А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 


До половины двенадцатого мы потихоньку разговаривали, но затем на меня напала невыразимая усталость и непреодолимое желание спать. Петр Петрович тоже признался, что чувствует себя утомленным и что у него голова кружится.
– Я думаю, мы могли бы соснуть часик до приезда отца Тимона. Я позову Савелия и прикажу ему разбудить нас, когда тот приедет, или во всяком случае в два часа.
Он позвонил, отдал приказание и потом улегся на диван, а я остался в кресле. Через пять минут мы оба покоились мертвым сном.
Хотя я спал крепко, но сон этот не давал покоя и не укреплял; меня мучил отвратительный кошмар. Я видел, что меня окружила целая стая крыс; с мерзких животных струилась вода, они карабкались на меня, стараясь укусить, и гнались за мной, когда я, дрожа от страха и холода, бежал прочь… Но вдруг я проснулся.
Старый Савелий, мертвенно бледный и дрожавший от страха, изо всех сил тряс меня.
– Слава Богу, что вы хоть наконец проснулись, Иван Андреевич! Барин спит, как убитый; а между тем ведь у нас беда стряслась.
Я вскочил на ноги, и первой моей мыслью было, что Маруся умерла.
– Что? Что случилось? Да говори же! – кричал я. Старый слуга все еще дрожал, как в лихорадке, и не мог произнести от волнения ни слова.
– Мария Петровна… утопились! – с усилием наконец проговорил он упавшим голосом.
Меня точно обухом по голове ударило, и я зашатался, с глубокой скорбью глядя на несчастного отца, покоившегося мирным сном. Конечно, я не стал будить его: успеет еще узнать о своем горе. Прежде надо было узнать, что случилось и нельзя ли еще спасти несчастную.
– Где Анисья? – спросил я, выбегая из комнаты.
– На берегу, – ответил Савелий, ковыляя за мной и стараясь не отставать, насколько позволяли ему старые ноги.
Весь дом уже поднялся. Подходя к террасе, я слышал доносившийся смутный гул голосов и крики. Люди бегали растерянные, а по озеру разъезжали две лодки: в одной сидел мой вестовой с садовником, – молодым и сильным малым, а в другой – двое слуг. Они освещали факелами воду, щупали баграми дно и осматривали берег. Внизу лестницы стояла Анисья с непокрытой головой и растрепанная. В отчаянии она рвала на себе волосы; лицо у нее было землисто-бледного цвета, а глаза дико блуждали, как у безумной.
– Анисья! – крикнул я, с силой тряся ее руку. – Как случилось это несчастье? Уснула ты что ли?
– Ой, батюшка, нет… нет! Не спала я… И в толк не возьму, что с ней сделалось, – с рыданьем кричала преданная Анисья.
Не без труда удалось мне успокоить ее, и вот что она мне рассказала. Маруся спала; пробила полночь, и она проснулась, а потом поспешно села на постели и широко открытыми от ужаса глазами пристально смотрела на что-то невидимое. Вдруг она начала отбиваться и кричать: «Оставь меня! Поди прочь! Я не пойду, я не хочу!»
– Я думала, бредит она, – продолжала Анисья, с плачем, – и обняла ее, стараясь успокоить. А она как закричит, да в сторону метнулась, и рукой за плечо схватилась, будто кто больно ударил ее. Потом залилась она слезами и хотела сойти с постели. Я вцепилась в нее изо всех сил и стала кликать Груню с Федосьей, а те обе лежат, как колоды, и храпят себе вовсю; Мария же Петровна отбивается меж тем ровно бешеная. Николи не поверила бы я, что у такой хрупкой да худенькой, как она, силища явится, что у доброго мужика. Толкнула это она меня так, что я наземь повалилась, а сама, как была в одной сорочке и босая, ровно ветер буйный мимо меня пронеслась. Вскочила я, да за ней следом, и ну кричать; а догнать уж не могла. Так вихрем пролетела она по коридору и прямо на террасу. Одначе крик мой услышали. Прибежал Савелий и хотел было схватить ее, да она и его в грудь кулаком ударила так, что он к стене отлетел; опосля прибежал дворецкий Дементий и со всех концов стали сбегаться люди, которые не спали, поджидая отца Тимона. Светло ведь теперь, потому – луна, и видим мы, как Марусенька с лестницы сбежала, а потом одним прыжком, да в воду. Только и видела я, как взмахнула она ручками в воздухе, а затем, словно камень, ко дну пошла. Недалеко и тело быть должно, где-нибудь у лестницы; а между тем, все обшарили баграми и крюками, а не сыскали, – заливаясь слезами, закончила кормилица.
Теперь я был почти уверен, что несчастную женщину живой не найдут. Неведомая, страшная и таинственная сила, разбившая ее судьбу, уничтожила также и жизнь этого молодого существа, рожденного, казалось, для счастья. В мрачном отчаянии смотрел я на озеро, ожидая каждую минуту увидать на конце багра безжизненное тело горемычной Маруси; но все поиски были тщетны, и озеро точно поглотило тело.
Давно уже приехал отец Тимон, а Петр Петрович, пробужденный шумом в доме и узнавший о происшедшем, плакал, как ребенок; между тем лодки все еще шныряли по гладкой поверхности озера, продолжая поиски.
Наступил день, а с ним исчезла последняя надежда спасти молодую женщину; более пяти часов пробыла она под водою. Но мы хотели найти во что бы то ни стало ее труп, чтобы похоронить, по крайней мере. Отец Тимон не покидал нас и старался утешить бедного Петра Петровича, твердившего одно, что хочет увидать дочь, хотя бы мертвую.
Добрый священник глубоко ему сочувствовал и, видя отчаяние несчастного отца, заметил после некоторого размышления:
– В народе существует поверье, что если утопленника не отыщут, то надо взять ящик или глиняный горшок, положить в него икону, вставить освященную зажженную свечу и пустить на воду. И будто бы свеча остановится безошибочно над тем местом, где находится тело.
– Ах, это правда! Спасибо, батюшка, что напомнили, – обрадовался Савелий. – Сейчас же и сделаем.
– Я дам свечу из Иерусалима от гроба Господня, – прибавила Анисья.
– А пока вы будете продолжать поиски, – сказал отец Тимон, – я пойду в комнату Марии Петровны и отслужу по ней панихиду.
По окончании службы я уговорил Петра Петровича прилечь, обещав известить, когда будет найдено тело. Он согласился, потому что действительно дошел до полного истощения сил, и отец Тимон обещал мне не покидать его. Я же вернулся на озеро, где еще толпились люди; на этот раз я тоже хотел принять участие в поисках.
В ту минуту как я подошел к берегу, мой вестовой с тревожным видом доложил мне, что свеча долго носилась по воде, а потом ее отнесло течением на середину озера, где она остановилась неподалеку от острова и стоит неподвижно минут десять. В момент моего прихода он с дворовыми собирался сесть в лодку, и я сказал, что еду с ними. Мы сели втроем в большую лодку и направились прямо к тому месту, где огонек свечи блестел, как звездочка. Молча закинули мы багры, и не прошло минуты, как Никифор, мой вестовой, сказал:
– Зацепил что-то тяжелое. Гляди, осторожней теперь, как бы шлюпку не опрокинуть.
Прижав руки к груди на том месте, где находился медальон, я стал горячо молиться, не спуская глаз с воды, откуда медленно поднималась тяжелая масса. Один из людей бросился даже в воду поддержать тело, опасаясь, чтобы оно не ушло снова на дно. Наконец, на уровне воды показалась белокурая головка Маруси и скоро она лежала уже на дне лодки, а я прикрыл ее шалью. Сердце мое сжималось при виде ее мертвого личика и слезы лились ручьем. Выйдя из лодки, мы положили тело на матрац и внесли в комнату Маруси, а я затем пошел к Петру Петровичу и застал его в полном отчаянии.
Не буду говорить о раздиравшей душу сцене, разыгравшейся у трупа. И священник, и я думали, что несчастный Хонин лишится рассудка; наконец, его унесли в обмороке.
Когда мы привели его в чувство, он со слезами просил меня распорядиться погребением. Исполнив необходимое, я отправил посланного в город и пошел наконец в свою комнату, чтобы немного отдохнуть.
Я был разбит душевно и телесно, лег на диван и закрыл глаза. Вдруг с шумом отворившаяся дверь и резкий голос разбудили меня.
– Барин!. Барин!.. Иван Андреевич! Мертвенно-бледная и с блуждавшими глазами Анисья рассказала, что должно быть дьявол повинен в смерти Марии Петровны, потому что когда стали обмывать тело, то нашли ясно видимый отпечаток рук с когтями, от которых остались даже кровоподтеки.
– Ровно кто ее тянул… Пожалуйте, барин, я покажу вам этот знак. Никого нет, Груша и Федосья убежали и не хотят обмывать покойницу, боятся, – закончила старуха, вытирая глаза.
Машинально последовал я за ней и когда она приподняла край покрывавшей тело простыни, я своими глазами увидел у локтя черноватый отпечаток руки, ногти которой глубоко вошли в тело и оставили на коже кровавые знаки.
– На другой стороне такой же знак, – сказала старуха.
– Горемычная ты моя, Мария Петровна! Никто не хочет даже помочь одеть тебя; обе негодные девки сбежали. Ну, да справлюсь и одна. Голубушка моя, она даже потеряла крест, но я надену ей материнский, который мне подарил барин.
Я перекрестился, помолился над усопшей и ушел к себе, сильно взволнованный и вновь мучимый страхом и предчувствием новой беды.
Прежде всего я поднял шторы и открыл окна; мне хотелось света, а темнота пугала меня.
В возбужденном состоянии ходил я взад и вперед, и в первый раз горевал о своем невежестве в законах оккультного мира. Люди только глумятся обыкновенно над «сверхъестественным»; смеются с высоты своего мнимого умственного величия над деревенским знахарем, который умеет «отнять» у коровы молоко, наводить «порчу», гадать или фабриковать любовные зелья. Нас учат «наукам» и множеству вещей, без которых легко можно обойтись, и оставляют в полном неведении относительно невидимого мира и окружающих нас злополучных, таинственных сил, против которых можно было бы обороняться, если бы мы знали их и понимали их проявление. А вместо того, нас отдают во власть невидимых врагов слепыми, невежественными и беспомощными, уча даже не верить в них и делая нас тем самым вдвойне беззащитными.
Все эти мысли толпились в моей голове, порождая негодование и сожаление. Сам я не мог более сомневаться в силах ада и подавляющие доказательства убеждали меня в его могуществе, а потому надо было ожидать, что подлый колдун, жестоко разбивший жизнь молодого, невинного существа, произведет еще новое покушение на ее прах. Я перечитал уже достаточно книг по оккультизму и знал, что труп представлял драгоценную добычу для «черного мага», и смерть Вячеслава подтвердила это.
А что Маруся также пала жертвой оккультного убийства, – тоже не представляло и тени сомнения. Но как огра дить мертвую от какого-нибудь покушения злодея?
В моем глупом неведении я не мог даже себе представить, какого рода покушение было возможно. Может быть, новый «аватар», а может быть, какое-нибудь иное мерзкое кощунство? И я принужден был допустить это, потому что не знал, как предупредить и помешать ему. Ах! Если бы Иоганнес был здесь! Он научил бы меня и помог; но он далеко, и нет никого, кто посоветовал бы мне.
В отчаянии и усталый от всех этих волнений, я бросился в кресло; думать я не мог более, все кружилось в моем мозгу. Приход моего вестового несколько рассеял меня. Он принес письмо и объемистый пакет.
– Письмо и пакет заказные из Лиона, – доложил он.
– Из Лиона?
Я вскочил, письмо могло быть только от Иоганнеса. О, если бы он знал мои мучения!
Я поспешно вскрыл конверт. Письмо было на самом деле от Иоганнеса и, пока я пробегал первые строки, меня охватила суеверная дрожь.
«Молодой друг мой! – писал доктор. – Если предвидение меня не обманывает, то письмо это придет в такую минуту, когда вам очень понадобятся помощь и совет. Готовится большое дьявольское злодеяние, и, может быть, оно будет уже совершено, когда до вас дойдет моя посылка; последнее возможно. Потому посылаю вам свои советы, как помешать Красинскому проделать какую-нибудь новую мерзость относительно его несчастной жены. А что он будет пытаться, это несомненно. В пакете вы найдете все необходимые вам вещи и также пергамент, где записаны магические формулы, которые вам следует знать и потому выучить наизусть. Прежде всего возьмите полотняную простыню, которую я посылаю, и прикажите обернуть ею тело умершей под платьем. На шею наденьте эмалированный крест на красной цепочке, а под голову положите металлическую пластинку и в гроб насыпьте ладана; когда же тело будет выставлено, очертите катафалк красным мелом. Надеюсь, что этих предосторожностей будет достаточно, чтобы оградить усопшую от демонских нападений. В третью ночь, накануне погребенья, надо принять особенные предосторожности. Наблюдайте, чтобы весь день горели лампады и свечи, окропите комнату крещенской водой, а перед полуночью спрячьтесь сами за изголовьем гроба. Вы должны иметь наготове лук и стрелы, данные мною вам. В полночь он придет. Как только часы начнут бить, произносите формулы. Он не заметит вас, и когда будет около красного круга, вы пустите стрелу».
Далее следовали некоторые менее важные указания и, под конец, добрые пожелания успеха.
Счастливый и признательный, сложил я письмо. С сердца моего свалился точно тяжелый камень: я был предупрежден, научен и вооружен. С почтительным любопытством я открыл пакет и осмотрел находившиеся в нем предметы. Простыня была тонкая, как батист, и покрыта разноцветными кабалистическими знаками, а посредине находился большой красный крест. Распятие было старинное, драгоценной работы, и главу Христа окру жали лучи, а висело оно на тонкой золотой цепочке с красной эмалью. Металлическая же пластинка была яйцевидной формы и на поверхности ее были выгравированы две переплетавшиеся пентаграммы в виде звезды, окруженные кабалистическими знаками.
Вы поймете, что я в точности исполнил предписания доктора Иоганнеса. Слабость Петра Петровича не позволяла ему часто находиться около умершей и самому наблюдать за приготовлениями, а это облегчало мне дело, тем более, что мнимый Вячеслав не появлялся.
По моему приказанию Анисья завернула тело в магическую простыню; я сам надел цепочку на шею покойной Маруси и скрыл крест в складках платья, а пластинку сунул под голову. Бедная покойница стала снова прекрасной, а выражение страдания и ужаса, застывшее на ее лице с тех пор как ее вынули из воды, сменилось выражением покоя. Гроб утопал в цветах и окружен был редкими растениями и кадками с цветущими померанцевыми деревьями.
В течение дня, предшествовавшего страшной ночи, которой во всю жизнь не забуду, я старался спать, чтобы запастись силами, но вместе с тем и твердил формулы. Я хотел быть уверенным, что не ошибусь, произнося их, когда понадобится. С приближением же ночи смелость моя начала таять и невыразимый ужас охватывал меня; но решимость все-таки не ослабевала. Меня поддерживала жажда мести и страстное желание уничтожить чудовище.
После вечерней панихиды я увел отца Тимона в свою комнату, рассказал ему все и умолял его бодрствовать вместе со мной, но он наотрез отказался.
– Бросьте, Иван Андреевич, не связывайтесь с «нечистым», – сказал он с видимым опасением. – Помоли-73 тесь усердно, да и оставим все на волю Господню. Ничего больше сделать мы не можем и не должны.
– Нет, – ответил я решительно. – Любя Марусю, я докажу ей свою любовь, охраню и огражу ее прах от убившего ее чудовища.
Если бы мы действительно умели молиться с той силой, которая побеждает демонов, – другое дело; но молиться так мы не можем. Будь какой-нибудь схимник, угодник Божий, например преподобный Серафим Саровский, или отец Иоанн, я упросил бы их прибыть сюда; а в данном случае оставалось следовать предписаниям доктора Иоганнеса.
Таким образом, я подготовил все: возобновил мелом круг у катафалка, взял лук со стрелами и спрятался у изголовья гроба в густой зелени, между кадками с растениями. Меня утешало и поддерживало сознание, что все-таки я был не один, так как читальщик читал псалтырь.
Никогда еще время не тянулось так мучительно долго, а тоска моя росла с каждой минутой, которую отмечали висевшие против меня часы. Минут за десять до полуночи я с ужасом заметил, что голос читальщика становился все невнятнее, нередко прерывался и наконец совсем замолк, а затем слабый храп возвестил мне, что он уснул. Неиспытанный до той поры ужас обуял меня; волосы мои вставали, казалось, дыбом, потому что вокруг меня происходило нечто страшное.
Стены трещали и по комнате проносились порывы ледяного ветра, которые качали деревья. Большой олеандр около меня трещал, словно горел, и в эту минуту часы начали бить двенадцать.
Нечеловеческим усилием воли поборол я страх и начал произносить формулы. Через минуту дверь отворилась, в залу вошел мнимый Вячеслав и, как тень, шмыгнул к гробу. Он был мертвенно бледен и впалые глаза фосфорически блестели; а так как в то время он не боялся обнаружить себя, то сходство с Красинским, несмотря на обличье Вячеслава, бросалось в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49