А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Выходит, она что-то потеряла, — пробубнил он, поднимая с пола черепаховую шпильку.
С хитроватой ухмылкой на лице передал он украшение Дейну.
— Должно быть, у вас была настоящая схватка. Я и сам люблю пылких женщин. — Он ощупывал сердитое лицо Дейна блестящими глазками, а потом в комнате раздался резкий смех. — У вас чертовски озадаченный вид, Рейвенхерст! Ну что — перехитрила вас девка? Ну кто бы подумал, что она выпрыгнет в окно? Может, ей не понравились ваши трюки?
В глазах Дейна вспыхнули огоньки, его захлестнула волна слепой ярости. Пальцы непроизвольно сжали резное черепаховое украшение. Хрупкая вещица со слабым треском сломалась под нажимом его пальцев.
Будь она проклята! Но он вернет ее! А когда он…
Дейн с опозданием понял, что Хоукинз что-то говорит ему.
— Можете не провожать меня, ваше сиятельство. Думаю, я сам найду дорогу. Так же, как сделала это она. — Его резкий смех отозвался эхом в коридоре первого этажа.
Долго стоял Рейвенхерст посреди спальни, уставившись на разбросанные по полу блестящие осколки.
Как ей удалось это? В смятении мыслей подошел он к открытому окну. Далеко внизу, на земле, он увидел свой валявшийся в грязи сапог. Дейн уставился невидящими глазами на этот распластанный в грязи кусок кожи.
Упрямая маленькая сучка! Да, она чертовски умна, он должен это признать. Тэсс, должно быть, действительно была в отчаянии, раз решилась на такой спуск. Край простыни висел по крайней мере — он прищурил глаза, оценивая расстояние, — в двадцати футах над землей.
Нахмурившись, Рейвенхерст втянул в комнату импровизированную веревку и с силой захлопнул окно, не обращая внимания на то, что стекло угрожающе задрожало от его удара. Сжав кулаки, он повернулся кругом и зашагал вниз по ступеням, чтобы обследовать задний двор.
Заранее зная, что ничего не найдет.
Зная, что она исчезла, что снова избежала его сетей и, возможно, в эту минуту смеется над ним.
Случилось так, что Тэсс была в этот момент гораздо ближе, чем Рейвенхерст мог себе представить. Однако она и не думала смеяться, скрючившись в стенном шкафу, затаив дыхание и прислушиваясь к приглушенному шлепанью босых ног по ступеням.
Но у нее получилось! Как и Хоукинз, ее проклятый похититель поверил в то, что комната пуста. О да, мужчины могут без конца шуметь и хвастать, но только женщины обладают подлинной мудростью! Когда звук шагов замер, она медленно вылезла из шкафа и подползла к окну, оставаясь вне поля зрения. Ее губы сложились в торжествующую улыбку, когда Тэсс увидела высокую фигуру Рейвенхерста, шагающего в дальний конец огороженного стеной сада.
Она не стала дожидаться большего. С развевающимися за спиной длинными фалдами его рубашки Тэсс развернулась и побежала к лестнице.
Сидя в кресле с яркой шелковой обивкой у окна с выступом, выходящего на Уотчбелл-стрит, госпожа Гермиона Тредуэлл безуспешно пыталась завершить сложную вышивку гарусом по канве, изображающую Мадонну с младенцем.
Неожиданно игла выскользнула у нее из рук, уколов палец. Она шепотом выругалась, потом быстро огляделась, чтобы удостовериться в том, что это глупое создание, Алисия Крэбтри, не услышала ее.
Нахмурившись с досады, она бросила квадратный кусок ткани с небрежно вышитым рисунком и направилась к окну.
Неожиданно она сощурила глаза-бусинки; ее грубые черты застыли с выражением смехотворного изумления. Резко вскрикнув, она подалась вперед и тут же была вознаграждена за свое неуемное любопытство острой болью от столкновения носа со стеклом.
— А-алисия! — выдохнула она, прижимая пальцы к внушительной вздымающейся груди. — Мою нюхательную соль! Быстро!
На противоположной стороне улицы Эймос Хоукинз сидел в одиночестве за столом перед закопченным окном «Трех селедок», осушая вторую кружку эля. Его толстые губы растянулись от удовольствия при воспоминании о гневном взгляде чертова виконта, когда тот понял, что его голубка упорхнула.
«Но кто же она была? — недоумевал инспектор. — Новая служанка из „Пса и утки“? Может быть, кто-то из „Ангела“?» Но не Люси, он был в этом уверен, поскольку несколько раз ласкал ее прелести и мог лично подтвердить, что она далеко не девица.
Он лениво выглянул наружу, проводив взглядом пару драгун, с важным видом прохаживающихся по улице. Вдруг он подался вперед, пролив эль в спешке. Мимо промелькнули стройные бедра, едва прикрытые развевающейся белой рубашкой.
Женские бедра, ей-богу! И притом чертовски соблазнительные!
Потом она пропала, исчезнув за углом, и Хоукинз не успел рассмотреть ее.
Какое-то мгновение инспектор не двигался, застыв в этом неловком согнутом положении с ошеломленным выражением на побагровевшем лице. Потом поднялся на ноги и сшиб тяжелый стул, торопясь дойти до двери.
Виконт Рейвенхерст еле сдержал проклятие. В саду никого не было, как он и ожидал. Его губы сжались, когда он повернул обратно к дому. Дейн остановился у черного хода, чувствуя, как по холлу проносится порыв холодного ветра.
Нахмурившись, он зашагал вдоль по коридору к парадной двери дома. И так и застыл, уцепившись длинными пальцами за косяк двери. В этот момент, впервые в жизни, Дейн Сен-Пьер, четвертый виконт Рейвенхерст, лишился дара речи, когда его взору предстало незабываемое зрелище стройных женских ног, промелькнувших на середине Уотчбелл-стрит.
Голые ноги! Его собственная полотняная рубашка была единственным одеянием, прикрывавшим находящиеся выше плавные женские изгибы. У него пересохло в горле. Ошеломленный, наблюдал он, как Тэсс Лейтон помчалась по булыжникам и бросилась под укрытие тисовой изгороди, когда из «Трех селедок» вышли, пошатываясь, два пьяных драгуна.
Силы небесные! Она, должно быть, все это время пряталась в его комнате, просто дожидаясь, когда он уйдет, — возможно, в шкафу или под кроватью.
А сейчас у нее хватает наглости бежать через центр Рая, имея на себе лишь его рубашку! Похоже, он снова недооценил ее.
Дейн прищурил глаза, вглядываясь в кусты, за которыми пряталась Тэсс. Эти ветки, наверное, здорово царапают ее босые ноги, подумал Рейвенхерст, мрачно улыбаясь.
Ему пришлось признать, что Тэсс — достойный соперник и гораздо более умный, чем он предполагал.
Но, умная или нет, она скоро достанется ему. Это только вопрос времени.
Задыхаясь, Тэсс ковыляла по вымощенному плитами тротуару перед «Ангелом», еле передвигая израненные босые ноги. Слезы застилали ее глаза, когда она с трудом поднималась по ступенькам заднего крыльца, ведущим на кухню.
Когда секунду спустя на пороге показался бледный, встревоженный Хобхаус, впервые за долгие годы службы он потерял свой обычный апломб.
— Сладчайший Иисусе, — выдохнул всегда спокойный мажордом, когда наконец обрел дар речи, переводя ошеломленный взор с растрепанных каштановых кудрей Тэсс к ее голым ногам и ступням. — Что… — Тут он чуть не задохнулся от ярости. — Я убью его за это, мисс Тэсс. Я обязательно убью негодяя — вы только слово скажите! В сущности, мне ничего другого и не хочется. — Говоря так, он сжал огромные ручищи в кулаки.
Тэсс мрачно покачала головой, а потом поймала вытянутую руку Хобхауса.
— Я думаю, этого не потребуется, Хобхаус. Смерть — чересчур легкое наказание для такого отвратительного гада. — Ее глаза потемнели, и она несколько мгновений смотрела куда-то вдаль с выражением горечи на лице. — Нет, я собираюсь придумать для нашего виконта что-нибудь более мучительное, чем простое убийство.
Глава 22
«Не думай! Не вспоминай!» Тэсс медленно взобралась по лестнице к себе в комнату, повторяя эти слова в такт шагам.
Сейчас это самое главное.
Она пыталась уверить себя в том, что так оно и есть, повторяя эти фразы в уме снова и снова.
Оказавшись наконец в комнате, она онемевшими пальцами с силой потянула за пуговицы на груди, стремясь поскорее сорвать одежду — его одежду, — как будто само ее прикосновение обжигало кожу. Пуговицы не поддавались ее забинтованным пальцам, и тогда Тэсс рванула их одним отчаянным движением и скинула с себя рубашку. Судорожно всхлипнув, она скатала белое полотно в ком и отшвырнула его как можно дальше.
Даже и тогда она ощущала его прикосновение. Эти твердые пальцы, напряженная, вздымающаяся плоть! На нее нахлынули становящиеся все более мучительными воспоминания. Его небритая щека, царапающая ей бедра. Его настойчивый и жадный рот, когда он ласкал ее тело, подчиняя ее своей воле, уча бесконечному наслаждению и страсти, захватывающему дух восторгу. Пока каждый нерв не начинал кричать, каждый дюйм тела — молить об избавлении.
Тэсс поднесла кулак к дрожащим губам, пытаясь сдержать судорожные всхлипывания. Отогнать неумолимые воспоминания, грозившие поглотить ее.
Из глаз Тэсс брызнули слезы. Она вернулась на пять лет назад, в те полные горечи и муки недели, когда отец непрерывно давил на нее, угрожая ей всевозможными наказаниями, если она не будет более «любезной» с гостем их дома.
Ибо толстый, багроволицый лорд Чевингтон, хотя и был почти ровесником ее отца, слишком часто выигрывал в карты и скоро отец задолжал ему огромную сумму в пять тысяч фунтов.
По этой причине, как холодно объявил Эдвард Лейтон, его дочь должна проявлять внимание к желаниям их гостя.
Тэсс старалась. Боже правый, она старалась выполнить просьбу отца. Но на самом деле она не сразу поняла, что он имел в виду. Поняла она это, только когда граф стал ощупывать ее груди потными пальцами, прижимая язык к ее губам. Побледнев, она оттолкнула его и стремительно убежала. Возмездие отца было быстрым и суровым. Он объявил, что она будет заперта в своей комнате без еды и посетителей, пока не образумится.
Тэсс только теперь понимала, насколько стойко она выдержала это. Прошла одна неделя; слуги, когда это было возможно, приносили ей понемногу еды. Две недели. Три…
Потом отец придумал новый способ воздействовать на нее. Осатанев от ярости, он затащил Тэсс в каменное подземелье под монастырем и запер ее там без какой-либо надежды на освобождение.
Тэсс невидящим взором уставилась в окно, вспоминая последовавший ужас. Никакого света. Никаких звуков там, глубоко под землей. Только ночные существа с извивающимися телами и острыми маленькими челюстями.
Только пауки…
— Боже милостивый, — прошептала она в тихой комнате, унесенная в те кошмарные дни, проведенные ею в кромешной темноте. Последние следы румянца исчезли с ее лица. Все возвращалось к ней снова, слишком отчетливо, слишком неумолимо.
Проходили часы, может быть, дни. Она не знала. Там, внизу, течение времени остановилось. Или, может быть, его просто не существовало.
Когда жестокий чужак, бывший отцом Тэсс, наконец пришел за ней, он нашел ее молчаливой и совершенно отстраненной, спасшейся в том белом прибежище, которое она создала для себя.
Наконец-то она смирилась, с торжеством подумал Лейтон, но скоро, к своей ярости, понял, что ничего подобного не произошло. Тогда он улыбнулся очень жестокой улыбкой, широко растянувшей eго губы, когда он делал ей следующее предупреждение. Если она не послушается, ее дорогого Эшли подвергнут такому же наказанию.
Через несколько мгновений Лейтон имел удовольствие видеть побледневшее лицо дочери, чей гордый дух был наконец сломлен. Ибо у Эшли — Тэсс хорошо это понимала — не хватило бы сил вынести подобное тюремное заключение. Поэтому Тэсс просто кивнула и пошла в дом, стараясь ничем не выдать своих чувств, не желая доставлять отцу удовольствие видеть ее боль.
И когда тем вечером лорд Чевингтон пришел опять, чтобы разделить с ними маленький семейный ужин, как выразился отец, Тэсс заставила себя не уклоняться от его ощупывающих пальцев, улыбаться его тяжеловесным остротам.
Тот вечер она помнила смутно. Одно блюдо сменялось другим, одна перемена шла после другой — и все время перед ней маячило холодное лицо отца с многозначительной улыбкой, подливающего ей вина.
Это она охотно принимала, в отчаянии стремясь к забвению, стараясь не думать о том, что скоро должно было произойти.
И вот наконец свечи начали бешено плясать, отражаясь вспышками в серебре, а комната стала невыносимо душной. Голоса вдруг стали отдаленными и приглушенными, а комната закружилась вокруг нее.
Это было все, что помнила Тэсс. О да, какие-то обрывки случайно всплывали из уголков ее памяти, но подробности были запрятаны глубоко — там, где она не могла бы найти их.
Может быть, так было лучше. Может быть, она сама захотела, чтобы так было.
Глаза Тэсс остановились на ее собственном бледном отражении в высоком зеркале на подвижной раме, на лице, искаженном от страха.
В тот вечер Дейн Сен-Пьер условился встретиться с ней в белом саду ее матери, где они часто виделись в те последние недели перед его отъездом в Трафальгар.
Оказалось только, что отец устроил ей другое свидание.
Следующее, что Тэсс помнила, было ее пробуждение от громких, резких звуков ссоры. Отец кричал, а Дейн стоял, покачиваясь, в дверном проеме — с побледневшим лицом, не веря своим глазам.
Она вспомнила и все остальное с острой отчетливостью ночного кошмара. Проснувшись, она села в постели, нахмурившись при виде хаоса вокруг нее, потом бросила взгляд на Чевингтона, громко храпящего подле нее и распростершего грузное голое тело на запятнанных кровью простынях.
Ее кровь, не сразу дошло до нее. Ее боль.
Ошеломленная, Тэсс повернулась, ища взглядом глаза своего возлюбленного, но лишь отпрянула, увидев, что они горели от отвращения. Когда Дейн повернулся, весь бледный, Тэсс даже не попыталась остановить его, только смотрела, онемев, как он нетвердыми шагами уходил из комнаты.
Из города.
Из ее жизни, навсегда.
Или так она думала. Возможно, она даже надеялась, что будет именно так, потому что увидеть его снова означало бы растравить жестокие, никогда не заживающие раны.
Тэсс, не шевелясь, рассматривала себя в большом зеркале. Это было чужое лицо, чужое тело. Лицо человека, опозоренного без надежды на прощение.
Лицо шлюхи — женщины, предавшей любимого самым подлым образом.
Никакие объяснения не могли бы изменить этого, и у Тэсс не хватило духу на них. Где-то в цепи долгих последующих лет она оставила все позади себя или по крайней мере запрятала так глубоко, чтобы воспоминания не могли причинять ей боль.
До сих пор! Пока то же самое не произошло снова.
Ленивые облачка отсвечивали розовым и бледно-лиловым в свете вечернего солнца, когда Хобхаус отворил парадную дверь «Ангела» и решительно зашагал в сторону старинной усадьбы Рейвенхерста. Взобравшись на крыльцо, он постучал. Через несколько томительных минут дверь открылась. Лицо Пила выражало самое что ни на есть откровенное изумление.
— Чем могу быть полезен, мистер Хобхаус?
— Позовите лорда Рейвенхерста — вот что от вас требуется, — пробурчал мажордом.
— Виконт… э-э… сейчас занят. Могу я сообщить ему… Хобхаус не стал дожидаться окончания фразы. Распрямив плечи, он протиснулся в дом мимо Пила.
— Покажись, подлец! — пророкотал он. — Или ты такой трус, что можешь нападать только на беззащитных женщин?
На площадке выше этажом появилась темная фигура.
— Уходите, Хобхаус.
— Негодяй! Проклятый негодяй с черной душой. Вот кто ты такой! Ну что — спустишься вниз, чтобы сразиться со мной, или мне самому подняться?
Рейвенхерст не шевельнулся.
— Ни то, ни другое меня особенно не прельщает, — холодно произнес он.
— И ты называешь себя героем? — с издевкой спросил Хобхаус. — Я вижу перед собой лишь презренного сукина…
— Не выводи меня из себя, парень, — прорычал Рейвенхерст. — Я пытаюсь смотреть сквозь пальцы на твои слова, но…
— Я уйду только после того, как получу сатисфакцию, и ни секундой раньше, подонок.
Лицо виконта потемнело, черты угрожающе заострились. Он стал медленно спускаться, при каждом шаге резко припечатывая ступню к не застеленным ковром ступеням.
— А что, если я откажусь драться с тобой?
В отвращении скривив губы, Хобхаус встретился взглядом с Рейвенхерстом.
— О, ты будешь драться со мной, собака, я уж позабочусь об этом. — Его голос упал. — Не знаю, что ты сделал с ней, но у нее нет никого, кто бы мог защитить ее. Ни отца, ни матери. Никого, кроме меня. — Рейвенхерст уже стоял перед ним с горящими как угли глазами. — Так что, я думаю, ты сам напросился на этот визит. — При этих словах Хобхаус развернулся, нацелив железный кулак на челюсть виконта.
Как это ни странно, Рейвенхерст не стал уклоняться от удара, хотя и ожидал его, и кулак Хобхауса обрушился на него со страшной силой. Виконт пошатнулся, сквозь зубы пробормотал проклятие и приложил руку к разбитому рту.
— Похоже, ваше желание исполнится. — Отрывисто кивнув Пилу, Рейвенхерст повернулся и зашагал по холлу в заднюю часть дома, на ходу стаскивая куртку бутылочно-зеленого цвета.
В мрачном молчании вышли они в обнесенный стеной сад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49