– Гм! Гм! – хмыкнул Ла Юрьер.
Но, ощущая в руках добрую аркебузу, он набрался духа и сильным ударом ноги распахнул дверь.
Тут они увидели, что Ла Моль без шляпы, но совсем одетый, стоит, загородившись кроватью, со шпагой в зубах и с пистолетами в руках.
– Ого-го! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, Ла Юрьер. Ну, что же вы? Вперед!
– А-а! Стало быть, меня хотят убить! – сверкая глазами, крикнул Ла Моль. – Так это ты, мерзавец?
Вместо ответа Ла Юрьер приложил аркебузу к плечу и прицелился в молодого человека. Но Ла Моль увидел это, и в тот момент, когда раздался выстрел, он упал на колени, и пуля пролетела у него над головой.
– Ко мне, ко мне, господин де Коконнас! – крикнул Ла Моль.
– Ко мне, ко мне, господин де Морвель! – кричал Ла Юрьер.
– Честное слово, господин де Ла Моль, – ответил Коконнас, – все, что я могу сделать в этом случае, это не трогать вас. По-видимому, сегодня ночью избивают всех гугенотов именем короля. Выпутывайтесь сами, как знаете.
– А-а! Предатели! Убийцы! Вот как! Ну, подождите!
И Ла Моль, прицелившись, спустил курок одного из своих пистолетов. Ла Юрьер, не спускавший с него глаз, успел отскочить в сторону, но Коконнас, не ожидавший такого ответа, остался стоять на месте, и пуля задела ему плечо.
– Черт побери! – крикнул он, заскрежетав зубами. – Принимаю вызов; померяемся силами, раз ты этого хочешь!
И, обнажив рапиру, он бросился на Ла Моля. Будь они один на один, Ла Моль, конечно, принял бы вызов, но за спиной Коконнаса стоял Ла Юрьер, перезаряжавший аркебузу, а, кроме того, на зов трактирщика уже спешил Морвель, взбегавший по лестнице, перешагивая через несколько ступенек. Поэтому Ла Моль бросился в соседнюю комнату и запер за собой дверь на задвижку.
– Ах, негодяй! – крикнул Коконнас, стуча в дверь эфесом шпаги. – Ну, погоди, сейчас я столько же раз продырявлю тебя шпагой, сколько вечером ты выиграл у меня экю! Я-то пришел, чтобы тебя не мучили, я-то пришел, чтобы тебя не обокрали, а ты мне отплачиваешь за это пулей в плечо! Погоди, мерзавец! Погоди!
Ла Юрьер подошел к запертой двери и одним ударом приклада аркебузы разнес ее в щепки.
Коконнас устремился в комнату, но чуть не ткнулся носом в стену: комната была пуста, окно распахнуто.
– Он, наверное, выпрыгнул в окно. – сказал трактирщик. – Но это пятый этаж; и он разбился насмерть.
– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, влезая на подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обратно в комнату.
– Вы с ума сошли? – крикнули они в один голос. – Вы же разобьетесь!
– Вот еще! – ответил Коконнас. – Ведь я горец, я привык бегать по ледникам. А если меня еще и оскорбили, так за оскорбителем я полезу на небо или спущусь в ад, какой бы дорогой он туда ни отправился. Пустите меня!
– Оставьте! – сказал Морвель. – Или он уже мертв, или уже далеко. Идемте с нами, и если этот от вас ускользнул, вы найдете тысячу других.
– Вы правы! – прорычал Коконнас. – Смерть гугенотам! Я должен отомстить за себя, и чем скорее, тем лучше.
Все трое скатились с лестницы, как лавина.
– К адмиралу! – крикнул Морвель.
– К адмиралу! – повторил Ла Юрьер.
– Что ж, отправимся к адмиралу, если вам угодно, – согласился Коконнас.
Оставив гостиницу «Путеводная звезда» на попечение Грегуара и прочих слуг, все трое выскочили из дома и побежали к дому адмирала на улицу Бетизи; яркое пламя и грохот выстрелов указывали им дорогу.
– Кто это? – закричал Коконнас. – Какой-то человек бежит без камзола и без перевязи.
– А это кто-нибудь спасается, – сказал Морвель.
– Ну что же вы?! Ведь у вас аркебузы! – крикнул Коконнас.
– Нет, ни за что; я берегу порох для лучшей дичи, – отвечал Морвель.
– Тогда вы, Ла Юрьер!
– Подождите, подождите! – сказал трактирщик, прицеливаясь.
– Ну да, подождите! – крикнул Коконнас. – Пока вы ждете, он убежит!
Он бросился за несчастным и вскоре настиг его, так как тот был ранен. Но в то мгновение, когда Коконнас, чтобы не наносить удара в спину, крикнул ему: «Обернись! Да обернись же!», раздался выстрел, в ушах Коконнаса раздался свист пули, и беглец покатился по земле, как бегущий со всех ног заяц, настигнутый выстрелом охотника.
Позади Коконнаса раздался торжествующий крик; пьемонтец обернулся и увидел трактирщика, потрясавшего своим оружием.
– Ага! Почин сделан! – закричал он.
– Да, но вы чуть не прострелили меня насквозь.
– Берегитесь, сударь! Берегитесь! – крикнул Ла Юрьер.
Коконнас отскочил. Раненый приподнялся на одно колено и, пылая местью, хотел ударить Коконнаса кинжалом, но трактирщик вовремя предостерег пьемонтца.
– Ах, гадина! – взревел Коконнас, и, набросившись на раненого, три раза вонзил ему в грудь шпагу по рукоятку.
– А теперь к адмиралу! К адмиралу! – крикнул он, оставив гугенота, бившегося в предсмертных судорогах.
– Эге, дорогой дворянин, вы, кажется, входите во вкус, – сказал Морвель.
– Вы правы, – ответил Коконнас. – Уж не знаю, пьянит ли меня запах пороха, или возбуждает вид крови, но, черт побери, меня так и тянет убивать. Это своего рода облава на людей. До сих пор я так охотился только на волков да на медведей, но, клянусь честью, облава на людей мне кажется куда увлекательнее! И все трое побежали своей дорогой.

Глава 8
РЕЗНЯ

Дом адмирала стоял, как мы сказали, на улице Бетизи. Это было большое здание в глубине двора, выходившее двумя крыльями на улицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отделявшей дом от улицы, вели во двор.
Когда три наших гизара появились в конце улицы Бетизи, которая являлась продолжением улицы Фосе-Сен-Жермен-Л'Осеруа, они увидели, что дом адмирала окружен швейцарцами, солдатами и вооруженными горожанами; каждый из них держал в правой руке кто шпагу, кто пику, кто аркебузу, а некоторые держали в левой руке факелы и освещали эту сцену колеблющимся погребальным светом, который, следуя движениям факелоносцев, то падал на мостовую, то полз по стенам вверх, то пробегал по этому живому морю, где каждый предмет вооружения отсвечивал своим блеском. Вокруг дома и, на близлежащих улицах – Тиршап, Этьен и Бертен-Пуаре – свершалось страшное дело. Слышались пронзительные крики, громыхали выстрелы, и время от времени какой-нибудь несчастный, полуголый, бледный, окровавленный, большими прыжками, как преследуемая лань, пробегал по мертвенному световому кругу, где, казалось, мечется стая демонов.
В одну минуту Коконнас, Морвель и Ла Юрьер, белые кресты которых были замечены издали и которые были поэтому встречены громкими приветствиями, очутились в самой гуще толпы, тяжело дышавшей и тесно сомкнутой, как свора собак. Они, конечно, не пробились бы сквозь нее, но многие узнали Морвеля и дали ему дорогу. Коконнас и Ла Юрьер прошмыгнули за ним, и, таким образом, всем троим удалось проскользнуть во двор.
Посреди двора, в ограде которого все три калитки были выломаны, на пустом пространстве, почтительно освобожденном убийцами, стоял человек; он опирался на обнаженную шпагу и не сводил глаз с балкона, находившегося на высоте около пятнадцати футов от земли и тянувшегося под центральным окном здания. Этот человек нетерпеливо притоптывал ногой и время от времени оборачивался, чтобы спросить о чем-то у тех, кто стоял ближе к нему.
– Нет и нет! – сказал он. – Никого!.. Наверно, его предупредили, и он бежал. Как вы думаете, дю Га?
– Не может быть, ваша светлость.
– Почему не может быть? Вы же сами мне говорили, что за минуту до нашего прихода какой-то человек без шляпы, с обнаженной шпагой в руке, бежавший, точно от погони, постучал в ворота и его впустили!
– Верно, ваша светлость! Но почти тотчас же вслед за ним пришел Бэм, все двери были выломаны, а дом окружен. Человек войти-то вошел, но выйти он никак не мог.
– Эге! Если не ошибаюсь, это герцог де Гиз? – спросил Коконнас мэтра Ла Юрьера.
– Он самый, сударь. Да, это великий Генрих де Гиз собственной персоной, и он наверняка дожидается, когда выйдет адмирал, чтобы разделаться с ним так же, как адмирал разделался с его отцом. Каждому свой черед, сударь, и сегодня, слава Богу, пришел наш.
– Эй! Бэм! Эй! – крикнул герцог своим могучим голосом. – Неужели еще не кончено?
Концом своей шпаги, такой же нетерпеливой, как и он сам, герцог высек искры из мостовой.
В ту же минуту в доме послышались крики, затем выстрелы, громкий топот и бряцание оружия, а затем снова наступила тишина.
Герцог рванулся было к дому.
– Ваша светлость, ваша светлость! – сказал дю Га, приблизившись к герцогу и остановив его. – Ваше достоинство требует, чтобы вы оставались здесь и ждали.
– Ты прав, дю Га! Спасибо! Я подожду. Но, по правде говоря, я умираю от нетерпения и беспокойства. А вдруг он ускользнул от меня?
Внезапно топот ног в доме стал слышнее... на оконных стеклах второго этажа заиграли красные отблески, как на пожаре.
Балконная дверь, столько раз привлекавшая взоры герцога, распахнулась или, вернее, разлетелась вдребезги, и на балконе появился человек; лицо его было бледно, шея залита кровью.
– Бам! Ты! Наконец-то! – крикнул герцог. – Ну что? Что?
– Фот! Фот он! – хладнокровно ответил немец, нагнулся, и тут же стал с усилием разгибаться, видимо поднимая какую-то большую тяжесть.
– А остальные? Где же остальные? – нетерпеливо спросил герцог.
– Оздальные коншают оздальных.
– А ты что делаешь?
– Сейшас уфидить; отойтить назат немношко. Герцог сделал шаг назад.
В эту минуту стало видно и то, что немец с таким усилием подтягивал к себе.
Это было тело старика.
Бэм поднял его над перилами балкона, раскачал в воздухе и бросил к ногам своего господина.
Глухой звук падения, потоки крови, хлынувшей из тела и далеко обрызгавшей мостовую, ужаснули всех, не исключая и герцога, но чувство ужаса скоро уступило место любопытству – все присутствующие сделали несколько шагов вперед, и дрожащий свет факела упал на жертву.
Стали видны седая борода, суровое благородное лицо и окоченевшие руки.
– Адмирал! – разом воскликнули двадцать голосов и разом смолкли.
– Да, это адмирал! Это он! – сказал герцог, подойдя к трупу и разглядывая его с молчаливой радостью.
– Адмирал! Адмирал! – вполголоса повторяли свидетели этой страшной сцены, сбившись в кучу и робко приближаясь к великому поверженному старцу.
– Ага, Гаспар! Вот ты наконец! – торжествующе произнес герцог де Гиз. – Ты приказал убить моего отца, теперь я мщу тебе!
И он дерзко поставил йогу на грудь протестантского героя.
Но в тот же миг глаза умирающего с усилием открылись, его простреленная, залитая кровью рука сжалась в последний раз, и, оставаясь неподвижным, адмирал ответил святотатцу замогильным голосом:
– Генрих де Гиз! Когда-нибудь и ты почувствуешь на груди ногу твоего убийцы. Я не убивал твоего отца. Будь ты проклят!
Герцог невольно вздрогнул, побледнел, и ледяной холод пробежал по его телу; он провел рукой по лбу, как бы отгоняя мрачное видение, затем опустил руку и решился еще раз взглянуть на адмирала, но глаза его уже закрылись, рука лежала неподвижно, а вместо страшных слов изо рта хлынула черная кровь, заливая седую бороду.
Герцог с решимостью отчаяния взмахнул шпагой.
– Итак, фаша светлость, фы дофолен? – спросил Бэм.
– Да, да, мой храбрый Бэм! – ответил Генрих. – Ты отомстил...
– За херцог Франсуа, та?
– За религию, – сдавленным голосом ответил Генрих. – А теперь, – продолжал он, обращаясь к швейцарцам, солдатам и горожанам, заполнившим улицу и двор, – за дело, друзья мои, за дело!
– Здравствуйте, господин Бэм! – сказал Коконнас, не без восхищения подходя к немцу, все еще стоявшему на балконе и спокойно вытиравшему свою шпагу.
– Так это вы спровадили его на тот свет? – с восторгом крикнул Ла Юрьер. – Как это вам удалось, достойнейший из дворян?
– О-о! Ошень просто, ошень просто! Он слыхал шум, отфорял свой тферь, я протыкал его мой рапир. Но это еще не фее, я тумай, Телиньи еще стоит за себя, я слышать, он кришит.
В самом деле, в эту минуту послышались отчаянные, как будто женские вопли, и красноватые отблески осветили одно из крыльев дома, образовывавших галерею. Появились двое бегущих мужчин, их преследовала целая вереница убийц. Одного мужчину убили выстрелом из аркебузы; другой подбежал к открытому окну, и, не испугавшись высоты и не убоявшись врагов, ждавших его внизу, бесстрашно спрыгнул во двор.
– Бей! Бей! – закричали убийцы, видя, что жертва ускользает от них.
Человек поднялся на ноги, подобрал шпагу, выскользнувшую у него из рук при падении, бросился, наклонив голову, сквозь толпу, сбил с ног несколько человек, проткнул кого-то шпагой и среди треска пистолетных выстрелов и злобной ругани промахнувшихся по нем солдат молнией промелькнул мимо Коконнаса, который с кинжалом в руке поджидал его у ворот.
– Есть! – крикнул пьемонтец, проколов беглецу предплечье тонким, острым клинком кинжала.
– Подлец! – крикнул тот в ответ, хлестнув своего врага клинком по лицу: в узком пролете ворот нанести удар шпагой было невозможно.
– Тысяча чертей! Это господин де Ла Моль! – воскликнул Коконнас.
– Господин де Ла Моль! – повторил Ла Юрьер и Морвель.
– Он-то и предупредил адмирала! – заорали солдаты.
– Бей! Бей! – вопили со всех сторон.
Коконнас, Ла Юрьер и с десяток солдат бросились в погоню за Ла Молем, а тот, покрытый кровью, охваченный тем возбуждением, которое и является последним пределом жизненных сил человека, мчался по улицам, руководствуясь одним инстинктом. Топот и крики гнавшихся за ним врагов подстегивали и словно окрыляли его. Порой ему хотелось бежать медленнее, но свистнувшая рядом пуля вновь заставляла его ускорить бег. Он уже не дышал, не вдыхал и не выдыхал воздух – из его груди вырывались глухие хрипы и сиплые стоны. Кровь, сочившаяся из головы, смешивалась с потом и заливала лицо.
Вскоре камзол начал стеснять биение его сердца, и Ла Моль сорвал с себя камзол. Вскоре и шпага оказалась слишком тяжелой для его руки – он отшвырнул и шпагу.
Порой ему казалось, что топот врагов отдаляется и что ему удастся ускользнуть от своих палачей, но на их крики сбегались другие убийцы, находившиеся поблизости; бросив свою кровавую работу, они бросались за ним. Внезапно слева от себя Ла Моль увидел спокойно текущую реку и почувствовал, что если он бросится в нее, как загнанный олень, то испытает невыразимое блаженство, и только крайнее напряжение разума удержало его от этого. А справа возвышался Лувр, мрачный, неколебимый, но полный глухих, зловещих звуков. Через подъемный мост взад и вперед сновали шлемы и панцири, сверкавшие холодным отблеском лунных лучей. Ла Моль подумал о короле Наваррском и о Колиньи, то были единственные его покровители. Он собрал все свои силы, взглянул на небо, давая про себя обет стать католиком, если спасется, уловкой выиграл шагов тридцать расстояния у гнавшейся за ним стаи, свернул направо к Лувру, бросился на подъемный мост, смешался с кучей солдат, получил новый удар кинжалом, скользнувшим вдоль ребер, и, несмотря на крики «Бей! Бей!», раздававшиеся со всех сторон, несмотря на изготовившихся к бою часовых, стрелой промчался во двор, влетел в двери, взбежал по лестнице на третий этаж и, прислонившись к знакомой ему двери, начал стучать в нее кулаками и ногами.
– Кто там? – тихо спросил женский голос.
– Господи, Господи! – бормотал Ла Моль. – Они идут... я их слышу... я их вижу... Это я!.. Я!..
– Кто вы? – произнес тот же голос. Ла Моль вспомнил пароль.
– Наварра! Наварра! – крикнул он.
Дверь тотчас отворилась. Ла Моль, не поблагодарив и даже не заметив Жийону, ворвался в прихожую, пробежал коридор, две или три комнаты и очутился в спальне, освещенной лампой, свисавшей с потолка.
На кровати резного дуба за бархатным, расшитым золотыми лилиями пологом лежала полуобнаженная женщина и, опершись на локоть, смотрела на него расширенными от ужаса глазами.
Ла Моль подбежал к лежавшей даме.
– Сударыня! – вскричал он – Там убивают, там режут моих собратьев! Они хотят убить, хотят зарезать и меня... Ах! Ведь вы королева... Спасите меня!
Он бросился к ее ногам, оставив на ковре широкий кровавый след.
Увидев перед собой человека на коленях, растерзанного, бледного, королева Наваррская приподнялась и, в страхе закрыв лицо руками, начала звать на помощь.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Королева Марго - 1. Королева Марго'


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11