Когда Сайлас Квинт торопливо вошел в трактир, Стрич сидел у стола, на котором горела одна-единственная свеча. В мятой одежде, небритый, с налитыми кровью глазами, дышащий перегаром, он напомнил Стричу крысу, которую только что выгнали из норы.
Стрич стукнул палкой об пол и взревел:
– Эта девчонка ваша… она сбежала! Она была дома?
– Я ее не видел, сквайр. – Квинт, задыхаясь, опустился на стул. – Клянусь, домой она не приходила. Если бы пришла, я приволок бы ее сюда, можете быть уверены. А не прячется ли она где-нибудь здесь?
– Нет, черт побери! Вы что, за дурака меня держите? Я обыскал все!
– Мне бы глотнуть чего-нибудь, – ноющим голосом проговорил Квинт, обводя взглядом бар. – Хоть капельку. Если человека будят под утро, когда он крепко спит, в голове у него образуется сплошная неразбериха.
– У тебя в голове и без того вечная неразбериха, дерьмо ты этакое! – Палка Стрича застучала по полу. – И пока девчонку не отыщут, ты у меня ни капли спиртного не получишь!
Квинт испуганно отпрянул.
– Я тут вовсе ни при чем, клянусь вам. Никакого отношения к ее побегу я…
– Она твоя дочь, верно ведь? – прорычал Стрич.
– Падчерица. Это не мое отродье, в ней нет ни капли моей крови!
Стрич хрюкнул.
– Это и слепому ясно. Будь в ней твоя кровь, я никогда не стал бы покупать ее.
– Маста Стрич, один глоточек…
– Нет! – Палка грохнула об пол. – Может, твоя жена, ее мать, знает о побеге?
– Мэри? – Квинт широко раскрыл глаза. – Уверен, что нет, но я сию минуту сбегаю домой и спрошу у нее. – Однако он не сдвинулся с места, глядя на Стрича вопрошающими глазами. – А что вы будете делать, если ее не найдут? Пошлете по следу охотников за беглыми рабами с собаками?
Стрич опять хрюкнул, но не ответил ничего. Такая мысль уже приходила ему в голову; но это будет дорого стоить, независимо от того, найдут девку или нет, – все равно придется раскошелиться. А ведь он помнит, как она сопротивлялась, как больно поцарапала его. Хочет ли он на самом деле вернуть ее, мелькнуло у него в голове.
– Тысяча чертей, да! Она моя собственность, она принадлежит мне! – На этот раз он ударил палкой по столу.
Квинт испуганно вскочил на ноги.
– Сквайр Стрич! Что?..
Стрич глянул на него.
– Я думал, что ты уже ушел домой, расспрашивать свою супругу!
– Уже иду, сквайр. Все разузнаю. – Квинт сжал руку и кулак. – И если потребуется, я выбью из нее правду!
И Сайлас Квинт выскочил на улицу. Стрич сидел, глядя ему вслед, и его одолевали мрачные мысли. Он вовсе не думал, что Ханна убежала домой. Квинт узнал бы об этом и сообщил бы ему. Квинт был счастлив, как свинья, валяющаяся в луже, что может напиваться у него, Стрича, бесплатно. Стрич издал звук, напоминающий полустон-полувздох. Теперь Квинт будет околачиваться вокруг, клянча выпивку. Но решение Стрича было твердо: если девчонку ему не вернут, Сайлас Квинт может околачиваться где-нибудь в другом месте.
Наконец Стрич поднялся по узкой лестнице наверх и лег спать. После бурной ночи подагра его разошлась вовсю. Нога болела просто ужасно.
Он не послал за Ханной охотников и собак. Единственное, что он сделал, это повесил на площади объявление о том, что всякий, кто сообщит ему что-либо о местонахождении Ханны Маккембридж, беглой служанки, работающей у него по договору, получит небольшое вознаграждение. Он расспрашивал о ней всех, кто заходил в трактир. Никто ничего не знал.
По прошествии почти двух недель Стрич был готов сдаться. Он пребывал в полном недоумении. Как, черт побери, смогла такая деваха, как Ханна, не имея ни гроша, пробраться через сельскую местность незамеченной? Он смутно подозревал, что ее кто-то укрывает. Если только он узнает, кто это делает, то притащит нарушителя закона в суд, и тому придется как следует раскошелиться…
Как-то днем он сидел после полудня за стойкой бара. Теплый воздух нагонял сон. Двое посетителей тянули из кружек пиво. Стрич дремал, опершись локтем о стойку. Он очнулся, вздрогнув, когда к нему внезапно подбежал Дикки.
– У дверей экипаж, маста Стрич. – задыхаясь, проговорил мальчик, – у седока к вам дело. Малкольм Вернер, так его зовут, он сказал.
– Вернер? Малкольм? – Стрич разинул рот. – Малкольм Вернер из «Малверна»?
– Так он сказал.
– Он хочет поговорить со мной? – Стрич не верил своим ушам.
И, окончательно придя в себя, хозяин постоялого двора взревел, обращаясь к двум любителям пива за столом:
– Вон отсюда, деревенщина! Вон отсюда! У меня дело с самим Малкольмом Вернером, а этот господин не станет говорить о деле в присутствии таких, как вы!
Посетители торопливо допили пиво и вышли. Протянув руку поверх стойки, Стрич сгреб пятерней рубашку Дикки и грубо притянул его к стойке – так резко, что вполне мог бы выбить дух из мальчика.
– Ты проведешь маста Вернера сюда, так как он важный господин, а потом будешь стоять на страже у дверей. И не впускай никого, пока мы не покончим с нашим делом. Не впускай никого, даже если это будет стоить тебе жизни. Ты понял, мальчишка?
– Да… – выдохнул Дикки. – Я не впущу никого, даже если это будет стоить мне жизни, сэр.
Стрич отпустил его, и Дикки выбежал на улицу. Поставив на стойку бутылку лучшего французского бренди, Стрич вдруг осознал, как он выглядит. Парик его остался наверху, рубашка и штаны в винных пятнах, и к тому же утром он не стал утруждать себя бритьем. Можно ли в таком виде принимать владельца «Малверна»! В ужасе Стрич сделал, прихрамывая, два шага к лестнице, но остановился, поняв, что уже слишком поздно. И тут он впервые задал себе вопрос: что нужно Малкольму Вернеру от него? Конечно, Стрич знал, как и все в Уильямсберге, что Малкольм Вернер – самый процветающий плантатор во всей Виргинии, но Стрич ни разу в жизни не обмолвился с ним ни словечком.
Однако он не успел как следует задуматься над этим вопросом – Малкольм Вернер уже вошел и остановился на пороге. Он-то выглядел превосходно – камзол с широкими плечами, атласный жилет, рубашка с кружевным воротником и манжетами, панталоны до колен. В серых чулках с вышитыми стрелками, в башмаках с красивыми медными пряжками. На нем был роскошный пудреный парик. Стрич не помнил, чтобы его заведение когда-либо посетил столь прекрасно одетый человек.
Он поспешил к Вернеру, угодливо улыбаясь.
– Добро пожаловать в «Чашу и рог», сквайр Вернер, – сказал он, кланяясь. – Вот уж поистине честь для меня.
Вернер не без отвращения огляделся. Он нечасто посещал бары, предпочитая пить у себя в «Малверне». Но те немногие заведения, в которых он побывал, хотя бы были чистыми. Здесь же воняло разлитым вином и пивом, и Вернеру показалось, что он ощущает едкий запах блевотины. Он с трудом подавил желание зажать нос носовым платком.
А чего стоил образец рода человеческого, стоящий перед ним! Страдающий ожирением, в грязном платье, с подобострастной ухмылкой на багровом лице! При мысли о том, что этот человек спал с Ханной, совокуплялся с ней, избивал ее, заставлял работать в этом отвратительном месте, гнев охватил Вернера. Он с трудом удержался от того, чтобы не пустить в ход свою трость.
– У меня к вам важное дело, хозяйчик, – проговорил он ледяным голосом.
– Конечно, сэр. Я к вашим услугам. – Стрич указал на стол, стоящий перед камином. – Капельку бренди, пока мы беседуем? У меня есть самое настоящее бренди из Франции…
Вернер сделал гримасу, подкрепив ее движением трости.
– Полагаю, будет лучше, если мы поговорим, не прибегая к помощи бренди. Должен вас предупредить, что это не дружеский визит. – Он обвел взглядом бар. – Разве у вас нет кабинета, где можно было бы поговорить без помех?
Кабинета у Стрича не было. С кабинета не получишь дохода. В его доме каждый квадратный сантиметр площади должен приносить деньги.
– Мой кабинет… э-э-э… его красят, маста Вернер, – солгал он. – Но здесь нам никто не помешает. Клянусь вам. Я поставил у дверей мальчика и велел ему никого не пускать.
– Мальчик, да. Приятный паренек, – сказал Вернер, похлопывая себя по башмаку прогулочной тростью. – Как же его имя?
– Ну, как, сэр, Дикки, – смущенно ответил Стрич.
– Дикки? А фамилия?
– Я ее не знаю. И он тоже, – засмеялся Стрич. – Незаконный ребенок, имени отца не знает. Прислали его сюда из Англии. Женщина, которая родила его, отдала мальчишку мне по договору.
– У вас, как мне известно, также работает по договору некая Ханна Маккембридж.
– Ханна? – изумился Стрич. – Что вы знаете о Ханне? – с нетерпением спросил он. – Может быть, вам известно, где она, – я назначил за эти сведения вознаграждение. Она сбежала, эта неблагодарная девка!
– Неблагодарная? А за что же, скажите, она должна быть благодарна? За побои, от которых ее спина превратилась в сплошную рану? Благодарить за то, что вы взяли ее силой и обращались с ней самым отвратительным образом? Благодарить за то, что вы продали ее пиратам, как продажную девку, против ее согласия?
Стрич попятился, разинув рот, и опустился на скамью у камина.
– Не знаю, где вы все это услышали, сэр. Но это ложь – от начала до конца грязная ложь!
– Неужели? – холодно проговорил Вернер. – А что вы скажете, хозяйчик, если я предъявлю доказательства?
Стрич опять раскрыл рот, потом закрыл. В голове у него промелькнуло страшное подозрение. И он злобно проговорил:
– Стало быть, это вы! Вы прячете эту суку Маккембридж!
Вернер небрежно махнул рукой.
– Это вас не касается.
– Не касается? Не касается? – взвизгнул Стрич. Праведный гнев вскипел в нем. Больную ногу пронзила резкая боль. – Она принадлежит мне. У меня заключен договор с ее отчимом! Укрывать беглых противозаконно!
– Не считайте меня глупцом, Эймос Стрич. Существуют также законы, защищающие договорных слуг. Вы полагаете, я этого не знаю? Если я вызову вас в суд и сообщу там обо всех надругательствах, которым вы подвергли бедную девушку, вас приговорят к крупному штрафу. Такому крупному, что вам придется… – Вернер обвел тростью бар, – придется, очевидно, продать ваше заведение, чтобы уплатить его.
«И как вам нравится такое вымогательство, моя дорогая Ханна?» – подумал Вернер. Но как ни странно, от этой мысли его настроение поднялось. Хотя джентльмену не пристало заниматься подобными делами, все же он впервые за долгие годы совершил решительный поступок.
Что до Стрича, то в голове у него был полный сумбур. Он смотрел на разодетого джентльмена, угрожающего самому его существованию, на этого бледного, изможденного человека, который, казалось, недавно перенес болезнь. Охваченный мгновенным безумием, Стрич подумал: а не выгнать ли этого типа палкой из бара? Но вовремя вспомнил, кто такой Малкольм Вернер, и понял, что это невозможно.
А Вернер, словно прочитав его мысли, сказал:
– Если вы сейчас размышляете о том, кому поверят в суде, то не забывайте, кто я. Можете быть уверены – поверят мне. У меня безупречная репутация, и у меня есть кое-какое влияние в Уильямсберге.
Это была правда. Стрич знал, что это истинная правда. Кто поверит хозяйчику, а не этому изящному джентльмену?
И он спросил угрюмо:
– И что же вам угодно от меня?
– Во-первых, вы отдадите мне документ – договор на девушку. Взамен я – хотя это и претит мне – буду молчать о том, как жестоко вы с ней обращались.
Стрич сделал вид, будто серьезно обдумывает это предложение, но уже знал, что согласится на все, что предложит Вернер.
– Согласен, – выговорил он наконец.
Может, оно и к лучшему – избавиться от этой суки. Если он ее вернет, она, чего доброго, прокрадется в его комнату, когда он будет спать, и оттяпает его мужской отросток.
– Затем, у вас здесь есть еще двое в услужении, – бодро проговорил Вернер. – Мальчик, работающий по до говору, Дикки, и рабыня по имени Черная Бесс…
Стрич негодующе взревел:
– Вы слишком многого требуете, сэр! Эти двое дорого обошлись мне!
– Выслушайте меня, пожалуйста. Я не прошу, чтобы вы отдали их. Я охотно куплю их за приличную цену. Но ваше согласие продать их – это как погашение штрафа, который вам придется выплатить мне за мое молчание.
– Приличную цену? Что вы считаете приличной ценой? – Стрич выпрямился, приготовясь торговаться, но только для вида. От этой бабы, Черной Бесс, одно только беспокойство, и, пожалуй, неплохо будет избавиться от нее тоже. Что же до Дикки – это ведь всего-навсего мальчишка. Он обошелся ему, Стричу, в чисто символическую сумму. Если за него дадут приличные деньги…
– Женщина эта давно миновала пору расцвета, а мальчик слишком мал и годится только для мелких поручений. Но, несмотря на это, я готов дать за этих людей их рыночную цену. Только не пытайтесь обмануть меня, хозяйчик. Я хорошо знаю, сколько они стоят!
Стрич немного поторговался, пытаясь извлечь наибольшую выгоду из этой неприятной встречи. Остановились они в конце концов на такой цене, которая, по мнению Стрича, была более чем приличной.
Он с трудом поднял со скамьи свою тушу и, поморщившись от боли, перенес вес на больную ногу.
– Я принесу вам документы… – И он, хромая, направился к стойке. Все ценные бумаги, равно как и накопленные деньги, он хранил в винном погребе, в углублении в стене, заложенном камнем.
– Стрич… еще кое-что!
Стрич, остановившись, обернулся.
– Да, маста Вернер?
– Я не стану позорить вас, рассказывая о подробностях нашей сделки. В свою очередь, я надеюсь, что вы также будете хранить молчание. Если вас кто-нибудь спросит, можете похвалиться, что продали мне всех троих с большой для себя выгодой. Я не буду утверждать обратное.
Стрич с радостью согласился, поскольку у него не было ни малейшего намерения излагать кому-либо подробности происшедшего.
Вернер зажег сигару, достав уголек из камина, и курил стоя, пока тучный хозяин протискивался в узкий люк погреба, пыхтя и стеная. Вернер чувствовал себя очень утомленным. Отвращение, которое он испытывал к тому, в чем ему пришлось участвовать, только усиливало усталость. Даже если бы обстоятельства были несколько иными, он все равно не мог бы не презирать себя. Продавать и покупать человека, как скотину, – это всегда действовало на него удручающе. Он понимал, что экономика Виргинии в ее теперешнем виде рухнула бы без применения рабского труда и труда тех, кто работал по договорам, но от этого ему было не легче.
Он не хотел больше сидеть в этом затхлом баре, он устал и пал духом. Он ждал, тяжело опираясь на трость.
Сзади раздался робкий голосок:
– Сэр! Маста Вернер!
Вернер обернулся. Неподалеку от него стоял мальчуган – Дикки. Он весь дрожал – то ли от страха, то ли от ожидания. «А может, и от того, и от другого», – подумал Вернер. Он улыбнулся.
– Да, мальчуган?
– Простите, сэр. Я не хотел, но случайно слышал, о чем вы говорили, – я стоял на посту у двери. Это правда, сэр? Вы купили Черную Бесс и меня? Мы будем жить с вами и с мисс Ханной?
– Да, мальчуган, это так, – ответил Вернер, продолжая улыбаться. Потом заставил себя произнести строгим тоном; – Но ни слова Ханне о том, что ты слышал. Можешь дать мне торжественное обещание?
– Ну конечно, сэр. Ни словечка не вымолвлю!
И тут, к великому смущению Вернера, мальчик схватил нового хозяина за руку, наклонил голову и поцеловал его руку.
Потом, отпустив руку Вернера, Дикки отступил на шаг и поднял глаза, омытые слезами.
– Спасибочки. сэр. Я теперь каждую ночь перед сном буду молить за вас нашего Боженьку.
– Ну-ну, мальчуган. – Вернер, поддавшись порыву, наклонился и погладил Дикки по спутанным волосам. Потом убрал руку и бодро проговорил: – А почему бы тебе не побежать к Черной Бесс и не сообщить ей новость? Вы оба собирайте вещи, и мы сразу же поедем в моем экипаже в «Малверн».
Дикки кивнул и выбежал из комнаты, поскальзываясь и чуть не падая.
Вернер, широко улыбаясь, энергично затянулся сигарой.
Все произошедшее теперь виделось ему в более радужном свете. Возможно, усилия, которые он затратил в этот день, не напрасны, хотя способы, конечно, – черт бы их побрал! – оставляли желать лучшего.
Глава 7
Миновали почти две недели, и Ханне казалось, что в «Малверне» многое изменилось. Теперь это был счастливый дом. Перемены начались с того момента, когда в комнатах раздался грохочущий смех Черной Бесс.
Даже в Малкольме Вернере была заметна какая-то перемена. Он больше не запирался в своей комнатушке, пытаясь алкоголем заполнить пустоту и горечь одинокой жизни. Он с утра выходил из дому, объезжал плантацию, вновь приобщившись к делам в поместье и к людям, которые обеспечивали его, Вернера, благосостояние.
По вечерам теперь ужинали в столовой, ярко освещенной пламенем свечей и блеском серебра: пламя это и блеск отражались в хрустале и в тонком фарфоре.
В начале своего пребывания в «Малверне» Ханна частенько спрашивала себя, ест ли Вернер вообще что-нибудь, поскольку никогда этого не видела. С появлением Бесс он с удовольствием поглощал то, что с любовью в изобилии готовила пышная негритянка, и лицо его и тело уже не казались такими изможденными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43