– Нет, что ты!
Он опустил взгляд, произнося эти пустые слова, гнусный мерзавец. Что он о себе возомнил? Если она достаточно хороша для Уильяма Уэксфорда, значит, сгодится и для его сына!
– Тогда почему ты не пришел?
– Напился.
– Это мы уже проходили.
– А я частенько напиваюсь до бесчувствия.
– Очевидно, по каким-то темным углам, потому что я никогда тебя пьяным не видела, разве что в тот первый день.
– Я пью по ночам, с глаз подальше.
– В любом случае сейчас ты трезв как стеклышко. – Клер выразительно погладила себя по груди, но Хью смотрел на связку ключей у нее на поясе. – Когда ты не удостоил меня своим ночным визитом, я решила, что с меня довольно. Наплевать, что подумают остальные гости! Я хотела выставить вас с женой из Холторпа… – Он поспешно поднял взгляд, в глазах отразилась тревога, – … но потом мне пришло в голову дать тебе последний шанс. Вот почему мы оба здесь.
Не отрывая взгляда от потемневших зеленых глаз Хью, Клер взялась за узел шнуровки платья. Корсаж приоткрылся.
– Ничего не выйдет, – пробормотал он. – Как ты ни обольстительна, ничего не выйдет. Я пробовал, и не раз.
– С какими-нибудь неопытными дурехами! – Она пренебрежительно повела плечами и принялась по очереди снимать многочисленные браслеты. – Женщина с опытом знает, как возбудить мужчину. Она и мертвого возбудит, если потребуется! Твоя чопорная маленькая женушка понятия не имеет о способах, которыми я владею, а если бы и имела, ни за что бы на такое не пошла. Ну, как, попробуем?
– Я просто не…
– На маслодельне есть все необходимое. – Клер отцепила от пояса ключи и сложила их вместе с браслетами на ближайший мешок зерна. – Немного миндального масла и пара ловких рук могут совершить настоящее чудо. Пока ты разденешься, я схожу за маслом.
– Гм… – Хью заколебался. – Ну, попробовать-то мы можем!
– Вот и молодец.
Подмигнув ему, Клер вышла из кладовой. Она тщательно прикрыла за собой дверь, но далеко не пошла, а вернулась на цыпочках и притаилась в коридоре. Пузырек с миндальным маслом был заранее припрятан у нее в кармане. Выждав немного, она достала его и открыла дверь, чуть не столкнувшись с выходящим Хью.
– Куда это ты? Разве мы не договорились?
– Я не предупредил Филиппу, и она, конечно, пойдет меня разыскивать, – ответил он, отводя взгляд. – Ты же не хочешь, чтобы она на нас наткнулась?
– И пусть. Мы пригласим ее стать третьей.
– Ну, нет! Она никогда не согласилась бы!
Хью выдавил из себя извиняющуюся улыбку и пожал широкими плечами.
«Ублюдок», – злобно подумала Клер.
– Я об этом не подумала. Леди Филиппа так застенчива, бедняжка. Значит, в другой раз?
– Да, в другой раз! – обрадовался он.
– Я прихвачу с собой масло. Может, когда-нибудь тебе не захочется напиваться до бесчувствия. Тогда приходи, и я продемонстрирую тебе свои лучшие постельные трюки.
Хью ответил небрежным поклоном и поспешил прочь, а Клер вошла в кладовую, чтобы убедиться, что из связки исчез ключ. Все было так, как она и предполагала: не было именно ключа от подвала – самого большого и тяжелого, с замысловатым старинным орнаментом.
Филиппа, затаив дыхание, подняла светильник повыше. Хью повернул ключ в замочной скважине. Это вышло почти бесшумно. Она облегченно перевела дух, когда дверь уступила и отворилась. Обменявшись взглядами и улыбками, оба разом оглянулись. Чуть поодаль в уголке главного зала, как было принято в большинстве замков, на охапке тростника вповалку спали слуги. Никто из них не пошевелился от легкого скрипа двери.
Хью спрятал ключ, который позже предполагалось передать молодой служанке, приносившей Клер по утрам в постель легкий завтрак. За несколько монет она обещала вернуть ключ в связку, перед тем как разбудить хозяйку. Она же снабдила Хью баночкой гусиного жира для смазки дверных петель, потому им и удалось обойтись без лишнего шума.
Хью и Филиппа, оба босые, спустились по винтовой лестнице к нижней двери – той, что не запиралась. Филиппа высоко подобрала подол, чтобы не споткнуться на выщербленных временем каменных ступенях. Вскоре они уже окунулись в удушливую жару подвала.
– Пахнет серой! – шепотом воскликнула Филиппа, поднимая светильник.
Они находились в помещении, называемом «крипта» – длинном, со сводчатым потолком, с сочащимися влагой стенами. Часть его являла собой алхимическую лабораторию. Свет выхватывал из темноты колбы, реторты, какие-то склянки, ступки с тяжелыми пестиками, а также всевозможные инструменты: клещи, резцы и молотки. В стороне стояли небольшой пресс, наковальня с молотом, виднелась куча небрежно сваленных кубков с узкими горлышками и несколько глиняных сосудов с крышками.
– Я не вижу на столе той круглой железной штуковины, – сказал Хью. – Помнишь, я тебе говорил? Она еще напомнила мне рыцарский шлем.
Позади стола у стены была каменная печь с чугунным котлом, над ней штатив с тиглями, а по бокам набор кочерег и ухватов. Угли в печи еще дымились. В углу лежали кузнечный мех и пара точильных камней.
– Похоже, в этой печи можно плавить металл, – пробормотал Хью, разглядывая скамьи с глиняной лабораторной посудой.
Здесь же находилось и топливо: уголь, торф, сухой навоз.
– А это что такое? – спросила Филиппа.
Она осветила высокий конический сосуд на решетке жаровни. От него шла медная трубка к другому такому же сосуду на полу.
– Понятия не имею. – Хью пожал плечами. – Здесь такой странный набор предметов, что я… погоди-ка! Посвети вон туда!
Филиппа подчинилась, и они вместе удивленно уставились на нечто совсем уж необычное: глубоко процарапанный в земляном полу круг с восемью прутами, торчащими веером из центра. В точках их пересечения с кругом стояло по свечке и были начертаны загадочные символы, а в середине круга находился сосуд с каким-то порошком.
Чисто случайно Филиппа перевела взгляд на потолок и вскрикнула, чуть не выронив лампу. Там висело множество, как ей показалось, извивающихся змей.
– Они же дохлые, – сказал Хью со смешком. – Вот уж не думал, что Филиппа де Пари может заверещать, увидев дохлую змею.
Он привлек ее к себе, и она с благодарностью прильнули к его широкой, такой надежной груди.
– Зачем они нужны?
– А зачем все остальное? – резонно спросил Хью. – Смотри-ка, книга! Написано, что это перевод с арабского. «Turba Philosophorum».
– Не читала.
Движимая любопытством, Филиппа высвободилась и заглянула в ближайший керамический горшок, приподняв на нем крышку. Он был полон какой-то черной жидкости. В другом оказалась сера, в третьем – уголь, а от четвертого она отшатнулась с возгласом отвращения.
– Протухшая моча!
– Неужели? А у меня тут «Dc Compositione Alchemiae» Робера Честера.
– Даже не слышала, в том числе и об авторе.
Филиппа открыла самый большой горшок и наклонилась, чтобы Хью мог видеть содержимое.
– Похоже на селитру. Язычники называют ее «китайский снег». А в этом ртуть. В Италии мне приходилось видеть ее в чистом виде.
Филиппа озадаченно посмотрела вокруг. Раз уж Орландо Сторци и Истажио работали в таком секрете, все это должно было каким-то образом иметь отношение к заговору королевы. Но каким именно?
– Может, они изобретают яды? – предположил Хью, разглядывая круг с символами.
– А что там? – Филиппа проскользнула в темный угол и осветила, пустую клетку с запором, в каких обычно держали ценности. – Совсем новенькая! Что бы эти двое ни изобретали, его будут хранить как зеницу ока.
– Давай посмотрим дальше.
Хью прошел за толстенные каменные колонны, в густой мрак, Филиппа последовала за ним – и вовремя, иначе он рухнул бы в глубокую круглую дыру, выложенную плитками. Ее окружал лишь низкий каменный бордюр.
– Колодец в подвале? Как странно…
– В каждом замке есть такой. Это на случай осады, чтобы не остаться без воды.
– Ой!
Филиппа запрыгала на одной ноге, держась за другую.
– Что случилось, любовь моя?
«Любовь моя!»
– Я наступила на что-то маленькое и твердое!
– Вот оно. – Хью покатал на ладони железный шарик. – Никогда не видел ничего подобного. Есть такая детская игра с круглыми камешками. Может, это тоже для какой-то игры? Но почему здесь? Честно говоря, чем больше я вижу, тем меньше понимаю. – Он спрятал шарик в закатанный рукав, взял Филиппу под руку и повлек за собой. – Похоже, там дверь!
Дверь и в самом деле была, но за ней оказалась уборная. Рядом на полках лежало множество предметов весьма зловещего вида. Хью подтвердил догадку Филиппы, что это орудия пытки. С балки под сводом свисала дыба.
– Руки связывают за спиной, а потом вздергивают за них человека так, чтобы ноги не касались пола. Тяжесть тела выворачивает плечевые суставы, а если ее недостаточно, то пара камней…
– Хватит! Я поняла. Пора заканчивать, а то я уже пропеклась, как пирожок в печи.
И правда, от удушливой жары ночная рубашка промокла на груди и спине, что не помешало Филиппе заледенеть от ужаса при виде очередной детали обстановки. Перед ней было массивное кресло с ремнями и железными зажимами для рук и ног. Толстый слой пыли покрывал все это.
– Надо же… – задумчиво протянул Хью. – Я видывал такое, но только у германцев. Фридрих Барбаросса любил помучить. Даже за простое воровство ожидала дыба, а то и такое вот кресло. Видишь отверстие в сиденье? Под ним разводили огонь.
– Какой ужас!
– Это и задумано для того, чтобы ужасать. Я еще не видел человека, который бы не сломался под пытками.
– Изобрести такое может только лютый зверь! Ведь наши враги – тоже создания Божьи, разве нет?
– Люди милосердные почему-то уверены, что на милосердие способен любой, а это далеко не так. Ты понятия не имеешь, как жестоко порой поступают наши ближние – и не обязательно с врагами.
Хью произнес это таким мрачным тоном, что Филиппа задалась вопросом, не говорит ли он, исходя из личного опыта.
– А вот это настоящий шедевр пыточного искусства – простой, как все гениальное! – Он присвистнул. – Теперь такое встретишь редко. Человека просто ставят к стене, в железный захват с острыми шипами. Пока он стоит прямо и не шевелится, все в порядке, но стоит попытаться изменить положение, как шипы впиваются в шею. Сколько можно простоять без сна, еды и питья? Страшная штука!
– Я бы долго не выдержала, – сказала Филиппа, содрогнувшись. – Рассказала бы все при одном только взгляде на этот ошейник! Духом я слаба.
– Откуда тебе знать, раз никто тебя еще не мучил? Выдержать можно многое, если только правильно к этому подойти. – Хью коснулся железного обруча, оставив в пыли отпечатки пальцев. – Над болью можно подняться. Знаешь как? «Покинуть» свое тело и следить за ним со стороны, как если бы все происходило с кем-то другим.
Филиппа нашла взглядом безобразный шрам на месте большого пальца правой руки. «Он не издал ни звука…»
– Откуда у тебя на спине шрамы от бича? – вырвалось у нее.
– Не помню, это было слишком давно, – спокойно ответил Хью.
– Хью!
– Больше мы здесь ничего не найдем, возвращаемся.
Позже, когда они уже лежали в постели и Хью тесно прижимался к спине Филиппы, она заговорила снова:
– Я все время думаю о твоих шрамах. Это оттого, что ты мне не безразличен. – За неделю она впервые упомянула о своих чувствах, хотя они все сильнее овладевали ею. – Если ты не хочешь, чтобы я знала, так и скажи. Я перестану досаждать тебе вопросами. Но мне нужно знать, за что ты был наказан.
Ответом было молчание, такое долгое, словно Хью уже спал и попросту не слышал ее слов. Но когда Филиппа начала задремывать, он заговорил:
– За то, что оплакивал мать.
– То есть как? Я не понимаю…
Тяжелый вздох приподнял грудь Хью и пошевелил ей волосы.
– Моя мать умерла родами Джоанны. Я любил ее всем сердцем, потому что она была… была моей матерью. В ней было все мое счастье. Когда она умерла, я плакал день и ночь. Мне было только семь.
– Ты был так мал! Конечно, ты должен был плакать по своей матери.
– Отец думал иначе. «Настоящий мужчина с детства презирает слезы, – сказал он мне. – Плачет только слабак. Никогда не станешь рыцарем, если заливаешься слезами, как девчонка». Еще он сказал, что не пролил по своей жене ни слезинки и гордится этим. Я ответил, что он валялся со шлюхой, когда мать умирала в муках, что за это я его ненавижу и презираю и не хочу вырасти таким, как он. Я потребовал, чтобы отец отослал Рено, который учил меня владеть мечом, и пригрозил уйти в монастырь, если он этого не сделает.
Эта горькая исповедь совершенно ошеломила Филиппу. Она не нашла слов утешения.
– Ну, отец и… возмутился. – Хью коротко засмеялся. – Думаю, никто никогда не выказывал ему непослушания. Рено получил приказ применить одну занятную штуку. Это был не бич, а семихвостая плеть с железными наконечниками, чтобы не только оставлять рубцы, но и разрывать плоть.
Филиппа прикрыла глаза, надеясь, что сумеет дослушать до конца.
– Этот Рено был человек суровый. Он и раньше говаривал, что я слишком мягкосердечен, а теперь принялся за меня всерьез. Отец разрешил ему все, сказав, что любит меня и не позволит вырасти изнеженным и слезливым, что когда-нибудь я скажу ему спасибо. Для начала мне дали двенадцать ударов плетью.
Не выдержав, Филиппа прижала голову Хью к своему плечу. Тот не противился – он не хотел, чтобы она видела выражение его лица.
– Разумеется, я плакал от боли. За слезы я получил еще шесть ударов. При этом отец приговаривал, что будущий мужчина выносит боль, не дрогнув. Потом Рено еще не раз хлестал меня, и за каждую слезу я получал по удару.
– Тогда ты и научился «подниматься над болью»? – тихо спросила она.
– И покидать свое бренное тело. Удары от этого не становились менее чувствительны, но я оставался как бы в стороне. Это трудно объяснить.
– Нет, отчего же! Ты хорошо объясняешь, просто мне трудно понять… прочувствовать. Для этого надо оказаться на твоем месте. Ты сказал, что покинул Уэксфорд навсегда в восемнадцать лет.
– Покинул бы и раньше, если бы не Джоанна. Она росла своенравной девчонкой и не раз сердила отца.
– Ее тоже били плетью?!
– Ремнем. Меня в это время запирали в подвале, чтобы не вмешивался, потому что я сказал отцу, что за плеть убью его, даже если потом меня повесят. Думаю, он поверил, так что до плети дело не дошло. Когда Джоанне исполнилось одиннадцать, он отослал ее в Лондон, в дом баронессы де Монфише. Вскоре после этого я был посвящен в рыцари.
– И стал наемником?
– Да. Джоанна больше не нуждалась в моей защите. Покидая Уэксфорд, я поклялся, что ничья воля – добрая ли, злая ли – больше не подчинит меня.
Филиппа кивнула, впервые постигая до конца, что заставляло Хью избегать всякой привязанности.
– На твоем месте, – сказала она, – я принесла бы такую же клятву.
Глава 19
– У меня для вас есть новость, – сказала Клер гостям за ужином на другой день. – Завтра поутру я вас покину, друзья мои. Мне нужно навестить одного старого доброго приятеля.
Столы снова были выставлены на лугу, но не по случаю очередного праздника, а просто ради спасения от духоты в это жаркое время года.
Слова Клер вызвали ропот протеста. Филиппа заметила, что Олдос удивлен не меньше остальных.
– Я отлучусь ненадолго, всего на пару дней, – успокоила хозяйка Холторпа с обычной своей холодной усмешкой.
Истажио вдруг оживился, что означало появление Эдме. Его глаза, похожие на маслины, по-змеиному заблестели. Проследив за его взглядом, Филиппа увидела служанку выходящей из кухни с какими-то кушаньями на подносе. Итальянец бросился навстречу и заступил ей дорогу. Эдме воззрилась на него. На ее веснушчатом лице появилось смешанное выражение – недовольное и терпеливое одновременно. Судя по жесту, Истажио в очередной раз предложил ей прогуляться у реки, как делал изо дня в день. Девушка красноречиво покачала головой и попыталась пройти. Тогда итальянец достал что-то из-за пазухи, показал ей и тут же спрятал, воровато оглянувшись. Несколько секунд Эдме стояла в нерешительности, потом передала поднос кому-то из прислуги и позволила Истажио за руку увлечь ее прочь.
Орландо Сторци тоже смотрел в ту сторону. До сих пор он казался Филиппе невозмутимым, но тут вдруг выказал явные признаки волнения: заерзал на скамье и вытянул шею, ловя взгляд Истажио. Когда это ему удалось, он яростно помотал головой, запрещая тому отлучаться, но тщетно – те двое вскоре скрылись из виду. Орландо сделал движение броситься следом, но Клер еще не закончила говорить, и он не решился оскорбить хозяйку дома невниманием. Слушая, он не сводил взгляда с угла, за которым скрылись Эдме и Истажио.
– …и развлекайтесь в свое удовольствие. Пусть мое отсутствие не стесняет вас. Все ключи я передам брату. – Тут Клер отцепила связку от пояса и в самом деле протянула ее Олдосу. – Тем самым я возлагаю на него ответственность за уют и удовольствия моих гостей. В чем бы ни возникла нужда, обращайтесь к нему.
Как только она закрыла рот, Орландо вскочил и побежал догонять ушедших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26