Он вышел из бунгало и прокричал какие-то распоряжения на незнакомом языке. Она не поняла ни слова и ощутила острую боль отчаяния. Чужое, все здесь чужое. Что привело ее сюда?
Но она не собиралась сдаваться. Ведь она была просвещенной женщиной, живущей в цивилизованное время. Тысяча восемьсот шестьдесят пять. Год появился в ее мыслях, как яркое пятно на чистом холсте. И этот маленький успех вывел ее из глубокого отчаяния. Да, сказала она себе твердо, она все вспомнит. А до тех пор она будет бороться.
Лицо Пэйджена выражало напряженное страдание, когда он появился в тени сушильного навеса. Быстрый осмотр показал, что еще один участок саженцев чая пострадал от засухи. Листья сотен молодых кустов сморщились и стали коричневыми и ломкими, как бумага! Убийственная жара!
Нигал мгновенно прекратил распекать бригаду туземцев и замолчал, почтительно ожидая распоряжений mahattaya. Пэйджен жестом отпустил туземных рабочих и с шумом вдохнул густой воздух. Высыхающий чай наполнял воздух изумительным ароматом. По крайней мере, эту часть урожая они спасли, решил Пэйджен, тщательно осматривая и обнюхивая каждый из десяти сушильных противней с зеленой массой. Внезапно Пэйджен повернулся к надсмотрщику:
– Нигал, ты закончил все приготовления, как я говорил? Стройный надсмотрщик поклонился и разразился возбужденной тирадой:
– Бригада проводников готова, Тигр-сагиб. Они будут нести двадцать мешков с рисом, высушенной рыбой, бананами и солью, как вы приказали. – На смуглом лице слуги мелькнула тень колебания. – Мы все-таки выходим завтра?
– Конечно. Почему ты решил... – Пэйджен проглотил остальную часть вопроса.
Конечно. Из-за женщины. Новости о ее появлении должны были распространиться среди местного населения со скоростью лесного пожара. Сейчас уже каждый из них был в курсе всех последних сплетен об Angrezi-мэм-сагиб, найденной на берегу.
Глаза Пэйджена потемнели. Теперь он понял, почему один из детей рабочих болтал что-то о Якини – красивом, но смертельно опасном духе с волосами из лучей солнца. Пэйджен нахмурился, трогая пальцами черную повязку на глазу.
– Господин?
– Да, Нигал. Продолжай.
– Все припасы упакованы. Проводники собрались на другой стороне холма. Все готово.
– Превосходно. Присмотри, чтобы люди хорошо поели и отдохнули сегодня вечером. Пройдет не меньше двух недель, пока они смогут снова расслабиться.
Нигал вопросительно взглянул на хозяина. Он очень не любил задавать вопросы или как-то проявлять хотя бы намек на любопытство, но не мог оставить невыясненным такой важный вопрос.
– Mahattaya знает, что отсюда шесть дней пути до Виндхэ-вена?
– На этот раз мы не пойдем прямо в страну холмов, Нигал. Было слишком много «несчастных случаев» в последнее время на главной тропе. Нет, – мрачно продолжал Пэйджен, глядя на ослепительно голубую гладь моря между белыми берегами его бухты. – Я надеюсь, что безопаснее будет пройти через джунгли.
Надсмотрщик поклонился, не изменив выражения непроницаемого лица.
– Хорошо. Я прослежу, чтобы все было выполнено.
Наблюдая за удаляющимся слугой, Пэйджен в сотый раз задавал себе вопрос, о чем думает этот человек.
«Сколько ты видишь и слышишь? Ты работаешь со мной бок о бок каждый день, разделяя мои успехи и поражения. Ты неизменно учтив и почтителен, даже когда я разражаюсь проклятиями. И у тебя есть глаза и уши повсюду, где живут и работают тамильские и сингалезские рабочие. И все же твое гладкое лицо не выражает ничего. Знаешь ли ты что-то такое, чего не знаю я? Может, какое-то новое восстание уже готовится в высокогорье?»
Но Пэйджен знал, что лучше не спрашивать. Старый надсмотрщик не сообщил бы ему ничего, пока они все не окажутся перед неизбежным фактом. Даже тогда, напомнил себе горько Пэйджен, вспомнив вспышку жажды крови и ненависти в Канпуре.
Как же он мог доверять таким людям? Но кто может знать, кому можно доверять, пока не наступит кризис? А к тому времени, конечно, будет уже слишком поздно.
Все было хуже, намного хуже, чем она думала. С трех сторон ее окружали джунгли, протянувшиеся, насколько хватало глаз, – нетронутые и угрожающие. Их темные глубины были для нее совершенно чуждыми и пугающими. Кусты достигали шести футов в высоту, деревья были в десять раз выше, и всюду между ними вставала плотная стена подлеска, переливающаяся сотнями оттенков зеленого цвета. На фоне этой пышной изумрудной стены горели цветы, которых она не смогла бы назвать.
Взрывы ослепительно красного и оранжевого цвета вместо спокойных прохладных оттенков чайных роз. Остроконечные пурпурные гроздья больше двух футов в обхвате вместо изящных пастельных тонов бутонов. И запахи. Господи, они были так насыщенны, что казались осязаемыми, в воздухе смешивались ароматы орхидей, красного и белого жасмина и еще каких-то незнакомых цветов. Все это слишком странно. И никакой надежды на спасение в обозримом будущем. Но она отказывалась поддаваться страху.
Упрямо вздернув подбородок, она открыла бамбуковую дверь и вышла наружу, в жаркую духоту. Раскаленный свет солнца потоками стремился вниз с безоблачного неба. Справа от нее простирались расчищенные поля чайных кустов. Ряды саженцев тянулись вплоть до темной зеленой стены, где начинались джунгли. Далеко за ней, похожая на мираж над беспокойным морем деревьев, возвышалась гряда покрытых вуалью тумана гор.
Десять дней пути до страны холмов, кажется, так он сказал? Она удержалась от вздоха отчаяния и прошла через веранду. Вдруг она услышала, как густые листья ближайшего куста зашелестели. Женщина подскочила на месте и замерла.
А вдруг это леопард? Или даже тигр? Она отступала назад к бунгало, не отводя глаз от качающихся ветвей.
При следующем шаге она наткнулась спиной прямо на твердую как камень стену мускулов. Упругих. Обнаженных и теплых, слегка влажных от испарины. Воздух вырвался из ее легких с громким свистом. Внизу из кустарника донеслось хриплое рычание.
– Уже пытаешься сбежать? – пробормотал Пэйджен прямо у ее уха.
Она резко повернулась, ее гнев смешался со страхом. Мельком она заметила, что на его плече висела винтовка.
– Дай мне пройти, – огрызнулась она, чувствуя, как его рука обхватила ее талию. – Отпусти меня! Иди и подкрадывайся к кому-нибудь другому, хотя бы к тому, кто рычит там, в кустарнике.
Сильная рука без усилий прижала ее, так что она почувствовала каждое его ребро. Господи, он был таким горячим и невозможно огромным. И несмотря на всю свою ненависть, она была заворожена силой, исходящей от его мощного тела, очарована движением мускулов обнаженных рук. На одно мгновение ей страшно захотелось пройтись кончиками пальцев по его рукам, коснуться густых черных волос на груди.
Она одернула себя и яростно рванулась, но смогла только повернуться к нему спиной. Его теплое дыхание коснулось ее уха.
– Испугалась, Циннамон? Если тебе нужна моя помощь, тебе стоит только попросить об этом.
Ее сердце сжалось от этого близкого голоса.
– Скорее ад замерзнет, чем я попрошу тебя о чем-то, мистер Пэйджен!
Внезапно мужчина за ее спиной замер. Его прищуренный взгляд не отрывался от колеблющегося кустарника.
– Не двигайся, – прошептал он.
Он еще плотнее привлек ее к себе, пока она не ощутила твердую выпуклость его бедер и возбуждение мускула в паху. Ее дыхание превратилось в быстрые, резкие вздохи. Она начала было говорить, но его пальцы немедленно закрыли ей рот, заставив умолкнуть. Он молча медленно снял свободной рукой винтовку и взвел курок. Шум в кустах стал сильнее. Вокруг них все другие звуки исчезли: казалось, что они были единственными людьми во всем мире. Напряженность была такой сильной, что она готова была закричать, упасть в обморок или сойти с ума, если он не сделает что-нибудь сейчас же.
Когда она не смогла больше выносить это напряжение, она открыла рот, чтобы заговорить, но Пэйджен успокоил ее, коснувшись губами ее уха. Вспышка огня пронзила ее позвоночник.
– Как ты смеешь...
– Ш-ш...
Она могла бы поклясться, что его язык задел ее ухо. Она была теперь не в силах вымолвить ни слова, даже если бы захотела. Она проигрывала сражение с опаляющей близостью мужчины, с мощным жаром его твердого тела.
Опасно. Она поняла, что думала не о невидимом животном в кустарнике, а о мужчине за своей спиной, который был гораздо более опасен.
Кустарник сильно встряхнуло, изумрудные листья посыпались на высохшую землю.
– Опасный хищник. Да, хорошо, что ты вовремя остановилась.
Его дыхание было горячим, слова были еле слышны. Уверенная мощь исходила от него головокружительными волнами. Она неуверенно вздохнула. Только от страха, сказала она себе. Только потому, что они могли стать чьей-то добычей в любой момент.
Маленькая веточка вылетела из кустарника и полетела к веранде.
– Выходи, – закричал Пэйджен. – Выходи сейчас же!
Женщина в его руках напряглась.
– Но почему...
Как только она заговорила, плотные ветви раздвинулись и стройная обезьянка выглянула из листвы. Два любопытных глаза уставились на лицо женщины.
– О-обезьяна? – Она недоверчиво запнулась. – Ты хочешь сказать, что это была всего лишь обезьяна?
Разъяренная от мысли, что Пэйджен разыграл ее, она неистово забилась в его объятии. Но он быстро остановил ее, крепче сжав ее талию.
– А ты бы поверила мне, если бы я сказал, что это была только маленькая ручная обезьянка?
– Ты мог бы попробовать по крайней мере! Ты подлый мерзавец!
– Ей-богу, ты гораздо лучше, когда молчишь от испуга, Циннамон. – Губы Пэйджена скользили по мягкой раковине ее уха. – Должен сказать, это случается не очень часто. Неужели я должен был упустить такой момент?
– Я ничуть не удивлена твоими словами!
Она отчаянно извивалась в его руках, но даже две ее руки против его одной ничего не могли сделать.
– Осторожно, Angrezi. Я знаю способы приручения диких существ на этой земле.
– Действительно? Хорошо, но я не обезьяна, которая прибежит, как только ты позовешь, мистер.
Она продолжала яростно вырываться и пыталась побольнее лягнуть его ногой.
– О, я никогда не считал тебя за обезьяну, моя дорогая. Это было бы непростительной ошибкой. Мой Маг гораздо приятнее в общении, чем ты.
Пэйджен забросил винтовку на плечо и притянул женщину к себе, так что ее мягкие ягодицы оказались прижатыми к его бедрам. Одновременно его губы пощекотали изгибы ее уха.
– П-прекрати!
– Ты, кажется, не поддаешься моим чарам, Циннамон, если только вся эта борьба не мистификация.
– О, это вовсе не мистификация! И ты не добьешься ровно ничего, если попытаешься приказывать мне, как своей обезьяне! – Ярость ослепила ее на какое-то время. – Они... они пробовали... – Она задохнулась, не закончив фразы.
– Ты интригуешь меня, моя дорогая. – Пэйджен весь напрягся. – Продолжай. Что они пробовали сделать?
Смутные воспоминания исчезли так же быстро, как и возникли, они пропали, оставив ей одну беспомощную ярость.
– Я жду, Циннамон.
– Я... я не могу вспомнить, черт побери!
Ее голова дико болела. Спина начала пульсировать снова, и внезапно веранда, казалось, покачнулась под ее ногами. Но она знала, что источником настоящей боли была не ее израненная спина – источник был скрыт где-то глубоко в сердце. На какой-то момент перед ней возник уродливый рваный шрам, пересекающий все лицо, и она вздрогнула от ярости и безграничной ненависти, написанной на том лице. И снова все пропало. Как будто опустился плотный непроницаемый занавес. Слезы показались в уголках ее глаз. Господи, ну как ей вспомнить...
– Расскажи мне об этом, Циннамон, – настаивал Пэйджен. – Расскажи мне все. И постарайся говорить правду на этот раз.
– Я... я не могу.
– Ты не хочешь.
– Нет! Это... это ни на что не похоже!
– Тогда опиши мне, что ты чувствуешь. Поговори со мной. Заставь меня понять, в конце концов. – Он повернул ее к себе лицом. – Докажи мне, что ты говоришь правду.
– Я не могу этого сделать, неужели тебе непонятно? Потому что я не знаю, как и почему это случается. Вот я не помню ничего, а в следующий... – Ее губы побелели от напряжения. – А в следующий момент я уже знаю... О, я хорошо понимаю, что ты мне не веришь, но...
Лицо Пэйджена стало суровым.
– Ты права, Angrezi, я не верю тебе. Даже обезьяна могла бы придумать лучшую историю, чем ты.
Женщина свирепо смотрела ему в лицо.
– Я могу только сказать, что чувствую. Как будто я внезапно стала другой, вернее, стала кем-то. Потому что все остальное время я ничто и никто. В моей голове имеется только большая черная дыра там, где должны быть воспоминания о прошлом.
Она умолкла от рыданий, сжавших ее горло. Внезапно деревянный пол веранды опять покачнулся. Ее охватил странный шум, жара и свет. Женщина протянула руки, ища поддержку. Они встретили стену мускулов, твердых мужских мускулов.
– Что случилось?
– Это не... – Ее пальцы беспомощно затрепетали. – Заставь этот проклятый пол остановиться. Иначе мне будет плохо, и я забрызгаю все на три фута вокруг.
Невнятно выругавшись, Пэйджен подхватил ее на руки и бросился вон с веранды. Распахнув ударом ноги дверь, он пробежал по коридору к своей комнате. Сразу же стало прохладнее. Мита появилась позади них.
– Принеси бренди, Мита, – отрывисто приказал Пэйджен.
– Я не буду, – слабо возразила женщина у него на руках. – Я отказываюсь пить...
Ее желудок скрутило при одной только мысли о спиртном. Она закрыла глаза, и все мысли пропали в темном омуте головокружения и боли.
Комната все еще не перестала вращаться, когда она почувствовала мягкую подушку под спиной. Что-то холодное коснулось ее полуоткрытых губ, и обжигающая жидкость проникла внутрь. Она закашлялась.
– Нет, п-прекрати! Я не буду...
– Тише, женщина. Здесь всего чуть-чуть, только чтобы восстановить твои силы, а не для того, чтобы напоить тебя допьяна.
Ее пальцы лихорадочно уперлись в его грудь.
– Я не буду...
Это было бесполезно. Следующая порция жидкого огня попала ей в открытый рот, как только он поймал ее на середине фразы.
– П-проклятый Пэйджен!
– Проклинай все, что угодно, Циннамон, но ты выпьешь все до капли. – Голос раздавался прямо над ее ухом. – Если ты не хочешь, чтобы я оставил тебя здесь одну, когда уйду завтра к Виндхэвену.
Дрожь охватила ее тело, но она все еще продолжала бороться, почти в бреду.
– Успокойся, Angrezi. На твоем теле слишком много одежды, а в твоей голове слишком мало ума. Я собираюсь решить сразу обе проблемы.
Смутно она ощущала, как с ее шеи и плеч исчезли слои ткани. Хорошо, как хорошо чувствовать прохладный воздух на лихорадочно горящей коже... Внезапно она поняла, что разговаривает вслух.
– Я восхищен, что ты согласилась, – пробормотал Пэйджен, занимаясь крючками, удерживающими переднюю часть корсета, и беспрестанно проклиная англичанку за упрямство. – Теперь повернись, чтобы я смог стащить с тебя это орудие пытки.
Поскольку она проигнорировала его приказ, он нетерпеливо повернул ее на бок и снял корсет, тихо клянясь распорядиться этой вещью по своему усмотрению. Бормоча проклятия, Пэйджен отшвырнул корсет через всю комнату, так что он ударился о стену и упал на пол с тихим звуком. Пышные нижние юбки отправились следом за корсетом. Женщина была слишком слаба, чтобы остановить его, она только беспокойно вертела головой и сжимала побелевшими пальцами мягкие белые простыни.
– Оставь меня одну, – наконец смогла она произнести.
Пэйджен нахмурился, пытаясь оторвать взгляд от изгиба ее стройных бедер. И от увенчанной коралловыми сосками матовой груди. Молния желания снова пронзила его тело. Сжав зубы, он пробовал подавить боль в паху, но опять потерпел неудачу.
– Я хочу, чтобы ты отдохнула, женщина. У меня восемьсот акров зеленого золота, которые нуждаются в заботе точно так же, как грудные дети. И когда я завтра выйду из бунгало, ты, черт побери, должна пойти со мной.
Ее слабые руки дрожали на тонком покрывале.
– Я не хочу, – резко сказала она, с трудом сохраняя остатки сознания. – И я не пойду...
Э-э, да она борец, подумал Пэйджен. Что-то говорило ему, что она слишком много теряла в своей жизни и слишком часто вынуждена была бороться. Глубоко внутри возникало какое-то новое чувство. Это было смутное и совершенно незнакомое ему ощущение, состоящее из нежности и опасного страстного вожделения...
Никогда прежде у англичанина с темно-серыми глазами не было такого чувства. Для него эмоции значили не больше, чем пыльные вихри в горах Гиндукуша или миражи, мерцающие над пропеченными солнцем песками Раджастхана. Не больше, чем влажные туманы, покрывающие зеленые холмы Виндхэвена перед каждым рассветом.
Она наконец уснула, а он все еще сидел у ее постели с непроницаемым лицом. Было неимоверно трудно сидеть так близко и не касаться ее. Но гораздо труднее было уйти.
Глава 18
Солнце расплавленным золотом освещало лишь зеленые верхушки деревьев, когда Пэйджен вернулся к бунгало, утомленный, но довольный подготовкой к завтрашнему путешествию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Но она не собиралась сдаваться. Ведь она была просвещенной женщиной, живущей в цивилизованное время. Тысяча восемьсот шестьдесят пять. Год появился в ее мыслях, как яркое пятно на чистом холсте. И этот маленький успех вывел ее из глубокого отчаяния. Да, сказала она себе твердо, она все вспомнит. А до тех пор она будет бороться.
Лицо Пэйджена выражало напряженное страдание, когда он появился в тени сушильного навеса. Быстрый осмотр показал, что еще один участок саженцев чая пострадал от засухи. Листья сотен молодых кустов сморщились и стали коричневыми и ломкими, как бумага! Убийственная жара!
Нигал мгновенно прекратил распекать бригаду туземцев и замолчал, почтительно ожидая распоряжений mahattaya. Пэйджен жестом отпустил туземных рабочих и с шумом вдохнул густой воздух. Высыхающий чай наполнял воздух изумительным ароматом. По крайней мере, эту часть урожая они спасли, решил Пэйджен, тщательно осматривая и обнюхивая каждый из десяти сушильных противней с зеленой массой. Внезапно Пэйджен повернулся к надсмотрщику:
– Нигал, ты закончил все приготовления, как я говорил? Стройный надсмотрщик поклонился и разразился возбужденной тирадой:
– Бригада проводников готова, Тигр-сагиб. Они будут нести двадцать мешков с рисом, высушенной рыбой, бананами и солью, как вы приказали. – На смуглом лице слуги мелькнула тень колебания. – Мы все-таки выходим завтра?
– Конечно. Почему ты решил... – Пэйджен проглотил остальную часть вопроса.
Конечно. Из-за женщины. Новости о ее появлении должны были распространиться среди местного населения со скоростью лесного пожара. Сейчас уже каждый из них был в курсе всех последних сплетен об Angrezi-мэм-сагиб, найденной на берегу.
Глаза Пэйджена потемнели. Теперь он понял, почему один из детей рабочих болтал что-то о Якини – красивом, но смертельно опасном духе с волосами из лучей солнца. Пэйджен нахмурился, трогая пальцами черную повязку на глазу.
– Господин?
– Да, Нигал. Продолжай.
– Все припасы упакованы. Проводники собрались на другой стороне холма. Все готово.
– Превосходно. Присмотри, чтобы люди хорошо поели и отдохнули сегодня вечером. Пройдет не меньше двух недель, пока они смогут снова расслабиться.
Нигал вопросительно взглянул на хозяина. Он очень не любил задавать вопросы или как-то проявлять хотя бы намек на любопытство, но не мог оставить невыясненным такой важный вопрос.
– Mahattaya знает, что отсюда шесть дней пути до Виндхэ-вена?
– На этот раз мы не пойдем прямо в страну холмов, Нигал. Было слишком много «несчастных случаев» в последнее время на главной тропе. Нет, – мрачно продолжал Пэйджен, глядя на ослепительно голубую гладь моря между белыми берегами его бухты. – Я надеюсь, что безопаснее будет пройти через джунгли.
Надсмотрщик поклонился, не изменив выражения непроницаемого лица.
– Хорошо. Я прослежу, чтобы все было выполнено.
Наблюдая за удаляющимся слугой, Пэйджен в сотый раз задавал себе вопрос, о чем думает этот человек.
«Сколько ты видишь и слышишь? Ты работаешь со мной бок о бок каждый день, разделяя мои успехи и поражения. Ты неизменно учтив и почтителен, даже когда я разражаюсь проклятиями. И у тебя есть глаза и уши повсюду, где живут и работают тамильские и сингалезские рабочие. И все же твое гладкое лицо не выражает ничего. Знаешь ли ты что-то такое, чего не знаю я? Может, какое-то новое восстание уже готовится в высокогорье?»
Но Пэйджен знал, что лучше не спрашивать. Старый надсмотрщик не сообщил бы ему ничего, пока они все не окажутся перед неизбежным фактом. Даже тогда, напомнил себе горько Пэйджен, вспомнив вспышку жажды крови и ненависти в Канпуре.
Как же он мог доверять таким людям? Но кто может знать, кому можно доверять, пока не наступит кризис? А к тому времени, конечно, будет уже слишком поздно.
Все было хуже, намного хуже, чем она думала. С трех сторон ее окружали джунгли, протянувшиеся, насколько хватало глаз, – нетронутые и угрожающие. Их темные глубины были для нее совершенно чуждыми и пугающими. Кусты достигали шести футов в высоту, деревья были в десять раз выше, и всюду между ними вставала плотная стена подлеска, переливающаяся сотнями оттенков зеленого цвета. На фоне этой пышной изумрудной стены горели цветы, которых она не смогла бы назвать.
Взрывы ослепительно красного и оранжевого цвета вместо спокойных прохладных оттенков чайных роз. Остроконечные пурпурные гроздья больше двух футов в обхвате вместо изящных пастельных тонов бутонов. И запахи. Господи, они были так насыщенны, что казались осязаемыми, в воздухе смешивались ароматы орхидей, красного и белого жасмина и еще каких-то незнакомых цветов. Все это слишком странно. И никакой надежды на спасение в обозримом будущем. Но она отказывалась поддаваться страху.
Упрямо вздернув подбородок, она открыла бамбуковую дверь и вышла наружу, в жаркую духоту. Раскаленный свет солнца потоками стремился вниз с безоблачного неба. Справа от нее простирались расчищенные поля чайных кустов. Ряды саженцев тянулись вплоть до темной зеленой стены, где начинались джунгли. Далеко за ней, похожая на мираж над беспокойным морем деревьев, возвышалась гряда покрытых вуалью тумана гор.
Десять дней пути до страны холмов, кажется, так он сказал? Она удержалась от вздоха отчаяния и прошла через веранду. Вдруг она услышала, как густые листья ближайшего куста зашелестели. Женщина подскочила на месте и замерла.
А вдруг это леопард? Или даже тигр? Она отступала назад к бунгало, не отводя глаз от качающихся ветвей.
При следующем шаге она наткнулась спиной прямо на твердую как камень стену мускулов. Упругих. Обнаженных и теплых, слегка влажных от испарины. Воздух вырвался из ее легких с громким свистом. Внизу из кустарника донеслось хриплое рычание.
– Уже пытаешься сбежать? – пробормотал Пэйджен прямо у ее уха.
Она резко повернулась, ее гнев смешался со страхом. Мельком она заметила, что на его плече висела винтовка.
– Дай мне пройти, – огрызнулась она, чувствуя, как его рука обхватила ее талию. – Отпусти меня! Иди и подкрадывайся к кому-нибудь другому, хотя бы к тому, кто рычит там, в кустарнике.
Сильная рука без усилий прижала ее, так что она почувствовала каждое его ребро. Господи, он был таким горячим и невозможно огромным. И несмотря на всю свою ненависть, она была заворожена силой, исходящей от его мощного тела, очарована движением мускулов обнаженных рук. На одно мгновение ей страшно захотелось пройтись кончиками пальцев по его рукам, коснуться густых черных волос на груди.
Она одернула себя и яростно рванулась, но смогла только повернуться к нему спиной. Его теплое дыхание коснулось ее уха.
– Испугалась, Циннамон? Если тебе нужна моя помощь, тебе стоит только попросить об этом.
Ее сердце сжалось от этого близкого голоса.
– Скорее ад замерзнет, чем я попрошу тебя о чем-то, мистер Пэйджен!
Внезапно мужчина за ее спиной замер. Его прищуренный взгляд не отрывался от колеблющегося кустарника.
– Не двигайся, – прошептал он.
Он еще плотнее привлек ее к себе, пока она не ощутила твердую выпуклость его бедер и возбуждение мускула в паху. Ее дыхание превратилось в быстрые, резкие вздохи. Она начала было говорить, но его пальцы немедленно закрыли ей рот, заставив умолкнуть. Он молча медленно снял свободной рукой винтовку и взвел курок. Шум в кустах стал сильнее. Вокруг них все другие звуки исчезли: казалось, что они были единственными людьми во всем мире. Напряженность была такой сильной, что она готова была закричать, упасть в обморок или сойти с ума, если он не сделает что-нибудь сейчас же.
Когда она не смогла больше выносить это напряжение, она открыла рот, чтобы заговорить, но Пэйджен успокоил ее, коснувшись губами ее уха. Вспышка огня пронзила ее позвоночник.
– Как ты смеешь...
– Ш-ш...
Она могла бы поклясться, что его язык задел ее ухо. Она была теперь не в силах вымолвить ни слова, даже если бы захотела. Она проигрывала сражение с опаляющей близостью мужчины, с мощным жаром его твердого тела.
Опасно. Она поняла, что думала не о невидимом животном в кустарнике, а о мужчине за своей спиной, который был гораздо более опасен.
Кустарник сильно встряхнуло, изумрудные листья посыпались на высохшую землю.
– Опасный хищник. Да, хорошо, что ты вовремя остановилась.
Его дыхание было горячим, слова были еле слышны. Уверенная мощь исходила от него головокружительными волнами. Она неуверенно вздохнула. Только от страха, сказала она себе. Только потому, что они могли стать чьей-то добычей в любой момент.
Маленькая веточка вылетела из кустарника и полетела к веранде.
– Выходи, – закричал Пэйджен. – Выходи сейчас же!
Женщина в его руках напряглась.
– Но почему...
Как только она заговорила, плотные ветви раздвинулись и стройная обезьянка выглянула из листвы. Два любопытных глаза уставились на лицо женщины.
– О-обезьяна? – Она недоверчиво запнулась. – Ты хочешь сказать, что это была всего лишь обезьяна?
Разъяренная от мысли, что Пэйджен разыграл ее, она неистово забилась в его объятии. Но он быстро остановил ее, крепче сжав ее талию.
– А ты бы поверила мне, если бы я сказал, что это была только маленькая ручная обезьянка?
– Ты мог бы попробовать по крайней мере! Ты подлый мерзавец!
– Ей-богу, ты гораздо лучше, когда молчишь от испуга, Циннамон. – Губы Пэйджена скользили по мягкой раковине ее уха. – Должен сказать, это случается не очень часто. Неужели я должен был упустить такой момент?
– Я ничуть не удивлена твоими словами!
Она отчаянно извивалась в его руках, но даже две ее руки против его одной ничего не могли сделать.
– Осторожно, Angrezi. Я знаю способы приручения диких существ на этой земле.
– Действительно? Хорошо, но я не обезьяна, которая прибежит, как только ты позовешь, мистер.
Она продолжала яростно вырываться и пыталась побольнее лягнуть его ногой.
– О, я никогда не считал тебя за обезьяну, моя дорогая. Это было бы непростительной ошибкой. Мой Маг гораздо приятнее в общении, чем ты.
Пэйджен забросил винтовку на плечо и притянул женщину к себе, так что ее мягкие ягодицы оказались прижатыми к его бедрам. Одновременно его губы пощекотали изгибы ее уха.
– П-прекрати!
– Ты, кажется, не поддаешься моим чарам, Циннамон, если только вся эта борьба не мистификация.
– О, это вовсе не мистификация! И ты не добьешься ровно ничего, если попытаешься приказывать мне, как своей обезьяне! – Ярость ослепила ее на какое-то время. – Они... они пробовали... – Она задохнулась, не закончив фразы.
– Ты интригуешь меня, моя дорогая. – Пэйджен весь напрягся. – Продолжай. Что они пробовали сделать?
Смутные воспоминания исчезли так же быстро, как и возникли, они пропали, оставив ей одну беспомощную ярость.
– Я жду, Циннамон.
– Я... я не могу вспомнить, черт побери!
Ее голова дико болела. Спина начала пульсировать снова, и внезапно веранда, казалось, покачнулась под ее ногами. Но она знала, что источником настоящей боли была не ее израненная спина – источник был скрыт где-то глубоко в сердце. На какой-то момент перед ней возник уродливый рваный шрам, пересекающий все лицо, и она вздрогнула от ярости и безграничной ненависти, написанной на том лице. И снова все пропало. Как будто опустился плотный непроницаемый занавес. Слезы показались в уголках ее глаз. Господи, ну как ей вспомнить...
– Расскажи мне об этом, Циннамон, – настаивал Пэйджен. – Расскажи мне все. И постарайся говорить правду на этот раз.
– Я... я не могу.
– Ты не хочешь.
– Нет! Это... это ни на что не похоже!
– Тогда опиши мне, что ты чувствуешь. Поговори со мной. Заставь меня понять, в конце концов. – Он повернул ее к себе лицом. – Докажи мне, что ты говоришь правду.
– Я не могу этого сделать, неужели тебе непонятно? Потому что я не знаю, как и почему это случается. Вот я не помню ничего, а в следующий... – Ее губы побелели от напряжения. – А в следующий момент я уже знаю... О, я хорошо понимаю, что ты мне не веришь, но...
Лицо Пэйджена стало суровым.
– Ты права, Angrezi, я не верю тебе. Даже обезьяна могла бы придумать лучшую историю, чем ты.
Женщина свирепо смотрела ему в лицо.
– Я могу только сказать, что чувствую. Как будто я внезапно стала другой, вернее, стала кем-то. Потому что все остальное время я ничто и никто. В моей голове имеется только большая черная дыра там, где должны быть воспоминания о прошлом.
Она умолкла от рыданий, сжавших ее горло. Внезапно деревянный пол веранды опять покачнулся. Ее охватил странный шум, жара и свет. Женщина протянула руки, ища поддержку. Они встретили стену мускулов, твердых мужских мускулов.
– Что случилось?
– Это не... – Ее пальцы беспомощно затрепетали. – Заставь этот проклятый пол остановиться. Иначе мне будет плохо, и я забрызгаю все на три фута вокруг.
Невнятно выругавшись, Пэйджен подхватил ее на руки и бросился вон с веранды. Распахнув ударом ноги дверь, он пробежал по коридору к своей комнате. Сразу же стало прохладнее. Мита появилась позади них.
– Принеси бренди, Мита, – отрывисто приказал Пэйджен.
– Я не буду, – слабо возразила женщина у него на руках. – Я отказываюсь пить...
Ее желудок скрутило при одной только мысли о спиртном. Она закрыла глаза, и все мысли пропали в темном омуте головокружения и боли.
Комната все еще не перестала вращаться, когда она почувствовала мягкую подушку под спиной. Что-то холодное коснулось ее полуоткрытых губ, и обжигающая жидкость проникла внутрь. Она закашлялась.
– Нет, п-прекрати! Я не буду...
– Тише, женщина. Здесь всего чуть-чуть, только чтобы восстановить твои силы, а не для того, чтобы напоить тебя допьяна.
Ее пальцы лихорадочно уперлись в его грудь.
– Я не буду...
Это было бесполезно. Следующая порция жидкого огня попала ей в открытый рот, как только он поймал ее на середине фразы.
– П-проклятый Пэйджен!
– Проклинай все, что угодно, Циннамон, но ты выпьешь все до капли. – Голос раздавался прямо над ее ухом. – Если ты не хочешь, чтобы я оставил тебя здесь одну, когда уйду завтра к Виндхэвену.
Дрожь охватила ее тело, но она все еще продолжала бороться, почти в бреду.
– Успокойся, Angrezi. На твоем теле слишком много одежды, а в твоей голове слишком мало ума. Я собираюсь решить сразу обе проблемы.
Смутно она ощущала, как с ее шеи и плеч исчезли слои ткани. Хорошо, как хорошо чувствовать прохладный воздух на лихорадочно горящей коже... Внезапно она поняла, что разговаривает вслух.
– Я восхищен, что ты согласилась, – пробормотал Пэйджен, занимаясь крючками, удерживающими переднюю часть корсета, и беспрестанно проклиная англичанку за упрямство. – Теперь повернись, чтобы я смог стащить с тебя это орудие пытки.
Поскольку она проигнорировала его приказ, он нетерпеливо повернул ее на бок и снял корсет, тихо клянясь распорядиться этой вещью по своему усмотрению. Бормоча проклятия, Пэйджен отшвырнул корсет через всю комнату, так что он ударился о стену и упал на пол с тихим звуком. Пышные нижние юбки отправились следом за корсетом. Женщина была слишком слаба, чтобы остановить его, она только беспокойно вертела головой и сжимала побелевшими пальцами мягкие белые простыни.
– Оставь меня одну, – наконец смогла она произнести.
Пэйджен нахмурился, пытаясь оторвать взгляд от изгиба ее стройных бедер. И от увенчанной коралловыми сосками матовой груди. Молния желания снова пронзила его тело. Сжав зубы, он пробовал подавить боль в паху, но опять потерпел неудачу.
– Я хочу, чтобы ты отдохнула, женщина. У меня восемьсот акров зеленого золота, которые нуждаются в заботе точно так же, как грудные дети. И когда я завтра выйду из бунгало, ты, черт побери, должна пойти со мной.
Ее слабые руки дрожали на тонком покрывале.
– Я не хочу, – резко сказала она, с трудом сохраняя остатки сознания. – И я не пойду...
Э-э, да она борец, подумал Пэйджен. Что-то говорило ему, что она слишком много теряла в своей жизни и слишком часто вынуждена была бороться. Глубоко внутри возникало какое-то новое чувство. Это было смутное и совершенно незнакомое ему ощущение, состоящее из нежности и опасного страстного вожделения...
Никогда прежде у англичанина с темно-серыми глазами не было такого чувства. Для него эмоции значили не больше, чем пыльные вихри в горах Гиндукуша или миражи, мерцающие над пропеченными солнцем песками Раджастхана. Не больше, чем влажные туманы, покрывающие зеленые холмы Виндхэвена перед каждым рассветом.
Она наконец уснула, а он все еще сидел у ее постели с непроницаемым лицом. Было неимоверно трудно сидеть так близко и не касаться ее. Но гораздо труднее было уйти.
Глава 18
Солнце расплавленным золотом освещало лишь зеленые верхушки деревьев, когда Пэйджен вернулся к бунгало, утомленный, но довольный подготовкой к завтрашнему путешествию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52