему в рот, потом осторожно приподняла ему голову и дала напиться из деревянной чаши.— Ты волшебница? Я помню, ты колола мою рану вчера, и я не чувствовал боли.— Нет, я лекарь. Хирург, — ответила Рейн, рассматривая рану и меняя повязку.— Правда? Я никогда не слышал, чтобы женщины этим занимались. А иглы? Нет, это волшебные инструменты.— Даже в древности акупунктура была обычной практикой у врачей. Должна признаться, что это не моя специальность, но у меня не было выбора.Тайкир нахмурил брови.— Ты говорила вчера, что ты моя сестра, или мне почудилось?Рейн закончила перевязку и с улыбкой повернулась к симпатичному юноше.— Я твоя единокровная сестра, Торейн Джордан. Вообще-то, меня зовут Рейн.Тайкир покачал в недоумении головой.— Как это может быть?— У нас был один отец, — объяснила она, скрестив пальцы при этих полуправдивых словах. — Моя мать — Руби Джордан. Ты помнишь ее?Рейн сама удивлялась, почему после того как тридцать лет не верила матери, сейчас охотно приняла ее историю. В самом деле, а какое еще может быть объяснение? Только путешествие во времени или чертовски яркая галлюцинация.— Нет, невозможно!Тайкир очень разволновался и даже попытался сесть, но она вместе со стражником уложила его обратно.— Нельзя так обманывать. Это жестоко, — нерешительно заявил Тайкир.— О нет, я не могу говорить неправду о таких вещах.Слезы навернулись на глаза ее брата.— Я любил Руби, но она покинула нас прежде, чем я сказал ей об этом. Мне было только восемь лет. Почему она нас оставила?— У нее не было выбора. Ей пришлось вернуться в свой мир после того, как Торк… наш отец… умер. Но она, знала, Тайкир, что ты любил ее. Она часто говорила о тебе.— Но Руби и мой отец поженились всего двенадцать лет назад. Как у них мог быть ребенок твоего возраста?— Я сама этого не понимаю, но, должно быть, в будущем время движется быстрее.У Рейн не было другого объяснения, почему тридцать лет в будущем равны здешним двенадцати годам.— Ты должна рассказать мне побольше… но позднее… не сейчас, — чуть слышно пробормотал Тайкир. — Твои шарики действительно волшебные. Я чувствую себя великолепно, как…Он тихо засопел, и Рейн, улыбнувшись, заботливо убрала с его лица волосы цвета темного золота.Выйдя из палатки, она заметила, что за ночь народу стало много больше. Около пяти сотен воинов построились на лугу, и они принадлежали разным кланам. Полудюжина вождей выкрикивала команды. Каждый был одет по-своему, представляя свой народ и культуру. Рейн была слишком далеко, чтобы слышать их, и направилась к кострам, на которых женщины торопливо готовили завтрак.Она приблизилась к тому костру, на котором в огромном котле разогревалась какая-то еда, распространявшая в холодном утреннем воздухе аппетитный запах.— Что происходит? — спросила Рейн у одной из женщин средних лет со светлыми волосами, заплетенными в косу и закрученными вокруг головы.Ее туника, похожая на передник и надетая поверх нижней рубашки в складку, была скреплена на плечах двумя медными брошками. Женщина выглядела на удивление опрятной и чистой, несмотря на окружающие условия.Она отпрыгнула от неожиданности, и, уронив ковшик, обменялась быстрым, осторожным взглядом с соседкой, молодой женщиной, одетой почти так же, разве что на талии у нее был повязан красно-белый шнурок.Кто они? Просто женщины, следующие за лагерем? Или жены воинов?— Меня зовут Рейн Джордан.— Я — Сигрид, жена Кнута, — смущенно сказала старшая женщина, приложив руку к груди. Потом показала на молодую женщину. — А это моя дочь Ганвор.— Я голодная, — сказала Рейн. — Можно мне немного похлебки?Старшая женщина протянула ей деревянный ковш с густым бульоном, в котором плавали куски мяса вперемешку с луком и морковью. Рейн попробовала его грубой деревянной ложкой, и закрыла глаза от наслаждения. Она больше суток почти ничего не ела, и даже помои показались бы ей сейчас райской пищей.Ганвор уставилась на нее, открыв рот.— Ты, правда, спала вчера с Изгоем?Она заметно содрогнулась от отвращения.— Как?Рейн думала, что они так смотрят на нее из-за роста, хотя она не особо выделялась среди этих рослых женщин, или из-за ее странной одежды, или, может быть, из-за ее необычных медицинских познаний. Но нет, их пугала ее связь с Селиком. Она с трудом вспомнила, что Селик тоже называл себя Изгоем.Покраснев, Рейн вернула пустой ковш Сигрид. Подошли другие женщины, заинтересовавшись разговором.— Да, я спала рядом с ним, — подтвердила Рейн, не желая больше ничего объяснять.— Как ты выносишь прикосновения этого зверя? — воскликнула Ганвор. — Говорят, он ведет себя в постели как берсерк в битве.— Берсерк?— Сходит с ума от похоти.От удивления Рейн наморщила лоб. Он определенно не пылал страстью к ней.— От одного его имени меня выворачивает наизнанку, — добавила другая женщина. — Как ты можешь смотреть на него? Он же безобразен.— Селик? Безобразен? — недоверчиво переспросила Рейн. — Мы, должно быть, говорим о разных людях. Селик жестокий, и он слишком привык к войне и убийствам, но безобразный? Ни в коем случае! Честно говоря, он, наверное, самый привлекательный мужчина, какого я встречала в жизни-Женщины отпрянули от нее, словно она сошла с ума.— Шрамы, сломанный нос, жестокость в глазах. Говорят, он не выносит детей и разгоняет их, как паразитов. Разве это не отталкивает тебя? — недоуменно спросила Ганвор.Рейн постаралась припомнить Селика. Да, у него было много шрамов, кривой нос, но это не портило ни его лица с правильными чертами, ни его хорошо развитого мускулистого тела. И жестокость в его глазах — да, это так, но разве эти женщины не видят, какая за ней страшная боль? Конечно, она никогда не полюбит такого, как Селик. Он слишком вульгарен, слишком упрям, слишком любит воевать, но она не могла не признать, что он красив собой.Рейн начала было объяснять все это глупым женщинам, но тут неожиданно возник Селик, бормоча ругательства, и женщины разбежались, как испуганные мыши.— Зачем ты так?— Бесхарактерные полудуры, — проворчал он. Наклонившись над котлом, он принюхался, потом налил себе полный ковш похлебки и, усевшись рядом с ней на большой валун, начал жадно есть, не обращая на нее внимания.Рейн стало его жалко. Он был все в той же легкой тунике, но Рейн заметила, что он причесался и побрился. Его светлые волосы, блестевшие как серебро, падали на плечи. Рассматривая его внимательнее после резких слов женщин, Рейн заметила много старых и не очень старых шрамов. Самым ужасным был один, от правого глаза к подбородку, который особенно выделялся на загорелом лице. И еще белый шрам на предплечье, который складывался в слово «месть». Рейн вздрогнула при мысли о том, какой ужасный случай побудил Селика вырезать буквы на собственном теле. Она, видимо, злоупотребила своим пристальным вниманием к его шрамам.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Братья Эриксон - 2. Преступный викинг'



1 2 3 4 5 6