Не в состоянии усидеть на месте, Кэтрин принялась ходить по комнате.
– Я записывала под диктовку Женевьевы. Меня так увлекла эта работа! Много лет никто, кроме Спенсера, во мне не нуждался. Я наслаждалась тем, что хоть кому-то полезна. А что касается содержания, то все в этой книге казалось мне завораживающе интересным, я ведь практически ничего об этом не ведала и очень радовалась, возможности научить женщин тому, что и сама была бы счастлива узнать до замужества. Признаюсь, я испытывала какое-то извращенное удовольствие, представляя, какой ханжеский переполох поднимет эта книга в свете. Я наслаждалась от одной только мысли, что смогу хотя бы анонимно отыграться за ту жестокость, с которой многие из них отнеслись к Спенсеру.
Немного помолчав, она спросила, глядя ему в глаза:
– Знаешь, что после рождения Спенсера у меня за спиной болтали люди, которых я считала своими друзьями? Что сказал мне в лицо мой собственный муж? – Она сжала кулаки. – Что для Спенсера не может быть надежды. Его недостаток отвратителен. И что его разум будет, без сомнения, так же изуродован, как нога. Муж сказал, что наш сын не заслуживает того, чтобы унаследовать титул, и что было бы лучше, если бы он умер... – На этом слове голос Кэтрин дрогнул. Она даже не чувствовала, что по ее лицу катятся слезы, пока одна из них не упала ей на руку.
Эндрю обнял ее, пытаясь стереть слезы с ее щек.
– Мне так жаль, что вам со Спенсером пришлось пережить такое невероятно жестокое отношение.
– Но я-то видела лишь своего драгоценного мальчика, – шепотом продолжала Кэтрин. – Видела, как его глаза наполняются болью, и вовсе не из-за болезни. Сыну было больно, потому что очередной представитель «хорошего общества» демонстрировал пренебрежение к нему. – Она судорожно вздохнула. – Но даже в самых диких снах не могла я предположить, что, написав «Руководство», подвергну опасности свою жизнь, а значит, и жизнь моего сына. – Она подняла дрожащую руку и положила ладонь на щеку Стэнтона. – Вот и ты пострадал, Эндрю. Видимо, Кармайкл хотел сегодня ночью напасть на меня, а когда ты встал у него на пути, он набросился на тебя. И мог даже убить.
Эндрю повернул голову и со страстью поцеловал ладонь Кэтрин.
– У меня очень крепкая голова. И у Кармайкла, видно, тоже. Я думал, что послал его в нокаут.
– Кармайкл, – хмурясь, повторила Кэтрин. – Не он ли установил личность человека, который в меня стрелял?
– Именно он. Вот ведь совпадение! А я не очень-то доверяю совпадениям. Если учесть сегодняшнее происшествие, становится ясно, что Кармайкл замешан и в предыдущем. Вероятно, хотел отвести от себя подозрение. Ведь он заявил, что является свидетелем и что видел кто стрелял. Человек, которого арестовали, все время твердил, что невиновен.
Кэтрин отошла от Эндрю и обхватила себя руками.
– Не могу поверить, что «Руководство», каким бы скандальным оно ни было, заставит человека пойти на убийство. Ты спас мне жизнь.
– Не могу даже выразить, какое чувствую облегчение, что все получилось именно так. Он запросто мог убить нас обоих.
– Что ты имеешь в виду?
– Будь там на несколько футов глубже, все могло бы пойти совсем иначе. Я... не умею плавать.
Кэтрин во все глаза смотрела на Эндрю.
– Прости, не... поняла?
– Я не умею плавать. Совсем. Спенсер предлагал научить меня. На нашем первом уроке почти все время ушло на то, чтобы уговорить меня только постоять в воде. – Стэнтон помолчал, потом негромко добавил: – Мой отец утонул, поэтому я всегда боялся воды.
Сердце Кэтрин вдруг сжалось.
– И все же ты без колебаний прыгнул за мной в источник.
Он протянул руки и взял ее за плечи.
– Моя дорогая Кэтрин, неужели ты до сих пор не поняла, что я за тебя пойду в огонь и в роду?
У Кэтрин перехватило дыхание. Пойдет. Она читала это в его глазах. Его чувства были открыты ей как свои собственные, но она к ним была еще не готова. Они пугали и даже ужасали ее.
– Я... я не знаю, что сказать, – пролепетала она.
– Тебе и не надо что-либо говорить, просто слушай. – Взяв Кэтрин за руку, он отвел ее к дивану, и они сели. – Кэтрин, мне надо тебе кое-что сказать. Нечто такое, что я мучительно хотел бы от тебя скрыть. Но сегодня я тебя едва не потерял, а потому не могу больше ждать и молчать.
Кэтрин застыла. «Господи, неужели он собирается объявить, что любит меня? Или, еще хуже, сделать предложение?»
– Эндрю, я...
– Это связано с моим прошлым.
Кэтрин захлопала глазами.
– Вот как?
У него задергались желваки. Обычно спокойные глаза излучали такую боль и страдание, что сердце Кэтрин сжалось от сочувствия.
– Я вижу, тебе очень трудно говорить. – Она положила ладонь на его руку, надеясь, что этот жест придаст ему мужества. – Пожалуйста, пощади себя. Нет никакой необходимости мне рассказывать.
Несколько секунд он молчал, потом тряхнул головой и поднялся на ноги.
– Я желаю всей душой, чтобы в этом не было необходимости, но ты имеешь право знать. Мне нужно, чтобы ты знала. – Он постарался взять себя в руки, твердо посмотрев в глаза Кэтрин. – Мой отъезд из Америки произошел одиннадцать лет назад. Мне пришлось это сделать потому, что я совершил преступление. Бегство спасло меня от виселицы.
– Виселицы? – чуть слышно повторила Кэтрин. – Что же ты совершил?
Эндрю не отвел взгляд.
– Я убил человека.
Если бы Кэтрин своими глазами не видела, как двигались его губы, когда он произносил эти слова, она решила бы, что ее подвел слух. Сглотнув, она спросила:
– Это был несчастный случай?
– Нет. Я умышленно его застрелил.
– Но почему? Почему ты совершил такое?
– Потому что он убил мою жену.
Глава 19
В наши дни женщина должна быть готова встретиться с неожиданностью. Иногда неожиданность может быть очень приятной – например подарок от любовника. В таком случае будет уместен благодарный поцелуй. Однако в отдельных случаях неожиданность может оказаться и неприятной, тогда самое разумное – как можно меньше произносить слов и как можно быстрее выйтииз подобной ситуации.
Чарлз Брайтмор. Руководство для леди по достижению личного счастья и полного удовлетворения.
Эндрю следил, как вся кровь отхлынула от лица Кэтрин. Она смотрела на него широко открытыми глазами, не в состоянии вымолвить ни слова. Из глубин памяти вырвались вдруг воспоминания, которые он много лет пытался похоронить. Теперь, когда назад пути уже не осталось, он жаждал договорить до конца.
Ему хотелось смотреть Кэтрин в лицо, но он ни секунды не мог устоять на месте. Вышагивая по комнате из угла в угол, он продолжал:
– Мой отец управлял конюшней у очень богатого и влиятельного человека. У Чарлза Нортрипа. Мы с отцом жили в комнатах над конюшнями, и я вырос в поместье. Мне там нравилось. Я любил лошадей. Когда мне было шестнадцать лет, отец умер. Тогда мистер Нортрип назначил меня управлять конюшней.
Он замолчал и взглянул на Кэтрин. Она сидела на диване и с мрачным видом смотрела на Эндрю. Тишину в комнате нарушали лишь тиканье часов на каминной полке да потрескивание горящих поленьев.
– У мистера Нортрипа была единственная дочь, Эмили, на четыре года моложе меня. Я уже упоминал о ней, когда мы готовили клубничный лед.
– Да, я помню.
– Эмили была очень застенчивой, неловкой; она боялась говорить с людьми, постоянно смущалась. Ее родители, наоборот, обладали очень сильными характерами. Это только усугубляло положение. Они были недовольны скованными манерами дочери. Эмили гораздо лучше чувствовала себя с лошадьми, чем с людьми, а потому проводила много времени на конюшне. Когда отец находил девочку в одном из стойл или на сеновале, он сокрушался, отчего у него такой замкнутый ребенок, который предпочитает обществу людей животных? Он говорил это так; словно Эмили была глухой, а я видел, как ранили малышку такие слова. Шли годы. Мы очень подружились – я, мой отец и Эмили.
На Стэнтона накатили воспоминания. Много лет он не позволял себе возвращаться к ним.
– Никогда не забуду ночь, когда погиб мой отец. Я был в конюшне, просто стоял и смотрел на его пустой стул. Чувствовал себя... уничтоженным. И одиноким. Потом вдруг откуда-то взялась Эмили и стала рядом. Ей тогда было всего двенадцать. Она сунула мне в руку свою маленькую ладошку и сказала, чтобы я не расстраивался. Сказала, что я не одинок, потому что она – мой друг, а теперь, если я захочу, будет моим лучшим другом. – Давняя тоска стиснула Стэнтону горло. – Я сказал ей, что очень хочу. В последующие семь лет наша дружба только крепла. Мы на самом деле были друг другу лучшими друзьями.
Эндрю остановился перед камином, наблюдая за танцующими языками пламени.
– У мистера Нортрипа не было сына, которому бы он мог передать свое дело, поэтому он решил, что Эмили выйдет замуж за нужного человека, чтобы тот смог заняться его предприятием. Он считал, что таким человеком будет Льюис Мэннинг, единственный сын другого богатого предпринимателя. Свадьба, не говоря уж о выгодном торговом союзе, казалась делом решенным. Эмили согласилась с таким исходом, считая своим долгом повиноваться воле отца, и даже почувствовала какое-то облегчение, ведь отец наконец-то одобрил ее поведение.
Однако вскоре я выяснил, что Льюис Мэннинг – человек очень дурного и необузданного нрава. Однажды ночью, за неделю до свадьбы, Эмили пришла ко мне вся в слезах. Оказалось, что у нее сломано ребро. На ее лице не было никаких следов, но все тело было в ссадинах и синяках. Льюис избил ее за то, что она позволила себе усомниться в одном из его решений. Эмили рассказала, что так сильно Льюис избил ее в первый раз, но и раньше было несколько случаев, когда он терял самообладание и поднимал на нее руку. Она рассказала об этом отцу, но тот не стал ее слушать, а лишь ответил, что все мужчины иногда выходят из себя. Однако после этого случая Эмили стала бояться, что, когда Льюис в следующий раз придет в ярость, она не сумеет от него убежать.
Эндрю отвел взгляд от огня и посмотрел на Кэтрин, которая слушала его с напряженным вниманием.
– Моим первым порывом было броситься к Льюису и хорошенько его отлупить, но Эмили умоляла меня этого не делать. Говорила, что меня посадят в тюрьму за драку, а Льюис того не стоит. Я неохотно согласился, но твердо решил ее защитить и от этого негодяя Льюиса, и... от ее отца. Тот явно больше заботился о выгодном союзе, чем о своей дочери. Единственное, что я мог придумать, – это жениться на ней. Мы оба понимали, что ей придется все бросить. Мистер Нортрип придет в бешенство и лишит ее всякой поддержки, но другого выхода не было. Той же ночью мы сбежали.
Эндрю по-прежнему был не в состоянии оставаться на месте и продолжал ходить из угла в угол.
– Устроив Эмили в близлежащей гостинице, я на следующий же день отправился к ее отцу. Хотел сам сообщить ему о нашем браке, сказать, что не стану терпеть жестокость по отношению к ней. Как и ожидалось, он пришел в ярость. Говорил, что добьется аннулирования нашего брака. Сказал, что за похищение дочери меня повесят. Когда я сказал ему, что никаких оснований для того, чтобы аннулировать брак, нет, он рассвирепел еще больше. Заявил, что так или иначе, но он вернет свою дочь, даже если для этого придется меня убить. Я ни минуты не сомневался, что он действительно на это готов. Я вернулся в гостиницу. Мы стали готовиться к отъезду, но тут явился разъяренный Льюис Мэннинг. Он стал говорить всякие мерзости об Эмили. Мое терпение лопнуло. Он заявил, что не собирается ждать, пока все будет по закону, а хочет все сделать немедленно, вызвав меня на дуэль. Эндрю не мог остановиться.
– Один из людей Нортрипа, Адам Гаррик, был моим близким другом. Он и стал моим секундантом. Во время дуэли – я сам этого не видел – Льюис повернулся еще до окончания счета и хотел выстрелить. Эмили, которая по уговору должна была оставаться в гостинице, видела этот предательский поступок. Пытаясь предупредить меня, она побежала и... была убита выстрелом Льюиса.
Эндрю прикрыл глаза. Перед ним вновь возник образ Эмили: широко раскрытые недоуменные глаза, платье цвета слоновой кости, залитое алой кровью. Эта картина на веки запечатлелась в его мозгу.
– Я выстрелил в Льюиса, – продолжал он хриплым от волнения голосом. – Уронив пистолет, я побежал к Эмили. Она еще дышала, но было ясно, что ее рана смертельна. Я... Я держал ее, пытаясь остановить кровь, но все было напрасно. Из последних сил она просила меня бежать, покинуть Америку, уехать туда, где меня никто не знает. Она понимала, что ее отец либо убьет меня, либо устроит так, чтобы меня повесили за убийство Льюиса. Без сомнения, отец попытается обвинить меня и в ее смерти. Снова и снова она просила меня не допустить этого. Она отчаянно хотела, чтобы я прожил полную и счастливую жизнь. Она любила меня и не хотела моей гибели.
Не сводя глаз с Кэтрин, Эндрю прижал руку к груди и закончил почти шепотом:
– Моя рука чувствовала последние удары ее сердца. В конце концов я пообещал ей сделать так, как она просит. После этого она умерла.
На последней фразе его голос сорвался. В комнате повисла тяжелая тишина. Он закончил изливать весь ужас и отчаяние того холодного дня с поразительной ясностью и живостью, потому что годами хранил в памяти каждую мелочь. В тот день он потерял все: дом, привычную жизнь, дорогого нежного друга, каким была для него жена.
Эндрю кашлянул, пытаясь избавиться от спазма, сковавшего горло.
– Попрощавшись с Эмили, я попросил, чтобы Адам о ней позаботился. Через несколько часов я отплыл из Америки под чужим именем.
Он провел ладонями по лицу, откинул голову назад и посмотрел в потолок.
– Первые пять лет я провел... бездумно, не заботясь о том, жив я или умер. Это было черное время. Одинокое. Пустое. Холодное. Сделав все, о чем просила Эмили, я ненавидел себя за это. За то, что сбежал. За все свои поступки, которые привели ее к смерти. Я чувствовал себя трусом, человеком, потерявшим честь. В глубине души я надеялся, что ее отцу удастся меня отыскать, но почему-то этого не случилось.
Но однажды меня нашел твой брат. Нашел, когда спасал от банды головорезов. Кстати, в тот момент я был ему не слишком благодарен. У меня не было никаких особыхдел, и я вернулся вместе с Филиппом в его лагерь. Впервые за пять лету меня возникло чувство принадлежности к людям. Твой брат не только спас мне жизнь. Благодаря ему я нашел в себе волю снова жить, чего-то добиваться. С тех пор как я покинул Америку, у меня наконец-то появился друг. Дружба с ним изменила всю мою жизнь. Я сумел похоронить воспоминания о том ужасном дне на дуэльном поле, но когда раздался выстрел в Лондоне, когда я увидел тебя... – Он на мгновение прикрыл глаза. – Мои кошмары ожили вновь.
Стэнтон глубоко вздохнул, чувствуя себя абсолютно опустошенным и испытывая такое облегчение, какого не знал десять лет. Он обернулся к Кэтрин. Она сидела, сцепив руки на коленях, и смотрела на огонь. Ему отчаянно захотелось знать, о чем она думает, но он заставил себя молчать. Пусть обдумает все услышанное. Казалось, что прошла вечность, прежде чем Кэтрин заговорила:
– Филипп знает об этом?
– Нет, он ничего не знает. Я никогда никому не рассказывал.
Он так хотел, чтобы она на него посмотрела, хотел увидеть выражение ее лица, прочесть ее чувства. Станет ли она смотреть теперь на него с отвращением и стыдом? Ведь именно так в течение многих лет он сам на себя смотрел. К несчастью, она настойчиво отводила глаза, и это говорило само за себя.
Наконец-то Кэтрин повернулась к нему лицом и посмотрела мрачными и блестящими от сдерживаемых слез глазами.
– Ты ее очень любил?
– Да. Она была такой тихой, мягкой девушкой, которая в жизни никого не обидела. Много лет мы были лучшими друзьями. Я сделал бы что угодно, лишь бы ее защитить, а вместо этого она умерла, защищая меня.
– Ты молчал столько лет, почему же теперь решил рассказать мне все это?
Он заколебался, но потом все-таки спросил:
– Я отвечу, но можно мне сначала получить кусок бумаги и перо?
Кэтрин явно удивилась, но прошла к секретеру, вынула из узкого ящичка лист бумаги и протянула его Эндрю.
– Вот, пожалуйста.
– Спасибо. – Эндрю взял перо, уголком глаза наблюдая за Кэтрин, а через несколько минут уже передал ей лист обратно.
Она в недоумении посмотрела на надпись и спросила:
– Что это?
– Египетские иероглифы. В них кроется причина, по которой я не рассказал тебе о своем прошлом.
– Но почему ты зашифровал ее?
– На вечере в честь дня рождения твоего отца ты критиковала методы ухаживания лорда Нордника за леди Офелией. Говорила, что ему следовало бы читать ей что-нибудь романтическое на чужом языке. Это единственный чужой язык, который мне известен.
Она бросила на него удивленный взгляд. Эндрю коснулся края листа.
– Первая строка звучит так: «Ты спасла мою жизнь».
– Не могу понять, почему ты это говоришь, ведь из-за меня на тебя сегодня напали.
– Не сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32