Глава 5
Элоиза сразу успокоилась, когда Майкл Даннолт вместе с воином принес им уцелевший сундук. Открыв его, она с радостью увидела свою запасную рубашку и покрывало, а под ними лежали ее верхнее платье и щетка из свиной щетины, ночной чепец и, главное, пара крепких ботинок, которые она надевала для работы на вспаханном поле. Элоиза встала на колени, вытащила драгоценный кожаный чехол с документами — и оттуда вдруг стали сочиться на землю серые капли. Сердце у нее чуть не остановилось от ужаса, и она с опаской заглянула в сундук: все дно было покрыто водой, и в ней плавали пергамент, рог с чернильным порошком и ее любимые гусиные перья.
Она торопливо развязала шнурок, вынула из чехла связку бумаг, и ее слабая надежда на то, что документы не пострадали, мгновенно исчезла. Все инструкции по оценке мужей были теперь просто мокрой бараньей кожей, чернила расплылись, оставив лишь темные размытые полоски. Она хотела отделить листы друг от друга, но они превратились в клейкую массу, кроме тех, что находились в центре связки и не успели намокнуть.
Пытаясь спасти хоть что-нибудь, Элоиза отделила эти страницы и поняла тщетность своей затеи, когда сумела разобрать всего несколько слов.
Тяжкий и святой долг… щедрость не меньше, нем… — дальше непонятно… — подчиниться нашему требованию… — непонятно, непонятно, непонятно… — Господь наш…
Вот и все, что оставила морская вода от размышлений и указаний аббатисы, которыми та сопроводила документы.
Элоизу охватила паника. Почему она недостаточно внимательно просматривала список в монастыре? Она попыталась вспомнить качества и добродетели, перечисленные в документах. Терпение… благочестие… смелость… щедрость и, разумеется, внимание. Элоиза нахмурилась. Она помнит это потому, что видела в списке, или потому, что об этом говорила Клемми? Но ведь ей предстояло оценивать дюжину страниц всевозможных качеств, а она вспомнила только пять из них.
И что теперь делать? Возвращаться в монастырь слишком поздно, они уже переплыли Ла-Манш, и если бы она даже набралась смелости повторить это кошмарное путешествие, можно себе представить, как бурно отреагирует граф на ее требование… Он, похоже, очень спешит вернуться домой и ни за что не согласится ехать снова в монастырь, даже если она сумеет проглотить свою гордость и попросит его об этом. Можно послать к аббатисе гонца с вестью о печальном происшествии и просьбой выслать новые документы. Но аббатиса признает ее негодной для выполнения этой серьезной миссии и никогда уже не разрешит ей принести обеты.
— Что с тобой, Элли? — спросила Мэри-Клематис. Вздрогнув, Элоиза прижала к груди погибшие документы.
— Ничего. Разве я выгляжу так, словно что-то не в порядке?
— Ты выглядишь… как тогда на кухне. Мэри-Клематис ее лучшая подруга и, конечно, поймет…
— Все хорошо, Элли. Я нисколько не расстроена, что мой сундук пропал. Я обойдусь.
Элоиза взглянула поверх открытой крышки на ее спокойное лицо и зажала рот ладонью.
— О, Клемми, мне так жаль. Я забыла…
— Тебе не о чем сожалеть. Я рада, что они спасли твой сундук, и уже вознесла благодарственную хвалу из Псалтыри. — От ее милой улыбки Элоиза почувствовала себя змием в райском саду. Пока она паниковала, Клемми молилась. — Ты молодец и отлично справилась. Граф — жестокий, неприятный человек, но ты все же настояла на своем и заставила его считаться с тобой. Аббатиса не зря верила в тебя, ты оправдала ее надежды. — Мэри-Клематис обняла подругу. — Она не могла сделать лучшего выбора.
Клемми искренне так думала, но Элоизу очень беспокоила мысль, что в своем безрассудстве она приготовилась судить мужчину на основании…
Нет, она никому не может сказать об этом… даже Клемми… особенно Клемми. Возможно, поделившись с кем-нибудь своими проблемами, она бы на время и почувствовала облегчение, но это ничего не изменит. Ей все равно придется оценивать супружеские качества графа, только теперь у нее не будет мудрого руководства. Если Клемми узнает о случившемся, она будет страдать, потому что не любит хранить секреты. Никто, кроме ее и аббатисы, понятия не имеет, что содержалось в тех документах. Следовательно, ни один человек, даже сама аббатиса, не сможет опровергнуть ее заключение, годится его сиятельство в мужья или нет. Теперь все зависит от нее.
После секундного облегчения Элоиза опять ударилась в панику. Как ей оценивать мужа, если она не только не была замужем, но даже редко встречала женатых мужчин?
А в это время Мэри-Клематис встала, чтобы проверить сушившуюся одежду, и вернулась, держа в руках верхнее платье.
— Мне очень жаль твои вещи, — сокрушенно произнесла Элоиза.
Может, предложить ей свою запасную одежду? Только вряд ли она ее примет — ведь даже старые вещи Клемми всегда выглядели как новые. Потом Элоиза учуяла весьма неприятный запах и сердито огляделась, чтобы узнать, откуда исходит эта вонь.
— Если бы у меня сейчас была моя одежда послушницы, — ответила Мэри-Клематис, поднося к огню промокшее платье, отчего вонь только усилилась, — я бы носила ее до тех пор, пока совсем не отчистила ее от конского навоза.
Перил ушел из лагеря с Майклом Даннолтом, чтобы привести в порядок мысли и успокоиться. Но вскоре обнаружил, что, как и капитан, он собирает дрова и постепенно обретает утраченное хладнокровие. На обратном пути они увидели с невысокого утеса костер монахинь, и Перил вдруг ощутил, что его спокойствие опять ускользает, будто песок из-под ног.
Одна из сестер внизу стояла в нимбе рыже-золотых волос, который поразительно гармонировал с отсветом пламени, горевшего за ее спиной. Казалось, монахиня стоит в круге живого огня. Перил никогда не видел таких волос. А увидеть такое чудо у монахини, да еще у одной из тех, от чьего настроения зависит его судьба, — разве такое можно оставить без внимания. Понимая, что и без того находится в сложном положении, что с трудом взял себя в руки, он все-таки решительно зашагал к костру. Он должен посмотреть вблизи, удостовериться, что это всего лишь обман зрения, и рассеять колдовские чары, помутившие его рассудок.
Но даже когда он встал рядом с ней, удивительный световой эффект остался прежним. И что еще хуже, это была сама «Знаток мужчин», и она, казалось, стояла в центре огня, который бушевал вокруг нее. Он потерял дар речи и, чтобы скрыть непонятную растерянность, начал подкладывать в костер принесенные им дрова.
Не помня как, он в том же смятении вернулся в свой лагерь, к своим людям и солдатскому тюфяку, а вдобавок принес с собой ее образ, лишивший его покоя.
— Господи, чем я заслужил такое наказание? — раздраженно пробормотал он, не сознавая, что говорит вслух.
— Что случилось, сын мой? — Рядом с его тюфяком стоял на коленях отец Бассет. — Вам нужно исповедаться?
— Я не могу! — в отчаянии шепнула на следующее утро Мэри-Клематис подруге.
Они стояли, зажатые между их ослом и устрашающим боевым конем графа. Лицо Клемми побелело, глаза расширились от ужаса, тело сотрясала дрожь, и Элоиза по опыту знала, что уговаривать ее бесполезно.
— Очень хорошо. — Она протянула вожжи Майклу Даннолту, который ждал рядом, чтобы помочь им. — Сестра Мэри-Клематис поедет на осле, а я пойду пешком,
— Черта с два, — пророкотал над ней голос графа, — Посади ее к себе, Даннолт.
— В этом нет необходимости, — ответила Элоиза и зашагала прочь от берега.
Если она идет не в ту сторону, кто-нибудь обязательно ее поправит.
— Милорд, пожалуйста! — услышала она сквозь рев прибоя жалобный голос отца Бассета. — Ей не пристало ходить пешком.
— Отлично. Тогда посади ее к себе,
— О нет, милорд. Для мужчины духовного сана ездить на одной лошади с женщиной…
Элоиза направлялась к невысокому утесу и вскоре обнаружила тропинку. Если она поторопится и успеет подняться на утес, возможно…
— Черт побери, Бассет! — рявкнул граф.
Он употребляет неприличные слова! Да еще в адрес священника! Она скорее почувствовала, чем услышала позади какое-то движение, и в следующий миг дорогу ей преградил огромный, фыркающий боевой конь.
— Право же, ваше сиятельство! — Элоиза подняла голову и обомлела,
Шлем с изображением ястреба, кираса, латные рукавицы, глаза, как пылающие угли, — самый грозный из рыцарей, когда-либо виденных ею. Таким, он впервые и предстал перед аббатисой. Но они были достойными противниками, а она пока лишь учится и, может, когда-нибудь станет аббатисой.
— Если вы полагаете, что всю дорогу до Уитмора будете идти пешком, сестра, то вы сильно заблуждаетесь. Даннолт, подсади ее сюда!
К его чести, Майкл заколебался, прежде чем обхватить руками то, что он, наверное, принимал за ее талию. Элоиза яростно сопротивлялась, но ее быстро подтолкнули под зад и одновременно втащили за руку на круп ужасного графского жеребца. Потом она с чьей-то помощью сумела перекинуть ногу через круп чудовища и оказалась сидящей позади богато украшенного седла. До нее донесся приглушенный смех кого-то из всадников и тяжелый вздох отца Бассета: «Милорд, пожалуйста!» Но дело было сделано, она уже сидела за спиной высокомерного графа, и ей оставалось лишь терпеть. Хотя Элоиза держалась за край седла, ее чуть не отбросило назад, когда он пришпорил жеребца, но сильная рука не дала ей упасть.
— Держитесь, черт побери, — сердито буркнул граф.
— Я пытаюсь, — ответила Элоиза, но ее влажные пальцы соскальзывали с кованых металлических украшений.
— Я имею в виду за меня! — Он схватил ее руки и положил себе на талию, заставив прижаться к его спине.
Едва она вцепилась мертвой хваткой в его пояс, граф снова пришпорил коня, и они галопом помчались вперед.
Это было невыносимо… Ее руки обнимали знатного дворянина, ее тело прижималось к его широкой спине, какие-то насечки и заклепки его брони впивались ей в щеку. Но больше всего она страдала от верховой езды. Мышцы у нее вопили от напряжения, а ягодицы болели так, словно их отбивали, как жесткий кусок говядины. Наконец Элоиза не выдержала и ударила кулаком по его наплечнику.
— Помедленнее!
К ее удивлению, граф послушался. Когда жеребец замедлил ход, а затем и вовсе пошел шагом, Элоиза сумела выпрямиться и даже нашла в себе силы спросить:
— Что за срочные дела ждут вас дома, если вы рискуете жизнью, чтобы поскорее вернуться туда?
Плечи у него поднялись и опустились, но он промолчал.
— Мне известны лишь две вещи, которые могут толкнуть мужчину на столь безрассудный поступок, — продолжала она, чувствуя, что граф ее слушает. — Любовь или страх.
Молчание.
— Какая из них, милорд?
После долгой паузы он наконец ответил:
— Ни то, ни другое.
— О! Тогда я вынуждена сделать вывод, что эта убийственная скачка просто ваша обычная манера. Следовательно, я могу сэкономить время и прийти к другим заключениям по поводу вашего характера: невнимательный… безответственный… неучтивый… несдержанный… невоспитанный… неразумный…
Увидев, как он напрягся, Элоиза подумала, не слишком ли она увлеклась перечислением его недостатков.
— Я должен надзирать за своими землями, — неохотно ответил он.
— Так делают все землевладельцы. И что еще?
— Я должен провести весенний сев.
— Разве у вас нет управляющего и главного пахаря? Что еще?
— Это очень важный сев.
— Для тех, кто хочет есть, каждый сев важен. Что еще?
— У меня… плохие… соседи.
Элоиза отметила его подбор слов. Она слышала, как аббатиса неоднократно рассказывала, что английская знать сделала главным своим занятием кражу земель у соседей.
— Алчные соседи, — уточнила она. — А какой аристократ не алчен? Что еще?
— Неужели этого мало?
— Чтобы рисковать жизнью или возможной потерей отличной невесты, этого и правда маловато. — Элоиза слегка наклонилась вбок и заглянула ему в лицо, готовя свой последний удар. — Если вы, конечно, в самом деле хотите невесту.
Она едва не слетела на землю, ибо граф послал коня в галоп.
К тому времени, когда они увидели наконец первую деревню, Элоиза уже была согласна ехать на лошади, муле, осле, даже на большой собаке, только бы не страдать от раздражительности графа и их недопустимой близости. Пока он выяснял, не могут ли крестьяне выделить им пару лошадей, Элоиза и Мэри-Клематис обошли на дрожащих от скачки ногах каменные постройки, здороваясь с сельскими жителями и выдерживая бурный восторг их детей, которые никогда прежде не видели настоящих монахинь. Один малыш теребил их за рукава, заглядывал под их покрывала, а самые маленькие даже сунули головы Элоизе под юбку, чтобы посмотреть, действительно ли у нее есть ноги. Будь они в состоянии нормально передвигаться, их отступление походило бы на бегство. Они еле-еле доковыляли до харчевни, перед дверью которой стояли столы, где кормили усталых путников.
Элоиза села рядом с людьми графа и, слушая их добродушные подшучивания, вдруг осознала, что есть другой способ узнать о характере человека. Для начала она поинтересовалась именами воинов, спросила, давно ли они служат у графа.
Сэр Саймон, сэр Итан, Ричард, Паско, Уильям, Теренс — каждый учтиво кивнул ей, потом с мягким юмором поведал о своем воинском искусстве, силе и некоторых деталях своей биографии. Трое были рыцарями, никто из них не женат… Несколько человек, в основном юноши, были конными оруженосцами, ждущими шанса доказать свою отвагу и заслужить рыцарское звание… несколько человек назвались сыновьями йоменов, которых отобрали для военной службы, где они сумели преуспеть. Все принимали участие в разговоре и шутках, но когда речь заходила о битвах, главными, конечно, становились рыцари.
— А граф… когда он заслужил свое рыцарское звание? — спросила Элоиза. — И что означают цвета на его гербе?
После недолгого молчания рыцари взглянули на высокого, красивого Саймона Лэнгдока, предоставляя слово ему.
— Лорд Перил стал рыцарем очень рано, сестра. Он воспитывался на севере Англии, где лорды известны своим boинственным нравом и боевой доблестью. Ему не было тринадцати лет, когда он пересек Ла-Манш, чтобы воевать во Франции, Испании и Италии, а рыцарем стал прежде, чем достиг своего полного роста. Цвета у него на гербе те же, что и у предков его отца. — Саймон бросил на нее оценивающий взгляд. — Пурпурный означает кровь мужчины… голубой — слезы женщины.
Элоиза услышала в его словах какую-то недоговоренность.
— Жестокое значение для таких красивых цветов, правда? — Она посмотрела на знамя, воткнутое в землю.
— Простое и честное значение для воина, — ответил Саймон. — Где кровопролитие, там и слезы. Рыцарь, идущий, на битву, всегда готов к этому. Женщина, которая ждет его дома, тоже должна об этом знать.
— Его герб. — Элоиза махнула рукой в сторону знамени. — А что изображено на его щите?
Сэр Саймон взглянул на остальных, и те улыбнулись в ожидании рассказа.
— Шпоры, сестра. Это его собственная эмблема, выбранная потому, что он стал рыцарем в столь юном возрасте, и еще потому, что своими мощными быстрыми ударами он вынуждал врага отступать. Противники окрестили его «шпорой короля». Это прозвище так за ним и осталось.
А потом все хором начали ей рассказывать о битвах и победах их лорда, а также о двух набегах, когда от его ума и ловкости зависела жизнь некоторых из них. Все разом замолчали, когда заговорил сэр Саймон.
— У лорда Перила хорошее настроение только в походе. Однажды я слышал, как он пел. Он весьма неплохой исполнитель баллад. — Все засмеялись, но, расходясь, посоветовали сэру Саймону держать подобные наблюдения при себе.
Вскоре появился граф и приказал своим людям готовиться к отъезду. Воины, не успевшие насытиться, тут же вскочили из-за стола и побежали к своим коням.
— Я нашел вам лошадь, — буркнул граф, не глядя на Элоизу, и со вздохом добавил: — Правда, неказистую.
— Но я не хочу лошадь! — топнула она ногой. — Осла, как у сестры Мэри-Клематис, мне вполне достаточно.
— Это было бы оскорблением для графа, — объяснил Майкл Даннолт, увлекая ее за собой. — Дамы не ездят на ослах.
— Я не «дама», а сестра бедности и смирения. Ослы вполне нам подходят. Дева Мария приехала в Вифлеем на осле.
— Уитмор далеко от Вифлеема, — загадочно произнес капитан.
Так, пререкаясь, они подошли к воинам, столпившимся вокруг чего-то, но расступившимся при ее появлении. До Элоизы донесся тихий смешок, и она вспыхнула. Когда сэр Итан Хорн, закрывающий ей обзор, шагнул в сторону, она увидела графа, который стоял возле лошади ростом чуть ниже его и с копытами, похожими на большие корзины. Элоиза застыла, чувствуя, что все взгляды устремлены на нее, и зная, что ни в коем случае не должна выдать свой ужас.
— Я не могу ехать на такой… такой…
— Старой? — в гневе закончил граф. — Ничего другого у тех людей нет. Так что эта лошадь или круп моего жеребца. Выбирайте, сестра.
Элоиза заставила себя оглядеть животное от холки до хвоста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33