Сон был бы для нее счастьем, если бы она не боялась встретить в сновидениях Зебру. Широко открыв большие глаза, Камилла принялась напрягать память в поисках эпизода из их общего прошлого, воспоминание о котором временно приглушило бы ее желание видеть мужа; при этом она без конца повторяла себе, что мечты и реальный мир – две совершенно разные вещи и смешивать их не надо.Устремив взгляд в пустоту, Камилла прогуливалась в волшебном саду, где дремало прошлое их совместной жизни, пыталась укрыться от горя в воспоминаниях. Вспомнила, каким был Зебра во время их неповторимого путешествия в Африку, в Сенегал, где они жили чуть ли не во дворце, куда бедным нет доступа. Гаспар согласился на это весьма опасное, с его точки зрения, путешествие лишь при условии, что он заранее направит в отель, где они собирались остановиться, несколько сот литров минеральной воды «Виши Селестен», чтобы можно было пить, чистить зубы и умываться, не опасаясь за свое здоровье. Камилла согласилась. И все равно эта вылазка не обеспечила им райского блаженства.Зебра летел самолетом впервые, и, когда не удалось получить место в хвосте, несмотря на все препирательства, он не придумал ничего лучшего, как стоять в проходе, лишь бы остаться в хвосте самолета. Напрасно Камилла пыталась урезонить мужа. Страх перед возможной авиакатастрофой сделал его непреклонным. Он предпочитал хвостовую часть самолета, так как слышал, что при аварии она обычно подвергается меньшим разрушениям, чем носовая. Рассердившись на бортпроводницу, которая вежливо попросила его занять свое место, он накричал на нее, обозвал набитой дурой и ретировался в уборную, где и провел остальную часть полета, не внимая просьбам и угрозам членов экипажа; тем самым он вызвал и неудовольствие остальных пассажиров, ибо очень многие из них вскоре ощутили потребность посетить это заведение.Зарывшись в подушки, Камилла вспоминала, какой стыд она испытывала тогда, и поймала себя на том, что улыбается; а так как в памяти ее проплывали и прочие африканские события, она позволила себе рассмеяться. Сразу же по прибытии в Дакар Зебра дико возненавидел все места, где водятся тропические насекомые. Большую часть времени он проводил в стенах номера с кондиционированным воздухом, а выйти отваживался, лишь вооружившись зонтиком, на который навешивал сетку от москитов. Точно розовый зверек под прозрачным колоколом, каким закрывают сыр, бродил он по негритянским рынкам, не обращая внимания на шуточки и насмешки сопровождавшей его ватаги курчавых мальчишек.Африканские мытарства супругов Соваж были рассчитаны на две недели, а продлились всего два дня. Через сорок восемь часов по прибытии нотариус впал в столбняк, пораженный сильнейшей и быстротечной крапивной лихорадкой, пожиравшей его гортань. Пришлось срочно уезжать, и во Франции он выздоровел, едва ступив на землю департамента Майенн. Клизма, обычно назначаемая Грегуару, окончательно восстановила его силы, свела экзему, а трех бутылок доброго бургундского хватило, чтобы он пустился рассказывать о сенегальских приключениях, в такой же мере потрясающих, как и вымышленных, с целью расшевелить воображение друга Альфонса. Если верить Зебре, как его оседлый отдых на даче, так и его туристические дела всегда были отмечены такими же кошмарными злоключениями, что и у героя какого-нибудь боевика.И Камилла позволила себе поплакать, подумав о том, что такого, как Зебра, можно встретить один-единственный раз в жизни. Коллеги Камиллы по лицею уже произнесли ужасные слова в виде дружеского совета: «Строй свою жизнь заново», но для нее выйти вторично замуж было все равно что пуститься во все тяжкие; к тому же она не хотела убивать Гаспара вторично, вычеркнув его имя из своего удостоверения личности. Ворочаясь в постели, Камилла вдруг испугалась, что когда-нибудь передумает, нарушит траур, утешится. Отделаться от Зебры? Сама эта мысль вызывала у нее дрожь. Не хотела она быть как все прочие женщины и питать склонность к непостоянству.Чем больше Камилла думала, тем больше мудрости находила в крайностях Зебры. Да, он был прав, когда бросил в огонь все дрова, чтобы подогреть их любовь, чахнувшую в обыденных делах. Да, с этим надо было торопиться. Да, смерть могла подстеречь любого из них завтра, ибо она всегда успевает раньше тебя. Да, никак нельзя отказываться от безумной любви. Да, медовый месяц слишком скоротечен; каждый день должен быть днем медового месяца, забудем мерзкие условности. Скажете, это невозможно? Да, ну и что? Разумно отказаться от доводов разума, когда смерть наступает на пятки!Камилла почувствовала умиротворение и подумала о смерти как о подруге, которая делает жизнь не такой унылой.Мальбюз в жизни не видал подобного святотатства. Бледный, как полотно, шагал он по христианнейшей земле кладбища, которое считал «своим». Остановившись, обвел глазами картину разрушения. Чувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах: поругано то малое, что было у него от эстетического восприятия. Возмущение росло в груди кладбищенского сторожа, ширилось и в конце концов исторгло из его рта ниточку слюны, которая свисала с дрожавшей нижней губы на грудь.– Ох уж эта девчонка… – то и дело бормотал он, горя жаждой мести.Могилы, все до одной, остались без цветов. Ни тебе венка, ни герани в горшочке. Эта маленькая злодейка Наташа ограбила все могилы без разбору, не пощадила надгробий самых именитых граждан. Мальбюз сразу же понял, чьих это рук дело. Ни один из остальных прихожан не интересовался кладбищенской флорой.Мальбюз держал Наташу в перекрестье оптического прицела, с тех пор как ей взбрело в голову перераспределять траурные венки и букеты. Подобный посмертный коммунизм противоречил консервативным взглядам могильщика. «Вот к чему приводит марксизм – к уравниловке под землей!» – подумал он, глядя на осиротевшие надгробные плиты; из этого можно судить о том, каким тонким интеллектуальным размышлениям предавался кладбищенский сторож. Однако его смущало то обстоятельство, что Наташа не имела привычки припрятывать букеты. Довольствовалась тем, что перекладывала их с одних могил на другие.В раздумье Мальбюз обходил аллеи своих владений и все больше убеждался, что девчонка обчистила все надгробия – вот как обстояло дело. Охваченный несказанной яростью, с пеной на губах, Мальбюз поклялся строго отчитать преступницу, может, даже надавать ей подзатыльников. Эта мысль возникла в его мозгу, когда он не без удовольствия отметил, что папаша-нотариус теперь на том свете и защитить Наташу некому; и вдруг, обойдя какой-то фамильный склеп, он увидел могилу нотариуса.Вокруг каменной плиты были аккуратно разложены рассортированные и со вкусом подобранные цветы. Снова побледнев, Мальбюз приблизился к могиле и прочел высеченную в граните надпись:ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ГАСПАР СОВАЖ ПО ПРОЗВАНИЮ ЗЕБРА 1934-1980Чуточку пониже была выбита эпитафия:НЕТ ИНОЙ СМЕРТИ, КРОМЕ ОТСУТСТВИЯ ЛЮБВИМальбюз утер слезу и, чтобы никто не уличил его в неуместной чувствительности, удалился, насвистывая какой-то мотив.Вопрос о выговоре Наташе отпал сам собой.В репродукторе телефонного автоответчика Камилла услышала запись, которая едва не лишила ее рассудка. Голос был, вне всякого сомнения, его, это был голос Гаспара:«Любимая, приходи завтра утром… в десять… за водопад в Корабельной роще… ты найдешь там доказательство, что я еще жив. Я люблю тебя, я люблю тебя».Ошеломленная Камилла прокрутила запись несколько раз, сначала не зная, что и подумать. Тревожно колотилось сердце. Она терялась среди вопросов, маячивших в ее сознании. Отдал ли он Богу душу на самом деле или же разыграл еще один ловкий фарс? Он ведь был способен на любые, даже самые обескураживающие поступки. Большая часть покойников мертвы и, как правило, так и остаются мертвецами; но Камилла понимала, что от Зебры можно ожидать любых неожиданностей. Какое еще безумство он задумал? Камилла давно устала от этих хитрых проделок, в которых теряется истинная любовь. В эту минуту ей так хотелось отделаться от Зебры; но нет, он уже отошел в мир иной. С покойником не разведешься, тем более если питаешь к нему самую глубокую привязанность.В полном смятении чувств Камилла еще раз прослушала запись: «Любимая, приходи завтра утром… ты найдешь там доказательство того, что я еще жив. Я люблю тебя, я люблю тебя». Голос был не замогильный, а вполне живой, речь звучала даже лихо. Несомненно, Гаспар еще жив, все еще дышит, черт этакий!От прилива счастья Камилла вздрогнула. Туман рассеивался, затихала и постоянная боль, сдавливающая ее лоб со времени похорон. Ах, как видно, он насмеялся над всеми, кто присутствовал на панихиде и похоронах! Камилла представила себе, как он прячется за колоннами или за органом.– Все равно – плут… – пробормотала Камилла, позволив улыбке тронуть ее губы.Она потянулась, как бы избавляясь от кошмарного сна, и вышла в сад вдохнуть августовского воздуха. Бог ты мой, какая прекрасная погода, хоть и облака нависли над горизонтом! Лицо Камиллы сияло беспредельным счастьем.На вершине липы какая-то птичка выводила положенную ее виду партитуру, ветерок ласково овевал лицо, а вдали колокол звал верующих к мессе. Все вокруг нее словно бы заключило с ней мир.За обедом Камилла ни словом не обмолвилась с детьми о своем открытии: не хотела, чтобы те поставили под сомнение известие о том, что отец жив. Они узнают новость, когда он собственной персоной переступит порог дома.Нежась в постели перед сном, Камилла размышляла о том, каким может оказаться доказательство, упомянутое Гаспаром в записи телефонного сообщения. Явится ли он сам, дабы засвидетельствовать, что еще жив, или задумал какое-нибудь косвенное подтверждение? Теперь Камилла уже сознательно хотела действовать по велению Зебры, пускай он управляет ее поступками, впервые в жизни она доверялась ему полностью.Камилла воображала, как он выйдет из-за водопада. Нежно поцелует руку, а потом заключит в объятия.Одно не давало Камилле покоя: как Зебра сумел симулировать смерть, свидетельство о которой было у нее на руках, как сумел заручиться молчанием владельца похоронного бюро? Но очень скоро она попросту отмахнулась от этих вопросов. Разве не самое важное, что сердце Зебры еще бьется?Наутро Камилла проснулась в прекрасном настроении, сияющая, с улыбкой на губах. Ни к чему сомнения и внутренняя борьба. Он жив, утреннее августовское солнце сияет и для него.Камилла встала и в десятом часу направилась в Корабельную рощу. По дороге повстречала возвращавшегося с рынка Альфонса. Она, конечно, не открыла ему цель своей так называемой утренней прогулки. Альфонсу и без того стоило немалого труда поверить в воскресение Христа; а теперь еще Зебра… Он не засмеялся бы, о нет, он питает к Камилле слишком теплые чувства, чтобы вести себя с ней как последняя скотина; но он воспринял бы весть как очередную мечту вдовы, жаждущей получить хоть какую-то передышку от страданий.Камилла еще не знала, какая миссия поручена Альфонсу. Господи, ему понадобилась вся его любовь к Зебре, чтобы поклясться выполнить его указания! Конечно, это Альфонс подсунул в автоответчик заранее наговоренную кассету. Голос, приведший в заблуждение Камиллу, был лишь посмертным эхом голоса Гаспара, окоченевшие связки которого теперь уже не могли издать ни звука – голос ушел в могилу вместе с ним.С тяжелым сердцем смотрел Альфонс, как Камилла идет на это загадочное свидание. Только он один и знал о нем; терзаясь угрызениями совести, в тысячный раз спрашивал себя, по какому праву он нарушает мирную скорбь вдовы. Ведь Зебры уже нет на свете, зачем же продолжать эту комедию? Но нет, разве не было бы двойным предательством сломать мечту влюбленного и нарушить слово, данное другу в его предсмертный час? Альфонс вздохнул и снова стал думать о замысле нотариуса.По сути дела, говорил он себе, Гаспар был не сумасшедшим, а писателем, который не писал ни романов, ни рассказов, а сочинял свою собственную жизнь, вместо того чтобы проживать ее. Даже сейчас, когда над ним шесть футов земли, он не подчиняется власти тьмы. Пожелал быть сильнее смерти и оставаться единственным мужчиной в мыслях своей жены. Альфонс с грустью вспомнил о деревянном вертолете, запускать который им уже вместе не придется; и он пошел к дому, засунув руки в карманы.Когда Камилла подходила к водопаду на опушке Корабельной рощи, она услышала голоса. Подошла поближе. Губы ее вдруг пересохли.За водопадом она увидела Тюльпана и Наташу, сидевших на камне. Отец письмом пригласил их прийти сюда в назначенный час, ни слова не говоря об этом матери.Камилла сначала удивилась, потом ее точно молнией озарило: ведь их дети – живое свидетельство того, что Зебра не целиком перебрался в иной мир. В записи он не солгал, и тем не менее Камилла не могла сдержать потока слез. Для нее Зебра никогда не умрет, потому что он продолжает жить в ее сердце. Эта мысль возникла, вернее, ворвалась в сознание Камиллы как нечто совершенно достоверное. Да, Зебра продолжает дышать ее грудью и грудью каждого из их детей, он – призрак, живущий в ней, в Тюльпане, в Наташе.– Мама, не плачь, ему это не понравилось бы, – тихо промолвила Наташа.Камилла отправила Тюльпана и Наташу в Бретань до конца летних каникул, записав их в яхт-клуб. Ей необходимо было уединение; но едва она упаковала их чемоданы, ее начало терзать глухое чувство вины. «Ты плохая мать, ты удаляешь от себя детей как раз тогда, когда они больше всего нуждаются в тепле твоей души», – говорила себе Камилла, сознавая себя бессердечной по отношению к детям, и это ощущение собственной вины неотступно преследовало ее. Однако она была настолько измотана страданием, что уже ничего не могла дать Наташе и Тюльпану – ни нежности, ни заботы, ни милосердия.Перед отъездом детей Альфонс вручил им последнее послание Зебры. «Дорогие дети, – начиналось оно, – я умираю оттого, что не сумел обманывать вашу мать…» Они увезли письмо с собой, ни слова не сказав Камилле и толком не разобравшись, из каких волокон соткана мудрость их отца.Вскоре Камилла столкнулась с серьезными денежными затруднениями. Оплатить долги Зебры оказалось немыслимо. Кредиторы грубо наседали, им не было никакого дела до трудностей свежеиспеченной вдовы. Камилла не знала, как выйти из положения, не продав дом Мироболанов.Один из братьев Зебры, Мельшиор, пришел на помощь in extremis В последний момент (лат.).

и сделал широкий вельможный жест: погасил большую часть долгов Гаспара. Взволнованная и растроганная Камилла явилась выразить ему свою признательность. Ужасно смущенный бурным проявлением благодарности, Мельшиор зарычал на нее и просил не продолжать. Возмущение его чуть не перешло в гнев.Мельшиор безумно любил Зебру, и эта братская любовь усиливалась его порывистым и великодушным характером. Был он некрасив, но интересен, его энергичное лицо излучало силу, действовавшую на всех, с кем ему приходилось встречаться. Он жил полной жизнью только тогда, когда его мозг кипел, а это случалось весьма часто. Доброта Мельшиора всегда проявлялась как порыв любви к ближнему, и он терпеть не мог, когда его благодарили. Это был своего рода святой, отрекшийся от святости, любитель приключений с пылким характером. Прежде чем получить профессию нотариуса, к чему его склоняли братья, он пытался стать священником, разводил крокодилов в Гвиане и наконец вернулся в страну Рабле.Мельшиор заделал дыры в бюджете Камиллы намного надежней, чем так называемое сокровище дома Мироболанов. Получив поддержку в денежных делах, Камилла решила немного привести в порядок личные вещи Зебры.Миновали две недели, а замысел этот все еще не был воплощен: вещи Гаспара попадались повсюду – пачка сигарет на консоли камина, шарф на спинке кресла, – и Камилле казалось, что Зебра отлучился на минутку, вышел в сад или отправился пропустить стаканчик с Альфонсом. Она боялась того момента, когда придется убрать все эти вещи: дом опустеет, она окончательно почувствует себя вдовой.Чтобы не трогать остановившиеся наручные часы Зебры, оставшиеся лежать на туалетном столике у изголовья его смертного одра, Камилла повторяла себе, что ведь и часы с неподвижными стрелками два раза в сутки все-таки показывают правильное время. Любые оправдания и доводы шли в дело, лишь бы ничего не убирать и тем самым не травить душу.Но через две недели Камилла поймала себя на том, что разговаривает с Гаспаром, будто он находится в соседней комнате; тут она сообразила, что, идя по этому пути, недолго докатиться до помутнения рассудка. Значит, назрела необходимость навести хоть какой-то порядок в доме Мироболанов.Камилла открывала стенные шкафы и все из них вынимала. Белье Зебры связала в узлы и подарила Альфонсу, который принял вещи друга как реликвию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16