А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

К тому же кто тебе сказал, что на этот час они уже не позаботились о своей безопасности?
— В таком случае представьте себя на моем месте, Энен. Что бы вы предприняли?
— Черт побери!.. Трудно сказать… Как говорится, советчик — не ответчик. Ждать чего-то путного от канцелярских крыс — это то же самое, что подвесить свою шкуру на крюк в качестве наживки для акул. Предположим, старика отправят на виселицу. Его повесят, а он так ни в чем и не признается. Ну, и много же ты от этого выиграешь? Тебе не перепадет даже кусочка веревки, который мог бы принести удачу в твоем охотничьем деле. Нет, судейские заграбастают себе все. Куда там! А тебе надо вернуть то, что у тебя отобрали хитростью.
— Есть ли, по-вашему, хоть какой-то выход?
— Да, думаю, возможно.
— Какой же?.. Скажите! Признаться, вы меня здорово выручите.
— Ну, на твоем месте я попытался бы заручиться дружбой дядюшки Ланго. Я пошел бы к нему и сказал: «Я люблю вашу племянницу…»
Ален покраснел до корней волос и пробормотал:
— Как это я люблю его племянницу?..
— Ветреник! — сказал старый боцман. — Ты думаешь, любовь оставляет после себя такой же мимолетный след, как лодка в море? Может быть, ты еще посмеешь заявить мне, что это не так, тогда как каждый вечер ты говорил с нами о Жанне все вахты напролет и продолжаешь о ней твердить. О! Не стоит краснеть, мой мальчик, твой выбор не мог быть лучше. Это славная морячка, красивая женщина с добрым сердцем; она отважна, бережлива, чистоплотна и нежна, как пряное вино. С ней ты можешь не бояться, что флаг на твоем корабле когда-нибудь полиняет.
— Боцман Энен, — возразил молодой человек, — я еще не решил жениться, но все равно благодаря вам мне тоже пришла в голову одна мысль.
— Хорошая?
— Я надеюсь.
— Что ж, тем лучше!
— Боцман Энен, я вас покидаю.
— Чтобы воплотить свой замысел в жизнь?
— Так точно!
— Ладно, дай тебе Бог удачи, если это честная затея. Ален покраснел во второй раз.
— Никто не пожелает тебе столько добра, как я, Ален, — продолжал боцман. — Я знаю, что люди толкуют разное по поводу твоего характера: на одного, кто отзывается о тебе хорошо, приходится трое или четверо тех, кто тебя бранит… О! Не надо по этой причине смотреть на меня исподлобья. В море мне порой приходится лавировать из-за ветра, но в разговоре — никогда! Знаешь, я же видел тебя в деле, когда ты рисковал головой, спасая бедного малыша-юнгу. Я еще тогда сказал себе: «Ну и ну! Может быть, у этого парня и дурная голова, но сердце у него, если копнуть поглубже, доброе».
Ален взял протянутую руку Энена, пожал ее и пошел прочь, ничего не сказав в ответ и лишь кивнув боцману на прощание.
— О! — воскликнул старый моряк. — Сдается мне, мы собираемся выйти в море под чужим флагом! Что ж, тем хуже для тебя, пират!.. Пираты всегда кончают плохо.
Ален вернулся в Шалаш и нашел маленького Жана Мари в сильнейшем волнении.
Мальчик, напрасно прождавший своего друга всю ночь и все утро, отправился в деревню.
Он узнал там, что случилось у Ланго; как говорили люди, в дом к нему забрался вор, открыл люк, через который можно было спуститься с чердака в лавку, и попытался взломать секретер.
Поскольку мальчик сам показал Алену лестницу, ведущую на чердак, он, естественно, понял, кто этот вор, и провел весь день, терзаясь тревогой.
Вечером мальчик вернулся в Шалаш в надежде застать там Монпле.
Однако, по всей видимости, охотник еще не возвращался домой.
Он появился только около двух часов ночи.
Малыш Жан еще не ложился спать. Он сидел на скамье у камина, возле догорающего огня, а собака, лежавшая у его ног, казалась не менее обеспокоенной, чем мальчик.
Внезапно Флажок, застывший в позе сфинкса — его голова покоилась на лапах, — встрепенулся, замахал хвостом, стуча им о пол, а затем вскочил и кинулся к двери.
— Ах, вот и господин Монпле вернулся! — вскричал маленький Жан.
Он побежал к выходу и отворил дверь.
Из темноты показалась высокая фигура, приближавшаяся к дому.
Мальчик устремился к молодому охотнику и бросился в его объятия.
Затем он принялся расспрашивать его о том, что случилось.
Но Алену было довольно трудно отвечать на эти вопросы.
Он принялся утешать мальчика и сказал только, что дело, грозившее принять для него, Алена, скверный оборот, может завершиться для всех благоприятным образом.
Однако молодой человек попросил мальчика сделать все, чтобы встретиться с матерью и передать ей, что г-н Монпле непременно должен поговорить с ней ближайшей ночью.
Мальчик посмотрел на Алена и сказал:
— Дружище, вы же помните, что сказала вам матушка Жанна месяц назад: она не может уходить из дома по ночам, потому что дядя Ланго запирает двери.
— Матушка Жанна не могла приходить сюда месяц назад, — ответил Ален со смехом, — но сегодня она придет. Если даже дядя Ланго закроет дверь, не волнуйся, малыш Жан, она раздобудет ключ.
Жан Мари не стал требовать никаких разъяснений.
Хотя ребенок покинул дом лавочника, их встречи с матерью происходили почти так часто, как ему хотелось.
Для этого ему достаточно было притаиться на углу одной из улиц, прилегающих к церкви; увидев дядюшку Ланго, выходящего из дома, он со всех ног мчался к лавке.
Дверь открывалась, и мать сжимала сына в объятиях; оба ждали возвращения Косолапого, и когда он появлялся на горизонте, пошатываясь, словно фавн, мальчик выходил во двор и убегал через садовую калитку.
Итак, на следующий день маленький Жан выполнил пожелание своего друга Алена.
Он отправился к матери и страшно удивился, услышав от нее такие слова:
— Хорошо, дитя мое, скажи господину Монпле, что я приду.
Несмотря на это обещание, охотник весь день казался обеспокоенным.
Было очевидно, он задумал что-то такое, с чем его совесть не могла полностью согласиться.
Да простит нас читатель, ибо мы пишем отнюдь не роман, а повесть. Фабула, которую мы предлагаем его вниманию, слишком незначительна для романа, и персонажи, порожденные нашим воображением, могут показаться надуманными.
Нет, эта книга — нечто вроде дагерротипа, сделанного на берегу моря, и мы лишь вознамерились таким способом достоверно отобразить действительность.
Поэтому мы вынуждены признать, рискуя ослабить сочувствие читателя к герою — а это является непременным условием всякого добротного литературного сочинения, — что наш герой был мужчина и к тому же нормандский крестьянин; вследствие этого он сочетал в себе неблаговидные черты, присущие мужскому полу в целом, с недостатками, присущими местным жителям.
К счастью, как сказал Энен, Ален, в сущности, был добрый человек.
В тот же вечер или, точнее, уже ночью Жанна, как она и обещала, пришла в Шалаш.
Ален ждал ее прихода на пороге.
Увидев вдову, он поспешил ей навстречу и обнял ее.
Женщина мягко отстранила его.
— О! Не бойтесь ничего, — сказал молодой человек, — вашего сына здесь нет: я послал его ставить силки на куликов.
Услышав это, Жанна позволила охотнику поцеловать ее в лоб.
Но, когда его губы коснулись ее лица, она тяжело вздохнула.
Можно было подумать, что Ален дотронулся до открытой раны.
Монпле повел вдову в дом и попытался усадить ее к себе на колени.
Но она очень кротко и в то же время чрезвычайно твердо сказала:
— Ален, я пришла к вам не как любовница, а как подруга. Если вы хотите о чем-то меня попросить, то я готова оказать вам любую услугу, ведь моя жизнь — в вашем распоряжении, и вы это знаете как никто другой.
Молодой человек снова попробовал прижать женщину к своей груди, но она вырвалась из его объятий, села рядом на стул и протянула ему руку со словами:
— Говорите, я вас слушаю.
— А если мне нечего вам сказать, Жанна? — спросил Ален с улыбкой.
— Вы должны мне что-то сказать, Монпле, раз вы просили меня сюда прийти.
— Я собирался сказать, что люблю вас, Жанна.
— Вы хотели сказать что-то другое, Ален. Вы бы не послали ко мне сына, если бы на уме у вас были только эти легкомысленные речи.
— Ну да, Жанна, я собирался сообщить вам еще кое-что. Когда я оказался в вашей комнате и вы спросили меня, как я попал в дом дяди Ланго, я сказал, что проник туда, чтобы встретиться с вами.
Жанна кивнула в знак согласия и вздохнула.
— Так вот, — продолжал Ален, — я солгал.
— Я узнала это на другой день, — сказала женщина, — но, как вы помните, даже не упрекнула вас во лжи.
— Послушайте, Жанна, возможно, нам повезло, что дело обернулось именно так.
— Я в этом сомневаюсь, — заметила вдова.
— Вы сейчас все поймете, — произнес Монпле. — Я забрался в ваш дом, потому что дядюшка Ланго безбожно обобрал меня.
Вдова промолчала.
— Я увидел, как к нему явился его сообщник Ришар, — продолжал молодой человек, — и решил узнать их секрет.
— Я догадалась об этом, — сказала женщина, — когда увидела открытый люк и поврежденный замок секретера.
— Ну, Жанна, теперь вы понимаете, что еще я должен вам сказать?
— Нет, Ален.
— Мне остается лишь сказать вам, Жанна, что мы можем стать Счастливыми и богатыми, и это зависит только от вас.
— Счастливыми? — спросила вдова.
— Да, именно счастливыми! Пока я остаюсь бедным, я думаю о браке с ужасом, но, когда я снова разбогатею и стану хозяином Хрюшатника, я первым делом поставлю во главе своего дома добрую хозяйку. Так вот, я клянусь Богом, Жанна, если вы мне поможете, этой доброй хозяйкой будете вы.
— Спасибо, Ален, хотя вы и ставите мне одно условие, это все же доказывает, что вы меня не презираете.
— Я вас презираю? О нет, Жанна, за что мне вас презирать?
— Ну, полно, Ален. Скажите, что вы от меня хотите? Молодой охотник хранил молчание.
— Я жду, — сказала Жанна.
— Вам известно, что ваш дядя Ланго и мой адвокат Ришар сговорились, чтобы меня разорить?
— Я ничего не знаю. Продолжайте, Ален.
— Дело в том, что долговые обязательства, с помощью которых у меня отобрали Хрюшатник, либо подложные, либо в них есть приписки.
— Что дальше?
— Часть заемных писем — в руках Ришара, вследствие чего он вымогает деньги у вашего дяди. Другие векселя, за которые ваш дядя заплатил выкуп, находятся в секретере, который я пытался открыть.
— Что дальше? — еще более холодно спросила женщина, начинавшая понимать, куда клонит Ален.
— Ну, Жанна, — сказал молодой охотник, — я подумал, что могу рассчитывать на вас, вашу любовь и преданность…
— С какой целью? — осведомилась вдова.
— Как! Вы не понимаете? — произнес Ален.
— Нет.
— Жанна, мне нужны эти бумаги. Такова цена вашего счастья.
Вдова вскочила.
— Господин Ален, — промолвила она, — я честная женщина, а не какая-то воровка…
— Жанна! — вскричал молодой человек.
— Мой дядя, — продолжала она, — дал мне приют и, как бы дорого он ни заставлял меня за это платить, я живу в его доме, и я его должница. Я благодарна дяде за гостеприимство и не стану обманывать его доверие.
— Жанна, — сказал Ален, — но ведь мы можем обрести счастье только благодаря этим бумагам.
— Господин Монпле, — тихо, но вместе с тем с нажимом отвечала женщина, — когда я услышала звук ваших шагов в коридоре и открыла дверь, когда я увидела, как вы бледны и растерянны, когда я услышала крики гнавшихся за вами людей и топот ног за вашей спиной, я не ставила вам никаких условий; я не говорила вам: «Господин Ален, сделайте то-то, иначе я не стану вам помогать». Нет, открыв дверь, я встретила вас с распростертыми объятиями и открытым сердцем… Я испытывала какую-то мрачную радость, спасая вас ценой своего бесчестья. Ибо разве вы не спасли моего сына, рискуя собственной жизнью?..
— Жанна!
— Когда вы передали мне через моего сына, что желаете меня видеть, мое сердце, признаться, чуть не выскочило от радости, ведь я решила, что вы раскаялись, и подумала… Я ошиблась, господин Монпле, вы хотели меня видеть, чтобы предложить мне постыдную сделку… Я постараюсь забыть эту встречу. Прощайте, господин Ален!
— Жанна, Жанна! — воскликнул молодой человек, загораживая женщине дорогу.
— Вы мужчина, вы сильнее меня, Монпле, и я не стану с вами драться. Если вы собираетесь держать меня здесь до тех пор, пока мое отсутствие не будет замечено, пока моя честь окончательно будет загублена, — это в вашей власти, и мне останется только плакать. Но я надеюсь, Ален, что вы не поступите со мной так, как не поступили бы и с посторонней женщиной… Я прошу вас только об одном, сударь: забудьте, что вы… во мне нуждались и что я принадлежала вам душой и телом без всяких условий. А теперь позвольте мне пройти, Ален.
Молодой человек стиснул зубы от бессильного гнева; его лицо раскраснелось, а сердце сжалось от сознания собственного ничтожества по сравнению с этой женщиной; он посторонился и пропустил ее.
Жанна ушла, не удостоив охотника даже взглядом, не испустив ни единого вздоха; она открыла и затворила дверь без колебаний, и когда Ален подбежал к двери в надежде, что вдова вернется, он увидел ее в двадцати — тридцати шагах от Шалаша: в своем темном одеянии она уже почти слилась с темнотой.
Ален тяжело вздохнул и безвольно опустил руки.
О чем же он сожалел?
Может быть, о женщине, которая пожертвовала ради него всем, а он так дурно вознаградил ее за преданность?
А может быть, он оплакивал утраченную надежду когда-нибудь снова разбогатеть?
Скорее всего охотник скорбел и о том и о другом.
Если не бывает безупречно хороших людей, то и законченные мерзавцы тоже встречаются крайне редко.

XVII. ВИНА ЧЕСТНОЙ ЖЕНЩИНЫ

Ален остался один; он был недоволен собой. Время приближалось к часу ночи. На небе всходила луна. Молодой охотник взял ружье, ягдташ, провизию на целый день и вышел из дома. Испытывая чувство стыда, он направился не туда, куда посылал мальчика, а в противоположную сторону. Впервые после болезни Монпле собрался на пролет птиц. Он увидел, что все его охотничьи посты пришли в негодность из-за непогоды, а еще больше от запустения. Ветер опрокинул его укрытия; бочки, в которых он подстерегал дичь, наполнились песком; каменные глыбы, за которыми он сидел в засаде, были разбросаны приливом; лагуны и лужи воды переместились в другие места.
Охотник был вынужден целый день обследовать местность и восстанавливать свои укрытия.
Дело было весной; в тот год зима продолжалась дольше обычного, и птицы летели на север большими стаями, поэтому с наступлением темноты Алену удалось подстрелить довольно много уток.
На рассвете он вернулся в Шалаш с тяжелой ношей.
Маленький Жан Мари уже встал и поджидал своего друга.
Он устремился навстречу Алену.
Но тот, улыбаясь ребенку, не решился расцеловать его, как обычно.
Войдя в дом, молодой человек огляделся, словно надеясь увидеть еще кого-нибудь, кто его ждал, и спросил:
— Что-нибудь произошло, пока меня не было?
— Ну да, господин Ален, — сказал мальчик, — приходил боцман Энен.
— А! Боцман Энен; что ему от меня понадобилось?
— Я не знаю, господин Ален, я знаю только, что он был чертовски зол.
— А! Он тебе это сказал?
— О! Ему не надо было этого говорить мне, я и сам видел. Комок табака так и скакал у него во рту, словно белка в клетке. Я только спросил у боцмана, не видел ли он мою матушку, а он в ответ сильно пнул меня ногой.
Ален ничего не ответил, но понял, что за это время в деревне произошло что-то новое.
Прежде всего он подумал, что вдова все рассказала моряку.
Но такой донос настолько был не в характере Жанны Мари, что молодой человек покачал головой, отвечая себе:
«Нет, дело не в этом».
Тем не менее, что бы ни привело старого моряка в Шалаш, каких бы объяснений он ни собирался потребовать от Монпле, охотнику не очень-то хотелось с ним встречаться. Ален прекрасно понимал, что его поведение в этой истории далеко не безупречно и заслуживает порицания. Однако он предпочитал упрекать себя сам и не желал слышать упреков от кого-то другого. Молодой охотник не стал ложиться в постель и решил немедленно вернуться на взморье. Он мог отдохнуть в одном из своих укрытий.
Монпле пополнил запас провизии и боеприпасов, чтобы не возвращаться домой в течение трех-четырех дней.
Жан Мари следил за сборами своего друга с любопытством и тревогой.
Ален хранил молчание, а бедный ребенок не осмеливался заговорить с ним первый.
И все же, когда долго колебавшийся мальчик увидел, что Монпле собирается его покинуть, даже не попрощавшись с ним, он почувствовал, что должен заговорить, чтобы не разрыдаться.
— Разве я вам сделал что-нибудь плохое, господин Ален?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24