А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он пошел за ней, на ходу перехватив полный упрека взгляд Кингсли. Зная, что раньше или позже, но придется давать ответ, Дрю решил, что сделает это позже. И направился к Габриэль.
Он поравнялся с ней в сотне шагов от берега, возле небольшой рощицы.
— Габриэль, с тобой все в порядке? — спросил он. Обернувшись, девушка коротко кивнула. Дрю окинул ее взглядом. Она выглядела неплохо, только покашливала и упорно не хотела смотреть на него. Промокшая насквозь, без плаща, она казалась почти обнаженной и очень уязвимой. Она обхватила себя руками — и этот жест еще сильнее подчеркнул ее беспомощность и беззащитность. Дрю хотел бы что-то накинуть на нее — куртку, рубашку, — но ничего не было, и он просто встал рядом.
Они смотрели, как погонщики подняли опрокинувшийся фургон и переправили его на берег. Появилась собака и, отряхнувшись так, что брызги полетели в разные стороны, подошла поближе к Габриэль. Переправили Сэмми с его матушкой. Теленок подбежал прямо к девушке и, легонько балуясь, боднул ее.
Дрю едва не улыбнулся при мысли, что животные Габриэль явно ищут ее одобрения за то, что великолепно справились с переправой. Но тут подъехал Керби, и стало ясно, что он далеко не в благодушном настроении.
Он сразу обратился к Дрю:
— Ты об этом знал?
— Да.
— Это связано с твоим вчерашним поведением?
Дрю промолчал.
— Сукин ты сын, — пробормотал Керби. — Ты, мой друг, решил тайно провезти до Абилены женщину.
А потом гневно обернулся к Габриэль, у которой был вид промокшего под дождем щенка.
— А вы, юная леди, — проворчал он, — должны дать мне объяснение, как только закончится переправа стада.
Он пошел к лошади, затем остановился и снова повернулся к Дрю.
— Оставайся с ней, — поцедил он сквозь зубы. — До конца переправы держитесь около фургонов.
— Да я больше пользы принесу рядом со стадом, — возразил Дрю.
— Вот чертовка! — пробурчал Керби едва слышно. — Как же я мог быть так слеп?
— Она дьявольски хорошая актриса, — сухо посочувствовал Дрю.
— Ладно, а на что еще она способна?
Дрю не понравился двусмысленный блеск во взгляде скотовода. Он понял, что к чему. И, действительно, какой должна быть женщина, отправившаяся на трехмесячный перегон в обществе восемнадцати мужчин!
Вот дьявол! Он как-то об этом прежде не подумал.
— Оставайся с ней, — повторил Керби и поехал к стаду.
Неохотно Дрю последовал за совсем обескураженной Габриэль к хозяйственному фургону. И все же Дрю не мог не признать, что его гнев значительно поутих, сменившись страхом за Габриэль. Сердце у него ушло в пятки, когда девушка упала в воду, — и в пятках оставалось, пока она не выбралась, живая и невредимая, на твердую землю. Он может, конечно, злиться на нее, может досадовать, что она использовала его в своих целях… и он, конечно же, ей не доверяет. И все же Габриэль ему дорога. Он не хочет, чтобы с ней случилась беда. Если бы Габриэль не стало, то часть его души, и, возможно, лучшая часть, погибла бы вместе с ней.
Смущенный не меньше, чем сама Габриэль, Дрю подъехал к главному фургону. Девушка стояла около фургона, выпрямившись во весь рост и вздернув подбородок. Ай да женщина! И вдруг она сказала дрогнувшим голосом — куда только подавалась вся ее бравада!
— Извини…
— За что? За то, что ты едва не утонула?
Габриэль помотала головой.
— Нет, что подвела тебя… поставила в неловкое положение…
Дрю фыркнул.
— И что толку сейчас в твоем извинении?
— Так ведь он твой друг, — просто объяснила она, и в синих глазах заблестели слезы.
— Прежде это тебя не слишком-то трогало.
Губы девушки дрогнули, и Дрю заметил, что она пытается сдержать волнение.
— А сейчас — трогает.
Дрю хотел бы ей верить — но одного желания было мало. Отвернувшись, он стал смотреть, как рабочие загоняют стадо в реку.
Легкий вздох раздался у него за спиной. Он почти воочию видел, как поникли ее плечи. Все разочарования, которые он испытал в жизни, мешали ему повернуться к Габриэль. Прежние предательства навсегда ожесточили его сердце.
— Дрю… — голос ее задрожал.
Господи, как больно, что он не может сейчас просто обнять ее, прижать к себе! Стиснув зубы, Дрю повернулся к ней и взглянул, как он надеялся, холодно и безразлично.
— Я… ты… — запинаясь, начала Габриэль. Глаза ее наполнились слезами.
— И что? — осведомился Дрю ледяным тоном, хотя сердце у него забилось так оглушительно, что, наверное, слышно было и на том берегу. Ему так хотелось поцеловать ее дрожащие губы и прижать ее к себе — мокрую, дрожащую…
— Вчера… — снова начала Габриэль.
Дрю закрыл глаза и снова ощутил тепло ее близости, потаенный жар чистой и сладкой страсти, которой он упивался так недолго… прежде чем с небес его безжалостно швырнули на землю.
Женские пальчики осторожно, моляще коснулись его руки. Как же хотелось ему ответить на зов, опять насладиться ее нежностью… Габриэль подарила ему неизведанное прежде ощущение полноты жизни. Счастье сознавать, что он нужен и желанен.
Дрю открыл глаза и посмотрел на Габриэль. Может, в другой раз он бы и поверил в ее искренность, в отчаянную мольбу, светившуюся в ее глазах. Может быть, он снова поверил бы, что она вправду огорчена и хочет исправить причиненное зло. И он, Дрю Камерон, ей действительно нужен!
— Я тебя не выдам, — отрывисто сказал он. — Я поддержу твою ложь, пока ты сама не поймешь, что ошиблась. Ты этого хочешь?
И пошел прочь, не дожидаясь ответа, не давая ей возможности снова поймать его в ловушку и использовать в корыстных целях.
Дрю еще успел услышать, как девушка прошептала «нет!» и направилась к реке. Краем глаза он заметил, что Верный, опустив хвост, поплелся за ним.* * * Хорек проник в курятник! Наблюдая за переправой, Керби Кингсли исходил яростью. Его терзало глубочайшее разочарование. Мало он кому верил так, как поверил Дрю Камерону. Ему больно было думать, что именно этот человек взял с собой женщину для тайных утех… но другого объяснения присутствию женщины в лагере он не находил.
Но это же глупо! Тайно взять на перегон девку! Это же так не похоже на Дрю Камерона. Этот человек был редкостно, даже как-то болезненно честен, и поэтому Керби во всем обвинял женщину. Что за чертовщина такая, «Гэйб Льюис»? Если она не подружка Камерона, то зачем оказалась здесь? А может, она имеет отношение к тем двум засадам? Керби так и не смог отделаться от неприятной мысли, что обе засады как-то связаны с тем его давним преступлением… но сейчас об этом нельзя думать. Надо переправить через реку стадо в десять тысяч голов.
Бросившись за молодой нетелью, которую понесло течением, Керби решил, что этот перегон проклят с самого начала, — и теперь он знал почему.* * * Габриэль весь день пекла пироги и булки и варила бобы с приправами, как учил ее Джед. Она вытащила одеяла из хозяйственного фургона, расстелила их, чтобы просушить, а затем стала проверять наличие припасов. И между делом все время наблюдала за тем, чтобы в котелках было достаточно кофе для погонщиков, которые весь день подъезжали, чтобы опрокинуть кружку.
Короче говоря, она старалась быть незаменимой. Ей не хотелось покидать перегон — и не только потому, что она жаждала справедливости.
Габриэль, наверное, все бы отдала, только бы Дрю снова ей поверил. Она, правда, мало на это надеялась и только молилась, чтобы шотландец ее не возненавидел. Если она уйдет с перегона, то больше никогда не увидит Дрю Камерона, и у него останется о ней самое скверное мнение. Эта мысль была совершенно нестерпимой.
Что, если прямо сейчас обо всем рассказать Кингсли, выложить ему все свои подозрения? Но что будет, если он и вправду убийца? Габриэль прекрасно знала, что Кингсли и его племянники, которые, безусловно, поддерживают его во всем, отменные стрелки. Они постараются заткнуть рот и Дрю, не только ей. Дрю не справится со всеми тремя.
С другой стороны, если она прилюдно обвинит Кингсли в убийстве, но он окажется невиновен, Дрю ей этого ни за что не простит.
Да, положение безвыходное. Что бы ни предприняла Габриэль, Дрю она все равно потеряет. И, возможно, свою жизнь — тоже.
А она отчаянно не хотела умирать. Пустившись в это путешествие, она не дорожила ничем, у нее была одна-единственная цель — свести счеты с человеком, который убил ее отца. Но, как девушка и призналась Дрю, многое в ней самой за эту дорогу изменилось. Она больше не чувствовала себя одинокой. Здесь, во время перегона, она нашла свое место в жизни, свое дело. Ей надо было кормить мужчин и животных, она была им нужна. И если бы Дрю только позволил ей так думать — она нашла и мужчину, который, столь же отчаянно нуждался в любви, как она сама.
Сейчас этот мужчина стоял на высоком берегу реки, молчаливый и одинокий. Поглядывая на него издали, Габриэль пыталась представить, о чем он думает, глядя на кипевшую вокруг работу, от которой был отстранен. Его последние слова были исполнены такой горечи…
Нет, Габриэль не хотела, чтобы Дрю из-за нее тоже лгал, губил свою честную и цельную душу.
Не желала, чтобы он разрывался между любовью и дружбой.
Габриэль знала, что такое верность, — она сама была нежно привязана к родителям. Переезжая вместе с ними из города в город, из театра в театр, она редко успевала обзавестись друзьями. В эти несколько недель она поняла, что глубоко и нежно предана Дрю. И потому ни за что не должна его подвести. Ничто другое — ни месть, ни справедливость — теперь не значило для нее так много, как Дрю Камерон.
Весь день Габриэль терпеливо сносила испытующие взгляды погонщиков, которые подходили за кофе или ломтем хлеба, прежде чем снова вернуться на берег реки. Эти взгляды ее не беспокоили — бывало и похуже. И к тому же она радовалась от души, избавившись наконец от душного грязного плаща и потрепанной шляпы. Одежда на ней просохла, волосы, чуть отросшие, легли шапкой тугих завитков, и Габриэль расчесала их, чувствуя себя легко и свободно.
Когда она приготовила ужин, испекла достаточно пирогов на следующие день-два и больше нечем было себя занять, Габриэль стряхнула муку с ладоней и тоже пошла на берег реки — смотреть, как переправляют остатки стада. К тому времени, как переправа закончилась и стадо уже паслось в полумиле от лагеря, на прерию пали сумерки и небо зловеще побагровело.
Внезапно Габриэль ощутила, что сзади кто-то стоит, — и круто обернулась. Над ней возвышался Кингсли, небритый и взмокший от пота, с холодными безжалостными глазами. Сейчас он как две капли воды походил на наемного убийцу.
— Я требую объяснений, — сказал он. — Ты здесь явно не потому, что нуждаешься в работе, — он окинул девушку оценивающим, почти оскорбительным взглядом. — В любом салуне ты легко бы нашла себе непыльную работенку.
Габриэль сама это знала — одно время она пела и в салуне, но признаться в этом Кингсли была еще не готова. Кроме того, ему ведь безразлично, чем она занимается, — он предпочитает верить в худшее. Краем глаза девушка заметила, что и Дрю направился к ним.
Керби жестом велел ему остановиться.
— Это Скотти привез тебя сюда, чтобы ты согревала ему постель?
Габриэль широко раскрыла глаза. Что за нелепость — решить, будто она нанялась на перегон ради мужчины? Вот уж этого обвинения она никак не ожидала!
— Нет! — воскликнула девушка. — Дрю даже не знал ничего, пока…
— Ну-ну?
— Пока мы не поехали в Уиллоу-Спрингс. Я тогда тоже упала в воду, — с вызовом прибавила она, лихорадочно прикидывая, насколько откровенной можно быть с Кингсли.
— Значит, несколько недель, — с сердцем проворчал Кингсли. — Он знал об этом несколько недель — и скрывал от меня. Он не имел на это права!
Раскаяние охватило Габриэль. Это она не имела права втягивать Дрю в свои делишки!
— Я ему рассказала, что меня преследует, что моя жизнь в опасности. Я умоляла его никому об этом не рассказывать, потому что вы тогда уволили бы меня.
— Что верно, то верно, — сказал Кингсли и ненадолго смолк. — Это правда, что тебя преследуют?
— Да. Кто-то хочет меня убить.
Кингсли немного помолчал и заметил, словно размышляя вслух:
— Что же, Скотти у нас парень галантный…
— Он хотел вам рассказать. И еще хотел, чтобы я сама вам обо всем рассказала. Только я заставила его пообещать, что он будет молчать.
Яростный взгляд Кингсли, казалось, пронзал ее насквозь.
— На перегоне скота женщине не место!
— Но мне больше некуда было податься, — с отчаянием в голосе ответила Габриэль.
— А к шерифу ты обращалась?
Габриэль не могла признаться ему, что обращалась и, по сути дела, обвинила его, Кингсли.
— Он не захотел мне помочь. — Может, потому, что ты сама нарушила закон?
В голосе его внезапно прозвучало сочувствие, очень ее удивившее. Да и весь разговор на редкость странный. Габриэль ожидала, что на нее посыплется град обвинений, подозрений, угроз — все, что мог сказать или подумать человек, способный на убийство. Вместо этого в сердитых глазах Кингсли уже зажглись дружелюбные огоньки.
Девушка с трудом сглотнула. Она почти решилась выложить Кингсли всю правду, бросить ему в лицо свои подозрения… но он не задавал никаких каверзных вопросов, и все, что она ему рассказала, было чистейшей правдой.
— Можно мне остаться? — спросила Габриэль, Он заколебался, снова окинул ее оценивающим взглядом, а затем просто кивнул.
— Оставайся, пока я не подыщу настоящего повара, — а там посмотрим.
И вдруг улыбнулся — широко и на редкость обаятельно.
— Бедный околдованный Дрю! — пробормотал он и пошел прочь, оставив Габриэль в совершеннейшем недоумении.
15.
Несмотря на неудобства прежнего положения, Габриэль очень жалела о тех временах, когда она была всего только Шкетом. Если Дрю питал к ней теперь презрение, то этого никак нельзя было сказать о других погонщиках.
Прошло три дня после того, как была обнаружена истина, а Габриэль уже вовсю баловали и лелеяли. Она перестала быть незаметным Гэйбом Льюисом и превратилась в объект самого пристального и восхищенного мужского интереса.
Уже в самый первый вечер после роковой переправы ей преподали первый пример внимания, которое почти обрушилось на нее, как лавина. Габриэль разжигала костер, когда один из погонщиков бросился к ней на помощь, взял из ее рук растопку и сам занялся огнем, повергнув ее в изумление. Прежде чем она успела возразить, языкастый Хэнк Флэнниган, который целую вечность назад готов был прозакладывать свою шляпу против ее, застенчиво приблизился к ней. Лицо его, обрамленное густыми соломенными кудрями, порозовело. Он неловко переминался с ноги на ногу, комкая в руках свою потертую шляпу, — а затем сунул ее Габриэль.
— Вам, мэм, она может сгодиться. То есть, я хотел сказать, мисс, вам она потребоваться может.
Другой погонщик неловко бочком подошел к ней.
— Вы нас простите, мэм, за грубое обращение. Мы просто так, дурачились.
— Если потребуется помощь, — вмешался Долговязый, — вы только кликните меня.
Теперь Габриэль уже не могла поднять мешок с мукой или охапку хвороста — кто-нибудь из погонщиков тут же оказывался рядом с желанием обязательно помочь. Только Дэмиен Кингсли позволял себе насмешки и ухмылки, и это ей очень не нравилось. И он, и многие погонщики теперь, конечно, припоминали, сколько раз, будучи Шкетом, она оставалась с шотландцем наедине.
Больше всего, однако, удивляло Габриэль отношение к ней Кингсли. Такой терпимости с его стороны она никак не ожидала. Он даже на свой лад забавлялся такой ситуацией. Габриэль видела, что после разговора с ней на берегу он о чем-то беседовал с Дрю, после чего тот бросил на девушку загадочный быстрый взгляд, вскочил в седло и поехал в ночной дозор. Кингсли, заметив ее, насмешливо фыркнул и зашагал прочь. Габриэль ничего не понимала.
С тех пор Кингсли редко бывал в лагере. Несмотря на возражения тех, кто опасался за его жизнь, он снова и снова отправлялся на разведку. Иногда он отсутствовал почти целый день и появлялся только к вечеру, чтобы отдать необходимые распоряжения.
А самым заветным желанием Габриэль было снова обрести прежнюю близость с Дрю, но она опасалась, что это уже невозможно.
Хотя все неуклюже старались ей помочь, весь день она была занята. Даже слишком. В ее фургоне расположились уже три новорожденных теленка, которых, смущаясь, поручили ее заботам погонщики. Сэмми уже достаточно подрос, чтобы находиться рядом с матерью, но каждый вечер Габриэль надо было отыскивать для других телят их матерей, и ей пришлось привязать им на рога разноцветные лоскутки. Верный принял на себя обязанность охранять телят и загонял их обратно в фургон, чтобы они куда-нибудь не убрели. Билли Бонс тоже требовал ее внимания и, конечно же, Сэмми — не говоря уже о вечно голодных погонщиках.
Дни в постоянных хлопотах проходили быстро, но душевное одиночество становилось все глубже и острее, все больнее и пронзительнее. Кингсли не скрывал, что постарается как можно скорее нанять нового повара, и время текло неумолимо, как песок в песочных часах…
Габриэль оторвала взгляд от сковородок и увидела, что в лагерь галопом скачет Кингсли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38