А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Хотя они были одни, она сообразила, что он опять говорит с легким акцентом, на этот раз жителя Среднего Востока. И еще ей стало ясно, что если она и дальше будет продолжать в том же духе, то он, чего доброго, вообразит, будто прошлая ночь не оставила ее равнодушной. Хани глубоко вздохнула и постаралась обрести былое достоинство.
— Озеро начинает возвращаться к жизни, — сказала она. — Лакокрасочная компания много лет использовала его как сточную канаву.
— Это место слишком уединенное, чтобы жить здесь одной. Сегодня вечером я наткнулся на какого-то бродягу, околачивавшегося неподалеку от «Загона». Сейчас, когда твои родные уехали, может, стоит подумать о том, чтобы снять комнату в городе, а не запирать себя здесь.
Он никак не хотел понять, что сам представляет для нее опасность куда большую, чем любой бродяга, и остатки ее самообладания лопнули.
— Что-то не припомню, чтобы я интересовалась твоим мнением.
И это лицо, такое выразительное на экране, мгновенно замкнулось, словно захлопнулась дверь со слишком тугой пружиной.
— Ты права. Это не мое дело.
Несмотря на этот акцент, которым он попытался отгородиться, воспоминания о прошлой ночи нахлынули на нее, и Хани прибегла к испытанному средству борьбы с замешательством.
— А ведь ты прячешься за своим акцентом, разве не так? — презрительно сказала она. — И скрываешь нечто большее, чем свое знаменитое лицо. Ладно, может, ты и забываешь, кто ты такой, но я-то не забываю, и меня просто тошнит оттого, что ты ведешь себя словно чокнутый.
Его челюсти сжались.
— Акцент у меня получается чисто автоматически, и никакой я не чокнутый. — Хани затаила дыхание, ожидая услышать слова упрека за то, что сама пришла к нему. А вместо этого он сказал:
— По крайней мере я не строю американских горок неизвестно где. И не суечусь, словно капитан Ахав размером с пивную кружку, носясь как помешанный со своим чертовым Моби Диком!
— Все лучше, чем Моби Диклесс!
Никакая она не одержимая. Ну ни капельки! Просто нужно что-то делать, чтобы опять начать жить.
— Что это значит? — Акцент у него пропал, лицо потемнело. Она продолжала нападать, норовя вонзить зубы в самое больное место, пытаясь первой нанести смертельный удар:
— Что ты за трус такой, если ударился в бега только потому, что потерял этот свой дурацкий глаз? «По крайней мере ты, сукин сын, остался в живых!»
— Ах ты бессовестная! Ты даже не знаешь, что там, под повязкой. — Он ткнул пальцем в направлении черного кружка. — Там нет глаза. Просто масса зарубцевавшейся ткани отвратительного красного цвета.
— Ну так что? У тебя же есть еще один.
Какое-то мгновение Эрик не говорил ничего. У Хани внутри все похолодело от того, что она наделала, но как взять слова назад, она не знала.
Потом его губы насмешливо скривились, и он негромко сказал:
— Мне всегда было интересно, что же в конце концов случилось с Дженни Джонс, а теперь я это знаю. Жизнь дала ей на один пинок больше, чем следовало, и сейчас она очутилась как раз там, откуда начинала, — опять стала начальственной маленькой стервой, которой и не видно за громадным ртом.
— Неправда!
— О Господи! Скверно, что Дэша уже нет в живых. А то я бы побился об заклад, что он перебросил бы тебя через колено и вколотил немного здравого смысла, как когда ты была маленькой.
— Не смей говорить о нем! — яростно сказала она. — Не смей даже произносить его имя!
На глаза навернулись слезы, но это его, похоже, совершенно не тронуло.
— Какого черта ты здесь делаешь, Хани? Почему восстановление этих горок заслонило для тебя весь белый свет?
— Просто важно, и все тут.
— Да скажи мне, черт побери!
— Тебе не понять.
— Ты удивишься, узнав, как много я способен понять.
— Я должна это сделать. — Она опустила глаза на свои судорожно сцепленные руки, и ее злость пропала. — Когда я была маленькой, эти горки так много значили для меня.
— Для меня мой швейцарский армейский нож тоже много значил, но я же не бросаю все только ради того, чтобы вернуть его.
— Там же совсем другое! А здесь… здесь все дело в надежде!
Она содрогнулась, ужаснувшись, что открылась ему.
— Но Дэша все равно не вернуть, — жестоко сказал он.
— Я же знала, что ты не поймешь! — воскликнула она. — И когда мне потребуются твои нотации, непременно дам об этом знать! Ты тоже избегаешь всех, как и я, но по совершенно пустяковой причине. Я же читала газеты. И знаю, что у тебя есть дети. Две девочки, верно? Что же ты за отец такой, если бегаешь от них?
Он метнул на нее взгляд, полный плохо скрываемой ярости, и она пожалела, что не удержала язык за зубами.
— Не суди о том, в чем совершенно не смыслишь! — Ни слова больше не говоря, он ушел.
В последующие несколько дней Эрик заговаривал с ней, только когда рядом были другие мужчины, причем всегда голосом рабочего-строителя Дэва. Этот голос начал преследовать ее по ночам, заставляя тело просто болеть от тех ощущений, с какими она не желала считаться. Хани неустанно напоминала себе, что Эрик — одаренный и опытный актер, способный до конца воплотиться в любой персонаж, который создает, но этот угрожающе выглядевший рабочий представал в ее сознании личностью, совершенно ничем не напоминавшей Эрика. И она всеми силами старалась держаться от него подальше, но в конце концов нараставшие с каждым днем денежные затруднения сделали это невозможным.
В четверг вечером, четыре дня спустя после их стычки у озера, Хани решилась наконец подойти к нему. Для этого пришлось подождать, пока мужчины сделают перерыв на ленч. Эрик, загружавший платформу старыми звеньями колеи, при ее приближении сбросил рукавицы.
Она протянула пакет из коричневой бумаги:
— Я заметила, что вы не едите за ленчем, и приготовила вам это.
Мгновение Эрик колебался, потом взял пакет. Держался он явно настороженно, и ей пришло в голову, что он избегает ее точно так же, как и она его.
— Но я взяла с собой только один термос, поэтому нужно будет поделиться. — И пошла, сгорая от страха, что он останется стоять на месте. Через несколько секунд сзади послышались его шаги.
Она ушла подальше к тому месту, где когда-то стояла карусель. Неподалеку лежал старый платан, поваленный грозой. Она села на ствол, поставила термос на землю и открыла свой пакет с едой. Мгновение спустя он оседлал ствол и извлек сандвич с арахисовым маслом, который она приготовила утром. Заметив, как он обертывает нижнюю часть сандвича целлофаном, чтобы защитить от замызганных рук, Хани вспомнила, что он рос в богатой семье, где чистота рук за обеденным столом была железным правилом.
— Я порезала все не квадратиками, а треугольниками, — сказала она. — Это самое большее из кулинарных ухищрений, на которое я в эти дни была способна.
Уголок его рта скривился в гримасе, которую можно было посчитать за улыбку. Хани ощутила острую боль, вспомнив, как много они с Дэшем обычно смеялись.
Он жестом указал на вытоптанный круг земли перед ними:
— Должно быть, здесь был какой-то аттракцион для катания.
— Карусель. — Впервые с той поры, как она увидела Эрика, его глаза напомнили ей яркие голубые седла на лошадках с этой карусели. Пытаясь преодолеть беспокойство, она достала собственный сандвич. Хани знала, что это была скверная идея, но ничего лучшего в голову не пришло.
Откусив кусок сандвича с арахисовым маслом, она прожевала его, не чувствуя вкуса, проглотила, потом отложила в сторону.
— Я хотела бы поговорить кое о чем. Он выжидательно посмотрел на нее.
— Мне, похоже, придется прервать восстановительные работы, если за следующие несколько недель я не достану некоторую сумму наличными.
— Ничего удивительного. Этот проект довольно дорог.
— Но дело в том, что я разорена. И хотела бы попросить тебя… — Казалось, кусок сандвича стал поперек горла. Она опять судорожно сглотнула. — Я подумала, что ты… То есть надеялась, что ты, может быть…
— Надеюсь, ты не собираешься просить у меня взаймы?
Тщательно подготовленная речь выскочила у нее из головы.
— А что в этом такого страшного? У тебя же наверняка отложено несколько миллионов, а мне и нужно-то всего каких-нибудь две тысячи.
— Только и всего? Так, может, мне надо сейчас просто взять да и вытащить свою чековую книжку?
— Я же их верну.
— Разумеется, вернешь. Эти горки будут приносить кучу денег. Как ты полагаешь? Может, даже по пять долларов в неделю?
— Я и не собиралась отдавать долг с заработанного на аттракционе. Знаю, что на нем состояние не сколотишь. Но как только я закончу «Черный гром» и он опять заработает, я… — Она умолкла на полуслове. Это оказалось даже труднее, чем ей поначалу представлялось. Начав говорить, она знала, что выдает единственную оставшуюся у нее тайну, которая имеет для нее какую-то ценность — Сегодня же вечером позвоню своему агенту. Я опять собираюсь работать.
— Не верю.
Она почувствовала слабость.
— Я должна. Если съемки — единственный доступный мне способ восстановить «Черный гром», то я пойду на это!
— В конечном итоге из этого может получиться что-нибудь приличное.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе не следовало бросать сниматься, Хани. Ты даже не потрудилась узнать, на что способна.
— Я могу играть только Дженни Джонс, — свирепо ответила она. — Вот и все. Я личность, совсем как Дэш. А никакая не актриса.
— Откуда ты это знаешь?
— Просто знаю, и все. Я же слушала все эти ваши постоянные разговоры о вживании, аффектированной памяти, бухарестской школе. Но ничего в этих вещах не смыслю.
— Да это просто словарь. И он не имеет ничего общего с талантом.
— Я не собираюсь вдаваться в подробности, Эрик. Единственное, что хочу сказать, — эти деньги я верну. Я заставлю своего агента подобрать кое-какие жесткие контракты — роли в фильмах, телефильмы, коммерческие ролики, — словом, все, за что платят. К тому времени, как публика поймет, что я не Мерил Стрип, и предложения ролей иссякнут, ты получишь назад свои деньги с процентами.
Он внимательно посмотрел на нее:
— Ты намерена так дешево продавать свой талант?
— Говорить, что я буду продавать талант, было бы не совсем точно, разве не так? Возможно, лучше сказать «известность».
Он поджал губы.
— А почему бы тогда просто не позвонить в один из крупных журналов для мужчин? Там тебе заплатили бы целое состояние за позирование в голом виде. Подумай над этим. Ты получишь деньги, которые нужны для окончания восстановления аттракциона, а парни по всей Америке начнут кончать вручную перед фотографиями голой Дженни Джонс!
Он нанес прямой удар, но она и виду не подала.
— А сколько, по-твоему, там мне дадут?
Он скомкал бумажный пакет и, неодобрительно крякнув, с силой швырнул на землю.
— Шучу, — жестко сказала она. — Ты стал таким ханжой!
— А вот что мне интересно. Будь фотографирование нагишом единственным способом раздобыть деньги, пошла бы ты на это?
— Наверное, я бы подумала.
— Держу пари, что пошла бы! — Он в изумлении покачал головой. — Черт побери, похоже, ты и в самом деле пошла бы на это.
— Ну и что? Мое тело для меня больше ничего не значит.
Эрик стоял, не шелохнувшись, и она подумала, уж не вспомнил ли он, как она предложила ему себя. И уцепилась за удобный случай намекнуть, что их недавняя близость не имеет для нее никакого значения.
— Мое тело ничего не значит, Эрик. Ничегошеньки! Сейчас, когда Дэш умер, мне это ну просто совершенно безразлично!
— А вот я на сто процентов убежден, что ему бы это было небезразлично!
Она отвернулась.
— Разве не так?
— Да. Да, наверное, ты прав. — Она тяжело вздохнула. — Но он мертв, Эрик, а я должна восстановить эти американские горки.
— Но почему? Почему для тебя это так важно?
— Да я… — Она вспомнила ночь у озера. — Я хотела рассказать тебе раньше, но ты бы не понял. Просто есть кое-что, что я должна сделать, вот и все.
Пока она пыталась справиться с волнением, повисло тягостное молчание.
Он уставился на сбитые носки своих рабочих сапог.
— Так все-таки сколько тебе нужно?
Она ответила.
Он посмотрел на пустое место, где когда-то стоял «Кид-диленд».
— Так и быть, Хани. Давай с тобой договоримся. Я дам тебе взаймы денег, но с одним условием.
— Каким?
Он повернулся и посмотрел на нее единственным голубым глазом так пристально, что ее бросило в жар.
— Тебе придется дать расписку, что ты поступаешь в мое распоряжение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твой талант, Хани. Ты отдашь его до последней капли, пока не сможешь вернуть долг.
— Что-что?
— Я буду выбирать сам, где тебе играть, а не ты и не твой агент. Я и только я буду решать, за какую роль ты будешь браться, а за какую нет.
— Но это же смешно!
— Можешь принять это предложение или отказаться.
— Да с какой стати я буду его принимать? Ведь ты-то никогда не отдавал свою карьеру в чужие руки!
— Да, и этому не бывать.
— А вот от меня ты хочешь добиться именно этого!
— Я ничего не хочу добиваться. Деньги-то нужны тебе, а не мне!
— Это же какое-то рабство. Ты сможешь засунуть меня в какую-нибудь коммерческую тягомотину или заставить делать рекламу на автошоу по сто долларов за выход!
— И такое может быть.
— У меня нет причин доверять тебе. Да ты мне даже не нравишься!
— А я этого вовсе и не жду.
Он сказал эти слова с такой простотой, что ей стало стыдно. Скорее всего он больше ни на что и не рассчитывает.
Схватив свой недоеденный бутерброд, Хани встала и бросила на него враждебный взгляд.
— Ну ладно, договорились. Будь по-твоему. А теперь лучше не попадайся мне на глаза, иначе пожалеешь!
Он проследил, как она удаляется.
«Вот болтунья», — подумал он про себя. Она по-прежнему размахивает своими кулачками, как и в те годы, когда была ребенком. Да еще и угрожает.
Как ненавистны ему это ее донкихотство, бой с тенями и призраками. И худший из всех ее призраков — эти проклятые американские горки. Говорит, что эти горки — ее надежда, а у него тяжелое предчувствие, что она надеется с помощью «Черного грома» вернуть из небытия мужа. Постояв, Эрик собрал остатки ленча. Нельзя и представить, чтобы кого-нибудь любили так, как Хани любила Дэша.
И хотя у него еще оставалось две недели до возвращения в Лос-Анджелес, у него появилось непреодолимое желание уехать сейчас же. Убраться от убитой горем вдовы Куган восвояси — вот что ему следует предпринять! А он вместо того, чтобы отдалиться от нее, еще сильнее вовлекся в ее орбиту, и когда спросил себя, почему это произошло, ответ был только один.
Каким-то странным образом Эрик почувствовал, что сделал гигантский шаг на пути к тому, чтобы заслужить уважение Дэша Кугана.
Глава 26
Тем рождественским утром обстановку ее трейлера не украшало ни единого красного бантика или хотя бы веточки. Хани собиралась скорее перетерпеть этот праздник, чем отпраздновать его, однако, когда выбралась из постели, не смогла заставить себя влезть в будничную одежду и снова целый день проработать в одиночестве.
Когда в ванной она посмотрела на себя в зеркало пристальнее, то ощутила слабый укол уязвленного самолюбия. Дэш часто говаривал ей, что она мила, а то маленькое личико, что глянуло на нее из зеркала, было тощим и слегка потрепанным — уличный сорванец состарился чересчур быстро. Хани недовольно отвернулась, но вместо того чтобы выйти из ванной, неожиданно для себя опустилась на колени, дабы пошарить в крохотном закутке под раковиной, куда после переезда засунула свою косметику.
Спустя час, одетая в шелковистый свитер и брюки из розовой шерсти, она завершила укладку волос. Они ниспадали свободными волнами на плечи и светились теплым медовым оттенком. Круги под глазами удалось скрыть под макияжем, а тушь сделала ресницы более пушистыми и подчеркнула ее светлые голубые глаза. Она тронула скулы румянами, подвела губы нежной розовой помадой и вставила в мочки ушей золотые полумесяцы, подаренные Дэшем. Вид серег, блестевших в волосах, терзал сердце, и Хани быстро отвернулась от своего отражения в зеркале.
Перебравшись в жилую часть трейлера, она налила себе чашечку кофе и подошла к столику рядом с диваном, где вот уже несколько дней лежал оставленный ею коричневый конверт. Через весь конверт детскими каракулями Шанталь было нацарапано: «До Рождества не вскрывать! Это для тебя!» Она оборвала клапан конверта и вытащила завернутый в белую оберточную бумагу скомканный пакет, к которому сверху была прикреплена записка.
«Милая Хани!
Надеюсь, ты весело проводишь Рождество. Нам с Гордоном нравится Уинстон-Салем. Мы нашли местечко, чтобы остановиться, в весьма славном парке трейлеров. Гордону нравится его работа. Он просил передать, что у него есть для тебя подарок, но ты его пока не получишь. У меня появилась подружка. Ее зовут Глория, и она научила меня вязать крючком. Я считаю, что тебе все же стоит вернуться в Лос-Анджелес. Не думаю, что Дэшу понравилось бы то, что ты над собой вытворяешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50