Мама говорит, что я должна держать язык на привязи, потому что мужчинам не нравятся женщины, которые знают больше, чем они. Она говорит, что от таких жен мужья начинают прикладываться к бутылке и шляться по игорным домам.Дуглас позволил себе выражение, которое никак нельзя было назвать ни вежливым, ни изящным.Синджен засмеялась, но смех получился фальшивым.— Почем знать, а может быть, в этом мама права?— Я знаю одно: наша матушка очень много говорит, чересчур много. — Пока Дуглас со страдальческим видом произносил эти слова, Синджен мысленно представила себе своего незнакомца, и на ее лице расцвела улыбка, на сей раз неподдельная, наполнившая ее глаза живым мечтательным светом. Она заметила, что ее невестка пристально смотрит на нее и что вид у нее озадаченный. Однако Алике не стала задавать вопросов, а только сказала:— Если тебе захочется поговорить со мной, Синджен, я всегда к твоим услугам.— Возможно, мне захочется этого очень скоро. А, вот и лорд Каслбом со своими потными руками и всем остальным. Но танцует он превосходно. Может статься, мы обсудим с ним проблему старых дев. Я еще подойду к вам.Окидывая взглядом залу в надежде еще раз увидеть того незнакомца, Синджен трижды наступила лорду Каслбому на ногу. Позже она даже начала подумывать, что глаза, видимо, обманули ее, поскольку ни один мужчина не может быть так восхитительно красив.Ночью он даже привиделся ей во сне. Ей снилось, что они вместе, что он смеется, стоя рядом с ней и касаясь кончиками пальцев ее щеки. Во сне она знала, что хочет его, она тянулась к нему, желая дотронуться до него, и в ее взгляде отражалось все желание, которое так влекло ее к нему. И он видел это и все понимал. Потом ее сон замедлился, картинки стали смутными, цвета размытыми, в этом тумане угадывались сплетенные тела… Она проснулась перед рассветом, вся в испарине, с бешено колотящимся сердцем и осознала, что из ее горла вырывается стон. Все ее тело было охвачено истомой, а где-то глубоко внизу живота разливалась странная, приятная боль. Она знала, что во сне ей приоткрылась тайна плотской любви, однако образы в сновидении были зыбкими, неясными. Ей еще предстояло проникнуть в эту тайну, познакомиться с ним, узнать его ближе и слиться с ним, как в этом сне. Она сокрушалась, что не успела узнать его имя, потому что близость с мужчиной, которого она не может назвать по имени, казалась недопустимой.Во второй раз она увидела его три дня спустя на музыкальном вечере, который Рэнли устроили в своем особняке на площади Карлайл. Сопрано из Милана, дама на редкость крупная, увлеченно молотила кулаком по роялю, а ее аккомпаниатор старался удержать пальцы на сотрясающихся клавишах и притом не сбиться с такта. Синджен вскоре наскучило их слушать, и она сидела как на иголках, с нетерпением ожидая окончания арии. Но внезапно всю ее пронзило странное чувство, и она поняла, тотчас поняла, что в комнату вошел он. Она слегка повернулась на своем стуле и нашла его глазами. От взгляда на него у нее перехватило дыхание. Он только что сбросил с плеч черный плащ и стоял, тихо переговариваясь со своим соседом. Сегодня он показался ей еще более великолепным, чем на балу у Портмейнов. На нем был черный, без украшений, костюм и белоснежная батистовая рубашка. Его густые волосы, зачесанные назад, были, пожалуй, несколько длиннее, чем требовала последняя мода, но, на взгляд Синджен, они были само совершенство. Он сел наискосок от нее, и, если повернуться боком к певице с ее оглушительным сопрано, можно было разглядывать его сколько душе угодно. Он сидел совершенно неподвижно и не шелохнулся даже тогда, когда сопрано, набрав в легкие воздуха, взяла пронзительное верхнее до. Человек, обладающий мужеством, стойкостью и силой духа, подумала Синджен, удовлетворенно кивая своим мыслям. К тому же он хорошо воспитан и умеет себя держать.Ей ужасно хотелось дотронуться пальцами до ямочки на его подбородке. Подбородок у него был твердый и ясно очерченный, нос тонкий и изящной формы, а губы — при взгляде на его губы у нее возникло желание… ох нет, надо взять себя в руки! Образы из давешнего сна вихрем пронеслись в ее сознании, и она поняла, что пропала. Силы небесные, а что, если он уже женат или обручен? Однако она умудрилась ничем не выдать своего волнения и со спокойным видом досидела до ужина.За столом, сидя рядом с лордом Клинтоном, приятелем Дугласа по клубу «Четыре коня», который сопровождал ее на ужин, она небрежно спросила:— Томас, кто этот джентльмен вон там? Тот, высокий, с такими черными волосами? Ты его видишь — он сидит рядом с тремя другими, которые гораздо ниже ростом и совсем не так импозантны.Томас Мэннерли, лорд Клинтон, прищурясь, взглянул в ту сторону, куда указывала Синджен. Он был близорук, но человека, о котором шла речь, нельзя было не заметить: он слишком выделялся. Очень высокий и чересчур хорошо сложен, чтоб его черт побрал!— А, вижу — это Колин Кинросс. Он прибыл в Лондон недавно. У него имеется титул: граф Эшбернхем, и он шотландец.Последние слова были сказаны с легким оттенком пренебрежения.— А зачем он приехал в Лондон?Томас пристально посмотрел на сидящую подле него красивую девушку почти одного с ним роста. Честное слово, в ней есть что-то обескураживающее, но это ничего, ведь ему не надо на ней жениться, он должен только приглядывать за ней — вот и все. Смахивая с рукава невидимую пылинку, он осторожно спросил:— А почему он тебя интересует, Синджен? Не услышав ответа, он тотчас напружинился.— О Боже, надеюсь, он ничем тебя не оскорбил? Эти проклятые шотландцы сущие варвары, даже если они получили образование в Англии, как этот.— О нет, нет! Я спросила просто из любопытства. Пирожки с омарами очень вкусны, ты не находишь?Томас согласился. Синджен подумала: «Наконец-то я знаю его имя. Наконец-то!». Ей хотелось кричать о своей победе. Наконец! В это мгновение Томас Мэннерли взглянул на свою соседку, и у него захватило дух от ее улыбки, самой красивой, которую он когда-либо видел в жизни. Он мгновенно забыл о пирожке с мясом омара, который лежал у него на тарелке. Он обратился к ней с какой-то фразой, изысканной и чуть-чуть фамильярной, и был раздосадован, когда она не ответила и даже, казалось, не услышала его слов. Если только он не ошибался, она во все глаза смотрела на этого проклятого шотландца.Пять минут спустя Синджен уже места себе не находила. Ей необходимо было знать о нем куда больше, чем его имя и то, что он шотландский лорд. И почему Томас Мэннерли упомянул это с оттенком высокомерия? В тот вечер ей не удалось узнать что-либо еще о Колине Кинроссе, но она не теряла надежды. Скоро она сможет выяснить все.Дуглас Шербрук, граф Нортклифф, сидел в библиотеке, уютно устроившись в своем любимом кожаном кресле, и читал «Лондонскую газету». Случайно бросив взгляд поверх газетного листа, он неожиданно узрел перед собой свою сестру, которая молча стояла на пороге, какого черта она там стоит и не входит? Обычно она впархивала, распевая словно птичка, весело болтая и смеясь еще до того, как он поднимал на нее взгляд, и ее смех вызывал у него улыбку — такой он был беззаботный, милый и невинный. Потом она наклонялась к нему, чмокала в щеку и обнимала изо всех сил. Но сейчас она не смеялась. Черт возьми, с какой стати у нее такой застенчивый вид? Как будто она натворила нечто невообразимо ужасное. Синджен отродясь ни перед кем не робела с той самой минуты, когда он поднял ее из колыбели, а она вдруг вцепилась ему в ухо и так его вывернула, что он взвыл от боли. Он сложил газету и положил ее себе на колени.— Что тебе надо, соплячка? — сказал он, хмуря брови. — Нет, звание соплячки ты уже переросла. Теперь я буду звать тебя моя дорогая. Ну, входи же, входи. Итак, что с тобой стряслось? Алике сказала, что тебя что-то тревожит. Сейчас же выкладывай, в чем дело. Что-то ты мне сегодня не нравишься. Совсем на себя не похожа. Это меня беспокоит.Синджен медленно вошла в библиотеку. Было очень поздно, время подходило к полуночи. Взмахом руки Дуглас пригласил ее сесть напротив. Как странно, подумала она, подходя к нему. Ей всегда казалось, что Дуглас и Райдер — два самых красивых мужчины в мире. Но оказывается, она ошибалась. Ни один из них не может сравниться с Колином Кинроссом.— Синджен, ты ведешь себя самым престранным образом, я тебя просто не узнаю. Может, ты заболела? Или мама опять взялась изводить тебя своими попреками?Она покачала головой и сказала:— Да, но она всегда меня изводит, говоря, что делает это для моей же пользы.— Я поговорю с ней еще раз.— Дуглас…Она запнулась, и он с изумлением увидел, что она смотрит в пол и — вот это да! — нервно теребит свою кисейную юбку.— Боже мой, — медленно произнес он, догадавшись наконец, в чем дело. — Ты познакомилась с мужчиной.— Нет, не познакомилась.— Синджен я отлично знаю, что ты не растратила свои карманные деньги и не залезла в долги. Ты такая прижимистая, что через несколько лет станешь богаче, чем я. Мама пилит тебя, это верно, но большая часть ее упреков отскакивает от тебя, как от стенки горох. По правде сказать, ты просто не обращаешь на нее внимания. Мы с Алике любим тебя в пределах разумного и стараемся сделать твою жизнь как можно более приятной. Райдер и Софи приезжают примерно через неделю…— Я знаю его имя, но я с ним не знакома.— Ага, — сказал Дуглас и, откинувшись на спинку кресла, сложил пальцы домиком. — И как же его зовут?— Колин Кинросс, граф Эшбернхем. Он шотландец. Дуглас нахмурился. А он-то уже начал надеяться, что ей понравился старина Томас Мэннерли. Не тут-то было.— Дуглас, ты его знаешь? Он не женат? Не помолвлен? Может, он игрок? Он кого-нибудь убил на дуэли? А может быть, он волокита?— Вечно тебя заносит куда-то не туда, а, Синджен? Надо же — шотландец! Нет, я его не знаю. Если ты с ним даже не знакома, то чего ради ты так им интересуешься?— Сама не знаю. — Она вновь запнулась, и Дугласу подумалось, что сейчас она выглядит совсем беззащитной, словно ребенок, которого ничего не стоит обидеть. Но вот Синджен передернула плечами, пытаясь вернуть себе обычную уверенность и бойкость, и одарила брата шельмовской улыбкой. — Я просто ничего не могу с собой поделать.— Ну хорошо, — сдался Дуглас, глядя на нее пристальным взором. — Обещаю тебе разузнать все про этого Колина Кинросса.— Но ты никому ничего не скажешь, правда?— Скажу Алике, а больше никому.— Тебя ведь не смущает, что он шотландец?— Нет. А почему это должно меня смущать?— Когда Томас Мэннерли сообщил мне об этом, в его голосе звучало легкое презрение. И еще он назвал его варваром.— Отец Томаса, покойный виконт, был глубоко и непоколебимо убежден, что истинный джентльмен может родиться только в Англии, где сам воздух напоен праведностью. Томас воспринял эти нелепые взгляды своего родителя.— Спасибо, Дуглас. — Синджен нагнулась и поцеловала брата в щеку.Глядя, как она выходит из библиотеки, Дуглас задумчиво насупил брови и начал играть пальцами, медленно постукивая ими друг о друга. Единственное, что он имел против шотландцев, было то, что, если Синджен выйдет замуж за одного из них, она будет жить очень далеко от своей семьи.Спустя малое время он тоже вышел из библиотеки и отправился спать. Когда он вошел в спальню, Алике сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы щеткой. Взглянув в зеркало, он встретился с ней взглядом, улыбнулся и начал раздеваться.Щетка тотчас остановилась. Алике положила ее на столик и повернулась к нему лицом.— Ты что, собираешься смотреть на меня, пока я не сниму все до нитки?Вместо ответа она улыбнулась и кивнула.— Алике, ты сверлишь меня глазами. В чем дело? Ты боишься, что я нагулял лишний жир? Хочешь удостовериться, что это не так, что я, как всегда, строен и все мои члены пребывают в состоянии, годном для работы?Ее улыбка сделалась еще шире, но на сей раз она отрицательно покачала головой и сказала:— О нет. Думаю, по этой части ты безупречен. Ты был безукоризненно хорош и прошлой ночью, и утром, и… — Она тихонько хихикнула.Раздевшись донага, он подошел к ней, поднял ее на руки и отнес на кровать.Когда Дуглас вновь обрел способность говорить связно, он растянулся на постели рядом с женой и сказал:— Наша Синджен влюбилась.— Так вот почему она стала вести себя так странно, — проговорила Алике зевая и, приподнявшись на локте, поглядела на своего супруга.— Его зовут Колин Кинросс.— О Господи.— Что ты имеешь в виду?— Мне показали его на днях на музыкальном вечере у Рэнли. На вид он очень волевой, Дуглас. И упрямый.— Ты разглядела все это, посмотрев на него один раз?— Он на редкость рослый, пожалуй, даже выше тебя. Это хорошо, ведь Синджен очень высока для женщины. В общем, я хотела сказать, что он показался мне безжалостным, да, именно безжалостным. По-моему, он ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.— Помилуй, нельзя узнать столько всего о человеке, основываясь только на его наружности. Слушай, Алике, если ты сейчас же не перестанешь молоть этот вздор, я отниму у тебя всю одежду на целых два дня.— Я ничего не знаю об этом Колине Кинроссе, Дуглас.— Он высокий и на вид крутой. И безжалостный. Неплохая исходная точка для розысков, которые я собираюсь начать.— Вот увидишь, что я была права. — Она засмеялась, и ее горячее дыхание приятно обдало его плечо. — Мой отец всегда относился к шотландцам свысока. Надеюсь, что ты смотришь на них иначе.— Так оно и есть. Синджен сказала, что еще не успела с ним познакомиться.— Не сомневаюсь, что скоро она это исправит. Сам знаешь, какая она изобретательная.— А я тем временем попробую разузнать все, что можно, об этом шотландце. Так ты, стало быть, считаешь, что он безжалостный?Вечером следующего дня Синджен чувствовала себя такой счастливой, что ей хотелось танцевать в своей спальне. Сейчас Дуглас поведет ее и Александру в театр «Друри-Лейн», где дают «Макбета». Само собой разумеется, что, будучи шотландцем, прозываясь Кинроссом и имея кучу родственников, чьи фамилии начинаются на «Мак…», он непременно придет на представление. Сегодня премьера. Ну, конечно же, конечно же, он придет! Ох, а что, если он будет с какой-нибудь дамой? Что, если он… Нет, об этом нечего и думать! Нынче вечером она потратила целый час на свой туалет, и, глядя на нее, Дорис, ее камеристка, одобрительно кивнула и многозначительно улыбнулась.— Вы выглядите бесподобно, миледи, — сказала она, любовно вплетая в волосы Синджен бархатную голубую ленту. — У этой ленты такой же цвет, как у ваших глаз.«Да, я и впрямь смотрюсь недурно», — подумала Синджен, в последний раз оглядывая себя в зеркале. На ней было платье темно-синего шелка с короткими пышными рукавами, перехваченное под грудью голубым поясом того же оттенка, что и лента в ее волосах. Она выглядела высокой, стройной, а ее лицо было слегка бледно, как и требовала последняя мода. Вырез на платье неглубокий, только чуть-чуть открывает ложбинку на груди, потому что Дуглас терпеть не может, когда дамы слишком оголяются. Да, вид у нее превосходный.Синджен увидела его только в антракте. В фойе театра «Друри-Лейн» собрался весь свет. Отовсюду слышались оживленные разговоры и веселый смех, и пламя бесчисленных свечей отражалось в драгоценностях, которых хватило бы на то, чтобы целый год кормить жителей дюжины английских деревень. Было очень жарко. На одежде некоторых незадачливых дам и джентльменов виднелись потеки свечного воска, капающего с люстр. Дуглас отправился в буфет, чтобы принести шампанского жене и сестре, потом к Алике подошла одна из ее подруг, и таким образом Синджен оказалась предоставлена самой себе и могла обойти все закоулки огромной залы в поисках своего шотландца (именно так она называла его в мыслях). К ее восторгу и ужасу, она увидела его почти тотчас — он стоял у нее за спиной, менее чем в восьми футах, и беседовал с лордом Брассли, другом Райдера. Лорд Брассли, которого все приятели звали Брасс, был известный повеса, но сердце имел доброе и содержал свою жену в большей роскоши, нежели любовниц, что было достойно одобрения.Сердце Синджен учащенно забилось. Она повернулась и пошла прямо к нему. По дороге она столкнулась с каким-то толстым джентльменом, машинально извинилась и, не задерживаясь, двинулась дальше. Когда до него оставалось не более трех футов, она услышала, как он рассмеялся и сказал, обращаясь к лорду Брассли:— Черт побери, Брасс, что еще мне остается делать? Положение мое — хуже не придумаешь. Напасти налетели на меня целой стаей, и каждая злорадно хихикает и ухмыляется и норовит клюнуть. Эти два мерзавца — мой папаша и старший брат — довели дело до того, что я непременно должен жениться на богатой наследнице, иначе я потеряю все, что имею. А все девицы с деньгами, которых я до сих пор встречал, страшны как смертный грех.— Ах, дружище, не смотри на вещи так мрачно, ведь в Лондоне есть девицы куда более приятные, — со смехом отвечал лорд Брассли.
1 2 3 4 5 6 7