А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Вы проделали долгий, нелегкий путь, мистер Бернс. — И поставила свой поднос на пол возле Кейна. — Вам нет нужды оставаться тут. Лучше пойдите в салун и спокойно поужинайте.
Бифф облизнулся — чувство долга боролось в нем с голодом:
— Но я не могу оставить вас с ним одну, мэм.
Лайза сделала нетерпеливый жест:
— Ваш пленник не в состоянии обидеть и муху. Но даже если он вдруг разбуянится, я просто отойду в дальний угол.
— Но мне придется запереть вас, — предупредил Бифф. — Рисковать нельзя, вдруг он как-нибудь вырвется.
Она пожала плечами:
— Как хотите. Мне потребуется время, чтобы промыть его раны. Вы как раз успеете поужинать, а потом и выпустите меня отсюда.
— Хорошо, так и поступим, — решил Бифф. Он повесил лампу на гвоздь, так что ее мягкий свет залил почти всю кладовую, и вышел.
Кейн молча наблюдал за происходящим, но когда ключ повернулся в замке и они остались взаперти вдвоем, медленно произнес:
— А ведь он прав, милая леди… Вам не стоило тут оставаться. Двенадцать порядочных честных мужей признали меня безумным, безнравственным и опасным.
Глаза ее расширились, и отнюдь не только по причине его безупречного произношения. Ну кто бы мог подумать, что убийца может оказаться образованным человеком? Хотя она сама тоже успела многому научиться, так как прочитывала каждую новую книгу в магазине своего отца.
— Только не пытайтесь убедить меня, что вы лорд Байрон, — живо откликнулась Лайза, — потому что я, уж конечно, не леди Кэролайн Лэм.
Кейн был приятно удивлен. Его загорелое лицо прояснилось, неловкость и натянутость исчезли.
— Но если вы не леди Кэролайн Лэм, тогда кто же? — Он поглядел на молодую женщину с интересом и нескрываемым удовольствием. — Ангелы-хранители не должны выглядеть так соблазнительно.
Она почувствовала, что краснеет под его пристальным взором. Не желая называть ненавистную фамилию мужа, ответила:
— Меня зовут Лайза. А вы англичанин?
— Родился в Англии, но теперь американец. Я приехал сюда двадцати одного года от роду.
— Живете на средства своей семьи?
— Ну, честно говоря, моя семья не готова платить за то, чтобы только меня не видеть, — ответил он, криво улыбнувшись, — но они действительно вздохнули с облегчением, когда я решил посмотреть мир после Оксфорда. То есть я хотел сказать, что меня просто вышвырнули оттуда, — пояснил он. — Профессора заявили, что я не демонстрирую должного уважения к правилам и традициям. Они были правы.
— Должно быть, многие ваши соотечественники с вами согласны, ведь их тут так много. — Лайзе всегда нравились британцы, заходившие в магазин отца, и она всегда старалась разговорить их, чтобы только послушать — так ей нравилось английское произношение. Кейн к тому же охотно пользовался американскими идиомами, произнося их при этом по-английски, так что получалось нечто неподражаемое.
Окунув аккуратно сложенную тряпочку в миску с теплой водой, Лайза начала промывать раны на лице Кейна. Запекшаяся кровь, пыль и щетина, отросшая за несколько дней, скрывали четкие, красивые черты. Она подумала, что на долю этого мужчины, должно быть, приходится немало разбитых женских сердец. На таком близком расстоянии его ярко-голубые глаза смотрели волнующе…
Кейн поморщился, когда она принялась за самую глубокую рану, начинавшуюся на лбу и загибавшуюся к левому виску. Подумав, что беседа может отвлечь пленника от неприятных ощущений, Лайза спросила:
— И почему же вы решили остаться в этой стране?
— Когда я впервые высадился в Денвере, то отправился на платную конюшню, чтобы взять лошадь. Единственный человек, которого я там увидел, был неотесанный детина, сидевший без дела на пне. Я спросил, где его хозяин. Он сплюнул табаком — едва не попал мне на сапог! — а потом ответил, что такой сукин сын еще не народился. — Кейн ухмыльнулся. — И я понял, что обрел свою духовную родину. — Веселые глаза обратились на Лайзу. — Простите за грубость, но если бы я облагородил выражения этого парня, то невозможно было бы передать весь колорит нашего первого знакомства.
Лайза улыбнулась, совершенно не обидевшись. Она спокойно относилась к таким вещам, потому что покупатели отца зачастую были простолюдинами. Ее забавляло, когда высоченные, щетинистые ковбои краснели и с мальчишеской застенчивостью извинялись перед ней. Но Кейн был совершенно другим человеком, абсолютно уверенным в себе, даже теперь, накануне казни.
Эта мысль внезапно обескуражила ее. Казалось совершенно невероятным, что этот человек, которому она помогает собственными руками, вскоре будет мертв. О нет, он был слишком живым, слишком реальным! Потрясенная, Лайза опустила голову и капнула на тряпочку виски, чтобы приложить к только что промытым ранам.
Хотя спирт наверняка жег глубокие царапины, пациент перенес это стоически. Когда Лайза закончила обрабатывать его лицо, Кейн заметил:
— Жалко тратить хорошее виски на промывание ран, тем более, что я все равно умру.
Она усмехнулась и взяла с подноса фарфоровую кружку.
— Мне следовало бы догадаться, что вам больше хочется выпить, чем лечиться.
— Признак моей слабости, — самокритично сообщил он, — но последние полмесяца были… трудными. Я бы с удовольствием немного забылся.
— Не думаю, что этого достаточно для забвения, — возразила она, наливая виски из маленькой бутылочки. — Может, вас устроило бы просто расслабиться?
Кейн рассмеялся. Странно. Он и не думал, что ему еще доведется посмеяться. Тем более не ожидал, что останется наедине с красивой молодой леди. Он пожирал ее взглядом, потому что эта женщина была самым прелестным существом, которое он видел за последние годы. И уж наверняка самым прекрасным из того, что ему суждено увидеть за оставшуюся жизнь.
К сожалению, она заколола густые светлые волосы, которые так красиво плясали по плечам, когда она выбегала из гостиницы, но несколько пшеничных локонов по-прежнему вились вокруг лица. И что это было за лицо — сердечком, с тонкими чертами и восхитительными серыми глазами, которые смело и открыто глядели на мир. Американские женщины определенно ему нравились. Лучшие из них были откровенными, уверенными в себе и сильными, словно мужчины — совсем не то что жеманные англичанки.
Вложив кружку в его левую руку, Лайза занялась правым запястьем, тем, которое было свободно от наручников. Закатав рукав, она увидела, что кожа вокруг запястья растерта до жутких красных нарывов, и даже губы поджала, но, не сказав ни слова, принялась промывать истерзанную плоть. Легкие, прохладные пальцы осторожно и нежно почистили и перевязали правую, а потом и левую руку Кейна, израненную не меньше.
Он тем временем не спеша потягивал виски, желая растянуть удовольствие. Для пустого желудка это был серьезный удар, но Кейн с удовольствием впитывал жгучую влагу, облегчавшую страдания. Однако виски оказало на него и иное воздействие — когда Лайза склонялась к нему, мужчина с трудом подавлял желание вытащить шпильки из ее волос Но чем труднее было отказать себе в удовольствии рассыпать это солнечное сияние, тем крепче Кейн сопротивлялся сам себе. Он не посмел бы напугать Лайзу, потому что ему так нужна была ее ласка. И ужасно не хотелось думать о том, что очень скоро она уйдет отсюда.
Указав глазами на ее вдовье платье, Кейн спросил:
— Вы потеряли близкого человека?
Лайза замерла.
— Двоих, — тихо промолвила она. — Несколько недель назад убили моего мужа. Вскоре после похорон я получила известие о смерти отца. Теперь вот возвращаюсь с похорон на ранчо моих свекров.
— Извините меня, — сказал Кейн, понимая, как недостаточны эти слова для утешения. Ему хотелось услышать что-нибудь более оптимистичное, и тогда он спросил:
— Семья вашего мужа будет теперь заботиться о вас?
— Да, конечно, — кивнула Лайза с едва уловимой горечью. — Пока у меня есть то, что им нужно, они будут обо мне очень заботиться.
Погрузившись в свои мысли, женщина дотронулась ладонью до живота, и Кейн понял, что она, должно быть, беременна. Он удивился — не столько тому, что она выглядела такой стройной, сколько тому, что не заметил внутреннего сияния, которое обычно исходит от будущих матерей. Впрочем, предположил Кейн, недавно пережитые трагедии оказались сильнее радости ожидания.
— По крайней мере у вас осталась память о муже, — произнес он, желая ее утешить.
Лицо Лайзы мгновенно превратилось в неподвижную маску. Она чуть было не ответила, но лишь качнула головой и подняла глаза на собеседника:
— Вы голодны, мистер Кейн? Я принесла вам поесть.
Лицо ее оказалось совсем близко от его лица, достаточно близко, чтобы он мог наслаждаться видом ее кремовой кожи и соблазнительно полных губ. Волна желания прокатилась по его телу, и такая мощная, что пришлось закусить губу, чтобы не поддаться порыву. Где-то в глубине души Кейн понимал, что его чувство — не просто свойственное мужчинам влечение к красивой женщине, но отчаянное желание утонуть в океане страсти, избавиться на мгновение от жуткого ощущения близкого конца…
Напрягая всю свою волю, он произнес:
— Я так давно не ел, что успел забыть, что такое пища. Кажется, мне действительно пора подкрепиться. Но если вы разрешите мне называть вас Лайзой, то и вы называйте меня Дрю. — Он улыбнулся немного на сторону. — Обычные нормы вежливости, кажется, не совсем уместны в данных обстоятельствах.
— Очень хорошо, Дрю.
На подносе лежали куски холодной жареной курятины и большие ломти свежего хлеба. Получился отличный бутерброд. Поедая его, Кейн чувствовал, как его мускулы вновь наливаются силой. Он и не подозревал, до какой степени сказалась на нем эта голодовка.
Когда он закончил, Лайза спросила:
— Может, еще? Кейн покачал головой:
— Пока я больше не могу, но благодарю вас от всего сердца. Просто удивительно, как может еда влиять на душевное состояние. Я чувствую себя лучше, чем когда бы то ни было.
Лайза прикрыла остатки пищи салфеткой, и вдруг в ночном воздухе раздался ружейный выстрел. Кейн нахмурился, услышав шум на улице.
— Судя по этой суматохе, в пятидесяти милях вокруг не осталось ни одного ковбоя — все прискакали в город, чтобы отпраздновать день получки.
Лайза подпрыгнула на месте, когда прямо под их окном раздался истошный вопль.
— Надеюсь, шерифу Тейлору удастся их утихомирить.
— Да, он, похоже, толковый человек. — Кейн запрокинул голову, стараясь расслышать, о чем спорят на улице. — Кажется, ребята с двух-трех конкурирующих ранчо развлекаются, пытаясь оторвать друг другу головы.
Лайза вздрогнула и посмотрела на дверь.
— Надеюсь, они не сорвутся в гостиницу в поисках еды и виски, а?
— Даже если так, то нам тут ничто не грозит. Мы заперты на замок, к тому же внутри есть засов. Кто бы ни строил это здание, он был весьма предусмотрителен. — Кейн поднялся на ноги и направился к деревянному брусу, стоявшему в темном углу, но цепь натянулась и резко остановила его. Мужчина вполголоса выругался. Действительно, в приятном обществе Лайзы он даже позабыл о том, что привязан. — Боюсь, если вы хотите дополнительной защиты, вам придется позаботиться об этом самой.
Она подтащила тяжелый брус к двери и заложила за скобы. Засов гулко стукнул.
— Ну вот, это остановит пьяных ковбоев, если они станут искать знакомства с нами.
Звуки выстрелов донеслись со стороны салуна, затем послышался звон разбитого стекла. Шерифу, кажется, в тот вечер предстояло немало дел. Кейн нахмурился:
— Поскольку Бифф и Безмозглый нынче в роли конвойных, шериф Тейлор наверняка заставит их помогать. Так что, вероятно, пройдет много часов, прежде чем вы выйдете отсюда. Простите.
— Не стоит извиняться. — Лайза присела на мешок с мукой. — Это не ваша вина.
— Быть может, я извиняюсь за то, что мне вовсе не жаль, что вы здесь заперты, — признался Кейп в порыве откровенности. После многих дней, проведенных среди врагов, когда он вынужден был постоянно держать себя под контролем, ему был, крайне необходим один последний настоящий, человеческий разговор. — Спасибо за то, что помогли опасному, недостойному незнакомцу, Лайза. Это… это очень много значит для меня.
Она поджала ноги, аккуратно расправляя платье на коленях.
— Вы не кажетесь таким уж опасным. И потом, я ведь поступаю не вполне бескорыстно. Вечерами бывает… так тяжко. Все лучше отвлечься немного. — Потом, словно боялась не успеть, она торопливо спросила, стараясь говорить беззаботным тоном:
— Вы игрок или просто так одеваетесь?
Кейн продолжал стоять — вместе с силами к нему вернулась и тревога. Позвякивая кандалами, он принялся расхаживать из стороны в сторону, насколько позволяла цепь.
— Да, я был игроком много лет, но уже готов был бросить это дело.
— Почему?
— Хотелось чего-то нового. Лучшего. — Кейн остановился под маленьким окошком и уставился в него отсутствующим взглядом, видя там не чистое ночное небо, а длинную, извилистую дорогу, что привела его в это импровизированное узилище. — Я родился в старинном семействе английских землевладельцев, уважаемых людей, которые не хотели ничего иного, как только заботиться о своих владениях, растить новые поколения маленьких Кейнов и быть похороненными в родной земле. Если бы я был наследником поместья, то, наверное, стал бы точно таким, как все мои предки. Но по обычаю земля переходит в руки старшего сына, а я родился младшим.
Эндрю повернулся и оперся спиной о стену, скрестив руки на груди.
— Я не мог обладать поместьем, но у меня не было и необходимого терпения, чтобы стать священником, солдатом или юристом, как обычно бывает со всеми младшими сыновьями. И тогда я превратился в сущее наказание для своей семьи. После того как меня исключили из Оксфорда, я перебрался в Америку, которая подошла мне во всех отношениях. Многие годы я жил в салунах, переезжая из одного города в другой, скучал, набирался впечатлений. Много играл с лучшими мастерами этого дела и чаще выигрывал, чем уступал им.
Он улыбнулся уголками губ:
— В честной игре я никогда не мухлевал, но если случалось оказаться за одним столом с бандой жуликов, то мог облапошить их не хуже любого кидалы. Это было делом чести. — Улыбка покинула его лицо, уступив место глубокой усталости. — Лет через семь-восемь эта жизнь пресытила меня. Слишком много времени я провел в темных, прокуренных, шумных салунах, слишком много выпил черного кофе и крепких напитков. Слишком много повидал несчастных, готовых скорее схватиться за пистолет, чем признать, что они проиграли… Надоело.
Кейн посмотрел на свои руки и задумчиво повертел наручники.
— Забавно. Я был бунтарем в своей семье, паршивой овцой в стаде. Проехал тысячи миль, чтобы добраться на край света, бросить вызов индейцам и бог знает кому еще… Моя мать писала, что моими посланиями взахлеб зачитывается весь Уилтшир. Но, приближаясь к своему тридцатилетию, я вдруг осознал, что в глубине души ничуть не отличаюсь от моих предков, и все это время я на самом деле стремился к куску земли, который мог бы назвать своим. — Кейн смолк.
Лайза терпеливо ждала продолжения. Не дождавшись, спросила:
— Так ты стал искать участок, чтобы купить его?
— И нашел. И даже купил благодаря удачной четырехдневной партии в покер в Ледвилле. — Он задумчиво улыбнулся. — В Колорадо в предгорьях Пуэбло есть долина, где много воды, а вокруг — горы. Это самое красивое место, которое я видел в жизни. И всего пара часов от железной дороги. Так что, соскучившись по цивилизации, можно добраться до Денвера всего за день. — Голос его стал тише. — Во всяком случае, мог добраться. Я прожил там всего полгода — не так уж много, чтобы заскучать. — Он безразлично пожал плечами, будто приговоренный к смерти чувствует себя так же, как лошадь, потерявшая подкову. — Больше мне уже не увидеть мое «Лэйзи Кей».
Лайза смотрела на него широко раскрытыми, полными сочувствия глазами.
— Но ты не похож на убийцу. Тебя что же, несправедливо обвинили?
Мужчина горько усмехнулся:
— О нет, я на самом деле убил человека. Правда, все, кто в тот вечер был в «Позолоченной индюшке», согласились, что это была самооборона, но дело в том, что парень оказался сынком богатых родителей, так что на справедливость рассчитывать не приходится.
Глаза Лайзы стали совсем круглыми, и кровь отхлынула от щек.
— Как звали мужчину, которого ты убил?
— Холден. Билли Холден. — Кейн нахмурился. — Ты что, знала его?
Совсем поникнув, женщина уткнулась лицом в дрожащие ладони.
— Это был мой муж, — медленно произнесла она. «Господи, но эта милая женщина не могла быть женой такого негодяя», — подумал он с ужасом и инстинктивно попятился, насколько позволила цепь. Сейчас он отдал бы все, чем владел в жизни, чтобы только оказаться подальше отсюда — где угодно, лишь бы не причинять вдове Билли Холдена новых страданий.
— Простите меня, — беспомощно проговорил Кейн.
1 2 3 4 5 6 7