Несомненно, ее ужасает мысль, что придется вечно гореть в аду за свои грехи. Кроме того, я ни на секунду не поверил, что ты здесь из-за этого.
– Не понимаю...
– Ты пришла сюда не для того, чтоб говорить об Элисон. О, ты может быть и использовала ее как предлог. Наверняка ты злишься, что я не упал перед тобой на колени в знак благодарности за твое великодушие.
– Я не думала об этом.
Он рассмеялся тихо, недоверчиво.
– Если причина, по которой вы схоронились в этой... могиле, в моем вмешательстве в ваши дела с рудником, сэр, тогда проблему можно легко решить. Я могу спокойно умыть руки.
Майлз выпил шерри, не отрывая от нее глаз.
– Шантаж идет тебе, любовь моя. Он придает огня твоим зеленым глазам и румянца щекам. Ты настоящая красавица, когда злишься.
– Я не собираюсь шантажировать вас, сэр.
– Какая жалость. Я так люблю пикироваться со своими противниками. Когда-то у меня это здорово получалось, но это было еще до того, как я похоронил себя в этом доме и попытался изменить свою жизнь – оставить свои гедонистские замашки и начать все заново. А когда-то я был очень и очень испорченным человеком, правда. Не желаешь ли посмотреть, каким испорченным я могу быть, милая?
Нахмурившись, чувствуя себя выбитой из колеи его неустойчивым настроением, Оливия попыталась оторвать от него взгляд.
Но не обратить внимания на его обнаженное, разгоряченное тело оказалось выше ее сил. Плечи Майлза блестели капельками пота и отсветами огня свечей. Грудь его была упругой и твердой, а мышцы живота казались твердыми и плоскими, как пол, на котором он сидел.
– Я согласна помочь вам всем, чем смогу, и сделаю это, – с трудом выдавила она. – Вы узнаете, что я не из тех, кто нарушает свое слово. И не из тех, кто не протянет руку помощи нуждающемуся.
– Разумеется. Наверняка лет, эдак, через сто религия возведет тебя в святые. Вопрос в том... святая чего? Святая Оливия, защитница больных и умирающих? Или разоренных и обнищавших? Или всех на свете ублюдков?
– Почему вы так ненавидите меня, когда все, что я хочу, это помочь вам?
– Ненависть – такое грубое и неприличное слово. Я отнюдь не ненавижу тебя, дорогая.
– Но вы не любите меня.
– Ты не должна принимать это на свой счет. Я никогда никому не клялся в таких чувствах.
– Вы не способны на любовь, сэр, или просто боитесь ее?
– Боюсь?
– Что вам не ответят взаимностью. Возможно, вы все еще тот маленький мальчик, который всем сердцем любил свою мать, но не чувствовал ответной любви. Вы страшно боитесь еще раз испытать эту боль.
Он схватил ее бокал и опрокинул его содержимое себе в рот, задержавшись лишь, чтобы сказать:
– Ты слишком много говоришь, милая. Кроме того, ты приписываешь мне то, чего у меня нет. Тебе уже следовало бы понять, что я не очень хороший человек.
– Я не согласна. По словам Дженет Хупер, вы очень заботливый и добрый.
– А... – Он сверкнул белозубой улыбкой. – Ну, вот мы и добрались до сути этого визита. Ты хочешь знать о Дженет.
– Я...
– Ревнуешь, милочка?
Внезапно ей захотелось убежать. Она почувствовала себя так глупо, досадуя на то, что он понимает ее побуждения даже лучше ее самой.
– Ну? – не унимался он. – Ты ревнуешь?
– А мне следует?
– Ты хочешь знать, не любовница ли она мне. Не отрицай. Я почуял, что тебя что-то тревожит с тех пор, как ты появилась в Ганнерсайде. Вначале я приписал твое настроение раздражению моими внезапными отлучками. Потом я подумал, что ты обиделась на то, что я не появился за обедом. А оказывается, вот в чем дело. Дженет, – сказал он и непринужденно рассмеялся.
– Итак? – напомнила она.
– Итак, что? Любовники ли мы? – Он улыбнулся. – Вот что я тебе скажу, милая. Если ты покаешься в своих грешках, я покаюсь в своих.
Он встал, и красное полотенце упало на пол. Оливия словно приросла к месту, слабо сознавая, что тело ее стало таким же неподвижным, как те изваяния нимф, взирающие на нее из полутемных, затуманенных углов комнаты.
Глава 14
Майлз приближался к ней, похожий на античного бога, совершенный по форме – намного совершеннее, чем она представляла, – с телом гладким, влажным и возбужденным.
– Так скажи мне, жена... – Его рука скользнула на затылок. – Какое имя или имена будешь ты выкрикивать, когда я займусь с тобой любовью? Не делай такого ошеломленного лица. Подтверждение нашего брака было неизбежно. Мы оба хотим этого, и, разумеется, это необходимо. Если желаешь, можешь закрыть глаза и представлять, что я – это кто-то другой. – Приподняв ее подбородок, он улыбнулся. – Вот почему ты на самом деле пришла сюда, не так ли? В брачную ночь ты решила поиграть в скромницу, а потом, когда поняла, что я могу удовлетворять свои потребности с другой женщиной, ты решила, что лучше взять то, что есть, пока еще не слишком поздно. Я еще не встречал женщины, которая, однажды вкусив вкус запретного плода, не испытывала желания еще раз насладиться этой сладостью. Тут нечего стыдиться, милая. Нравится тебе признавать это или нет, но ты живой человек. Твой сын тому доказательство.
Оливия безуспешно пыталась разобраться в этом внезапном повороте событий. Что именно он делает?
Пальцы Майлза двинулись к пуговицам блузки, и он игриво подергал их, не отрывая взгляда от ее глаз. Кажется, насыщенный паром воздух раскалился и стало трудно дышать. Внезапно она словно начала тонуть.
– Сними это, – мягко приказал он, имея в виду блузку, и потянул назад грубоватую влажную ткань, обнажая прозрачную сорочку под ней. – Я хочу видеть, что я приобрел. Меня мучит любопытство со дня свадьбы, когда я увидел, как ты бегаешь, как девчонка, во фланелевой рубашке по коридору. Ты вся соткана из противоречий, миссис Уорвик. В одно мгновение ты железная дева, а в следующее – распутница, пылающая страстью. Однако распутница дрожит от испуга, когда ее касается мужчина. Ты боишься, милая? Ты говоришь мне о боязни любви, когда не я требую пустых заверений в твоих чувствах.
Оливия попыталась отвернуть лицо. Он не позволил этого, но, твердо держа ее за подбородок, заставил посмотреть в его потемневшие, бездонные глаза. Он вглядывался в нее с напряженностью, которая ее пугала. Все ее инстинкты били тревогу, и все-таки она заставила себя сохранять спокойствие, ибо он, конечно же, просто хотел напугать ее, как тогда, в таверне.
Он стащил блузку с ее плеч и отшвырнул в сторону, потом показал на юбку.
– Сними ее.
– А если не сниму?
– Тогда я сорву ее с тебя.
Оливия сняла юбку и осталась перед ним в рубашке, чулках и туфлях. Майлз улыбнулся и, взяв ее за руку, подвел к подушкам, жестом велел лечь, потом налил в бокал шерри и подал ей.
Не в состоянии ясно мыслить, Оливия устроилась среди подушек и продолжала завороженно наблюдать, как ее муж двигается среди клубов пара, и его мышцы вздуваются и перекатываются одновременно с каждым гибким, грациозным движением. Где-то в отдаленных уголках мозга промелькнула мысль, не очутилась ли она во власти эротических грез. Признаться откровенно, внезапная тревожащая сумятица чувств шокировала ее, перехватила дыхание и вскружила голову.
Запах горящего масла от факелов на стене щекотал ноздри, а желтый свет отражался от мраморного пола подобно огню. Ложе, покрытое подушками, отбрасывало смутные блики разных оттенков: золотистого, пурпурного, красного. Гладкий прохладный шелк и узловатое плетение одновременно притягивали и отпугивали ее. Эмалевые миниатюры, изображающие экзотическую эротику Востока, украшали стены. Они не шокировали ее. Она видела подобные картины и раньше.
И все же она пришла сюда не соблазнять и не быть соблазненной. Крошечный молоточек разума навязчиво стучал в ее голове: бежать, бежать. Она не готова к этому, что бы ни чувствовало ее сердце и тело.
Майлз спустился в бассейн, шаг за шагом погружаясь в прозрачную голубоватую воду. Капли влаги срывались с потолка и образовывали крошечные кружочки на поверхности.
– Оливия, – сказал он, и голос эхом разнесся по огромной, напоминающей пещеру комнате. – Иди ко мне.
– Я... думаю, нет. – Но я настаиваю.
– Ты не можешь заставить меня.
– Подумай хорошенько. – Он ударил ладонью по поверхности воды, подняв брызги.
Внезапно она поняла, что значит для него эта обстановка. Осторожно отставив бокал, она стала расшнуровывать туфли, упорно избегая взгляда Майлза, тщетно пытаясь унять волнение, от которого дрожали руки. Ее муж прав. Этот момент был неизбежен. Она отгоняла эту мысль, убеждая себя, что Майлзу Кембаллу Уорвику не нужно от нее ничего, кроме ее денег. Эмили знала об этом. Эмили предупреждала ее. По ночам она просыпалась ожидания и страха, и предостережения сестры звучали у нее в ушах, заставляя сердце гулко стучать, а тело гореть.
Отбросив в сторону чулки и туфли, Оливия встала и подошла к бассейну, смутно сознавая, что тонкая ткань рубашки стала прозрачной, прилипнув к влажной коже. Она вошла в горячую воду, постепенно погружаясь в ее парящую пучину, тихо ахнув, когда жар стал взбираться вверх по лодыжкам, икрам и бедрам, проникнув, словно жидкое пламя, между ног.
Стоя в середине бассейна в клубах пара, Майлз наблюдал за ней. Его черные волосы были отведены назад, завиваясь за ушами. Он показал на ее волосы и приказал:
– Распусти их.
Она подняла руки и непослушными пальцами стала вытягивать гребни. Наконец волосы тяжелой и влажной массой упали на плечи и прилипли к ее часто вздымающейся груди.
Майлз опустил голову и оглядел ее так, что у нее по спине забегали мурашки.
– Восхитительно, – нежно протянул он, и все же сама нежность его голоса заставила ее вздрогнуть и оглядеться в поисках скорейшего пути к бегству. – Иди сюда, скомандовал он.
Она шла, чувствуя, как вода плещется о ягодицы, и скоро оказалась перед ним, словно восточная рабыня перед своим повелителем, – презирая это ощущение власти над собой и в то же время приветствуя его. Она чувствовала слабость и вместе с тем радостное возбуждение. Каждая клеточка ее существа наполнилась трепетным восторгом жизни. В то же время Оливия понимала, что в любой момент может полететь в бездну, из которой нет пути назад.
Он протянул руки и положил ладонь на грудь девушки, нежно касаясь соска кончиком пальца. Оливия застонала и закрыла глаза, когда обжигающая молниеносная стрела желания пронзила каждый пульсирующий нерв ее тела. Показалось, будто она вот-вот лишится чувств. Нет, она не может... Не должна... Потерять самообладание теперь...
Потом кончики пальцев мужчины нежно коснулись розового цветка на коже.
– Есть еще? – спросил он.
С неимоверным усилием она медленно покачала головой.
– Нет.
– Повернись и дай мне посмотреть.
Она неторопливо поворачивалась в воде, позволяя ему разглядеть ее со всех сторон. От горячей воды, жары и духоты кожа ее пылала, словно охваченная пламенем пожара. Если он еще раз дотронется до нее...
Когда она вновь оказалась лицом к нему, он улыбнулся и мягко, чуть-чуть невнятно произнес:
– Никаких драконов. -Что?
– Говорят, что у тебя сзади вытатуированы драконы.
– Уверена, что обо мне много чего говорят. Ты всему веришь?
– Они, похоже, знают тебя лучше, чем я.
– Думают, что знают.
– Тебе нравится это? – спросил он, нежно сжав ей грудь.
Она сглотнула. Вернее, попыталась. Опустив глаза, она смотрела, как его большая ладонь ласкает ее. Какой смуглой кажется его рука на ее белой коже. От этой картины она задохнулась. Почувствовала опасную беззаботность.
– Ты перестанешь, если я скажу «нет»? – пробормотала она.
– Тебе нравится? – повторил он настойчивей. Оливия кивнула и с шумом втянула в себя воздух и, положив свою руку поверх его, прижала сильнее, пока сосок не напрягся и не затвердел.
– Да, – ответила она наконец.
– Тогда почему ты дрожишь? Тебе очень хочется заняться любовью?
Она ничего не сказала, наблюдая, как капелька воды скользнула по его шее и исчезла в мягкой, шелковистой поросли на его груди. Он смотрел так, будто в его зеленовато-карих глазах действительно таилась какая-то нежность. Или, как он выразился, это просто природный инстинкт заставляет мужчин быть неразборчивыми в выборе возлюбленных.
О, как ей хотелось коснуться его. Но осмелится ли она? Ощутить хотя бы на мгновение свою руку на его твердом, гладком теле. В конце концов, он же ее муж.
Поймав ее руку, Майлз положил ее на свою плоть. Глаза его сузились, дыхание участилось. Мощный орган зашевелился в ее пальцах, и низкий звук, похожий на рычание, вырвался из его груди.
– Хорошо, – прошептал он и мягко поводил ее рукой вперед-назад, пока этот ритм не разогрел не расплавил ее изнутри.
Кто-то застонал. Может, она. Может быть, он. Оливия не была уверена. Жара, пар, тусклый свет факелов, мерцающих во мгле, отклик собственного тела – все приводило ее в замешательство. Сдержанность проскальзывала сквозь решимость, как вода сквозь пальцы. Если она не остановится теперь, то наверняка пожалеет об этом.
Но, несмотря на все доводы рассудка, Оливия не могла сдвинуться с места. Майлз внезапно обхватил ее руками и поднял на твердый мраморный край бассейна, где она смогла лишь закрыть глаза и тряхнуть головой в тщетной попытке сопротивления.
– Пожалуйста. Она застонала.
– Пожалуйста, – повторил он тихо. – Пожалуйста, что, милая? Дать тебе почувствовать себя женщиной?
Он уложил ее спиной на плиты, а она устремила свой взор сквозь завесу пара на тусклое небо, просвечивающее сквозь стеклянную крышу, чувствуя теплые капли воды, дождем падающие на ее лицо, слыша плеск воды с каждым движением и бешеный стук собственного сердца от каждого его прикосновения.
Его прикосновения – о Боже – они были повсюду одновременно. Его руки ласкали ее грудь, живот, бедра, заставляя ее тихо вскрикивать и вздрагивать. Мысли ее были в смятении, чувства кружили вихрем незнакомых ощущений.
– Посмотри на меня, – скомандовал он, и, заставив себя открыть глаза, Оливия увидела его над собой, наполовину находящегося в воде, наполовину снаружи, словно какое-то морское божество, соблазняющее обычную женщину. Черные волосы завивались вокруг висков, ушей и шеи, а свет факела отражался от его влажного лица и плеч. Майлз коленом раздвинул ей бедра, и пальцы скользнули вверх, заставив ее громко вскрикнуть от внезапного, пугающего пробуждения.
– Скажи, что ты любишь меня, – послышался его голос сквозь застилавший ее мысли туман. – Это? – Пальцы потянули ленточки сорочки и сдвинули мокрую тонкую ткань, полностью обнажая грудь.
Опустив голову, он сомкнул губы сначала вокруг одного соска, затем другого, втягивая затвердевшие розовые орешки в рот, покусывая их зубами до тех пор, пока она не изогнулась навстречу и не задышала резко, прерывисто, мысленно молясь о том, чтобы это не было фантазией – одной из тех, которые так часто мучили ее со дня их свадьбы.
Но это была реальность. Явь. Реальность восхитительной волной прихлынула к чувственным берегам сосков, разбросав нежные любовные покусывания вдоль всего живота, горячим дыханием обдав прозрачную ткань, прикрывающую ее женственность.
Ей захотелось кричать, плакать, смеяться. Каким греховным, восхитительно порочным был этот поцелуй!
Голова ее металась из стороны в сторону. Она погрузила пальцы в его мокрые черные волосы и почувствовала, как приподнимается навстречу, приглашая его ближе, глубже – это действительно было куда прекраснее фантазий. Никогда в самых безумных грезах не представляла она этого...
Он приподнялся и вгляделся в нее с чем-то сродни пляшущему пламени в глазах. Он, должно быть, сам дьявол, подумала она, если пробуждает в ней такие порочные, распутные чувства. Ей захотелось прикрыться. Захотелось раздвинуть ноги шире и умолять его продолжать.
Вода заколыхалась, когда он подтянулся еще выше.
Затем последовал нажим, ошеломляющее подталкивание, ощупывание, обследование его плоти в ее влажном, томящемся сладостной болью преддверии страсти и на мгновение мысль поддаться искушению момента заставила глаза женщины встретиться с его глазами в неприкрытом желании и приглашении.
Потерявшись в пространстве и времени, сцепленные в клубок взаимного желания, они смотрели друг на друга, как им показалось, целую вечность – хотя это длилось не больше нескольких мгновений, – прежде чем Оливия покачала головой и тихо всхлипнула:
– Я не могу.
Она откатилась в сторону и прижала сорочку к груди.
– Я не могу, – повторила она, слыша, как ее слова эхом отразились от мраморных стен. – Пожалуйста, не проси меня. Я не могу до тех пор пока не...
– Пока что? – закричал он позади нее.
Кое-как поднявшись по ступенькам бассейна, она оглянулась и увидела на его лице лишь недоумение и ярость.
– Пока что? – снова закричал он, прижав ее к своему мокрому возбужденному телу так, что грудь ее прижалась к его груди, а лицо оказалось чуть ниже его. – Что с тобой, черт тебя побери? Ты моя жена, Оливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Не понимаю...
– Ты пришла сюда не для того, чтоб говорить об Элисон. О, ты может быть и использовала ее как предлог. Наверняка ты злишься, что я не упал перед тобой на колени в знак благодарности за твое великодушие.
– Я не думала об этом.
Он рассмеялся тихо, недоверчиво.
– Если причина, по которой вы схоронились в этой... могиле, в моем вмешательстве в ваши дела с рудником, сэр, тогда проблему можно легко решить. Я могу спокойно умыть руки.
Майлз выпил шерри, не отрывая от нее глаз.
– Шантаж идет тебе, любовь моя. Он придает огня твоим зеленым глазам и румянца щекам. Ты настоящая красавица, когда злишься.
– Я не собираюсь шантажировать вас, сэр.
– Какая жалость. Я так люблю пикироваться со своими противниками. Когда-то у меня это здорово получалось, но это было еще до того, как я похоронил себя в этом доме и попытался изменить свою жизнь – оставить свои гедонистские замашки и начать все заново. А когда-то я был очень и очень испорченным человеком, правда. Не желаешь ли посмотреть, каким испорченным я могу быть, милая?
Нахмурившись, чувствуя себя выбитой из колеи его неустойчивым настроением, Оливия попыталась оторвать от него взгляд.
Но не обратить внимания на его обнаженное, разгоряченное тело оказалось выше ее сил. Плечи Майлза блестели капельками пота и отсветами огня свечей. Грудь его была упругой и твердой, а мышцы живота казались твердыми и плоскими, как пол, на котором он сидел.
– Я согласна помочь вам всем, чем смогу, и сделаю это, – с трудом выдавила она. – Вы узнаете, что я не из тех, кто нарушает свое слово. И не из тех, кто не протянет руку помощи нуждающемуся.
– Разумеется. Наверняка лет, эдак, через сто религия возведет тебя в святые. Вопрос в том... святая чего? Святая Оливия, защитница больных и умирающих? Или разоренных и обнищавших? Или всех на свете ублюдков?
– Почему вы так ненавидите меня, когда все, что я хочу, это помочь вам?
– Ненависть – такое грубое и неприличное слово. Я отнюдь не ненавижу тебя, дорогая.
– Но вы не любите меня.
– Ты не должна принимать это на свой счет. Я никогда никому не клялся в таких чувствах.
– Вы не способны на любовь, сэр, или просто боитесь ее?
– Боюсь?
– Что вам не ответят взаимностью. Возможно, вы все еще тот маленький мальчик, который всем сердцем любил свою мать, но не чувствовал ответной любви. Вы страшно боитесь еще раз испытать эту боль.
Он схватил ее бокал и опрокинул его содержимое себе в рот, задержавшись лишь, чтобы сказать:
– Ты слишком много говоришь, милая. Кроме того, ты приписываешь мне то, чего у меня нет. Тебе уже следовало бы понять, что я не очень хороший человек.
– Я не согласна. По словам Дженет Хупер, вы очень заботливый и добрый.
– А... – Он сверкнул белозубой улыбкой. – Ну, вот мы и добрались до сути этого визита. Ты хочешь знать о Дженет.
– Я...
– Ревнуешь, милочка?
Внезапно ей захотелось убежать. Она почувствовала себя так глупо, досадуя на то, что он понимает ее побуждения даже лучше ее самой.
– Ну? – не унимался он. – Ты ревнуешь?
– А мне следует?
– Ты хочешь знать, не любовница ли она мне. Не отрицай. Я почуял, что тебя что-то тревожит с тех пор, как ты появилась в Ганнерсайде. Вначале я приписал твое настроение раздражению моими внезапными отлучками. Потом я подумал, что ты обиделась на то, что я не появился за обедом. А оказывается, вот в чем дело. Дженет, – сказал он и непринужденно рассмеялся.
– Итак? – напомнила она.
– Итак, что? Любовники ли мы? – Он улыбнулся. – Вот что я тебе скажу, милая. Если ты покаешься в своих грешках, я покаюсь в своих.
Он встал, и красное полотенце упало на пол. Оливия словно приросла к месту, слабо сознавая, что тело ее стало таким же неподвижным, как те изваяния нимф, взирающие на нее из полутемных, затуманенных углов комнаты.
Глава 14
Майлз приближался к ней, похожий на античного бога, совершенный по форме – намного совершеннее, чем она представляла, – с телом гладким, влажным и возбужденным.
– Так скажи мне, жена... – Его рука скользнула на затылок. – Какое имя или имена будешь ты выкрикивать, когда я займусь с тобой любовью? Не делай такого ошеломленного лица. Подтверждение нашего брака было неизбежно. Мы оба хотим этого, и, разумеется, это необходимо. Если желаешь, можешь закрыть глаза и представлять, что я – это кто-то другой. – Приподняв ее подбородок, он улыбнулся. – Вот почему ты на самом деле пришла сюда, не так ли? В брачную ночь ты решила поиграть в скромницу, а потом, когда поняла, что я могу удовлетворять свои потребности с другой женщиной, ты решила, что лучше взять то, что есть, пока еще не слишком поздно. Я еще не встречал женщины, которая, однажды вкусив вкус запретного плода, не испытывала желания еще раз насладиться этой сладостью. Тут нечего стыдиться, милая. Нравится тебе признавать это или нет, но ты живой человек. Твой сын тому доказательство.
Оливия безуспешно пыталась разобраться в этом внезапном повороте событий. Что именно он делает?
Пальцы Майлза двинулись к пуговицам блузки, и он игриво подергал их, не отрывая взгляда от ее глаз. Кажется, насыщенный паром воздух раскалился и стало трудно дышать. Внезапно она словно начала тонуть.
– Сними это, – мягко приказал он, имея в виду блузку, и потянул назад грубоватую влажную ткань, обнажая прозрачную сорочку под ней. – Я хочу видеть, что я приобрел. Меня мучит любопытство со дня свадьбы, когда я увидел, как ты бегаешь, как девчонка, во фланелевой рубашке по коридору. Ты вся соткана из противоречий, миссис Уорвик. В одно мгновение ты железная дева, а в следующее – распутница, пылающая страстью. Однако распутница дрожит от испуга, когда ее касается мужчина. Ты боишься, милая? Ты говоришь мне о боязни любви, когда не я требую пустых заверений в твоих чувствах.
Оливия попыталась отвернуть лицо. Он не позволил этого, но, твердо держа ее за подбородок, заставил посмотреть в его потемневшие, бездонные глаза. Он вглядывался в нее с напряженностью, которая ее пугала. Все ее инстинкты били тревогу, и все-таки она заставила себя сохранять спокойствие, ибо он, конечно же, просто хотел напугать ее, как тогда, в таверне.
Он стащил блузку с ее плеч и отшвырнул в сторону, потом показал на юбку.
– Сними ее.
– А если не сниму?
– Тогда я сорву ее с тебя.
Оливия сняла юбку и осталась перед ним в рубашке, чулках и туфлях. Майлз улыбнулся и, взяв ее за руку, подвел к подушкам, жестом велел лечь, потом налил в бокал шерри и подал ей.
Не в состоянии ясно мыслить, Оливия устроилась среди подушек и продолжала завороженно наблюдать, как ее муж двигается среди клубов пара, и его мышцы вздуваются и перекатываются одновременно с каждым гибким, грациозным движением. Где-то в отдаленных уголках мозга промелькнула мысль, не очутилась ли она во власти эротических грез. Признаться откровенно, внезапная тревожащая сумятица чувств шокировала ее, перехватила дыхание и вскружила голову.
Запах горящего масла от факелов на стене щекотал ноздри, а желтый свет отражался от мраморного пола подобно огню. Ложе, покрытое подушками, отбрасывало смутные блики разных оттенков: золотистого, пурпурного, красного. Гладкий прохладный шелк и узловатое плетение одновременно притягивали и отпугивали ее. Эмалевые миниатюры, изображающие экзотическую эротику Востока, украшали стены. Они не шокировали ее. Она видела подобные картины и раньше.
И все же она пришла сюда не соблазнять и не быть соблазненной. Крошечный молоточек разума навязчиво стучал в ее голове: бежать, бежать. Она не готова к этому, что бы ни чувствовало ее сердце и тело.
Майлз спустился в бассейн, шаг за шагом погружаясь в прозрачную голубоватую воду. Капли влаги срывались с потолка и образовывали крошечные кружочки на поверхности.
– Оливия, – сказал он, и голос эхом разнесся по огромной, напоминающей пещеру комнате. – Иди ко мне.
– Я... думаю, нет. – Но я настаиваю.
– Ты не можешь заставить меня.
– Подумай хорошенько. – Он ударил ладонью по поверхности воды, подняв брызги.
Внезапно она поняла, что значит для него эта обстановка. Осторожно отставив бокал, она стала расшнуровывать туфли, упорно избегая взгляда Майлза, тщетно пытаясь унять волнение, от которого дрожали руки. Ее муж прав. Этот момент был неизбежен. Она отгоняла эту мысль, убеждая себя, что Майлзу Кембаллу Уорвику не нужно от нее ничего, кроме ее денег. Эмили знала об этом. Эмили предупреждала ее. По ночам она просыпалась ожидания и страха, и предостережения сестры звучали у нее в ушах, заставляя сердце гулко стучать, а тело гореть.
Отбросив в сторону чулки и туфли, Оливия встала и подошла к бассейну, смутно сознавая, что тонкая ткань рубашки стала прозрачной, прилипнув к влажной коже. Она вошла в горячую воду, постепенно погружаясь в ее парящую пучину, тихо ахнув, когда жар стал взбираться вверх по лодыжкам, икрам и бедрам, проникнув, словно жидкое пламя, между ног.
Стоя в середине бассейна в клубах пара, Майлз наблюдал за ней. Его черные волосы были отведены назад, завиваясь за ушами. Он показал на ее волосы и приказал:
– Распусти их.
Она подняла руки и непослушными пальцами стала вытягивать гребни. Наконец волосы тяжелой и влажной массой упали на плечи и прилипли к ее часто вздымающейся груди.
Майлз опустил голову и оглядел ее так, что у нее по спине забегали мурашки.
– Восхитительно, – нежно протянул он, и все же сама нежность его голоса заставила ее вздрогнуть и оглядеться в поисках скорейшего пути к бегству. – Иди сюда, скомандовал он.
Она шла, чувствуя, как вода плещется о ягодицы, и скоро оказалась перед ним, словно восточная рабыня перед своим повелителем, – презирая это ощущение власти над собой и в то же время приветствуя его. Она чувствовала слабость и вместе с тем радостное возбуждение. Каждая клеточка ее существа наполнилась трепетным восторгом жизни. В то же время Оливия понимала, что в любой момент может полететь в бездну, из которой нет пути назад.
Он протянул руки и положил ладонь на грудь девушки, нежно касаясь соска кончиком пальца. Оливия застонала и закрыла глаза, когда обжигающая молниеносная стрела желания пронзила каждый пульсирующий нерв ее тела. Показалось, будто она вот-вот лишится чувств. Нет, она не может... Не должна... Потерять самообладание теперь...
Потом кончики пальцев мужчины нежно коснулись розового цветка на коже.
– Есть еще? – спросил он.
С неимоверным усилием она медленно покачала головой.
– Нет.
– Повернись и дай мне посмотреть.
Она неторопливо поворачивалась в воде, позволяя ему разглядеть ее со всех сторон. От горячей воды, жары и духоты кожа ее пылала, словно охваченная пламенем пожара. Если он еще раз дотронется до нее...
Когда она вновь оказалась лицом к нему, он улыбнулся и мягко, чуть-чуть невнятно произнес:
– Никаких драконов. -Что?
– Говорят, что у тебя сзади вытатуированы драконы.
– Уверена, что обо мне много чего говорят. Ты всему веришь?
– Они, похоже, знают тебя лучше, чем я.
– Думают, что знают.
– Тебе нравится это? – спросил он, нежно сжав ей грудь.
Она сглотнула. Вернее, попыталась. Опустив глаза, она смотрела, как его большая ладонь ласкает ее. Какой смуглой кажется его рука на ее белой коже. От этой картины она задохнулась. Почувствовала опасную беззаботность.
– Ты перестанешь, если я скажу «нет»? – пробормотала она.
– Тебе нравится? – повторил он настойчивей. Оливия кивнула и с шумом втянула в себя воздух и, положив свою руку поверх его, прижала сильнее, пока сосок не напрягся и не затвердел.
– Да, – ответила она наконец.
– Тогда почему ты дрожишь? Тебе очень хочется заняться любовью?
Она ничего не сказала, наблюдая, как капелька воды скользнула по его шее и исчезла в мягкой, шелковистой поросли на его груди. Он смотрел так, будто в его зеленовато-карих глазах действительно таилась какая-то нежность. Или, как он выразился, это просто природный инстинкт заставляет мужчин быть неразборчивыми в выборе возлюбленных.
О, как ей хотелось коснуться его. Но осмелится ли она? Ощутить хотя бы на мгновение свою руку на его твердом, гладком теле. В конце концов, он же ее муж.
Поймав ее руку, Майлз положил ее на свою плоть. Глаза его сузились, дыхание участилось. Мощный орган зашевелился в ее пальцах, и низкий звук, похожий на рычание, вырвался из его груди.
– Хорошо, – прошептал он и мягко поводил ее рукой вперед-назад, пока этот ритм не разогрел не расплавил ее изнутри.
Кто-то застонал. Может, она. Может быть, он. Оливия не была уверена. Жара, пар, тусклый свет факелов, мерцающих во мгле, отклик собственного тела – все приводило ее в замешательство. Сдержанность проскальзывала сквозь решимость, как вода сквозь пальцы. Если она не остановится теперь, то наверняка пожалеет об этом.
Но, несмотря на все доводы рассудка, Оливия не могла сдвинуться с места. Майлз внезапно обхватил ее руками и поднял на твердый мраморный край бассейна, где она смогла лишь закрыть глаза и тряхнуть головой в тщетной попытке сопротивления.
– Пожалуйста. Она застонала.
– Пожалуйста, – повторил он тихо. – Пожалуйста, что, милая? Дать тебе почувствовать себя женщиной?
Он уложил ее спиной на плиты, а она устремила свой взор сквозь завесу пара на тусклое небо, просвечивающее сквозь стеклянную крышу, чувствуя теплые капли воды, дождем падающие на ее лицо, слыша плеск воды с каждым движением и бешеный стук собственного сердца от каждого его прикосновения.
Его прикосновения – о Боже – они были повсюду одновременно. Его руки ласкали ее грудь, живот, бедра, заставляя ее тихо вскрикивать и вздрагивать. Мысли ее были в смятении, чувства кружили вихрем незнакомых ощущений.
– Посмотри на меня, – скомандовал он, и, заставив себя открыть глаза, Оливия увидела его над собой, наполовину находящегося в воде, наполовину снаружи, словно какое-то морское божество, соблазняющее обычную женщину. Черные волосы завивались вокруг висков, ушей и шеи, а свет факела отражался от его влажного лица и плеч. Майлз коленом раздвинул ей бедра, и пальцы скользнули вверх, заставив ее громко вскрикнуть от внезапного, пугающего пробуждения.
– Скажи, что ты любишь меня, – послышался его голос сквозь застилавший ее мысли туман. – Это? – Пальцы потянули ленточки сорочки и сдвинули мокрую тонкую ткань, полностью обнажая грудь.
Опустив голову, он сомкнул губы сначала вокруг одного соска, затем другого, втягивая затвердевшие розовые орешки в рот, покусывая их зубами до тех пор, пока она не изогнулась навстречу и не задышала резко, прерывисто, мысленно молясь о том, чтобы это не было фантазией – одной из тех, которые так часто мучили ее со дня их свадьбы.
Но это была реальность. Явь. Реальность восхитительной волной прихлынула к чувственным берегам сосков, разбросав нежные любовные покусывания вдоль всего живота, горячим дыханием обдав прозрачную ткань, прикрывающую ее женственность.
Ей захотелось кричать, плакать, смеяться. Каким греховным, восхитительно порочным был этот поцелуй!
Голова ее металась из стороны в сторону. Она погрузила пальцы в его мокрые черные волосы и почувствовала, как приподнимается навстречу, приглашая его ближе, глубже – это действительно было куда прекраснее фантазий. Никогда в самых безумных грезах не представляла она этого...
Он приподнялся и вгляделся в нее с чем-то сродни пляшущему пламени в глазах. Он, должно быть, сам дьявол, подумала она, если пробуждает в ней такие порочные, распутные чувства. Ей захотелось прикрыться. Захотелось раздвинуть ноги шире и умолять его продолжать.
Вода заколыхалась, когда он подтянулся еще выше.
Затем последовал нажим, ошеломляющее подталкивание, ощупывание, обследование его плоти в ее влажном, томящемся сладостной болью преддверии страсти и на мгновение мысль поддаться искушению момента заставила глаза женщины встретиться с его глазами в неприкрытом желании и приглашении.
Потерявшись в пространстве и времени, сцепленные в клубок взаимного желания, они смотрели друг на друга, как им показалось, целую вечность – хотя это длилось не больше нескольких мгновений, – прежде чем Оливия покачала головой и тихо всхлипнула:
– Я не могу.
Она откатилась в сторону и прижала сорочку к груди.
– Я не могу, – повторила она, слыша, как ее слова эхом отразились от мраморных стен. – Пожалуйста, не проси меня. Я не могу до тех пор пока не...
– Пока что? – закричал он позади нее.
Кое-как поднявшись по ступенькам бассейна, она оглянулась и увидела на его лице лишь недоумение и ярость.
– Пока что? – снова закричал он, прижав ее к своему мокрому возбужденному телу так, что грудь ее прижалась к его груди, а лицо оказалось чуть ниже его. – Что с тобой, черт тебя побери? Ты моя жена, Оливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28