Она снова ощутила запах натертых воском полов монастыря, увидела злорадное торжество в глазах Джесси и услышала пронзительные крики:
– Ублюдок! Ублюдок!
Валентина вздрогнула. Голливудское общество будет куда безжалостнее. Ни на восточном, ни на западном побережье, ни в Европе она не найдет покоя – ее лицо было слишком хорошо известно. Ей нигде не обрести безвестности. Но если выйти замуж за человека, к которому она питает безмерную симпатию и уважение? Человека, знающего, что она его не любит.
Она выйдет замуж за Паулоса Хайретиса и родит ребенка Видала. Все решения приняты. Все сомнения рассеяны.
На следующее утро Валентина улыбнулась водителю, открывшему дверцу лимузина. Сегодня она встретится с Теодором Гамбеттой. Она не станет ему звонить. Просто придет в его офис и настоит на том, чтобы он ее принял.
– Вы сегодня не так бледны, как последнее время, – заметил Уолли Баррен, накладывая грим. – Видно, конец недалек.
– Какой конец? – испуганно вскинулась Валентина.
– Съемок, конечно, – ухмыльнулся Уолли. – Последние недели всегда самые трудные. Думаю, у вас осталось всего несколько сцен, верно?
– Одна. Через две недели все должны доснять.
– И уж тогда вам следует отдохнуть, – строго велел Уолли. – Я ведь единственный, кто видит вас без грима, и позвольте сказать, что эти два года окончательно вас вымотали. Взгляните только на эти тени под глазами! Теперь у меня уходит вдвое больше времени на то, чтобы вас загримировать.
– Последнее время я мало спала, Уолли.
– Все это вздор, – объявил гример, проводя кисточкой по закрытым векам Валентины. – Ваше здоровье подорвано. И не спорьте со мной. Я слишком часто наблюдал такое. Чересчур много картин, чересчур большое напряжение и преступно мало отдыха. Вы переутомились. Жертвуете всем ради работы, и это вас добивает. Не позволяйте мистеру Гамбетте и мистеру Ракоши запугать вас. Настаивайте на том, чтобы вас оставили в покое хотя бы ненадолго.
– Не волнуйтесь, Уолли, – сухо улыбнулась Валентина. – Я последую вашему совету. И думаю, мой отдых будет довольно долгим. Гораздо дольше, чем вы посоветовали бы.
На площадке царила необычная тишина. Валентина заняла свое место напротив партнера, готовясь к последней сцене. Атмосфера была такой ощутимо напряженной, что ее, казалось, можно было разрезать ножом. Видал присутствовал на студии с пяти часов утра. Ходили слухи, что он провел ночь в офисе. Режиссер довел помощника до слез, накричал на Дона Саймонса, якобы неверно установившего освещение, и метался по павильону мрачнее тучи, придираясь ко всем и каждому.
– Начали! – рявкнул он наконец.
Валентина глубоко вздохнула. Настала минута, когда она должна перестать думать о себе, отрешиться от острого сознания близости Видала. «Наследница Елена» не трагедия, а комедия. Она должна быть веселой, жизнерадостной, и вести себя нужно непринужденно и легко.
Валентина вспомнила миг озарения, изменивший навеки ее жизнь. В кино можно перевоплотиться в любого человека. Любого.
Съемочная бригада ждала, затаив дыхание. На лице партнера отражалась нескрываемая мука. Валентина ободряюще улыбнулась ему и скинула с плеч груз бед и забот так же легко, как манто на шелковой подкладке.
– Дорогой, весна в Риме – божественное время, – начала она, лучась весельем. Все ее существо, казалось, было пронизано безудержным жизнелюбием. В эту минуту она превратилась в соблазнительную, неотразимую кокетку.
Гаррис облегченно вздохнул. Все будет в порядке. Что бы ни случилось между Ракоши и Валентиной, игра актрисы от этого хуже не стала.
Видал молча хмурился. Сцена подошла к концу. Валентина и ее партнер, с каждой минутой нервничая все больше, ожидали приговора. Осветители и операторы переминались с ноги на ногу, глядя друг на друга с растущей тревогой. По их мнению, дубль получился идеальным, и если мистер Ракоши останется недовольным, значит, им еще и завтра придется работать над проклятой сценой.
Видал не спускал с Валентины черных и непроницаемых глаз. Прошла минута, другая. Партнер Валентины взмок от пота. Он впервые снимался у мистера Ракоши и должен был признать, что испытание оказалось не из приятных.
Гримерша выступила было вперед, чтобы запудрить капли пота на лицах актеров, но тут же, поколебавшись, отступила. Мистер Ракоши не отдавал никаких приказаний, и она не имела ни малейшего желания привлекать к себе ненужное внимание.
Валентина, не поднимая глаз, крепко сжала руки. Она не могла смотреть на него – слишком сильна была боль.
– Хорошо, – наконец сказал Ракоши. – Снято.
Гаррис облегченно вздохнул. Он сделал много фильмов с мистером Ракоши, но никогда не видел его в таком состоянии. За неестественной сдержанностью таилось нечто ужасное, и Гаррис не хотел оказаться рядом, когда произойдет взрыв.
Валентина поглядела на часы. Девять. Идеальное время для разговора с мистером Гамбеттой, прежде чем его целиком поглотят дела студии.
Видал смотрел вслед уходившей Валентине, судорожно вцепившись в подлокотники кресла. Он уже поднялся было, чтобы направиться за ней, не в силах противиться тоске и желанию, но в этот миг услышал голос Гарриса.
– Мистер Кассандетти просил узнать, как мы будем снимать его в следующей сцене, – нерешительно пробормотал помощник режиссера.
Однако Видал все еще не мог отвести глаз от Валентины. Она не осталась, чтобы, как обычно, присутствовать на съемках остальных сцен. Она покидает павильон. Что он скажет, если догонит ее? Ведь он уже сказал все что мог. Видал обернулся к Гаррису.
– Передай, чтобы повернулся к камере левым профилем, – коротко бросил он, но в глазах на мгновение вспыхнула такая безбрежная боль, что Гаррис отшатнулся, как от удара.
– Да, мистер Ракоши.
Все, что болтали о Ракоши, оказалось неправдой. Он вовсе не был бесчувственным ублюдком. Этот человек способен страдать, и страдать искренне.
Валентина с бессознательной грацией направлялась к ожидавшему автомобилю. Видал не обратил на нее внимания, не произнес ни единого слова. Но разве не этого она хотела?
Валентина чуть выше подняла голову. Видал Ракоши навеки ушел из ее жизни. Теперь его место займет сын. Она незаметно провела рукой по животу. Странно, откуда взялась такая твердая уверенность, что у нее будет мальчик?
– Офис мистера Гамбетты, пожалуйста, – попросила она водителя и, устало откинувшись на спинку сиденья, прикрыла глаза. Съемки «Наследницы Елены» еще не закончились, но сцен с ее участием больше не будет. Она может покинуть Голливуд сразу же после разговора с мистером Гам-беттой.
Он, конечно, пригрозит подать в суд. И подаст.
Едва заметная улыбка коснулась ее губ. Те три фильма, которые она сделала с Видалом, принесли студии больше, чем все картины, вместе снятые за это же время. Если она пообещает ему, что останется и будет по-прежнему сниматься после рождения внебрачного ребенка, Гамбетту инфаркт хватит. Он, конечно, начнет настаивать на аборте. Попытается узнать, кто отец ребенка, и придет к быстрому и верному заключению.
– Мне очень жаль, но мистер Гамбетта просил ни при каких обстоятельствах не беспокоить его, – извинилась секретарша, когда Валентина вошла в приемную.
– Мне тоже очень жаль, – улыбнулась Валентина, – потому что придется его побеспокоить.
Теодор как раз разбавлял утренний кофе громадным количеством скотча. Ошеломленный неожиданным вторжением, он застыл, не донеся бутылку до чашки.
– Мне необходимо было увидеть вас, мистер Гамбетта, – сдержанно сказала она, – и поскольку я знала, что у вас сегодня тяжелый день, то и подумала, что это время самое подходящее.
Теодор почти мгновенно обрел самообладание и широко улыбнулся, мысленно напомнив себе не забыть немедленно уволить эту дуру секретаршу.
– Валентина, дорогая! Вы здесь всегда желанная гостья. Что случилось? Какие-нибудь недоразумения на студии, которые нужно срочно уладить?
– Нет.
Валентина уселась напротив него, и Теодор сделал еще одну мысленную заметку. В следующей картине она должна показывать ноги. Ничего подобного он никогда не видел. Потрясающе! Глаз не оторвешь!
– Я не смогу сниматься в «Цыганке и маркизе», «Наследница» – мой последний фильм.
Теодор глубоко вздохнул, положил руки на стол и наклонился вперед, стараясь принять вид доброго, снисходительного папаши. Подобные сцены не редкость – старлетки были благодарны за все, но такие звезды, как Валентина, желали сами выбирать роли. Только этого никогда не случится, пока он глава «Уорлдуайд»! Теодор прекрасно знал, какие фильмы принесут самые большие денежки в кассу. Однако он понимал также, что при необходимости, как сейчас, обязан быть терпеливым.
– Это великолепная роль, Валентина. Романа де Санта легла бы под Квазимодо, чтобы ее получить.
Валентина невольно усмехнулась.
– Вы правы, мистер Гамбетта, это хорошая роль. Я несколько раз прочитала сценарий.
– Ну, в таком случае… Теодор просиял и раскинул руки.
– Дело в том, что я беременна, и скоро это станет известно всем.
– Что?!
Глаза Гамбетты, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
– У меня будет ребенок, – повторила Валентина.
Теодор угрожающе вскочил. Чашка опрокинулась, темный ручеек пополз по столу, заливая напечатанные на машинке бумаги.
– Через мой труп!
Валентина отодвинулась от обжигающей струйки. Лицо Гамбетты сделалось багрово-фиолетовым, жилы на шее разбухли, воротничок стал тесным.
– Иисусе! Из всех идиотских, дурацких, глупых… – Он шагнул к ней, с трудом удерживаясь от ругательств. – Вам придется сделать аборт. Это займет совсем немного времени. Предоставьте все мне.
Немного придя в себя, он промокнул лицо платком.
– Хорошо, что вы пришли сразу ко мне и не попытались ничего сделать сами. Черт, да в этом городе полно врачей, и хороших, не то что всякие мясники, которые готовы изуродовать женщину. – Он погладил ее по руке. – Все будет хорошо, детка. Нам даже не придется менять график съемок…
– Вряд ли это возможно, – перебила его Валентина, пытаясь не выказать жалости к всесильному мистеру Гамбет-те. – Видите ли, я не собираюсь делать аборт.
– Но, конечно, вы…
Валентина решительно покачала головой.
– Нет, – твердо ответила она. – Никаких абортов. Я собираюсь рожать.
– Но послушайте, – вскинулся Теодор. – В этом городе такое просто неслыханно, а тем более на моей студии. Какой же у вас выход? Вернитесь из вашей сказочной страны, забудьте о фантазиях! Пора жить в реальном мире! У вас контракт на семь лет, из которых прошло всего два года! Вы величайшая звезда студии. И никто не позволит вам родить этого ребенка!
Валентина тоже поднялась.
– Прошу прощения, мистер Гамбетта. Я не намеревалась забеременеть. Однако теперь, когда это случилось, не может быть и речи о так называемом простом выходе из создавшегося положения!
– Но у вас просто нет выбора! – завопил Гамбетта. В уголках губ показались капельки слюны.
– Ошибаетесь, – спокойно заверила его Валентина. – Я могу родить ребенка или убить его. И уже объяснила вам, что именно выбрала.
Она с невозмутимым видом смотрела в глаза Гамбетте, и тот почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.
– Но забеременев, вы нарушили контракт! – взорвался он, тяжело дыша. Тут ему пришла в голову новая мысль, и Тео немного успокоился: – Вы хотите больше денег? Это не проблема! Зрители от Фриско до Бостона выстраиваются в очереди за билетами на «Королеву-воительницу».
Но Валентина покачала головой. Длинные волосы, выбившись из узла, падали на плечи.
– Я не пытаюсь шантажировать вас, мистер Гамбетта. И знаю, что подписала контракт, а забеременев, нарушила его условия. Теперь вы можете подавать на меня в суд, и, вероятно, так и поступите. Но я приняла решение до того, как прийти сюда, и не собираюсь его менять.
– Попробуйте только поступить по-своему и больше вам никогда не работать в этом городе, – прошипел Гамбетта.
– Верю, – ответила она негромко, но таким тоном, что Тео мгновенно сменил тактику и вкрадчиво произнес: – Он не женится на вас, Валентина. Аборт и для него будет наилучшим выходом.
Кровь тяжелыми толчками стучала у нее в голосе. Он говорит о Видале! Настало время для первой неизбежной лжи.
– Тут вы ошибаетесь, мистер Гамбетта. Он женится на мне.
У Гамбетты был такой вид, словно его только что послали в нокаут.
– Ракоши?! Вы уверены? Он так сказал?
Валентина прямо взглянула в недоверчивые глаза Теодора.
– Я выхожу замуж не за мистера Ракоши, а за отца своего ребенка.
– Но я считал…
– Значит, неверно считали. Я собираюсь стать женой Паулоса Хайретиса, греческого пианиста и композитора, который приехал в Голливуд, чтобы писать музыку для «Мет-ро-Голдвин-Мейер».
Теодор Гамбетта медленно выдохнул. Значит, все не так уж плохо. Свадьба. Преждевременные роды. Ничего сверхъестественного, что студия не могла бы уладить, особенно если дело касается звезды такой величины, как Валентина.
– Но это огромное событие! Мы устроим грандиозное торжество! Свадьбу года! Отложим съемки «Цыганки и маркиза» на год! Скажем Луэлле, что помолвка несколько месяцев держалась в секрете. Что вы ждали только окончания съемок «Наследницы Елены». Черт, да мы даже можем устроить вам свадебное путешествие!
Но она вовсе не пришла в восторг от его великодушия – в ее глазах по-прежнему таилась печаль.
– Мне очень жаль, мистер Гамбетта, но мой жених не намерен оставаться в Голливуде.
Теодор непонимающе уставился на Валентину.
– Он хочет ехать в Нью-Йорк, а потом, возможно, в Европу. Во всяком случае, я собираюсь последовать за ним, куда бы он ни отправился.
Теодор пошатнулся и схватился за стол, чтобы не упасть.
– Что?! Вы готовы отдать все это… – он обвел рукой рекламные снимки актеров, украшавшие стены, – …за двух-грошового пианиста?
Глаза Валентины опасно блеснули.
– Я отдам все, чтобы быть с моим мужем. Прощайте, мистер Гамбетта.
Она протянула руку. Теодору не хватало воздуха. Никогда в жизни он не терпел поражения в словесных баталиях. Курица, несущая золотые яйца, преспокойно объявляет, что бросает кино! Кажется, у него сейчас будет удар!
Рука Валентины повисла в воздухе. Теодор оставался безучастен. Валентина пожала плечами, повернулась и быстро вышла из комнаты. Гамбетта проводил ее восхищенным взглядом. В этой девчонке столько решимости и мужества! Хотел бы он, чтобы некоторые из администраторов студии обладали такими же качествами!
Дверь за ней закрылась, и Гамбетта, вызвав секретаршу, велел соединить его с адвокатом. Он протащит ее через все суды в этой чертовой стране!
– На студию, пожалуйста, – попросила Валентина водителя, подставляя лицо свежему утреннему ветерку.
Она обещала позвонить Паулосу, как только закончит все дела на студии. Тогда они смогут пообедать вместе, и Валентина расскажет ему, как прошла встреча с Гамбеттой, и объяснит, что хотя съемки картины не закончены, режиссеру она больше не понадобится. Ну а потом они начнут строить планы на будущее. А пока ей нужно снять толстый слой грима, наложенный Уолли, и переодеть платье, сшитое по моде двадцатых годов, которое требовалось по роли.
Паулос. Теплая волна нахлынула на нее. Они станут настоящей семьей. По крайней мере между ними уже сейчас существуют симпатия и взаимное уважение. Многие люди, начиная совместную жизнь, не испытывают даже этого.
Высоко в холмах сверкали гигантские белые буквы, составлявшие название города – Г-О-Л-Л-И-В-У-Д-Л-Е-Н-Д – земля Голливуд. Под этим знаком она жила и работала, и вот теперь покидает его, возможно, навсегда. Но эти слова неизменно будут означать для нее жар и режущий глаза свет юпитеров, минуты бесконечного ожидания между дублями, неизбежное волнение при просмотре отснятого материала. Память о Видале.
Валентина поспешно отвернулась. Она любила его так, как никогда никого не сумеет полюбить. И ради любви должна его оставить.
Лимузин скользнул в открытые ворота студии и остановился в конце обсаженной олеандрами дорожки, ведущей к ее бунгало.
– Я недолго, – пообещала она шоферу. – От силы полчаса.
Невдалеке царила обычная деловая суматоха. Люди перебегали от одного павильона к другому. Раздавался стук молотков и визжание пил – возводились одни декорации и разбирались другие. Нараставшее возбуждение было почти ощутимым. Валентина остановилась на секунду, чтобы в последний раз насладиться им. Вскоре эта страница жизни навсегда закроется.
Она упрямо тряхнула головой и направилась к двери бунгало. В этот миг на нее упала темная тень, и Валентина круто развернулась, чувствуя, как отливает от лица кровь.
– Мне нужно поговорить с тобой о «Цыганке и маркизе», – сдержанно начал Видал. Это была ложь, но он не знал, какой предлог еще придумать.
Спазмы сжали горло Валентины, а губы так пересохли, что она с трудом смогла пробормотать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ублюдок! Ублюдок!
Валентина вздрогнула. Голливудское общество будет куда безжалостнее. Ни на восточном, ни на западном побережье, ни в Европе она не найдет покоя – ее лицо было слишком хорошо известно. Ей нигде не обрести безвестности. Но если выйти замуж за человека, к которому она питает безмерную симпатию и уважение? Человека, знающего, что она его не любит.
Она выйдет замуж за Паулоса Хайретиса и родит ребенка Видала. Все решения приняты. Все сомнения рассеяны.
На следующее утро Валентина улыбнулась водителю, открывшему дверцу лимузина. Сегодня она встретится с Теодором Гамбеттой. Она не станет ему звонить. Просто придет в его офис и настоит на том, чтобы он ее принял.
– Вы сегодня не так бледны, как последнее время, – заметил Уолли Баррен, накладывая грим. – Видно, конец недалек.
– Какой конец? – испуганно вскинулась Валентина.
– Съемок, конечно, – ухмыльнулся Уолли. – Последние недели всегда самые трудные. Думаю, у вас осталось всего несколько сцен, верно?
– Одна. Через две недели все должны доснять.
– И уж тогда вам следует отдохнуть, – строго велел Уолли. – Я ведь единственный, кто видит вас без грима, и позвольте сказать, что эти два года окончательно вас вымотали. Взгляните только на эти тени под глазами! Теперь у меня уходит вдвое больше времени на то, чтобы вас загримировать.
– Последнее время я мало спала, Уолли.
– Все это вздор, – объявил гример, проводя кисточкой по закрытым векам Валентины. – Ваше здоровье подорвано. И не спорьте со мной. Я слишком часто наблюдал такое. Чересчур много картин, чересчур большое напряжение и преступно мало отдыха. Вы переутомились. Жертвуете всем ради работы, и это вас добивает. Не позволяйте мистеру Гамбетте и мистеру Ракоши запугать вас. Настаивайте на том, чтобы вас оставили в покое хотя бы ненадолго.
– Не волнуйтесь, Уолли, – сухо улыбнулась Валентина. – Я последую вашему совету. И думаю, мой отдых будет довольно долгим. Гораздо дольше, чем вы посоветовали бы.
На площадке царила необычная тишина. Валентина заняла свое место напротив партнера, готовясь к последней сцене. Атмосфера была такой ощутимо напряженной, что ее, казалось, можно было разрезать ножом. Видал присутствовал на студии с пяти часов утра. Ходили слухи, что он провел ночь в офисе. Режиссер довел помощника до слез, накричал на Дона Саймонса, якобы неверно установившего освещение, и метался по павильону мрачнее тучи, придираясь ко всем и каждому.
– Начали! – рявкнул он наконец.
Валентина глубоко вздохнула. Настала минута, когда она должна перестать думать о себе, отрешиться от острого сознания близости Видала. «Наследница Елена» не трагедия, а комедия. Она должна быть веселой, жизнерадостной, и вести себя нужно непринужденно и легко.
Валентина вспомнила миг озарения, изменивший навеки ее жизнь. В кино можно перевоплотиться в любого человека. Любого.
Съемочная бригада ждала, затаив дыхание. На лице партнера отражалась нескрываемая мука. Валентина ободряюще улыбнулась ему и скинула с плеч груз бед и забот так же легко, как манто на шелковой подкладке.
– Дорогой, весна в Риме – божественное время, – начала она, лучась весельем. Все ее существо, казалось, было пронизано безудержным жизнелюбием. В эту минуту она превратилась в соблазнительную, неотразимую кокетку.
Гаррис облегченно вздохнул. Все будет в порядке. Что бы ни случилось между Ракоши и Валентиной, игра актрисы от этого хуже не стала.
Видал молча хмурился. Сцена подошла к концу. Валентина и ее партнер, с каждой минутой нервничая все больше, ожидали приговора. Осветители и операторы переминались с ноги на ногу, глядя друг на друга с растущей тревогой. По их мнению, дубль получился идеальным, и если мистер Ракоши останется недовольным, значит, им еще и завтра придется работать над проклятой сценой.
Видал не спускал с Валентины черных и непроницаемых глаз. Прошла минута, другая. Партнер Валентины взмок от пота. Он впервые снимался у мистера Ракоши и должен был признать, что испытание оказалось не из приятных.
Гримерша выступила было вперед, чтобы запудрить капли пота на лицах актеров, но тут же, поколебавшись, отступила. Мистер Ракоши не отдавал никаких приказаний, и она не имела ни малейшего желания привлекать к себе ненужное внимание.
Валентина, не поднимая глаз, крепко сжала руки. Она не могла смотреть на него – слишком сильна была боль.
– Хорошо, – наконец сказал Ракоши. – Снято.
Гаррис облегченно вздохнул. Он сделал много фильмов с мистером Ракоши, но никогда не видел его в таком состоянии. За неестественной сдержанностью таилось нечто ужасное, и Гаррис не хотел оказаться рядом, когда произойдет взрыв.
Валентина поглядела на часы. Девять. Идеальное время для разговора с мистером Гамбеттой, прежде чем его целиком поглотят дела студии.
Видал смотрел вслед уходившей Валентине, судорожно вцепившись в подлокотники кресла. Он уже поднялся было, чтобы направиться за ней, не в силах противиться тоске и желанию, но в этот миг услышал голос Гарриса.
– Мистер Кассандетти просил узнать, как мы будем снимать его в следующей сцене, – нерешительно пробормотал помощник режиссера.
Однако Видал все еще не мог отвести глаз от Валентины. Она не осталась, чтобы, как обычно, присутствовать на съемках остальных сцен. Она покидает павильон. Что он скажет, если догонит ее? Ведь он уже сказал все что мог. Видал обернулся к Гаррису.
– Передай, чтобы повернулся к камере левым профилем, – коротко бросил он, но в глазах на мгновение вспыхнула такая безбрежная боль, что Гаррис отшатнулся, как от удара.
– Да, мистер Ракоши.
Все, что болтали о Ракоши, оказалось неправдой. Он вовсе не был бесчувственным ублюдком. Этот человек способен страдать, и страдать искренне.
Валентина с бессознательной грацией направлялась к ожидавшему автомобилю. Видал не обратил на нее внимания, не произнес ни единого слова. Но разве не этого она хотела?
Валентина чуть выше подняла голову. Видал Ракоши навеки ушел из ее жизни. Теперь его место займет сын. Она незаметно провела рукой по животу. Странно, откуда взялась такая твердая уверенность, что у нее будет мальчик?
– Офис мистера Гамбетты, пожалуйста, – попросила она водителя и, устало откинувшись на спинку сиденья, прикрыла глаза. Съемки «Наследницы Елены» еще не закончились, но сцен с ее участием больше не будет. Она может покинуть Голливуд сразу же после разговора с мистером Гам-беттой.
Он, конечно, пригрозит подать в суд. И подаст.
Едва заметная улыбка коснулась ее губ. Те три фильма, которые она сделала с Видалом, принесли студии больше, чем все картины, вместе снятые за это же время. Если она пообещает ему, что останется и будет по-прежнему сниматься после рождения внебрачного ребенка, Гамбетту инфаркт хватит. Он, конечно, начнет настаивать на аборте. Попытается узнать, кто отец ребенка, и придет к быстрому и верному заключению.
– Мне очень жаль, но мистер Гамбетта просил ни при каких обстоятельствах не беспокоить его, – извинилась секретарша, когда Валентина вошла в приемную.
– Мне тоже очень жаль, – улыбнулась Валентина, – потому что придется его побеспокоить.
Теодор как раз разбавлял утренний кофе громадным количеством скотча. Ошеломленный неожиданным вторжением, он застыл, не донеся бутылку до чашки.
– Мне необходимо было увидеть вас, мистер Гамбетта, – сдержанно сказала она, – и поскольку я знала, что у вас сегодня тяжелый день, то и подумала, что это время самое подходящее.
Теодор почти мгновенно обрел самообладание и широко улыбнулся, мысленно напомнив себе не забыть немедленно уволить эту дуру секретаршу.
– Валентина, дорогая! Вы здесь всегда желанная гостья. Что случилось? Какие-нибудь недоразумения на студии, которые нужно срочно уладить?
– Нет.
Валентина уселась напротив него, и Теодор сделал еще одну мысленную заметку. В следующей картине она должна показывать ноги. Ничего подобного он никогда не видел. Потрясающе! Глаз не оторвешь!
– Я не смогу сниматься в «Цыганке и маркизе», «Наследница» – мой последний фильм.
Теодор глубоко вздохнул, положил руки на стол и наклонился вперед, стараясь принять вид доброго, снисходительного папаши. Подобные сцены не редкость – старлетки были благодарны за все, но такие звезды, как Валентина, желали сами выбирать роли. Только этого никогда не случится, пока он глава «Уорлдуайд»! Теодор прекрасно знал, какие фильмы принесут самые большие денежки в кассу. Однако он понимал также, что при необходимости, как сейчас, обязан быть терпеливым.
– Это великолепная роль, Валентина. Романа де Санта легла бы под Квазимодо, чтобы ее получить.
Валентина невольно усмехнулась.
– Вы правы, мистер Гамбетта, это хорошая роль. Я несколько раз прочитала сценарий.
– Ну, в таком случае… Теодор просиял и раскинул руки.
– Дело в том, что я беременна, и скоро это станет известно всем.
– Что?!
Глаза Гамбетты, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
– У меня будет ребенок, – повторила Валентина.
Теодор угрожающе вскочил. Чашка опрокинулась, темный ручеек пополз по столу, заливая напечатанные на машинке бумаги.
– Через мой труп!
Валентина отодвинулась от обжигающей струйки. Лицо Гамбетты сделалось багрово-фиолетовым, жилы на шее разбухли, воротничок стал тесным.
– Иисусе! Из всех идиотских, дурацких, глупых… – Он шагнул к ней, с трудом удерживаясь от ругательств. – Вам придется сделать аборт. Это займет совсем немного времени. Предоставьте все мне.
Немного придя в себя, он промокнул лицо платком.
– Хорошо, что вы пришли сразу ко мне и не попытались ничего сделать сами. Черт, да в этом городе полно врачей, и хороших, не то что всякие мясники, которые готовы изуродовать женщину. – Он погладил ее по руке. – Все будет хорошо, детка. Нам даже не придется менять график съемок…
– Вряд ли это возможно, – перебила его Валентина, пытаясь не выказать жалости к всесильному мистеру Гамбет-те. – Видите ли, я не собираюсь делать аборт.
– Но, конечно, вы…
Валентина решительно покачала головой.
– Нет, – твердо ответила она. – Никаких абортов. Я собираюсь рожать.
– Но послушайте, – вскинулся Теодор. – В этом городе такое просто неслыханно, а тем более на моей студии. Какой же у вас выход? Вернитесь из вашей сказочной страны, забудьте о фантазиях! Пора жить в реальном мире! У вас контракт на семь лет, из которых прошло всего два года! Вы величайшая звезда студии. И никто не позволит вам родить этого ребенка!
Валентина тоже поднялась.
– Прошу прощения, мистер Гамбетта. Я не намеревалась забеременеть. Однако теперь, когда это случилось, не может быть и речи о так называемом простом выходе из создавшегося положения!
– Но у вас просто нет выбора! – завопил Гамбетта. В уголках губ показались капельки слюны.
– Ошибаетесь, – спокойно заверила его Валентина. – Я могу родить ребенка или убить его. И уже объяснила вам, что именно выбрала.
Она с невозмутимым видом смотрела в глаза Гамбетте, и тот почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.
– Но забеременев, вы нарушили контракт! – взорвался он, тяжело дыша. Тут ему пришла в голову новая мысль, и Тео немного успокоился: – Вы хотите больше денег? Это не проблема! Зрители от Фриско до Бостона выстраиваются в очереди за билетами на «Королеву-воительницу».
Но Валентина покачала головой. Длинные волосы, выбившись из узла, падали на плечи.
– Я не пытаюсь шантажировать вас, мистер Гамбетта. И знаю, что подписала контракт, а забеременев, нарушила его условия. Теперь вы можете подавать на меня в суд, и, вероятно, так и поступите. Но я приняла решение до того, как прийти сюда, и не собираюсь его менять.
– Попробуйте только поступить по-своему и больше вам никогда не работать в этом городе, – прошипел Гамбетта.
– Верю, – ответила она негромко, но таким тоном, что Тео мгновенно сменил тактику и вкрадчиво произнес: – Он не женится на вас, Валентина. Аборт и для него будет наилучшим выходом.
Кровь тяжелыми толчками стучала у нее в голосе. Он говорит о Видале! Настало время для первой неизбежной лжи.
– Тут вы ошибаетесь, мистер Гамбетта. Он женится на мне.
У Гамбетты был такой вид, словно его только что послали в нокаут.
– Ракоши?! Вы уверены? Он так сказал?
Валентина прямо взглянула в недоверчивые глаза Теодора.
– Я выхожу замуж не за мистера Ракоши, а за отца своего ребенка.
– Но я считал…
– Значит, неверно считали. Я собираюсь стать женой Паулоса Хайретиса, греческого пианиста и композитора, который приехал в Голливуд, чтобы писать музыку для «Мет-ро-Голдвин-Мейер».
Теодор Гамбетта медленно выдохнул. Значит, все не так уж плохо. Свадьба. Преждевременные роды. Ничего сверхъестественного, что студия не могла бы уладить, особенно если дело касается звезды такой величины, как Валентина.
– Но это огромное событие! Мы устроим грандиозное торжество! Свадьбу года! Отложим съемки «Цыганки и маркиза» на год! Скажем Луэлле, что помолвка несколько месяцев держалась в секрете. Что вы ждали только окончания съемок «Наследницы Елены». Черт, да мы даже можем устроить вам свадебное путешествие!
Но она вовсе не пришла в восторг от его великодушия – в ее глазах по-прежнему таилась печаль.
– Мне очень жаль, мистер Гамбетта, но мой жених не намерен оставаться в Голливуде.
Теодор непонимающе уставился на Валентину.
– Он хочет ехать в Нью-Йорк, а потом, возможно, в Европу. Во всяком случае, я собираюсь последовать за ним, куда бы он ни отправился.
Теодор пошатнулся и схватился за стол, чтобы не упасть.
– Что?! Вы готовы отдать все это… – он обвел рукой рекламные снимки актеров, украшавшие стены, – …за двух-грошового пианиста?
Глаза Валентины опасно блеснули.
– Я отдам все, чтобы быть с моим мужем. Прощайте, мистер Гамбетта.
Она протянула руку. Теодору не хватало воздуха. Никогда в жизни он не терпел поражения в словесных баталиях. Курица, несущая золотые яйца, преспокойно объявляет, что бросает кино! Кажется, у него сейчас будет удар!
Рука Валентины повисла в воздухе. Теодор оставался безучастен. Валентина пожала плечами, повернулась и быстро вышла из комнаты. Гамбетта проводил ее восхищенным взглядом. В этой девчонке столько решимости и мужества! Хотел бы он, чтобы некоторые из администраторов студии обладали такими же качествами!
Дверь за ней закрылась, и Гамбетта, вызвав секретаршу, велел соединить его с адвокатом. Он протащит ее через все суды в этой чертовой стране!
– На студию, пожалуйста, – попросила Валентина водителя, подставляя лицо свежему утреннему ветерку.
Она обещала позвонить Паулосу, как только закончит все дела на студии. Тогда они смогут пообедать вместе, и Валентина расскажет ему, как прошла встреча с Гамбеттой, и объяснит, что хотя съемки картины не закончены, режиссеру она больше не понадобится. Ну а потом они начнут строить планы на будущее. А пока ей нужно снять толстый слой грима, наложенный Уолли, и переодеть платье, сшитое по моде двадцатых годов, которое требовалось по роли.
Паулос. Теплая волна нахлынула на нее. Они станут настоящей семьей. По крайней мере между ними уже сейчас существуют симпатия и взаимное уважение. Многие люди, начиная совместную жизнь, не испытывают даже этого.
Высоко в холмах сверкали гигантские белые буквы, составлявшие название города – Г-О-Л-Л-И-В-У-Д-Л-Е-Н-Д – земля Голливуд. Под этим знаком она жила и работала, и вот теперь покидает его, возможно, навсегда. Но эти слова неизменно будут означать для нее жар и режущий глаза свет юпитеров, минуты бесконечного ожидания между дублями, неизбежное волнение при просмотре отснятого материала. Память о Видале.
Валентина поспешно отвернулась. Она любила его так, как никогда никого не сумеет полюбить. И ради любви должна его оставить.
Лимузин скользнул в открытые ворота студии и остановился в конце обсаженной олеандрами дорожки, ведущей к ее бунгало.
– Я недолго, – пообещала она шоферу. – От силы полчаса.
Невдалеке царила обычная деловая суматоха. Люди перебегали от одного павильона к другому. Раздавался стук молотков и визжание пил – возводились одни декорации и разбирались другие. Нараставшее возбуждение было почти ощутимым. Валентина остановилась на секунду, чтобы в последний раз насладиться им. Вскоре эта страница жизни навсегда закроется.
Она упрямо тряхнула головой и направилась к двери бунгало. В этот миг на нее упала темная тень, и Валентина круто развернулась, чувствуя, как отливает от лица кровь.
– Мне нужно поговорить с тобой о «Цыганке и маркизе», – сдержанно начал Видал. Это была ложь, но он не знал, какой предлог еще придумать.
Спазмы сжали горло Валентины, а губы так пересохли, что она с трудом смогла пробормотать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46