— Но это ничего не меняет, ваша леди-племянница теперь моя жена.— Но брак можно расторгнуть, — торжествующе объявил Мартин Дейн.— На каком основании? — очень вежливо осведомился Поль.— Неосуществление брачных отношений. Таков закон.— Возможно, и есть такой закон, но мы с Домини пробыли наедине пару часов. Она очень желанна, мистер Дейн, а я не английский джентльмен.Пауза на другом конце линии была зловещей, и Поль коротко и невесело улыбнулся. Мартин Дейн был самым настоящим английским джентльменом и жил по твердо установленным правилам.— Стефанос, — донесся его нетвердый отрывистый голос, — отпусти Домини. Ты не любишь ее. Тебе просто нужна очаровательная женщина, которую можно наряжать и демонстрировать как символ успеха в светских джунглях. Деньги, блеск — для Домини они не имеют никакого значения.— Зато имеет большое значение возможность высоко держать голову и смотреть людям прямо в глаза, мистер Дейн, — отпарировал Поль. — Была бы у вас такая возможность, если бы я отправил Дугласа в тюрьму?— Но сможете ли вы сами держать голову высоко, — грубо спросил Мартин Дейн, — постоянно сознавая, что вы принудили Домини выйти замуж? Да она, должно быть, ненавидит вас!— Я странный человек, — заявил Поль, — и предпочитаю, чтобы моя жена скорее честно ненавидела меня, чем бесчестно любила. — С этими словами он положил трубку телефона, потом снова поднял ее и положил на телефонный столик рядом с аппаратом. Трубка тихо гудела, пока он шел через маленькую прихожую к столовой, где Янис заканчивал накрывать на стол. Поль сказал ему, что оставил трубку на столе и хочет, чтобы она там и оставалась. Янис не задал никаких вопросов. Он был греком, а Поль хозяином в собственном доме.— Стол выглядит празднично. — Поль потрогал бархатистые лепестки темно-пунцовой розы в вазе, стоящей посреди стола, напротив мест, предназначенных для него и Домини. Витые свечи янтарного цвета ждали, когда их зажгут.— Через десять минут я буду подавать ужин, сэр, — сообщил ему Янис.— Тогда мне лучше сходить за своей женой. Какого черта женщины всегда так долго одеваются, а?Янис улыбнулся, его темные глаза проследили за тем, как Поль вышел из комнаты. Он тоже потрогал лепестки красных роз, и от его вздоха дрогнуло пламя зажженной спички, поднесенной им к свече.Поль поднялся наверх и прошел по лестничной площадке до двери в комнату Домини. Он тихонько постучал. Ответа не было, и он повернул ручку и вошел в комнату… взгляд его сразу остановился на полуоткрытой двери между их спальнями. Он нахмурился, и толстый ковер заглушил его шаги, пока он двигался к этой двери.— Ну, и чем ты занимаешься, как ты считаешь?Вопрос этот обрушился на Домини и, как холодная вода, вернул ее к реальности. Она выпотрошила все ящики комода и туалетного столика, выдвинув их до предела. Рубашки, белье и галстуки были беспорядочно раскиданы на кровати. Она тщательно перерыла всю комнату и в этот момент перебирала содержимое портфеля, который выпал из ее рук, когда она испуганно повернулась лицом к Полю, и кипа деловых бумаг рассыпалась по полу.Они стояли, уставившись друг на друга, и Домини застыла от холодного презрения во взгляде своего мужа.Крупными шагами он подошел к ней через всю комнату и схватил за плечи. Она все еще была завернута в сиреневое банное полотенце и запуталась в нем, когда Поль рывком потянул ее к себе.— Что ты ищешь? Фальшивки твоего кузена? — Рот его презрительно покривился, темная прядь волос легла на побагровевший шрам. — Моя очаровательная безмозглая дурочка, неужели ты думала, что я настолько глуп, чтобы держать их здесь, где ты можешь до них добраться? Они благополучно лежат в сейфе банка в Лоуэ. Я привез их, когда ездил договариваться насчет аренды виллы. Глава 2 Чеки благополучно хранятся в банковском сейфе в Лоуэ!Этими словами он погасил последние искры надежды в душе Домини, и она стояла, не чувствуя боли, причиняемой пальцами, яростно сжимавшими плечи. Ей следовало бы самой догадаться, что он не оставит ни малейшей возможности для побега. Он заплатил за нее слишком высокую цену и пока еще не получил того, что считал процентами от вложенного капитала.Она стояла, немая и застывшая, а он внимательно смотрел на нее, и его взгляд не пропустил ничего: ни следов слез на бледных щеках, ни того, как извивались еще влажные после душа волосы цвета дикого меда и как этот цвет контрастировал с молочной белизной кожи плеч и шеи. Крохотная жилка забилась у самого рта Поля, и ее еле заметное биение привлекло внимание Домини. Потом, когда Поль подхватил ее на руки с такой легкостью, будто она была маленьким ребенком, веки ее опустились и закрыли глаза. Он перенес Домини в ее спальню, но не сразу опустил на кровать, а долго стоял, глядя в лицо.— Как может за этой простотой скрываться такой клубок противоречий, — тихо проговорил он. — Должно быть, я сильно тебе не по нраву, мое крошечное воплощение женственности, если ты посмела рыться в моих вещах, рискуя разбудить во мне демона. За это тебя следовало бы нашлепать.— Я все приберу, — заикаясь предложила она, губы у нее дрожали, но подбородок упрямо задрался.— Ты будешь одеваться, — приказал он, и, когда опустил ее на ноги, она услышала, как тихо усмехнулся. — Никогда больше не пытайся сбежать от меня, Домини. Я всегда догоню тебя и буду держать до тех пор… пока это будет доставлять мне удовольствие.Угроза, казалось, исходила даже от кончиков пальцев, держащих ее плечи. Потом он отпустил ее, вышел в свою комнату и тихо прикрыл разделяющую их спальни дверь.Он принялся складывать заново свои вещи и собирать документы, рассыпанные на полу, как будто это мусор.Поль сумел заставить ее почувствовать стыд, и оттого Домини, одеваясь, чувствовала еще больший гнев.Платье, сшитое из темно-синего гипюра, одетое на белоснежный чехол из органцы, переливалось. Это был свадебный подарок от подруги, имевшей магазинчик модного платья в Вест Енде в Лондоне. Покрой был просто изумителен, и в глубине души Домини сознавала, что одела его для свадебного ужина из страха перед Полем. Ее отчаянный поступок рассердил его, и только это сине-белое мерцающее платье, в котором она казалась такой хрупкой, позволяло чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности от того, что гнев сделает его жестоким.Клипсы из жемчуга с рубинами все еще были в футляре, но когда Домини наконец нашла в углу у кровати брошь, она поняла, что не может одеть ее. Не сможет терпеть на себе, такую очаровательную броскую вещицу, во всяком случае, в этот вечер. И Домини надела нитку жемчуга, которая была на ней во время венчания. Жемчуг принадлежал матери и придавал ей немного храбрости.Она брызнула на себя духами и долгое мгновение стояла, глядя в несчастные глаза, отраженные в зеркале, лицом к лицу с сознанием того, какую жертву она решила принести для спасения семейной чести. У нее не будет близости и тончайшего взаимопонимания настоящего брака. Не будет нежности, радости и веселья.С нервами, дрожащими, как корни вырванного из родной почвы растения, Домини спускалась на свадебный ужин, который будет издевательской насмешкой над жертвой, вынужденной изображать притворное веселье.Поль перехватил ее на лестничной площадке. Она искоса взглянула на него, стараясь понять, насколько остыл его гнев, и он улыбнулся, как будто посмеивался над опасениями, которые она не сумела скрыть. Домини почувствовала, как скользнула его рука, обнимая за талию, когда они стали вместе спускаться по ступеням, и с отчаянно бьющимся сердцем заставила себя перетерпеть этот интимный жест.— В этом сине-белом платье ты похожа на лунную девушку, — заметил он. — Даже кажется, что ты вдруг превратишься в облако и исчезнешь, оставив меня в одиночестве.Когда они входили в столовую, Димини с любопытством взглянула на него и впервые задумалась, только ли из-за внешности Поль женился на ней, не нуждается ли он в ее обществе?Она решила, что в вечернем одеянии он выглядит еще более внушительно, чем обычно. Его смуглость и особая, присущая грекам правильность черт лица еще сильнее подчеркивались и оттенялись шелковой рубашкой и черным смокингом. Домини была не маленького роста, но рядом с ним казалась себе маленькой и вдруг почувствовала какую-то особую ауру, свойственную одиноким людям. Очень богатый, красивый особенной, мужественной красотой, этот человек, однако же, был одинок. Одинокий и загадочный, и она сегодня обвенчана с ним и этой ночью станет его женой!За весь день Димини не съела ни крошки, и теперь, когда Янис поставил перед ней коктейль из устриц, вдруг почувствовала голод.— М-м-м, это выглядит изумительно, — сказала Домини и одарила Яниса теплой сверкающей улыбкой. Она никогда не улыбалась так Полю и не заметила, что он, откупоривая бутылку с шампанским, наблюдает за ней. Пробка выскочила с громким хлопком, пенистая золотая жидкость хлынула наружу. Поль намочил палец в шампанском и тронул им Домини за ухом, насмешливо улыбнувшись, когда почувствовал, как она вся напряглась. — Это для удачи, Домини, — сказал он насмешливо и наклонил бутылку, наполняя ее высокий бокал.Поль уселся за стол напротив нее и наполнил свой бокал. Потом поднял его и произнес тост по-гречески.Домини принялась за свой устричный коктейль.— Можно узнать, что ты сказал? — спросила она, не поднимая глаз.— В любом свадебном пироге самой сладкой начинкой является надежда, — небрежно сообщил он.Тогда она посмотрела на него и увидела, как тени от пламени свечей двигаются по высоким скулам и красному шраму на виске.— Жаль, что мы мало знаем друг друга, — сказал он. — Если бы мы встречались, ужинали, катались на машине, гуляли вместе, возможно, тебе было бы легче… не стесняться меня. Но ничего нельзя поделать. У меня было очень важное личное дело здесь, в Англии, которое отнимало почти все время. Именно это и привело меня сюда так неожиданно.Она почувствовала, как ее охватывает холод, — именно его неожиданное появление в Англии и сплело ту паутину, в которой она запуталась. У Дугласа не было времени возместить проигранные деньги, украденные у хозяина. И у нее не хватило духа увидеть своего кузена — слабовольного, но очаровательного — на скамье подсудимых из-за совершенной им ошибки. Теперь оставалось только надеяться, что он извлечет урок изо всей этой истории, расплачиваться за которую пришлось ей.Подали баранье жаркое в рябиновом соусе, потом суфле с ликером, так и тающее на языке. Жена Яниса принесла кофе в маленькую гостиную. Это была смуглая и очень замкнутая женщина с примесью цыганской крови. Она протянула Домини маленький подарок, доставивший девушке истинное удовольствие, на мгновение она даже забыла, что вышла замуж не по любви, как думали Лита и ее муж. Свадебным подарком была маленькая стеклянная с хромовой отделкой корзиночка, наполненная марципановыми яблочками.— Как она красива и необычна, — с улыбкой воскликнула Домини. — Вы оба страшно добры!На губах Литы играла застенчивая улыбка, но глаза серьезно и внимательно смотрели в молодое и очаровательное лицо Домини. В свете свечей черты ее казались такими нежными, а глаза, как темные синие сапфиры, были одного цвета с камнем обручального кольца, украшавшего ее левую руку. Крылья медовых волос нежно падали на белые обнаженные плечи.— Пусть вам всегда сопутствует радость. И пусть Бог подарит вам chavo.В комнате наступила напряженная тишина. Едва закрылась дверь за одетой в черное Литой, Домини не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на Поля. Выражение удовольствия мгновенно исчезло с ее лица, и в синих глазах мелькнула боль.— Что значит chavo? — прошептала она.— Младенец мужского пола, — тихо сообщил Поль.В ее глазах отразился ужас, который она не успела скрыть, и шрам на его лице стал гораздо заметнее. Домини поторопилась склониться над кофейным подносом и налила приготовленный Литой ароматный и темный турецкий кофе в крохотные чашечки. Когда она передавала Полю чашку, лицо ее снова было спокойным и равнодушным.Они выпили по несколько чашек кофе, потом Поль налил немного старого выдержанного бренди. Но Домини не притронулась к бокалу, оставив его на столике у кушетки, и принялась беспокойно бродить по комнате, рассматривая картины, поднимая и ставя на место безделушки. Наконец она остановилась у тяжелых шелковых штор, обрамляющих высокие двери, выходящие в сторону пляжа.Все время ужина Домини ухитрялась соблюдать относительное спокойствие, теперь же оно испарилось, а вместе с ним и кратковременный интерес к острову Анделос, о котором рассказывал Поль. Непривычные черты лица даже очаровали ее, пока он описывал дикое неиспорченное очарование острова и говорил о своем доме, стоящем высоко над нетронутой полоской закрытого пляжа. Дом на орлином утесе — так называли его островитяне.— Отпусти меня, Поль! — вдруг заговорила она голосом, исполненным муки. — Если у тебя есть сердце, ты отпустишь. Ты ведь знаешь, что я не люблю тебя… — Тут у нее перехватило дыхание, так как Поль поднялся с места и направился к ней. Пальцы ее вцепились в шелк портьеры. Она видела сдержанную силу, тигриную грацию и самоуверенность, которая всегда сокрушала любой барьер, возникающий на пути к желаемому.Домини стояла у портьеры, обрамленная шелком цвета слоновой кости, чуть отклонившись назад, как будто бросала вызов.— И что я буду делать, как ты полагаешь, если отпущу тебя? Сожгу чеки и удовольствуюсь оставшимся пеплом? — спросил Поль.— Что же, кроме горького вкуса пепла, может дать этот брак?Ее глаза сухо блестели от отчаяния и казались огромными на побледневшем лице, она не отрываясь смотрела ему в лицо. Лицо Аполлона, смуглое и необычное, каждая черта будто отчеканена на несгибаемом железном характере.— Если ты принудишь меня остаться, я возненавижу тебя, Поль, — предупредила она.— Ненависть и любовь — близкие родственники, моя маленькая сабинянка, — говоря это, он тихо рассмеялся. — И то и другое чувство одинаково слепо.— Между нами нет любви. — Глаза ее возмущенно вспыхнули от одной этой мысли. — И никогда не будет.— Ну, ты говоришь о романтической любви. — Он подошел к ней еще на шаг. Его теплые ладони легли на ее щеки и остались так, хотя она напряглась. Он внимательно вглядывался в ее глаза. — О какой любви ты знаешь, кроме той, что описывают в романах? Какую другую любовь могли тебе предложить застенчивые молодые Галахады Галлахад — бедный рыцарь.

с заплетающимися языками? Когда он говорил это, она почувствовала, как зачастил у нее пульс, и подумала о Берри. Берри разбудил сердце Домини и заставил задуматься о любви и ее тайнах.— Никто еще никогда не говорил, что глаза у тебя сине-пурпурные, — почти невнятно проговорил Поль. — Они, как южные небеса в тот момент, когда все звезды еще прячутся. — Он наклонился и прижался губами к нежной коже в том месте, где шея переходила в плечо. — Ты должна понять, Домини, что когда я вступаю в сделку, то всегда выполняю обещанное и добиваюсь, чтобы и другая сторона выполняла свои обязательства.— Но это не бизнес, — потрясенная, прошептала она. — Это наши жизни, наше счастье. Поль, неужели ты настолько циничен, что не веришь в счастье? И так неуязвим, что не чувствуешь боли?— Мне не может причинить боль чужое мнение, — голос его слегка отвердел. — Я грек, и для меня важно только собственное мнение о себе. Как бы то ни было, Домини, мы заключили сделку и сегодня утром скрепили ее в церкви. Ты моя жена, и я не намерен отпустить тебя.Он говорил совершенно серьезно. Это было написано на его лице, беспощадном прекрасном лице с янтарными тигриными глазами, в которых начало разгораться пламя. Страх, притаившийся в ее душе, вдруг вырвался, как туго заведенная пружина, и она рванулась, выскочила за дверь и помчалась к ступеням, ведущим к пляжу.Холодный морской ветер тут же пронизал тонкие кружева и шелк платья, едва она выбежала на песок, спотыкаясь на тонких каблуках. Высоко над головой луна ныряла в облака, и темная тень накрыла Домини. Она испуганно оглянулась. Поль преследовал ее, как мстительный ночной бог… и в неровном свете луны лицо его казалось лицом дьявола.Она была одержима таким отчаянным желанием убежать, что совершенно не сознавала, как близко находится от воды и скал на краю пляжа. Волны с грохотом обрушивались на узкую полоску песка, темные, огромные и взрывались сверкающим фейерверком. Домини вскрикнула, когда нога в туфельке на высоком каблуке подвернулась, она споткнулась о скользкий камень и почувствовала, как над ней разбилась огромная волна. Волна завертела и потащила Домини в море, будто тряпичную куклу. От холода у нее захватило дух, в ноздри моментально залилась вода, и Домини беспомощно закружилась в морском водовороте, не воспринимая ничего, кроме оглушительного грохота.— Домини, — донеслось до нее, а за именем последовало непонятное греческое слово, потонувшее в реве моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19