Он бил по ушам как колокольный звон. – Достаточно ли ты видел чудес сегодня, чтобы рассказов о них хватило тебе на несколько лет, а?
Я неуверенно кивнул и промямлил: «Да… господин».
Что-то в моем ответе позабавило его еще больше. Он вскинул кустистую бровь, но промолчал. Потом посмотрел на Ториана, и его лицо потемнело. Никто так и не проронил ни слова.
Я тоже посмотрел на Ториана, и на его замешательство, право же, стоило посмотреть. Я рад был бы описать его, но мне не хватает слов. Как и у меня, этот незнакомый Джаксиан не укладывался у него в голове. Куда делся тот жалкий трус, который отказался помочь в спасении собственной сестры? Даже надменный богач, которого мы видели пару раз, не шел ни в какое сравнение с этим. Новый Джаксиан, казалось, готов был взять храм приступом в одиночку, убив любого жреца, который окажется у него на пути. Даже достоинство, с каким он держал свои богатырские плечи, делало его еще больше, чем прежде. Просто чудо, что делает с человеком немного удачи, промелькнула у меня слабая мысль.
Шалиаль тоже казалась удивленной, но более всего гордой. Она встретилась со мной взглядом и счастливо улыбнулась. Тут до нас обоих дошло, что она совершенно раздета. Она покраснела, и я поспешно отвернулся.
– Я поищу вам чего-нибудь накинуть, госпожа, – предложил я.
– В этом нет никакой необходимости. – Абсолютная категоричность, прозвучавшая в зычном голосе Джаксиана, остановила бы даже разъяренного быка, а я и подавно застыл как окаменевший. – Можешь сам снять свою повязку, если хочешь. В этом нет ничего зазорного.
Моя набедренная повязка промокла насквозь, так что носить ее было довольно-таки противно, но я колебался. Джаксиан расстегнул булавку, и его собственное мокрое одеяние упало на каменный пол. Я последовал его примеру.
Таким образом, единственным одетым в помещении остался Ториан.
– Что здесь происходит? – крикнул он. Действительно, это был неплохой вопрос. С каждой минутой мир становился все менее реальным.
И снова Джаксиан бросил на него опасно неприязненный взгляд.
– Что здесь для тебя? – переспросил он холодно. – Ты имеешь наше позволение уйти. – Он снова повернулся к сестре и улыбнулся. – О, Любовь Моя!
– Джаксиан! Что ты такое говоришь!
– Ты Майана! – Он склонился, чтобы снова прижаться своими губами к ее, и рука его переместилась к ее груди.
Ториан издал свой самый угрожающий рык и в два прыжка оказался рядом с ними, приставив свой меч к горлу Джаксиана.
– Это твоя сестра! Отпусти ее немедленно и прикрой срам! Это гнусность – в глазах человеческих и…
Джаксиан отпустил Шалиаль и повернулся к своему укорителю с такой ослепительной яростью, что я похолодел. Он небрежно взял меч и отшвырнул его в сторону. Тот громко лязгнул о стену у него за спиной.
Да, я видел это совершенно отчетливо.
Он взял меч за лезвие голой рукой. Конечно, само по себе это мало что доказывает, ибо оружие могло пролежать среди прочего хлама много столетий, и если бы этот меч был на что-то годен, он бы вообще вряд ли оказался там. Он, должно быть, был почти круглый, как шпага. Нет, меч ничего не доказывает.
Конечно, ему нужно было еще выдернуть меч из руки Ториана. Как проявление физической силы это впечатляло ничуть не меньше, чем уничтожение Фотия. Джаксиан Тарпит явно был невероятно сильным человеком.
Но потом он схватил Ториана за бороду и рывком поставил его на колени. Ториан взвыл и остался в этом положении, исказив залитое кровью лицо в попытке посмотреть на стоявшего над ним человека.
– Девять лет назад в этот же месяц ты принес нам присягу, Ториан Львиногрив из Квилтана! – Слова эхом отдавались от стен.
Ториан всхлипнул.
– Ну? – прорычал Джаксиан.
Шалиаль попятилась, широко раскрыв глаза то ли от удивления, то ли от страха.
– Штах?
– Да, Штах! Так был ты верен этой присяге?
– Я был верен! – вскричал Ториан.
Джаксиан дернул его за бороду с силой, достаточной, чтобы свернуть шею любому другому.
– Нет , не был! О, при Гизате ты держался неплохо! Мы даруем тебе Гизат. Наши чертоги были полны в день битвы при Гизате. Великие подвиги и кровавая битва! Образцы и друзья по имени кричали от восторга и рыдали от гордости, и никто не ликовал сильнее Трумина Доблестного, Сумминама Телобла и Шандиля Розоцвета. «Смотрите! – кричали они. – Видите, сколько крови он проливает и сколько душ посылает Морфиту! Смотрите, как Львиногрив чтит нашу память!» Ты помнишь ? Ториан застонал:
– Мои образцы! Они видели?
– Разумеется, видели! И когда твой отец и твои братья вступили в наши чертоги в тот день и были встречены как герои, они тоже славили тот пир стервятникам, что устроил их родич, могучий Львиногрив! И не было предела их радости.
Ториан беспомощно всхлипывал; слезы стекали у него из глаз по запрокинутому лицу к ушам.
– Но потом! – грохотал Джаксиан. – О, что было потом! Когда Морфит пожалел тебя – что тогда? «Он помнит меня! – кричал Телобл. – И страшна будет месть за нас!» Ты выжил, хоть и высоки были ставки на то, что ты не выживешь. Но затем ты позволил поймать себя и отдать в рабство!
– У меня не было выбора! – вскричал Ториан. – Я был безоружен!
– У тебя был выбор! Ты выбрал жизнь – жизнь раба! Какой воин согласится хотя бы час прожить рабом? Нет, не час, минуту? И ты сказал им, что тебя зовут Ториан!
От брезгливости, прозвучавшей в его голосе, по коже у меня пробежали мурашки.
– Но таковы их обычаи! Это же не наш народ! Они бы… – Ториан осекся и замолчал.
Джаксиан, похоже, рассвирепел еще сильнее.
– Они бы посмеялись над рабом по имени Львиногрив? Еще как посмеялись бы! Для того и изобрели эти имена! И ты мог бы ответить оскорблением на оскорбление и умереть, как подобает воину. Закололи бы тебя мечом или забили до смерти, ты бы умер за свое подлинное имя. Это было хорошее имя, и трое удачно выбрали его тебе тогда, но позже ты сделался недостоин его. Как ты думаешь, что сейчас чувствуют твои друзья по имени, а, Раб? Они не ходят на празднества. Они не говорят о том, какой доблестной была их смерть, и о том, скольких форканцев они убили. Как тени стенают они в стропилах, как совы летают в тумане. И образцы твои понурились и говорят о других наследниках.
Джаксиан отпустил бороду Ториана, и воин рухнул на пол у его ног.
– Ты просил прощения у купцов! – добавил Джаксиан, и опять меня пробрал озноб; мне сделалось дурно от подобного немыслимого проступка, хотя, помнится, в тот момент я вполне одобрил это извинение.
Ториан чуть приподнял лицо.
– Позволь мне уйти. Боже, – прошептал он, – и я умру.
– Поздно! Всех форканцев не хватит, чтобы смыть твой позор. Так слушай наш суд и наше повеление – отныне ты только Ториан, и не Львиногрив больше!
Ториан завыл и ударил лицом об пол.
– Господин мой?
Джаксиан обернулся на этот шепот и просветлел, но даже так лицо его было холодно, как зимнее солнце.
– Любовь моя? Говори!
Шалиаль смотрела на Ториана с сожалением – ведь это он предлагал ей стать ее героем.
– Неужели нет искупления, о Боже? Неужели нет способа ему восстановить свою честь?
Джаксиан нахмурился, и лицо его напомнило мне ночные кошмары или ужасы, что таит морская пучина. Мне хотелось бежать от этого лица, хотя оно хмурилось не на меня, но на всхлипывающего ослушника.
– Есть один. Бывают дороги столь тяжелые, что изменяют всех, кто идет по ним. Тот, кто ступил на такую, никогда не доходит до конца, а тот, кто дошел, никогда не начинал пути. Если этот трус сможет найти такую дорогу и пройти по ней достаточно далеко, он может снова найти свое подлинное имя. Но человек, который будет носить его тогда, будет уже не тем, что лежит здесь.
– Ты подскажешь ему, где искать такую дорогу, Боже? – осторожно спросила Шалиаль.
– Он знает, что от него требуется. Он скорее найдет на этом пути смерть, чем честь, а еще вероятнее – позор, ибо он не всегда распознает честь. А теперь ступай, Беглый Раб. Возьми наши меч и шлем и приготовь их. Жди, пока мы не призовем тебя.
Ториан попятился, так и не вставая с колен, пока не скрылся в люке, захватив с собой закопченный шлем и огромный меч Балора.
Я уже говорил, что то, как Джаксиан отобрал у Ториана меч, ничего не доказывало, но то, как он отобрал у Ториана его имя, потрясло меня. Как мог купец Джаксиан Тарпит знать о Львиногриве и его образцах? Не было ни волшебства, ни угрозы, ни награды, которые заставили бы Ториана пресмыкаться так перед смертным.
Джаксиан снова смотрел на меня, чуть забавляясь, словно знал, в каком смятении я пребываю.
– Ты видел, Меняла Историй?
Я видел, и слышал, и надеялся, что воина подвергли таким мукам не для того, чтобы предостеречь меня. Шалиаль называла брата «Боже»…
Кивнув, я рухнул на колени. Я редко не знаю, что сказать. Шум в голове достиг оглушительной громкости. В полумраке обнаженная пара время от времени, казалось, менялась, то приобретая фактуру выцветшей старой картины, то превращаясь в мозаичное изображение, как на руинах Поллидия. Я уже не был так уверен в том, что это действительно Джаксиан.
Да и Шалиаль тоже. Она чуть отпрянула, когда он обнял ее, и со страхом заглянула ему в лицо.
– Кто ты?
– Мы – Балор. И мы явились во плоти на твой зов, на зов Майаны.
– Но ты мой брат!
И тут он вдруг хихикнул и улыбнулся совершенно земной улыбкой. Мозаика превратилась в жизнь. И голос его снова сделался голосом Джаксиана.
– Да, я твой брат. Сводный брат. Но Балор с Майаной – близнецы, разве не так? – Он хитро улыбнулся. – И разве не они первые из детей Земли открыли радости любви – там, в тамарисковой роще? Жрица не может отвергнуть бога, любовь моя. Разве ты не видишь – вот то решение, что мы искали?
Шалиаль сильно побледнела.
– То, что дозволено богам в Золотой век, не дозволено смертным в наши дни.
– Но дозволено нам. – В голосе его снова появилась сила.
– Ты наденешь доспехи и выйдешь к народу? Ты сыграешь роль Балора?
– МЫ – БАЛОР! – Голос его снова гремел как гром.
Шалиаль зажмурилась на мгновение. Потом повернулась и пошла от нас, остановившись перед возвышавшейся в полумраке фигурой Майаны. И поскольку отлитая из металла богиня отсвечивала серебром в свете факелов, а ее жрица еще не просохла от дождя, они казались двумя одинаковыми изображениями – одно больше, другое поменьше.
Она опустилась на пол и низко поклонилась, но я не слышал, чтобы она молилась. Я не знаю, благодарила ли она богиню, или молча просила простить ее или дать совет. Впрочем, ее общение с богиней было недолгим, ибо я помню, что затаил дыхание на все это время. Когда она встала, она улыбалась. Она медленно подошла к ложу из тамариска. Я с благоговением следил за движениями ее бедер и длинных ног. Она казалась чудом грациозности и чувственной женственности. Мужчины были бы счастливы умереть за одно только чудо, как эта грудь, или за улыбку на таких губах.
Я подумал, что, будь я Джаксианом Тарпитом, я тоже нашел бы способ.
Она села, она подняла свои длинные ноги на ложе, она легла. Ее брат одобрительно смотрел на это.
Я попятился к люку, но эти ужасные темные глаза уставились на меня.
– Ты останешься!
Женщина призывно протягивала к нему руки, но, услышав это, опустила их.
– Господин мой?
Он улыбнулся ей:
– Ты еще не узнала его, Любовь моя? Помнишь тот день, когда мы впервые пошли в храм вдвоем? Через два дня после приезда Джаксиана? Мне кажется, именно в тот день он понял, что влюбился. И в тот день ты поняла, что влюблена. Мы молились тогда семи богам и богиням, благодаря их за счастливое возвращение Джаксиана.
Шалиаль посмотрела на меня, чуть нахмурившись. Я был слишком напуган, чтобы стесняться наготы. Нагота беспокоит смертных, а в Обители Богини творилось этой ночью такое, что и не снилось миру смертных. Я даже камня под коленями не чувствовал. Человек, стоявший надо мной, представлялся мне то Балором, то Джаксианом, то снова Балором. Хор в моей голове сделался еще громче, зал плясал вокруг меня.
– Рош? – прошептала она.
– Бог памяти, – кивнул Балор. – Наш брат. Оставайся, Младший Братец. Ибо вот оно, явление Балора, и в этом нет сомнений. Пусть никто не скажет, что Джаксиан Тарпит был фальшивым богом или что Балор уклонялся от своих прав и обязанностей. Пусть это будет запечатлено.
Его страшный взор приковал меня к полу, и я мог только кивнуть.
И он бросился в ее объятия, а я остался на месте и был наблюдателем, как и велели мне боги.
Я видел сам, как Балор явился в Обитель Богини и возлег с верховной жрицей на ложе из тамариска. Он бросился к ней со страстью, и она приняла его с радостью. Велика была их любовь, и громко кричали они от наслаждения, что испытывали друг от друга.
29. Пришествие Балора
Сгорбившись при свете единственной свечи, Ториан все точил меч Балора на оружейном столе. Должно быть, он занимался этим давно и, как мне вскоре предстояло увидеть, проделал отличную работу.
Я заметил, что он обрезал волосы и укоротил бороду почти до подбородка. Он ссутулился, как старик. Единственное лекарство от позора – страдание, и мне вовсе не хотелось быть тем, кто страдает, так что я не предлагал ему ни сочувствия, ни ободрения. Я только передал, что его ждут наверху. Ториан пошел к лестнице, не посмотрев на меня и не проронив ни слова. Я собрал облачение верховной жрицы и пошел следом.
Звезды за дверью начинали гаснуть. До рассвета оставалось совсем немного.
Шалиаль сияла – все еще слегка раскрасневшаяся и взъерошенная, но счастливая, как любая девственница в день свадьбы. Она очаровательно поблагодарила меня за то, что я принес ее наряд. Я хотел было предложить свою помощь, но подошел Балор с факелом, а я подозревал, что бог войны должен обладать не только очень острым слухом, но и обостренным чувством ревности.
Ториан уже вернулся из дальнего конца зала, согнувшись под тяжестью Фотия. Тело было пугающе бесформенным, но уже начинало коченеть. Ториан бесцеремонно сбросил его в люк, в который сам упал во время поединка, а потом полез следом по лестнице. Балор начал спускаться за ним, а я – за Балором, оставив Шалиаль саму разбираться со своими одеждами.
Когда мы дошли до люка на нижний уровень, Балор сам поднял и убрал с дороги статую и сундуки. При этом казалось, что он ни капельки не напрягался. Я нагнулся, чтобы открыть дверцу, пытаясь придумать, что лучше сказать, если я увижу на лестнице верховного жреца Нагьяка. Впрочем, его там не оказалось.
Ториан не стал спрашивать, свободен ли путь до самого подвала. Возможно, он спросил раньше, а я не слышал. Возможно, ему было все равно. Возможно, он доверял сверхъестественному знанию Джаксиана Тарпита. Впрочем, возможно, он просто был приучен не задавать вопросов, получив приказ.
Как бы то ни было, Ториан и его страшная ноша скрылись на лестнице, ведущей вниз. Я закрыл люк, и Балор с той же легкостью вернул груз на место. Какую силу должен продемонстрировать человек, чтобы ты признал его кем-то большим, чем простой смертный? Силач из труппы Пав Им'пы мог поднять коня – с помощью специальных каната и лебедки, но я видел однажды, как дряхлая, страдающая артритом старушка сорвала с петель дверь конюшни, чтобы спасти внука из огня. Сама по себе сила мало что доказывает.
– Ты поможешь мне с доспехами, Младший Братец? – Он говорил шутливым тоном, но я счел это приказом, не вопросом.
– Конечно, Боже.
Правда, когда мы подошли к скамье, я вдруг понял, что мой спутник снова стал настоящим Джаксианом Тарпитом. Окинув взглядом снаряжение, он почесал в затылке и застонал. Потом ухмыльнулся мне:
– Видишь, боги тоже потеют!
Я неуверенно улыбнулся в ответ, и он рассмеялся.
– Да не бойся ты так! Балор любит тебя, это точно, и я очень, очень тебе благодарен. Мне жаль твоего друга – но тот, кто служит суровому господину, должен ожидать суровой же дисциплины, не так ли? Нет, ты только посмотри на весь этот антиквариат! Как по-твоему, с чего положено начинать?
Как обнаружилось, Джаксиан мог быть поразительно симпатичным человеком. Любовь к нему Шалиаль сразу стала казаться вполне понятной. Пока я одевал его в нижнее платье, он сыпал шуточками, поддразнивал меня, называя мою роль свидетеля вуайеризмом, – в общем, старался отвлечь меня, чтобы я расслабился немного. Скоро я успокоился настолько, что позволил себе задать вопрос:
– А что с лестницей, Боже?
Он удивленно огляделся по сторонам.
– Какой лестницей? Ах да, стремянкой! Нет никакой стремянки. Хотя по пути сюда мы видели несколько штук. Разве ты не заметил? – Он махнул рукой куда-то в сторону восточной галереи.
– Значит, иногда ими все же пользуются?
– Похоже на то. Иначе с чего бы им здесь быть. Но у меня не было никакой стремянки. Само собой, вчера я чувствовал себя ужасно. Давай-ка сюда наголенники. Я все думал об этом Грамиане Фотии. Я пытался поверить в то, что отец настоял на гарантиях и что заговор не пойдет так далеко, как вы боялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я неуверенно кивнул и промямлил: «Да… господин».
Что-то в моем ответе позабавило его еще больше. Он вскинул кустистую бровь, но промолчал. Потом посмотрел на Ториана, и его лицо потемнело. Никто так и не проронил ни слова.
Я тоже посмотрел на Ториана, и на его замешательство, право же, стоило посмотреть. Я рад был бы описать его, но мне не хватает слов. Как и у меня, этот незнакомый Джаксиан не укладывался у него в голове. Куда делся тот жалкий трус, который отказался помочь в спасении собственной сестры? Даже надменный богач, которого мы видели пару раз, не шел ни в какое сравнение с этим. Новый Джаксиан, казалось, готов был взять храм приступом в одиночку, убив любого жреца, который окажется у него на пути. Даже достоинство, с каким он держал свои богатырские плечи, делало его еще больше, чем прежде. Просто чудо, что делает с человеком немного удачи, промелькнула у меня слабая мысль.
Шалиаль тоже казалась удивленной, но более всего гордой. Она встретилась со мной взглядом и счастливо улыбнулась. Тут до нас обоих дошло, что она совершенно раздета. Она покраснела, и я поспешно отвернулся.
– Я поищу вам чего-нибудь накинуть, госпожа, – предложил я.
– В этом нет никакой необходимости. – Абсолютная категоричность, прозвучавшая в зычном голосе Джаксиана, остановила бы даже разъяренного быка, а я и подавно застыл как окаменевший. – Можешь сам снять свою повязку, если хочешь. В этом нет ничего зазорного.
Моя набедренная повязка промокла насквозь, так что носить ее было довольно-таки противно, но я колебался. Джаксиан расстегнул булавку, и его собственное мокрое одеяние упало на каменный пол. Я последовал его примеру.
Таким образом, единственным одетым в помещении остался Ториан.
– Что здесь происходит? – крикнул он. Действительно, это был неплохой вопрос. С каждой минутой мир становился все менее реальным.
И снова Джаксиан бросил на него опасно неприязненный взгляд.
– Что здесь для тебя? – переспросил он холодно. – Ты имеешь наше позволение уйти. – Он снова повернулся к сестре и улыбнулся. – О, Любовь Моя!
– Джаксиан! Что ты такое говоришь!
– Ты Майана! – Он склонился, чтобы снова прижаться своими губами к ее, и рука его переместилась к ее груди.
Ториан издал свой самый угрожающий рык и в два прыжка оказался рядом с ними, приставив свой меч к горлу Джаксиана.
– Это твоя сестра! Отпусти ее немедленно и прикрой срам! Это гнусность – в глазах человеческих и…
Джаксиан отпустил Шалиаль и повернулся к своему укорителю с такой ослепительной яростью, что я похолодел. Он небрежно взял меч и отшвырнул его в сторону. Тот громко лязгнул о стену у него за спиной.
Да, я видел это совершенно отчетливо.
Он взял меч за лезвие голой рукой. Конечно, само по себе это мало что доказывает, ибо оружие могло пролежать среди прочего хлама много столетий, и если бы этот меч был на что-то годен, он бы вообще вряд ли оказался там. Он, должно быть, был почти круглый, как шпага. Нет, меч ничего не доказывает.
Конечно, ему нужно было еще выдернуть меч из руки Ториана. Как проявление физической силы это впечатляло ничуть не меньше, чем уничтожение Фотия. Джаксиан Тарпит явно был невероятно сильным человеком.
Но потом он схватил Ториана за бороду и рывком поставил его на колени. Ториан взвыл и остался в этом положении, исказив залитое кровью лицо в попытке посмотреть на стоявшего над ним человека.
– Девять лет назад в этот же месяц ты принес нам присягу, Ториан Львиногрив из Квилтана! – Слова эхом отдавались от стен.
Ториан всхлипнул.
– Ну? – прорычал Джаксиан.
Шалиаль попятилась, широко раскрыв глаза то ли от удивления, то ли от страха.
– Штах?
– Да, Штах! Так был ты верен этой присяге?
– Я был верен! – вскричал Ториан.
Джаксиан дернул его за бороду с силой, достаточной, чтобы свернуть шею любому другому.
– Нет , не был! О, при Гизате ты держался неплохо! Мы даруем тебе Гизат. Наши чертоги были полны в день битвы при Гизате. Великие подвиги и кровавая битва! Образцы и друзья по имени кричали от восторга и рыдали от гордости, и никто не ликовал сильнее Трумина Доблестного, Сумминама Телобла и Шандиля Розоцвета. «Смотрите! – кричали они. – Видите, сколько крови он проливает и сколько душ посылает Морфиту! Смотрите, как Львиногрив чтит нашу память!» Ты помнишь ? Ториан застонал:
– Мои образцы! Они видели?
– Разумеется, видели! И когда твой отец и твои братья вступили в наши чертоги в тот день и были встречены как герои, они тоже славили тот пир стервятникам, что устроил их родич, могучий Львиногрив! И не было предела их радости.
Ториан беспомощно всхлипывал; слезы стекали у него из глаз по запрокинутому лицу к ушам.
– Но потом! – грохотал Джаксиан. – О, что было потом! Когда Морфит пожалел тебя – что тогда? «Он помнит меня! – кричал Телобл. – И страшна будет месть за нас!» Ты выжил, хоть и высоки были ставки на то, что ты не выживешь. Но затем ты позволил поймать себя и отдать в рабство!
– У меня не было выбора! – вскричал Ториан. – Я был безоружен!
– У тебя был выбор! Ты выбрал жизнь – жизнь раба! Какой воин согласится хотя бы час прожить рабом? Нет, не час, минуту? И ты сказал им, что тебя зовут Ториан!
От брезгливости, прозвучавшей в его голосе, по коже у меня пробежали мурашки.
– Но таковы их обычаи! Это же не наш народ! Они бы… – Ториан осекся и замолчал.
Джаксиан, похоже, рассвирепел еще сильнее.
– Они бы посмеялись над рабом по имени Львиногрив? Еще как посмеялись бы! Для того и изобрели эти имена! И ты мог бы ответить оскорблением на оскорбление и умереть, как подобает воину. Закололи бы тебя мечом или забили до смерти, ты бы умер за свое подлинное имя. Это было хорошее имя, и трое удачно выбрали его тебе тогда, но позже ты сделался недостоин его. Как ты думаешь, что сейчас чувствуют твои друзья по имени, а, Раб? Они не ходят на празднества. Они не говорят о том, какой доблестной была их смерть, и о том, скольких форканцев они убили. Как тени стенают они в стропилах, как совы летают в тумане. И образцы твои понурились и говорят о других наследниках.
Джаксиан отпустил бороду Ториана, и воин рухнул на пол у его ног.
– Ты просил прощения у купцов! – добавил Джаксиан, и опять меня пробрал озноб; мне сделалось дурно от подобного немыслимого проступка, хотя, помнится, в тот момент я вполне одобрил это извинение.
Ториан чуть приподнял лицо.
– Позволь мне уйти. Боже, – прошептал он, – и я умру.
– Поздно! Всех форканцев не хватит, чтобы смыть твой позор. Так слушай наш суд и наше повеление – отныне ты только Ториан, и не Львиногрив больше!
Ториан завыл и ударил лицом об пол.
– Господин мой?
Джаксиан обернулся на этот шепот и просветлел, но даже так лицо его было холодно, как зимнее солнце.
– Любовь моя? Говори!
Шалиаль смотрела на Ториана с сожалением – ведь это он предлагал ей стать ее героем.
– Неужели нет искупления, о Боже? Неужели нет способа ему восстановить свою честь?
Джаксиан нахмурился, и лицо его напомнило мне ночные кошмары или ужасы, что таит морская пучина. Мне хотелось бежать от этого лица, хотя оно хмурилось не на меня, но на всхлипывающего ослушника.
– Есть один. Бывают дороги столь тяжелые, что изменяют всех, кто идет по ним. Тот, кто ступил на такую, никогда не доходит до конца, а тот, кто дошел, никогда не начинал пути. Если этот трус сможет найти такую дорогу и пройти по ней достаточно далеко, он может снова найти свое подлинное имя. Но человек, который будет носить его тогда, будет уже не тем, что лежит здесь.
– Ты подскажешь ему, где искать такую дорогу, Боже? – осторожно спросила Шалиаль.
– Он знает, что от него требуется. Он скорее найдет на этом пути смерть, чем честь, а еще вероятнее – позор, ибо он не всегда распознает честь. А теперь ступай, Беглый Раб. Возьми наши меч и шлем и приготовь их. Жди, пока мы не призовем тебя.
Ториан попятился, так и не вставая с колен, пока не скрылся в люке, захватив с собой закопченный шлем и огромный меч Балора.
Я уже говорил, что то, как Джаксиан отобрал у Ториана меч, ничего не доказывало, но то, как он отобрал у Ториана его имя, потрясло меня. Как мог купец Джаксиан Тарпит знать о Львиногриве и его образцах? Не было ни волшебства, ни угрозы, ни награды, которые заставили бы Ториана пресмыкаться так перед смертным.
Джаксиан снова смотрел на меня, чуть забавляясь, словно знал, в каком смятении я пребываю.
– Ты видел, Меняла Историй?
Я видел, и слышал, и надеялся, что воина подвергли таким мукам не для того, чтобы предостеречь меня. Шалиаль называла брата «Боже»…
Кивнув, я рухнул на колени. Я редко не знаю, что сказать. Шум в голове достиг оглушительной громкости. В полумраке обнаженная пара время от времени, казалось, менялась, то приобретая фактуру выцветшей старой картины, то превращаясь в мозаичное изображение, как на руинах Поллидия. Я уже не был так уверен в том, что это действительно Джаксиан.
Да и Шалиаль тоже. Она чуть отпрянула, когда он обнял ее, и со страхом заглянула ему в лицо.
– Кто ты?
– Мы – Балор. И мы явились во плоти на твой зов, на зов Майаны.
– Но ты мой брат!
И тут он вдруг хихикнул и улыбнулся совершенно земной улыбкой. Мозаика превратилась в жизнь. И голос его снова сделался голосом Джаксиана.
– Да, я твой брат. Сводный брат. Но Балор с Майаной – близнецы, разве не так? – Он хитро улыбнулся. – И разве не они первые из детей Земли открыли радости любви – там, в тамарисковой роще? Жрица не может отвергнуть бога, любовь моя. Разве ты не видишь – вот то решение, что мы искали?
Шалиаль сильно побледнела.
– То, что дозволено богам в Золотой век, не дозволено смертным в наши дни.
– Но дозволено нам. – В голосе его снова появилась сила.
– Ты наденешь доспехи и выйдешь к народу? Ты сыграешь роль Балора?
– МЫ – БАЛОР! – Голос его снова гремел как гром.
Шалиаль зажмурилась на мгновение. Потом повернулась и пошла от нас, остановившись перед возвышавшейся в полумраке фигурой Майаны. И поскольку отлитая из металла богиня отсвечивала серебром в свете факелов, а ее жрица еще не просохла от дождя, они казались двумя одинаковыми изображениями – одно больше, другое поменьше.
Она опустилась на пол и низко поклонилась, но я не слышал, чтобы она молилась. Я не знаю, благодарила ли она богиню, или молча просила простить ее или дать совет. Впрочем, ее общение с богиней было недолгим, ибо я помню, что затаил дыхание на все это время. Когда она встала, она улыбалась. Она медленно подошла к ложу из тамариска. Я с благоговением следил за движениями ее бедер и длинных ног. Она казалась чудом грациозности и чувственной женственности. Мужчины были бы счастливы умереть за одно только чудо, как эта грудь, или за улыбку на таких губах.
Я подумал, что, будь я Джаксианом Тарпитом, я тоже нашел бы способ.
Она села, она подняла свои длинные ноги на ложе, она легла. Ее брат одобрительно смотрел на это.
Я попятился к люку, но эти ужасные темные глаза уставились на меня.
– Ты останешься!
Женщина призывно протягивала к нему руки, но, услышав это, опустила их.
– Господин мой?
Он улыбнулся ей:
– Ты еще не узнала его, Любовь моя? Помнишь тот день, когда мы впервые пошли в храм вдвоем? Через два дня после приезда Джаксиана? Мне кажется, именно в тот день он понял, что влюбился. И в тот день ты поняла, что влюблена. Мы молились тогда семи богам и богиням, благодаря их за счастливое возвращение Джаксиана.
Шалиаль посмотрела на меня, чуть нахмурившись. Я был слишком напуган, чтобы стесняться наготы. Нагота беспокоит смертных, а в Обители Богини творилось этой ночью такое, что и не снилось миру смертных. Я даже камня под коленями не чувствовал. Человек, стоявший надо мной, представлялся мне то Балором, то Джаксианом, то снова Балором. Хор в моей голове сделался еще громче, зал плясал вокруг меня.
– Рош? – прошептала она.
– Бог памяти, – кивнул Балор. – Наш брат. Оставайся, Младший Братец. Ибо вот оно, явление Балора, и в этом нет сомнений. Пусть никто не скажет, что Джаксиан Тарпит был фальшивым богом или что Балор уклонялся от своих прав и обязанностей. Пусть это будет запечатлено.
Его страшный взор приковал меня к полу, и я мог только кивнуть.
И он бросился в ее объятия, а я остался на месте и был наблюдателем, как и велели мне боги.
Я видел сам, как Балор явился в Обитель Богини и возлег с верховной жрицей на ложе из тамариска. Он бросился к ней со страстью, и она приняла его с радостью. Велика была их любовь, и громко кричали они от наслаждения, что испытывали друг от друга.
29. Пришествие Балора
Сгорбившись при свете единственной свечи, Ториан все точил меч Балора на оружейном столе. Должно быть, он занимался этим давно и, как мне вскоре предстояло увидеть, проделал отличную работу.
Я заметил, что он обрезал волосы и укоротил бороду почти до подбородка. Он ссутулился, как старик. Единственное лекарство от позора – страдание, и мне вовсе не хотелось быть тем, кто страдает, так что я не предлагал ему ни сочувствия, ни ободрения. Я только передал, что его ждут наверху. Ториан пошел к лестнице, не посмотрев на меня и не проронив ни слова. Я собрал облачение верховной жрицы и пошел следом.
Звезды за дверью начинали гаснуть. До рассвета оставалось совсем немного.
Шалиаль сияла – все еще слегка раскрасневшаяся и взъерошенная, но счастливая, как любая девственница в день свадьбы. Она очаровательно поблагодарила меня за то, что я принес ее наряд. Я хотел было предложить свою помощь, но подошел Балор с факелом, а я подозревал, что бог войны должен обладать не только очень острым слухом, но и обостренным чувством ревности.
Ториан уже вернулся из дальнего конца зала, согнувшись под тяжестью Фотия. Тело было пугающе бесформенным, но уже начинало коченеть. Ториан бесцеремонно сбросил его в люк, в который сам упал во время поединка, а потом полез следом по лестнице. Балор начал спускаться за ним, а я – за Балором, оставив Шалиаль саму разбираться со своими одеждами.
Когда мы дошли до люка на нижний уровень, Балор сам поднял и убрал с дороги статую и сундуки. При этом казалось, что он ни капельки не напрягался. Я нагнулся, чтобы открыть дверцу, пытаясь придумать, что лучше сказать, если я увижу на лестнице верховного жреца Нагьяка. Впрочем, его там не оказалось.
Ториан не стал спрашивать, свободен ли путь до самого подвала. Возможно, он спросил раньше, а я не слышал. Возможно, ему было все равно. Возможно, он доверял сверхъестественному знанию Джаксиана Тарпита. Впрочем, возможно, он просто был приучен не задавать вопросов, получив приказ.
Как бы то ни было, Ториан и его страшная ноша скрылись на лестнице, ведущей вниз. Я закрыл люк, и Балор с той же легкостью вернул груз на место. Какую силу должен продемонстрировать человек, чтобы ты признал его кем-то большим, чем простой смертный? Силач из труппы Пав Им'пы мог поднять коня – с помощью специальных каната и лебедки, но я видел однажды, как дряхлая, страдающая артритом старушка сорвала с петель дверь конюшни, чтобы спасти внука из огня. Сама по себе сила мало что доказывает.
– Ты поможешь мне с доспехами, Младший Братец? – Он говорил шутливым тоном, но я счел это приказом, не вопросом.
– Конечно, Боже.
Правда, когда мы подошли к скамье, я вдруг понял, что мой спутник снова стал настоящим Джаксианом Тарпитом. Окинув взглядом снаряжение, он почесал в затылке и застонал. Потом ухмыльнулся мне:
– Видишь, боги тоже потеют!
Я неуверенно улыбнулся в ответ, и он рассмеялся.
– Да не бойся ты так! Балор любит тебя, это точно, и я очень, очень тебе благодарен. Мне жаль твоего друга – но тот, кто служит суровому господину, должен ожидать суровой же дисциплины, не так ли? Нет, ты только посмотри на весь этот антиквариат! Как по-твоему, с чего положено начинать?
Как обнаружилось, Джаксиан мог быть поразительно симпатичным человеком. Любовь к нему Шалиаль сразу стала казаться вполне понятной. Пока я одевал его в нижнее платье, он сыпал шуточками, поддразнивал меня, называя мою роль свидетеля вуайеризмом, – в общем, старался отвлечь меня, чтобы я расслабился немного. Скоро я успокоился настолько, что позволил себе задать вопрос:
– А что с лестницей, Боже?
Он удивленно огляделся по сторонам.
– Какой лестницей? Ах да, стремянкой! Нет никакой стремянки. Хотя по пути сюда мы видели несколько штук. Разве ты не заметил? – Он махнул рукой куда-то в сторону восточной галереи.
– Значит, иногда ими все же пользуются?
– Похоже на то. Иначе с чего бы им здесь быть. Но у меня не было никакой стремянки. Само собой, вчера я чувствовал себя ужасно. Давай-ка сюда наголенники. Я все думал об этом Грамиане Фотии. Я пытался поверить в то, что отец настоял на гарантиях и что заговор не пойдет так далеко, как вы боялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32