Как же она могла надеяться, что обнаружит здесь своих родных? Да во всей Германии, пожалуй, не найти еврея, вернувшегося в дом, из которого его забрали нацисты!
Ноги у нее налились свинцом. С трудом переставляя их, она побрела вниз по улочке. Надежда еще не умерла в ее сердце. Гейдельберг — не Лондон, и если постараться, то в конце концов можно разыскать в нем нужных людей. Со стороны реки змеей полз по мостовой туман. Нужно было где-то переночевать, чтобы набраться сил для дальнейших поисков. Она решила обойти все дома, расспрашивая людей и показывая им фотографии мамы и бабушки. А почему бы не начать с американской комендатуры? Может статься, там имеются списки людей, вернувшихся сюда и ищущих своих родственников.
Снова проходя мимо книжной лавки, Кристина остановилась. Если Вильгельм Вурц случайно видел в городе членов ее семьи, он их наверняка узнал. Даже если он и не встречал их лично, может, он что-то слышал.
Кристина повернула дверную ручку и вошла в крохотную, мрачную лавчонку. Хозяин стоял на раздвижной лестнице и смахивал пыль с книг метелочкой из перьев. Услышав звон колокольчика, он прервал свое занятие и, обернувшись, взглянул поверх очков на вошедшую женщину.
— Чем я могу быть вам полезен? — спросил он и стал спускаться по лесенке.
Дождавшись, пока он окажется рядом., Кристина проговорила:
— Вы меня не помните, герр Вурц? Я — Кристина Франк, которая жила вместе с братом, родителями и бабушкой в доме номер девять.
Вильгельм привалился спиной к книжной полке. Еще бы ему не помнить эту девушку! Ее брата и отца штурмовики застрелили на улице, а маму и бабушку арестовали. Разве такое забывается?
— Откуда ты, милое создание? Я думал, что ты умерла, что вас всех убили.
— Нас всех? — переспросила Кристина, на миг подумав, что он имел в виду всех евреев. Но печаль в его глазах подсказала ей, что он говорил о ее семье. — Брата и папу действительно убили, но я надеюсь, что мама и бабушка живы. Я приехала, чтобы их разыскать, герр Вурц.
Вильгельм с видимым усилием оторвался от стеллажа и сделал к ней несколько шагов.
— Но они мертвы, деточка! Они не могли выжить! — печально произнес он. — Твою маму и бабушку увезли куда-то на грузовике. Никто из увезенных больше не вернулся домой. Это были ужасные годы, деточка! Ужасные! — Он взял ее за руки и сжал их, виновато качая головой. Стекла очков затуманились от навернувшихся слез стыда и раскаяния. — Всех Леви увезли, потом Коэнов и еще многих, многих других… Что могли сделать тогда простые немцы, деточка? Поначалу ходили слухи, что всех евреев переселили куда-то в восточные районы страны. И мы верили, потому что нам хотелось верить, что они еще живы. Но теперь, после Нюрнбергского процесса и документальных фильмов о концентрационных лагерях…
Слезы потекли у него по щекам. Но Кристина молчала. А что она могла бы сказать ему в ответ? Что считает его трусом, не осмелившимся вступиться за соседей-евреев, когда их вытаскивали из домов, убивали или увозили в концентрационный лагерь? Что ему следовало встать на их защиту, а не утешаться сказками о том, что евреев куда-то переселили? Да, их действительно увезли далеко-далеко, туда, откуда не возвращаются, — в лагеря смерти.
Герр Вурц отвел глаза, угадав ее мысли.
— Вы думаете, что вся наша семья погибла, — повторила она. — Следовательно, вы не видели маму и бабушку после их ареста? Они не возвращались и не разыскивали меня?
— Нет, — покачал головой сосед. — Никто тебя не искал, деточка. А если бы даже кто-то и захотел найти тебя, что бы я мог ему сказать? Ведь я не знал, где ты. Как тебе вообще удалось спастись?
— Я уехала в Лондон, — ответила Кристина, поражаясь тому, насколько невероятно это звучит. — И живу там на площади Магнолий, в доме номер двенадцать. Я замужем, теперь моя фамилия Робсон.
Взгляд Вильгельма Вурца стал враждебным.
— Ты вышла за англичанина?
Кристина вспомнила о Кельне, превращенном в руины английской авиацией, но голос ее прозвучал абсолютно спокойно:
— Да! — Затем перед ее мысленным взором замелькали другие жуткие картины — концентрационных лагерей в Дахау, Бухенвальде, Равенсбрюке и Майданеке, где творилось зло, не поддающееся осознанию и описанию.
Вильгельм Вурц благоразумно оставил свои мысли при себе и достал из-за уха огрызок карандаша, чтобы записать адрес Кристины на случай, если кто-нибудь будет ее разыскивать. Рассказывать о ее визите жене он не собирался.
— Женщина, которая живет теперь в вашем доме, страшная неряха. Она развела в квартире ужасную грязь, на улице тоже никто не наводит чистоту и порядок. Город превратился в помойку. До войны здесь все было иначе!
Кристина подняла воротник пальто и попрощалась, не желая обсуждать ни скверные привычки новой жилички, ни печальную ситуацию в городе. Выйдя из лавки, она в последний раз взглянула на свое родное гнездо. На кирпичной стене возле двери осталось желтое пятно, там, где «штурмовики» нарисовали звезду Давида.
Стиснув зубы, Кристина отвернулась и быстро пошла к рыночной площади, решив, что, если только найдет их, увезет маму и бабушку из Германии навсегда. Ей вспомнилось, как радушны и гостеприимны соседи на площади Магнолий, подумалось, какой теплый прием окажут они ее родным, и ей захотелось поскорее вернуться в Лондон. Наверняка мама и бабушка быстро подружатся и с Кейт, и с Керри, и с Мириам, и с Лией, и вообще со всеми ее друзьями и знакомыми. Викарий позаботится о том, чтобы им предоставили жилье. Альберт станет ухаживать за их садом, снабжать овощами и фруктами. Чарли будет гулять с ними по пустоши, Леон поможет обустроить дом. А Карл Фойт вернет им веру в изначальную доброту человеческой натуры.
На перекрестке Марк-плац и улицы, ведущей к реке, Кристина остановилась, чтобы перевести дух. По лицу ее текли слезы, ее захлестывала любовь ко всем своим друзьям. А при мысли о муже сердце ее едва не разорвалось от переполнявших ее чувств. Нужно найти своих родных и приехать с ними в Англию прежде, чем Джек демобилизуется и вернется домой. Иначе он обидится и никогда не простит ее.
Кристина повернула направо, на улицу Штайнгштрассе, и пошла в направлении старого моста тем же маршрутом, которым хаживала сотни раз в другой своей жизни, оборвавшейся с приходом Гитлера к власти. Старинный каменный мост был изранен осколками, но устоял. Туман обвивал его опоры, придавая этому живописному древнему сооружению мирный, довоенный вид и скрывая щербины от шрапнели. Кристина спрятала озябшие руки в карманы пальто и стала смотреть на неторопливые воды реки, думая о том, что сказал бы Джек, узнай он о ее поступке. Расценил бы его как предательство? Смог бы понять, что она устроена иначе, чем Кейт, Мейвис, Керри и Пруденция? Что ей никогда не стать такой, как девушки из южного Лондона?
Она зябко поежилась, вдруг почувствовав себя скверно: в глазах у нее все поплыло, ноги стали подкашиваться. Кристина отвернулась от серо-зеленой воды, сообразив, что нужно срочно найти ночлег. Ведь завтра ей предстоит начать розыск родных по всему городу, для чего потребуется много сил.
Ей удалось снять комнату на улице Августинцев, скудно обставленную и не отапливаемую — уголь в городе ценился на вес золота. Она легла спать в одежде, положив поверх одеяла пальто, чтобы согреться, и убаюкивая себя мыслью, что ее временное пристанище хотя бы находится в старом городе.
Спустя примерно час до нее дошло, что знобит ее вовсе не от страха за их с Джеком будущее, а от подскочившей температуры.
Рассвет не принес облегчения. Подкрепившись чаем и печеньем, прихваченным в дорогу, она заставила себя выйти на улицу и начать поиски. Ведь маме и бабушке сейчас могло быть гораздо хуже, чем ей! Они могли остаться без крова и ютиться в развалинах домов.
В ту пору, как она успела убедиться во время своего путешествия, в Германии в каждом городе можно было увидеть оборванных женщин, голыми руками разгребавших горы мусора в надежде найти целый кирпич для ремонта своего, дома или что-то съедобное. В Гейдельберге эти несчастные облюбовали бомбовую воронку за городской ратушей. Со страхом и надеждой Кристина всматривалась в незнакомые лица, показывала женщинам фотографии родных, но все было тщетно: никто из них не признал ни Еву, ни Якобу.
Не узнали их на снимках и обитатели близлежащих домов.
В американской комендатуре Кристину встретили любезно, но помочь ничем не смогли. Списков людей, вернувшихся в город, там не оказалось. Фамилии Бергер и Франк тоже ни о чем никому не говорили. Зато дежурный офицер, окинув Кристину масленым взглядом, предложил ей вместе поужинать и весело провести вечер.
С трудом превозмогая озноб и жар, щурясь от рези в глазах, она отвергла это заманчивое предложение и продолжила обход домов. Но в ответ она везде слышала только «нет».
— Бергер? Франк? Впервые слышим! Извините, — с сожалением говорили все, к кому она обращалась.
К вечеру второго дня Кристина чувствовала себя настолько плохо, что с трудом держалась на ногах. О том, чтобы обратиться за медицинской помощью, не было и речи — у нее не было денег на врача. Но она упорно продолжала розыск и все еще не сомневалась, что мама и бабушка в Гейдельберге.
Они непременно должны были находиться здесь, иначе как же она их найдет?
— Нет, таких мы не видели! Нет, не знаем! — твердили, словно сговорившись, все местные жители. Кристина им не верила: ведь бабушка прожила в этом городе сорок лет, а мама родилась здесь. Кто-то из обитателей домов, в двери которых Кристина стучалась, обязательно должен был узнать их на снимках. Да и ее тоже должны были бы вспомнить. Вот только почему она сама никого не узнавала? Все лица казались ей чужими и расплывались у нее перед глазами. Мостовая, по которой она брела словно в тумане, упорно уходила из-под ног. Пот тек по лицу, несмотря на то что На улице заметно похолодало.
Следовательно, ее родных в этом городе нет! И они ее не разыскивали. Значит, им не суждено встретиться. От этих страшных мыслей сердце Кристины словно бы заиндевело. Раз их здесь нет, то ей придется возвращаться домой одной.
Вспомнив о площади Магнолий, Кристина расплакалась. Как же она истосковалась по зеленым просторам Вересковой пустоши, живописной излучине Темзы у Гринвича, гудкам пароходов, плывущих по этой величественной реке!
Ей хотелось поскорее очутиться дома, в уютном тихом местечке на юго-востоке Лондона, которое стало для нее родным. Услышать крики старьевщика, цоканье копыт лошадки Альберта, дребезжание трехколесного велосипеда Розы по садовой дорожке, кудахтающий смех Нелли и заразительное хихиканье Керри. Учуять запах жареной картошки, свежих печеных пирогов, копченых угрей, рубца и потрохов с луком. Короче говоря, ей страстно захотелось снова оказаться в Англии и встретиться там с Джеком.
Она дошла до конца улицы Августинцев и прислонилась к стене дома. В ее воспаленном мозгу билась мысль о Джеке. Не разрушила ли она их отношения, утаив от него свои сокровенные тревоги и чаяния? Если так, она не простит себе этого до конца своих дней, даже став очень пожилой дамой.
Нужно было собраться с силами и, оттолкнувшись от стены, дойти до снятой ею квартиры. Но она не смогла даже пошевелиться. Ноги отказывались ей служить, в таком состоянии у нее не было никаких шансов добраться не только до Англии, но и до своего временного пристанища. Значит, они с Джеком больше никогда не увидятся?
Кристине так сильно захотелось ощутить рядом присутствие мужа, что ей даже почудилось, будто бы это он стоит на крыльце соседнего дома и разговаривает с хозяйкой. Этот парень был такой же широкоплечий и стройный, как Джек, с таким же непослушным темным чубом. Дверь захлопнулась, и незнакомец, обернувшись, окинул улицу внимательным взглядом. Кристина узнала эти карие глаза и стала медленно сползать по стене…
— Кристина! Кристина! — закричал он и подбежал к ней, и лицо его выражало испуг и радость. — Это ты! Слава Богу, наконец-то я тебя нашел!
Он подхватил ее под мышки и рывком поднял с тротуара.
— Я думал, что никогда не увижу тебя, дорогая! Мне казалось, что я буду вечно разыскивать тебя в этой проклятой стране!
— Ты приехал, чтобы увезти меня домой? — чуть слышно проговорила она, все еще не уверенная, что это не галлюцинации.
Джек порывисто обнял ее, застонав от облегчения.
— Да, Кристина! Я увезу тебя в Англию, в Лондон, в наш дом на площади Магнолий.
Глава 22
— Вся эта история могла бы закончиться очень скверно, — изрекла Нелли, сидящая вместе с Хетти в гостиной Эммерсонов и наблюдавшая, как Билли, Берил, Роза и Дейзи украшают комнату разноцветными бумажными гирляндами. — Бедняжка могла бы слечь с тяжелой пневмонией, не разыщи ее вовремя Джек. И вряд ли ей удалось бы выздороветь, одной, без надлежащего ухода, в холодной Германии. У нее и сейчас не лучший вид: синие круги под глазами, бледные щеки.
Хетти не симпатизировала Кристине, но сейчас, на Рождество, готова была выказать милосердие и проявить сочувствие.
— Ничего, теперь девчонка наверняка поправится, — благожелательно заключила она. — Особенно после того, как она выяснила отношения с Джайлсом.
— С Джайлсом? — встрепенулась Нелли, отчего все ее дородное тело заколыхалось, и приготовилась выслушать очередную сногсшибательную новость. Она знала, что Хетти частенько наведывалась в церковь Святого Марка, чтобы украсить ее свежими цветами, и могла узнать такие сокровенные тайны прихожан, которые больше никому не удалось бы разведать. — А какие могут быть недоразумения между Кристиной и викарием?
Хетти оглянулась по сторонам, убедилась, что их никто не подслушивает, наклонилась к Нелли и, понизив голос, многозначительно промолвила:
— Религиозные!
Нелли растерянно заморгала: это было не совсем то, чего она ожидала, поэтому ее интерес несколько поугас.
— Послушай, Хетти, в конце концов он священнослужитель, — резонно заметила она. — И вправе обсуждать с прихожанкой вопросы веры. Не так ли?
— Я говорю вовсе не о его вере, Нелли! — выдохнула подруга. — Речь идет о религии Кристины! Похоже, мистер Джайлс не должен был венчать их в англиканской церкви. Он пошел ей навстречу в связи с войной, к тому же Кристина сама этого захотела. Наш викарий такой добрый и любезный…
— Уж не хочешь ли ты сказать, Хетти, что Джек и Кристина не являются законными супругами? — воскликнула
Нелли, вытаращив глаза.
— Вот это номер! Вот так чудеса! Она ведь выросла в приличной семье! Лия говорит, что ее отец был солидным человеком, аптекарем! Вряд ли ей приятно жить в гражданском браке!
— Опять ты все извратила! — вспылила Хетти, испытывая желание хорошенько встряхнуть бестолковую подругу. Она бы так и поступила, не будь в Нелли более центнера веса. — Бракосочетание в церкви — это не только религиозная, но и гражданская церемония, и молодые должны расписаться в метрической книге, так же, как если бы они поженились в загсе.
— Им хочется осрамиться на весь свет? — ахнула Нелли.
— Да нет же, дело не в этом! Понимаешь, Кристина как бы провинилась перед своей верой, выйдя замуж в церкви Святого Марка. — Хетти понизила голос до шепота, собираясь изложить наиболее щекотливую часть проблемы. — Но теперь она решила жить в ладу со своей совестью и не забывать о своем прошлом, о своей вере. И Джек поддерживает ее в этом намерении! Они ходили к раввину, и тот дал им некоторые указания. Джек говорит, что отныне они с женой будут чтить субботу: ужинать в пятницу вечером при зажженных свечах и есть мацу. Только он никак не возьмет в толк, зачем все это нужно.
— То есть Джек собирается стать иудеем?! — Нелли всплеснула руками. — Тогда ему придется сделать обрезание. Вряд ли ему понравится эта процедура.
— Не могли бы вы, дамы, чуточку подвинуться? — прервал их доверительную беседу добродушно улыбающийся Дэниел. — Я бы поставил здесь еще несколько стульев. Вечером тут будет такое веселье, каких площадь Магнолий давно не видывала. Ведь это первое Рождество после войны!
— Даже Анна нарядилась по такому случаю в свое любимое розовое платье, хотя я лично не считаю, что этот цвет ей идет больше других, — заметила Керри, помогая Кейт готовить куриные котлеты. — Она сама выбрала его на льюишемском рынке. Как я ни пыталась уговорить ее надеть один из подарков Гарриетты, она твердила в ответ, что розовый цвет самый красивый. Наверное, он ей напоминает о лете и сахарной вате.
— Анна права, — авторитетно заявила Мейвис, украшая принесенный из дома бисквитный торт разноцветным сахарным горошком. — Нужно носить только такие вещи, которые тебе нравятся.
Керри скользнула насмешливым взглядом по пышному бюсту сестры, выпирающему из декольте ярко-красной шифоновой блузки, и язвительно заметила:
— Применительно к тебе это означает, что следует носить все в обтяжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31