Отступив за кровать, где ее скрывал полог, девушка через голову быстренько натянула свой костюм и обулась в мягкие матерчатые туфельки. Она было решила оставить ненавистный шиньон в сундуке, но по некотором размышлении решила взять его с собой – вдруг понадобится?
Кит был немало удивлен, что она появилась так быстро и полностью одетая.
– Как ты ухитрилась так быстро одеться? И без служанки?
Расчесав волосы пальцами, Дини сообщила ему с улыбкой:
– Благодаря «молнии».
– «Молнии»?
Повернувшись к Киту спиной, она завела назад руку и расстегнула застежку, продемонстрировав ему принцип работы. Застежка подалась с характерным звуком. Затем Дини восстановила первоначальный вид платья.
– Удивительный механизм, – пробормотал он. Теплое дыхание мужчины коснулось ее обнаженной шеи. Ощущение было настолько острым, что девушка вздрогнула. Она повернулась к нему, и некоторое время они оба молчали. Его глаза снова смотрели на нее изучающе, казалось, вбирая в себя каждую ее черточку – свежесть кожи на лице, блеск глаз, сверкающую массу густых волос. Дини собралась было что-то сказать, но Кит взял ее за руку:
– Ты голодна?
Его голос прозвучал чуточку хрипло от перехватившего горло волнения. Хотя Дини ничего не ответила, Кит увлек ее за собой во двор, на свежий воздух.
Из окна кабинета король наблюдал за тем, что происходило во дворе замка. Пухлыми руками, украшенными многочисленными кольцами, он поглаживал прохладный гладкий камень подоконника.
Было уже довольно поздно, но тем не менее герцог Гамильтон все еще продолжал развлекать свою уэльскую кузину. Король с любопытством следил за тем, как эти двое с удовольствием поедали хлеб с сыром, запивая его элем из маленьких глиняных кувшинов. Сегодня герцог выглядел на удивление оживленным. Король заметил, как переливались на солнце блестящие волосы кузины из Уэльса. Волосы были коротко подстрижены, и король задался вопросом: уж не сбежала ли кузиночка герцога из какого-нибудь монастыря?
Он сразу отметил ее вчера вечером и в течение всего пиршества исподтишка наблюдал за девушкой. Она и в самом деле поражала красотой. Как раз в тот момент, когда король об этом подумал, уэльская кузина рассмеялась и повернулась к герцогу, а тот с видимой радостью ответил на ее улыбку своей.
Король в сердцах выругался. Больная нога мешала ему наслаждаться жизнью. Хотя личный врач короля, доктор Баттс, провел зондирование, рана упорно отказывалась заживать, лишая его величество радости бытия. А ведь еще недавно его называли Генрихом Великолепным. Он мог загнать десяток лошадей за один-единственный день на охоте, и придворным оставалось только восхищаться физической мощью своего повелителя. Тогда он и в самом деле был Генрихом Великолепным, идеалом мужской красоты и силы, на которого как на образец взирали все европейские принцы.
Каких-нибудь десять лет назад мистрис Дини сама бы упала в его объятия и ее глаза с восторгом смотрели бы на Генриха – мужчину, а не только на короля Генриха. Десять лет и четыре жены назад он взял бы ее по ее же собственному желанию, но потом скорее всего быстро пресытился бы ею.
Теперь же у него на шее «Голландская кобылица», новая тевтонская жена, с которой он собирался прижить второго сына, герцога Йоркского, дабы обеспечить преемственность династии Тюдоров. Впрочем, он хотел этого не только ради упрочения династии, но и для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Пока он являлся отцом троих детей, лишь один из которых был мужского пола.
По правде сказать, у него ничего не получилось с этой тевтонкой. Он вспомнил ее унылые груди, дурной запах изо рта и в бешенстве стукнул кулаком по инкрустированной поверхности итальянского столика. От сильного удара больная нога заныла, и Генрих VIII опять разразился чудовищными ругательствами. Как король, он понимал, что брак заключен ради дальнейшего процветания державы, но как мужчина желал побыстрее избавиться от нынешней жены.
Ему требуется новая невеста.
Впервые с того злополучного январского дня, когда он увидел, какой уродиной оказалась его жена из Нидерландов, Генрих почувствовал прилив надежды. Он наблюдал за мистрис Дини и Китом, своим преданным слугой, за той грацией, с которой герцог помог своей кузине подняться на ноги.
Хороший человек этот герцог Гамильтон. Один из его любимцев. Никто из членов Королевского совета не мог сравниться с ним ни на войне, ни за столом переговоров. Благодаря его военному таланту королю удавалось – и не однажды – подавлять вечно тлеющие мятежи на границе с Шотландией. И конечно же, он поможет своему господину найти более подходящую невесту. Что касается голландки, союз с ней носил чисто политический характер. По этой причине над королем втихомолку подсмеивались, даже его мужские качества были поставлены под вопрос. Зато, когда его семейная жизнь мало-мальски наладится, он снова сделается великим королем, каким бы и остался, если бы его любимая жена королева Джейн не умерла родами. Пора было действовать.
– Кромвель! – гаркнул Генрих, призывая своего первого министра.
Не кто иной, как Кромвель способствовал неудачному браку с «Голландской кобылицей», так что с ним придется расстаться. Но Генриху хотелось, чтобы перед своей отставкой первый министр изрядно помучился, как мучился сейчас он, король.
– Кромвель! – снова позвал Генрих, на этот раз еще более грозным голосом.
Дверь распахнулась, и вошел Томас Кромвель с раскрасневшимся от спешки лицом. Он был одет в просторную мантию, а на шее висела цепь, свидетельствовавшая о его высоком положении при дворе.
– Ваше величество, – произнес он, склонив голову в поклоне и все еще отдуваясь.
– Ты должен сделать две вещи, Кромвель, – сказал король, продолжая наблюдать через окно за великолепной парой во дворе. – Прежде всего избавься от королевы Анны – и поскорее. Нам безразлично, как ты совершишь сие. Можешь потребовать, чтобы брак был признан недействительным, можешь привлечь королеву к суду. Тут я предоставляю тебе полную свободу действий. И второе – мы должны развязаться с этим браком к середине лета, дабы иметь возможность вступить в новый.
Кромвель залопотал в ответ, что подобные деяния его величества могут вызвать дипломатические осложнения и даже войну, но король его не слушал. Он наблюдал за великолепной белозубой улыбкой уэльской кузины Гамильтона и размышлял, каково это будет – поцеловать ее яркие губы в брачной постели. И произвести на Божий свет герцога Йоркского.
Глава 4
– Что ни говори, не слишком приятно начинать день с пива, – вздохнула Дини, стряхивая крошки с широкой юбки. – Иногда я чувствую себя женщиной, путешествующей с группой «Айросмит» где-нибудь в середине семидесятых. Что мне нужно на самом деле, так это чашка кофе и сигарета.
– Я знал, что ты будешь не в восторге от завтрака, – произнес Кит с ухмылкой, помогая ей очистить подол от налипшей травы и листьев, – но не могла бы ты объяснить мне смысл слов, которые только что произнесла?
Она взглянула на Кита снизу вверх и едва не коснулась его руки. Затем, чуточку поколебавшись, заговорила:
– Дело в том, что «пиво» – американский термин, так мы именуем напиток, похожий по вкусу на ваш эль. «Айросмит» – музыкальная группа, известная своей экстравагантностью. Нечто вроде ваших странствующих менестрелей.
– Айросмит, – повторил словно эхо Кристофер.
Затем, улыбнувшись, спросил: – Ну а остальные слова?
– Гм… – Дини, задумавшись, как получше объяснить Киту, что значит «сигарета» и «кофе», начала грызть ноготь. – Ну, – сказала она наконец, – кофе – это напиток, изготовленный из зерен растения – кофе. Сначала его варят на воде, а затем добавляют молоко и сахар. Я обычно пью черный кофе, то есть ничего не добавляю в свою чашку. В сущности, кофе не так уж и вкусен, зато пахнет изумительно.
– Но если вкус твоего напитка не очень-то хорош, то зачем ты пьешь это варево?
– Очень просто. Потому что кофе содержит вещество под названием «кофеин».
Удивлению Кита не было конца.
– Кофеин происходит от французского слова «каф», то есть «теленок»?
– Нет, что вы! – В первый раз после встречи в лабиринте Дини от души расхохоталась. Кит же, не имея сил устоять от такого чистосердечного проявления веселья, рассмеялся вместе с ней. – Кофеин – своего рода стимулятор, – объяснила Дини. – Он позволяет человеку восстановить силы, даже если он долго не спал или утомлен.
– Чрезвычайно любопытно. Мы, необразованные англичане, обычно спим, когда чрезмерно утомлены. Теперь о другом предмете, название которого вы упомянули. Это что, тоже стимулятор?
– Сигареты? Как вам сказать? – Дини откашлялась, пытаясь придумать объяснение своей зависимости от никотина. – Сигареты делаются из листьев одного растения.
– Потом их варят и отвар пьют?
– Нет. Листья высушивают, крошат и крошки заворачивают в бумагу.
Кит в замешательстве провел рукой по волосам.
– Вы заворачиваете сушеные листья в бумагу? Но бумага – большая ценность! И что же дальше?
– Все, что я скажу, Кит, покажется вам сумасшествием.
– Думаю, что нет. На мой взгляд, сумасшествием является уже то, что вы пьете не слишком вкусный горький напиток – и все для того, чтобы лишить себя сна, когда он особенно нужен.
– Ну… – неожиданно Дини взглянула на Кита в упор. – Откуда вы знаете, что кофе – горький?
Кристофер сложил руки на груди. Он улыбался, но его улыбка ни о чем не говорила.
– Ты сказала, что в этот напиток добавляют молоко и сахар. Мне кажется, единственная причина, по которой стоит это делать, – желание убрать из напитка горечь.
– Так, – несколько неопределенно протянула Дини и, повинуясь жесту Кристофера, продолжала: – Мы, значит, берем эту трубочку из бумаги, наполненную крошкой из сушеных листьев, и поджигаем ее с одного конца.
– Понятно, – сказал Кит, пожимая плечами. – Стало быть, сигарета – нечто вроде факела?
– Не совсем. Вы вставляете ее себе в рот.
Кит ничего не сказал, он только прищурился и принялся убирать то, что осталось после пикника.
– Ты решила, что пришла твоя очередь посмеяться?
– Нет, я говорю правду. Я не шучу, Кит. Человек вставляет в рот тот конец трубочки, который не горит, и втягивает дым в себя.
– И при этом рот человека превращается в настоящий ад?
– Нет. Это даже приятно на вкус. Я говорю о дыме. Вы втягиваете его в себя, хоть это и не слишком полезно.
– Дини, – медленно произнес герцог, – однажды мой дом загорелся от крохотной искорки. Внутри оказался мой паж, и я полез в дом, чтобы его спасти. Тогда я наглотался предостаточно дыма. И он вовсе не был приятен на вкус, как ты изволишь утверждать. Так что если ты предложишь мне взять в рот горящий факел, я буду вынужден ответить – нет!
– Что поделаешь, это чистая правда. Прошло много лет с тех пор, как люди начали курить…
– Курить?
– Да, мы так называем этот процесс. Так вот, выяснилось, что курение приносит здоровью вред.
– Очень мило. Судя по всему, ваши врачи – настоящие коновалы, если им понадобилось много лет, чтобы понять очевидное.
Кит с улыбкой посмотрел на нее, продолжая складывать остатки хлеба, сыра и пустые кувшинчики в свой узелок.
Все время, пока они завтракали, Кит не упускал из виду окно королевского кабинета и знал, что Генрих за ними наблюдает. Если бы он мог подумать, что их маленькая группа станет объектом пристального внимания коронованной особы, он, разумеется, выбрал бы для пикника другое местечко. Киту уже приходилось видеть пристальный взгляд короля, и сейчас он почувствовал себя не слишком уютно.
Он повернулся к Дини, которая стала на удивление тихой, хотя во время пикника стрекотала без умолку. Теперь она смотрела в самый центр двора.
– А где фонтан?
– Фонтан?
Девушка продолжала сжимать в руке свой шиньон, но было ясно, что меньше всего она думает в эту минуту о прическе. Неожиданно из недавно высаженных кустов, образовывавших живую изгородь, появилась птичка и зачирикала от полноты своего крохотного бытия. Внутренний дворик королевского замка и в самом деле выглядел чудесно. Он был одним из немногих мест в округе, где можно было по-настоящему уединиться и подумать. Коридоры, которые вели во двор, были гулкими, и эхо шагов предупреждало о появлении редких слуг, занятых, впрочем, настолько, что у них обычно не хватало времени, чтобы бросить взгляд на тех, кто расположился внутри.
– Я только что вспомнила, – пояснила Дини затрепетавшим от волнения голосом, – что как-то забредала сюда, после того как наша группа отстрелялась.
– Ага! Значит, ты отдыхала здесь после охоты?
– Нет, мы снимали музыкальный ролик, тот самый, где я должна была петь вместе с Баки Ли Дентоном. – Прежде чем продолжить, девушка глубоко вздохнула. Легкий ветерок спутал ее волосы, и она нетерпеливым движением откинула их со лба. – В центре двора находился фонтан. Большущий фонтан, Кит. Мне кажется, его построил человек, фамилия которого была как-то связана с названием птицы.
– Птицы? – Кит постарался скрыть усмешку, поэтому сжал кулак и поднес его ко рту, словно в глубоком раздумье. – Может быть, его звали мастер Робин или сэр Пикок?
– Нет. Но это был старинный фонтан, Кит. И тем не менее его здесь еще нет. – Шиньон выпал у нее из руки. – Я и в самом деле в шестнадцатом веке. Я здесь, Кит. Что же мне теперь делать?
Кристофер отбросил в сторону свой узелок и без колебаний обнял девушку за плечи.
– Дини, дорогая, послушай меня. – Она посмотрела ему в глаза, а он, прежде чем заговорить, бросил взгляд в сторону окна королевского кабинета. За ними никто не наблюдал. – Да, ты и в самом деле в шестнадцатом веке. Ты должна понять серьезность того положения, в котором находишься, иначе быть беде.
Его акцент, без всякого сомнения, английский, казался ей куда более мягким, чем у прочих. И в нем почти не слышалось интонаций эпохи Тюдоров.
– Ты находишься в исторической эпохе и в государстве, о которых не имеешь представления. Здесь совершенно другие законы, основанные на праве сильного и на различного рода суевериях.
– Все, кто вокруг, давно уже мертвы, – прошептала Дини едва слышно.
Он повернул ее к себе, коснулся пальцем подбородка.
– Только не вы, – добавила она торопливо. – О Кит! Я ни в коем случае не хотела сказать, что вам тоже следует лежать в могиле.
Лицо Кита оставалось бесстрастным. Поначалу Дини показалось, что он не расслышал, но по блеску в его глазах девушка поняла, что ошиблась.
– Я должен был умереть, но, как видишь, не умер, – сказал он наконец.
– Я не о том. Я хочу сказать, что все, кто сейчас здесь разговаривает, ест и пьет, на самом деле уже четыреста лет как умерли. – Она говорила очень быстро, желая, чтобы напряженное, даже загнанное выражение, появившееся у него на лице, поскорее исчезло. – И даже король. Король и тот мертв.
Глаза Кита снова смотрели ясно. Прошло странное чувство неопределенности, установившееся было между ними.
– Знаешь, давай не будем говорить о таких вещах. Лучше ты послушай меня. На самом деле одна только мысль, что король мертв, является предательством. Это же относится и к особе принца Уэльского. Если кто-нибудь услышит твои слова, об этом станет немедленно известно королю.
– О чем вы говорите? Откуда у меня могут быть враги, если я только вчера здесь оказалась? Разумеется, в Нэшвилле найдется пара-тройка тех, кто не прочь сделать мне гадость, не говоря уже о Вике Дженкинсе и Баки Ли Дентоне, но здесь?..
– При этом дворе царят зависть и ревность. – Голос Кита звучал сочувственно. – А такая чистая девушка, как ты… – Он замолк. – Я буду с тобой, насколько позволят мои обязанности. Когда же меня не будет рядом, постарайся сделать все, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
Некоторое время Дини молчала. Вдалеке послышался смех и ржанье лошадей. Несколько слуг пробежали через двор, нагруженные огромной деревянной ендовой. Одна из женщин в белом чепчике с любопытством взглянула на Дини, а затем побежала их догонять.
– Почему вы так обо мне заботитесь? – В голосе Дини неожиданно прозвучали строгие нотки, и Кит убрал руку с плеча девушки. Он накрыл ладонью ее запястье и стал поглаживать то место, которое вчера с силой сжимал, чтобы не дать Дини сказать глупость.
Солнце высветило его профиль, и Дини в очередной раз подивилась его скрытой силе и мужественности. В сущности, герцог не был красив в общепринятом смысле этого слова – черты его лица были слишком резкими, а нос с горбинкой напоминал клюв хищной птицы. И взгляд Кита был слишком пронзительным. Но стоило ему улыбнуться, как он тут же превращался в самого приятного из известных Дини мужчин.
– Почему? Ты меня уже об этом спрашивала. – Кит откашлялся. – Здесь у меня нет семьи, – сказал он по некотором размышлении. – Ты напоминаешь мне сестру.
Это было не совсем то, что Дини хотела бы услышать, но она улыбнулась, и от теплого чувства к этому человеку у нее перехватило горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Кит был немало удивлен, что она появилась так быстро и полностью одетая.
– Как ты ухитрилась так быстро одеться? И без служанки?
Расчесав волосы пальцами, Дини сообщила ему с улыбкой:
– Благодаря «молнии».
– «Молнии»?
Повернувшись к Киту спиной, она завела назад руку и расстегнула застежку, продемонстрировав ему принцип работы. Застежка подалась с характерным звуком. Затем Дини восстановила первоначальный вид платья.
– Удивительный механизм, – пробормотал он. Теплое дыхание мужчины коснулось ее обнаженной шеи. Ощущение было настолько острым, что девушка вздрогнула. Она повернулась к нему, и некоторое время они оба молчали. Его глаза снова смотрели на нее изучающе, казалось, вбирая в себя каждую ее черточку – свежесть кожи на лице, блеск глаз, сверкающую массу густых волос. Дини собралась было что-то сказать, но Кит взял ее за руку:
– Ты голодна?
Его голос прозвучал чуточку хрипло от перехватившего горло волнения. Хотя Дини ничего не ответила, Кит увлек ее за собой во двор, на свежий воздух.
Из окна кабинета король наблюдал за тем, что происходило во дворе замка. Пухлыми руками, украшенными многочисленными кольцами, он поглаживал прохладный гладкий камень подоконника.
Было уже довольно поздно, но тем не менее герцог Гамильтон все еще продолжал развлекать свою уэльскую кузину. Король с любопытством следил за тем, как эти двое с удовольствием поедали хлеб с сыром, запивая его элем из маленьких глиняных кувшинов. Сегодня герцог выглядел на удивление оживленным. Король заметил, как переливались на солнце блестящие волосы кузины из Уэльса. Волосы были коротко подстрижены, и король задался вопросом: уж не сбежала ли кузиночка герцога из какого-нибудь монастыря?
Он сразу отметил ее вчера вечером и в течение всего пиршества исподтишка наблюдал за девушкой. Она и в самом деле поражала красотой. Как раз в тот момент, когда король об этом подумал, уэльская кузина рассмеялась и повернулась к герцогу, а тот с видимой радостью ответил на ее улыбку своей.
Король в сердцах выругался. Больная нога мешала ему наслаждаться жизнью. Хотя личный врач короля, доктор Баттс, провел зондирование, рана упорно отказывалась заживать, лишая его величество радости бытия. А ведь еще недавно его называли Генрихом Великолепным. Он мог загнать десяток лошадей за один-единственный день на охоте, и придворным оставалось только восхищаться физической мощью своего повелителя. Тогда он и в самом деле был Генрихом Великолепным, идеалом мужской красоты и силы, на которого как на образец взирали все европейские принцы.
Каких-нибудь десять лет назад мистрис Дини сама бы упала в его объятия и ее глаза с восторгом смотрели бы на Генриха – мужчину, а не только на короля Генриха. Десять лет и четыре жены назад он взял бы ее по ее же собственному желанию, но потом скорее всего быстро пресытился бы ею.
Теперь же у него на шее «Голландская кобылица», новая тевтонская жена, с которой он собирался прижить второго сына, герцога Йоркского, дабы обеспечить преемственность династии Тюдоров. Впрочем, он хотел этого не только ради упрочения династии, но и для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Пока он являлся отцом троих детей, лишь один из которых был мужского пола.
По правде сказать, у него ничего не получилось с этой тевтонкой. Он вспомнил ее унылые груди, дурной запах изо рта и в бешенстве стукнул кулаком по инкрустированной поверхности итальянского столика. От сильного удара больная нога заныла, и Генрих VIII опять разразился чудовищными ругательствами. Как король, он понимал, что брак заключен ради дальнейшего процветания державы, но как мужчина желал побыстрее избавиться от нынешней жены.
Ему требуется новая невеста.
Впервые с того злополучного январского дня, когда он увидел, какой уродиной оказалась его жена из Нидерландов, Генрих почувствовал прилив надежды. Он наблюдал за мистрис Дини и Китом, своим преданным слугой, за той грацией, с которой герцог помог своей кузине подняться на ноги.
Хороший человек этот герцог Гамильтон. Один из его любимцев. Никто из членов Королевского совета не мог сравниться с ним ни на войне, ни за столом переговоров. Благодаря его военному таланту королю удавалось – и не однажды – подавлять вечно тлеющие мятежи на границе с Шотландией. И конечно же, он поможет своему господину найти более подходящую невесту. Что касается голландки, союз с ней носил чисто политический характер. По этой причине над королем втихомолку подсмеивались, даже его мужские качества были поставлены под вопрос. Зато, когда его семейная жизнь мало-мальски наладится, он снова сделается великим королем, каким бы и остался, если бы его любимая жена королева Джейн не умерла родами. Пора было действовать.
– Кромвель! – гаркнул Генрих, призывая своего первого министра.
Не кто иной, как Кромвель способствовал неудачному браку с «Голландской кобылицей», так что с ним придется расстаться. Но Генриху хотелось, чтобы перед своей отставкой первый министр изрядно помучился, как мучился сейчас он, король.
– Кромвель! – снова позвал Генрих, на этот раз еще более грозным голосом.
Дверь распахнулась, и вошел Томас Кромвель с раскрасневшимся от спешки лицом. Он был одет в просторную мантию, а на шее висела цепь, свидетельствовавшая о его высоком положении при дворе.
– Ваше величество, – произнес он, склонив голову в поклоне и все еще отдуваясь.
– Ты должен сделать две вещи, Кромвель, – сказал король, продолжая наблюдать через окно за великолепной парой во дворе. – Прежде всего избавься от королевы Анны – и поскорее. Нам безразлично, как ты совершишь сие. Можешь потребовать, чтобы брак был признан недействительным, можешь привлечь королеву к суду. Тут я предоставляю тебе полную свободу действий. И второе – мы должны развязаться с этим браком к середине лета, дабы иметь возможность вступить в новый.
Кромвель залопотал в ответ, что подобные деяния его величества могут вызвать дипломатические осложнения и даже войну, но король его не слушал. Он наблюдал за великолепной белозубой улыбкой уэльской кузины Гамильтона и размышлял, каково это будет – поцеловать ее яркие губы в брачной постели. И произвести на Божий свет герцога Йоркского.
Глава 4
– Что ни говори, не слишком приятно начинать день с пива, – вздохнула Дини, стряхивая крошки с широкой юбки. – Иногда я чувствую себя женщиной, путешествующей с группой «Айросмит» где-нибудь в середине семидесятых. Что мне нужно на самом деле, так это чашка кофе и сигарета.
– Я знал, что ты будешь не в восторге от завтрака, – произнес Кит с ухмылкой, помогая ей очистить подол от налипшей травы и листьев, – но не могла бы ты объяснить мне смысл слов, которые только что произнесла?
Она взглянула на Кита снизу вверх и едва не коснулась его руки. Затем, чуточку поколебавшись, заговорила:
– Дело в том, что «пиво» – американский термин, так мы именуем напиток, похожий по вкусу на ваш эль. «Айросмит» – музыкальная группа, известная своей экстравагантностью. Нечто вроде ваших странствующих менестрелей.
– Айросмит, – повторил словно эхо Кристофер.
Затем, улыбнувшись, спросил: – Ну а остальные слова?
– Гм… – Дини, задумавшись, как получше объяснить Киту, что значит «сигарета» и «кофе», начала грызть ноготь. – Ну, – сказала она наконец, – кофе – это напиток, изготовленный из зерен растения – кофе. Сначала его варят на воде, а затем добавляют молоко и сахар. Я обычно пью черный кофе, то есть ничего не добавляю в свою чашку. В сущности, кофе не так уж и вкусен, зато пахнет изумительно.
– Но если вкус твоего напитка не очень-то хорош, то зачем ты пьешь это варево?
– Очень просто. Потому что кофе содержит вещество под названием «кофеин».
Удивлению Кита не было конца.
– Кофеин происходит от французского слова «каф», то есть «теленок»?
– Нет, что вы! – В первый раз после встречи в лабиринте Дини от души расхохоталась. Кит же, не имея сил устоять от такого чистосердечного проявления веселья, рассмеялся вместе с ней. – Кофеин – своего рода стимулятор, – объяснила Дини. – Он позволяет человеку восстановить силы, даже если он долго не спал или утомлен.
– Чрезвычайно любопытно. Мы, необразованные англичане, обычно спим, когда чрезмерно утомлены. Теперь о другом предмете, название которого вы упомянули. Это что, тоже стимулятор?
– Сигареты? Как вам сказать? – Дини откашлялась, пытаясь придумать объяснение своей зависимости от никотина. – Сигареты делаются из листьев одного растения.
– Потом их варят и отвар пьют?
– Нет. Листья высушивают, крошат и крошки заворачивают в бумагу.
Кит в замешательстве провел рукой по волосам.
– Вы заворачиваете сушеные листья в бумагу? Но бумага – большая ценность! И что же дальше?
– Все, что я скажу, Кит, покажется вам сумасшествием.
– Думаю, что нет. На мой взгляд, сумасшествием является уже то, что вы пьете не слишком вкусный горький напиток – и все для того, чтобы лишить себя сна, когда он особенно нужен.
– Ну… – неожиданно Дини взглянула на Кита в упор. – Откуда вы знаете, что кофе – горький?
Кристофер сложил руки на груди. Он улыбался, но его улыбка ни о чем не говорила.
– Ты сказала, что в этот напиток добавляют молоко и сахар. Мне кажется, единственная причина, по которой стоит это делать, – желание убрать из напитка горечь.
– Так, – несколько неопределенно протянула Дини и, повинуясь жесту Кристофера, продолжала: – Мы, значит, берем эту трубочку из бумаги, наполненную крошкой из сушеных листьев, и поджигаем ее с одного конца.
– Понятно, – сказал Кит, пожимая плечами. – Стало быть, сигарета – нечто вроде факела?
– Не совсем. Вы вставляете ее себе в рот.
Кит ничего не сказал, он только прищурился и принялся убирать то, что осталось после пикника.
– Ты решила, что пришла твоя очередь посмеяться?
– Нет, я говорю правду. Я не шучу, Кит. Человек вставляет в рот тот конец трубочки, который не горит, и втягивает дым в себя.
– И при этом рот человека превращается в настоящий ад?
– Нет. Это даже приятно на вкус. Я говорю о дыме. Вы втягиваете его в себя, хоть это и не слишком полезно.
– Дини, – медленно произнес герцог, – однажды мой дом загорелся от крохотной искорки. Внутри оказался мой паж, и я полез в дом, чтобы его спасти. Тогда я наглотался предостаточно дыма. И он вовсе не был приятен на вкус, как ты изволишь утверждать. Так что если ты предложишь мне взять в рот горящий факел, я буду вынужден ответить – нет!
– Что поделаешь, это чистая правда. Прошло много лет с тех пор, как люди начали курить…
– Курить?
– Да, мы так называем этот процесс. Так вот, выяснилось, что курение приносит здоровью вред.
– Очень мило. Судя по всему, ваши врачи – настоящие коновалы, если им понадобилось много лет, чтобы понять очевидное.
Кит с улыбкой посмотрел на нее, продолжая складывать остатки хлеба, сыра и пустые кувшинчики в свой узелок.
Все время, пока они завтракали, Кит не упускал из виду окно королевского кабинета и знал, что Генрих за ними наблюдает. Если бы он мог подумать, что их маленькая группа станет объектом пристального внимания коронованной особы, он, разумеется, выбрал бы для пикника другое местечко. Киту уже приходилось видеть пристальный взгляд короля, и сейчас он почувствовал себя не слишком уютно.
Он повернулся к Дини, которая стала на удивление тихой, хотя во время пикника стрекотала без умолку. Теперь она смотрела в самый центр двора.
– А где фонтан?
– Фонтан?
Девушка продолжала сжимать в руке свой шиньон, но было ясно, что меньше всего она думает в эту минуту о прическе. Неожиданно из недавно высаженных кустов, образовывавших живую изгородь, появилась птичка и зачирикала от полноты своего крохотного бытия. Внутренний дворик королевского замка и в самом деле выглядел чудесно. Он был одним из немногих мест в округе, где можно было по-настоящему уединиться и подумать. Коридоры, которые вели во двор, были гулкими, и эхо шагов предупреждало о появлении редких слуг, занятых, впрочем, настолько, что у них обычно не хватало времени, чтобы бросить взгляд на тех, кто расположился внутри.
– Я только что вспомнила, – пояснила Дини затрепетавшим от волнения голосом, – что как-то забредала сюда, после того как наша группа отстрелялась.
– Ага! Значит, ты отдыхала здесь после охоты?
– Нет, мы снимали музыкальный ролик, тот самый, где я должна была петь вместе с Баки Ли Дентоном. – Прежде чем продолжить, девушка глубоко вздохнула. Легкий ветерок спутал ее волосы, и она нетерпеливым движением откинула их со лба. – В центре двора находился фонтан. Большущий фонтан, Кит. Мне кажется, его построил человек, фамилия которого была как-то связана с названием птицы.
– Птицы? – Кит постарался скрыть усмешку, поэтому сжал кулак и поднес его ко рту, словно в глубоком раздумье. – Может быть, его звали мастер Робин или сэр Пикок?
– Нет. Но это был старинный фонтан, Кит. И тем не менее его здесь еще нет. – Шиньон выпал у нее из руки. – Я и в самом деле в шестнадцатом веке. Я здесь, Кит. Что же мне теперь делать?
Кристофер отбросил в сторону свой узелок и без колебаний обнял девушку за плечи.
– Дини, дорогая, послушай меня. – Она посмотрела ему в глаза, а он, прежде чем заговорить, бросил взгляд в сторону окна королевского кабинета. За ними никто не наблюдал. – Да, ты и в самом деле в шестнадцатом веке. Ты должна понять серьезность того положения, в котором находишься, иначе быть беде.
Его акцент, без всякого сомнения, английский, казался ей куда более мягким, чем у прочих. И в нем почти не слышалось интонаций эпохи Тюдоров.
– Ты находишься в исторической эпохе и в государстве, о которых не имеешь представления. Здесь совершенно другие законы, основанные на праве сильного и на различного рода суевериях.
– Все, кто вокруг, давно уже мертвы, – прошептала Дини едва слышно.
Он повернул ее к себе, коснулся пальцем подбородка.
– Только не вы, – добавила она торопливо. – О Кит! Я ни в коем случае не хотела сказать, что вам тоже следует лежать в могиле.
Лицо Кита оставалось бесстрастным. Поначалу Дини показалось, что он не расслышал, но по блеску в его глазах девушка поняла, что ошиблась.
– Я должен был умереть, но, как видишь, не умер, – сказал он наконец.
– Я не о том. Я хочу сказать, что все, кто сейчас здесь разговаривает, ест и пьет, на самом деле уже четыреста лет как умерли. – Она говорила очень быстро, желая, чтобы напряженное, даже загнанное выражение, появившееся у него на лице, поскорее исчезло. – И даже король. Король и тот мертв.
Глаза Кита снова смотрели ясно. Прошло странное чувство неопределенности, установившееся было между ними.
– Знаешь, давай не будем говорить о таких вещах. Лучше ты послушай меня. На самом деле одна только мысль, что король мертв, является предательством. Это же относится и к особе принца Уэльского. Если кто-нибудь услышит твои слова, об этом станет немедленно известно королю.
– О чем вы говорите? Откуда у меня могут быть враги, если я только вчера здесь оказалась? Разумеется, в Нэшвилле найдется пара-тройка тех, кто не прочь сделать мне гадость, не говоря уже о Вике Дженкинсе и Баки Ли Дентоне, но здесь?..
– При этом дворе царят зависть и ревность. – Голос Кита звучал сочувственно. – А такая чистая девушка, как ты… – Он замолк. – Я буду с тобой, насколько позволят мои обязанности. Когда же меня не будет рядом, постарайся сделать все, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
Некоторое время Дини молчала. Вдалеке послышался смех и ржанье лошадей. Несколько слуг пробежали через двор, нагруженные огромной деревянной ендовой. Одна из женщин в белом чепчике с любопытством взглянула на Дини, а затем побежала их догонять.
– Почему вы так обо мне заботитесь? – В голосе Дини неожиданно прозвучали строгие нотки, и Кит убрал руку с плеча девушки. Он накрыл ладонью ее запястье и стал поглаживать то место, которое вчера с силой сжимал, чтобы не дать Дини сказать глупость.
Солнце высветило его профиль, и Дини в очередной раз подивилась его скрытой силе и мужественности. В сущности, герцог не был красив в общепринятом смысле этого слова – черты его лица были слишком резкими, а нос с горбинкой напоминал клюв хищной птицы. И взгляд Кита был слишком пронзительным. Но стоило ему улыбнуться, как он тут же превращался в самого приятного из известных Дини мужчин.
– Почему? Ты меня уже об этом спрашивала. – Кит откашлялся. – Здесь у меня нет семьи, – сказал он по некотором размышлении. – Ты напоминаешь мне сестру.
Это было не совсем то, что Дини хотела бы услышать, но она улыбнулась, и от теплого чувства к этому человеку у нее перехватило горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40