А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но Али… Разве может майор отказать в просьбе Али Хорава? Али пробудет в море до утра, а утром он принесет нашему повару лучшую часть улова. Это уж как пить дать! На заставе знают: если уж Али Хорава вышел в море – жди наутро уху и жареную рыбу! И потому сейчас Пархоменко и Луговой, наблюдая за приготовлениями бригады Хорава, молят бога о том, чтобы скорее собрался в поход старый рыбак Али Хорава…
– Добрый вечер, Автандил Джакели!
– Вечер добрый, уважаемый Али!
– Узнал я, ты свободен сегодня.
– Свободен, уважаемый Али.
– А послезавтра кончаешь срок службы, едешь домой.
– Еду, уважаемый Али.
– Рад?
– Еще бы.
Али уселся на край пирса, свесил вниз ноги, не спеша достал кисет, набил трубку, закурил.
– Пошла саргана.
– Видел, уважаемый Али. Утром видел, играла рыба.
– Сегодня ночью выхожу в море.
– С бригадой?
– Нет, с бригадой пока рано, рыба еще далеко.
– Один?
– Почему один? Ты пойдешь со мной.
– Я? Как я?
– Так сказал Чхартишвили.
– Он сам назвал меня?
– Нет, тебя назвал я, он разрешил.
– А… Почему именно я, уважаемый Али?
– Ты нравишься мне… Хочу поучить тебя своему ремеслу… К двенадцати часам будь готов… До свидания!
– Спасибо, уважаемый Али!
Али Хорава выбил трубку, медленно спустился по бетонным ступенькам и зашагал вдоль берега.
Мы плывем по светлой полосе, проложенной лучом прожектора на море. Я сижу на корме, у мотора, Али Хорава – на носу, спиной ко мне. Море чуть колышется, и брызги воды приятно освежают мне лицо. Рыба играет в свете прожектора. Иногда подпрыгивает высоко, серебром мелькает в воздухе и тотчас же со шлепком падает в воду.
По знаку Али Хорава я выключил мотор. Лодка по инерции проплыла несколько метров, потом остановилась и мерно заколыхалась. Луч прожектора переместился куда-то вглубь. Али Хорава развернул сверток, разложил на дне лодки жареную ставриду, мчади, бутылку водки.
– Подкрепимся, – предложил он.
– Может, после, уважаемый Али? Половим пока… – сказал я.
– Ловить еще рано, – ответил он, – рыба пойдет к рассвету…
Он наполнил водкой крохотный рог, молча выпил и налил мне, потом закусил хвостом ставриды.
Я выпил так же молча и тоже закусил ставридой.
– Значит, уходишь из армии? – спросил он.
– Ухожу, уважаемый Али!
– Рад, говоришь?
– Рад, конечно… Но, с другой стороны, жаль расставаться…
– С кем это тебе расставаться жаль?
– Да так… Вообще… Привык я здесь ко всему. Трудно будет забыть…
– Что забыть?
Как вам ответить, Али Хорава?.. Разве сможет Автандил Джакели забыть бессонные ночи и веселые дни, проведенные здесь за эти два года? Сможет ли забыть Щербину, Пархоменко, Чхартишвили? Или ту красивую девушку – учительскую жену Мевнунэ? Или дом на чужой стороне, сгоревший в ту страшную ночь? Или его самого – доброго, мудрого старика Али Хорава? Или… Феридэ?.. Как вам объяснить все это, уважаемый Али? Да и зачем вам знать об этом?..
– Вообще – все… Два года не так просто забыть, – повторил я.
– А сколько тебе лет, сынок? – спросил он.
– Скоро двадцать.
– Двадцать лет – это немало! – сказал он и стал набивать трубку. – Но ты мне не ответил: с чем тебе жаль расстаться?
Али Хорава поднял голову и пристально взглянул на меня. Освещенное луной его худое, изрезанное глубокими бороздами лицо напоминало каменное изваяние. В глазах старика угадывалась какая-то невысказанная мысль. Меня пронзило подозрение.
– Уважаемый Али, – начал я осторожно, – вы что-то не договариваете… Скажите мне прямо…
Он, видно, не ожидал такого вопроса и поэтому смутился Чтобы скрыть смущение, он начал раскуривать трубку. Потом тихо произнес:
– Я жду, что ты сам мне скажешь все… Давно жду!
– Чего вы ждете, уважаемый Али? – вырвалось у меня.
– Эта девушка – несчастная девушка… – сказал Али, и голос его задрожал. Я похолодел.
– Уважаемый Али, вы могли сказать мне об этом дома… Зачем вы взяли меня в море?
– Море – мой дом, Автандил Джакели… Море чисто, как ничто другое на свете. Море не терпит пыли, грязи, мусора… Оно очищает душу и тело людей и выбрасывает грязь на берег. Гляди! – Али Хорава зачерпнул рукой воду и рассеял ее в воздухе. Фосфоресцирующие брызги светлячками засияли в темноте. – То, что я тебе скажу, – это правда, как само море. И от тебя я должен услышать только правду!
– Хорошо, уважаемый Али, я скажу вам все… Я пришел в дом Феридэ и ушел оттуда чистым, как море!
– Селу об этом неизвестно. Село не видело, что ты делал в том доме…
– Клянусь вам, уважаемый Али! Матерью клянусь!
– Феридэ – честь нашего села, дочь нашего села. Тот, кто снимет с нее траурное платье, должен стать совестью и сыном нашего села.
– Я люблю Феридэ больше жизни!
– Когда ты успел, сынок, столько прожить и так полюбить? – Дядя Али… Уважаемый Али… – У меня пропал голос, одеревенел язык. Я зачерпнул горсть воды и выпил. Соленая вода обожгла горло.
– У тебя, сынок, вся жизнь впереди, а Феридэ уже прожила полжизни… Ты еще ребенок, а Феридэ уже вдова… Феридэ нужен сильный и верный покровитель, ты же сам пока нужда ешься в покровительстве… Феридэ может спасти настоящая любовь, тебе же любовь представляется в виде красивой женщины… Феридэ – женщина простая, деревенская, и с тобой в городе она никогда не будет счастливой… Я знаю, ты – чистый, честный парень, но ты слишком молод. Ты еще не испытал бури в море, и море еще не просило у тебя души. Ты еще не попадал в пасть к киту и не возвращался невредимым из его чрева… Я прошу тебя, перебори свой двадцать лет, одолей свою страсть и возвращайся домой с миром! Так будет лучше, сынок, поверь мне! Все на свете имеет пару, и человек должен искать себе пару!.. Посмотри на небо: день и ночь Яуна гоняется за Землей, а она, матушка наша Земля, каждое утро ждет не дождется восхода Солнца… Так-то, сынок! Али Хорава умолк.
– Дядя Али, дорогой, уважаемый Али, – начал я, стараясь не расплакаться, – Феридэ для меня все! Я люблю ее так сильно, как только можно любить человека! Большей и лучшей любви я не представляю… Если я потеряю Феридэ… Не делайте этого, уважаемый Али, не губите меня, не мешайте моему счастью!..
Я зарылся головой в колени и разрыдался. Долго плакал я. Потом почувствовал прикосновение сильной руки Али Хорава. Старик ласкал меня, как ласкают потерявшегося на улице, плачущего ребенка.
– Нет, сынок, нет. Ни в чем я твоему счастью не мешаю и губить тебя, видит бог, не собираюсь… Просто опытный я человек и погоду угадываю неплохо, и я хочу предостеречь тебя, Автандил Джакели: быть завтра на море буре, выйдет вода из берегов, и как бы не утонул ты, сынок!.. Вот и все. А теперь вытри слезы, солдат!.. Ну-ка, заводи свой мотор! Впервые в жизни возвращаюсь с моря без рыбы!.. Давай, сынок, не мешкай, через час начнется шторм!..
Али Хорава, ты мудрый и опытный человек! Ты угадал: завтра на море поднимется буря, закипит море, вырвется вода из берегов. Но Автандил Джакели не утонет! Пусть море просит душу у Автандила Джакели – он не отдаст ее! И в пасть к киту не попадет Автандил Джакели! Лодка Автандила Джакели плывет к берегу.
Автандил Джакели благодарен тебе, Али Хорава!
Пархоменко и Луговой спали мертвецким сном. Я прилег, не раздеваясь, на койку. В висках стучала кровь, в ушах звенело. Я закрыл глаза, и тотчас же передо мной возникла вереница знакомых образов. Они приближались, удалялись, смешивались. Потом на миг видение исчезло, и вдруг завертелась, закружилась знакомая карусель, только вместо фарфоровых слонов сейчас все, и я в том числе, сидели в лодках. Бушующее море подбрасывало нас на страшную высоту, лодки исчезали в пенящихся волнах, вновь появлялись, вновь взлетали на гребне огромных волн и так без конца…
Мать… Отец… Або… Дед… Дядя Ванечка… Дадуна… Феридэ… Щербина… Мевнунэ… Они поднимались высоко, до звезд, потом, сорвавшись, метеоритами падали вниз и исчезали в морской пучине. И вот на огромной волне осталась лишь моя лодка… Волна подбросила ее высоко, так высоко, что меня обдало теплом мерцающих звезд. Я протянул руки, желая схватить хоть одну из них, и тут лодка провалилась подо мной, и я остался один в небе с протянутыми к звездам руками… Объятый ужасом, я зажмурился, и долго потом ветер носил меня на своих крыльях в одной бездонной пустоте от одной звезды к другой, и везде нас встречали безмолвие и холод погасших жизней, а ветер все носился в поисках звезды, которой он мог бы доверить мою жизнь и мою судьбу…
Феридэ стояла в саду и осторожно перекладывала мандарины из подола в большую плетеную корзину. Я подошел к ней и, не здороваясь, присел рядом с корзиной на землю. Покончив с делом, она отряхнула платье и села. Теперь между нами была полная мандаринов корзина. Феридэ начала очищать мандарины.
– Я ухожу сегодня в полдень, – сказал я. Она не ответила.
– Вчера ночью Али Хорава взял меня в море.
– Пошла саргана, – проговорила она.
– Да, пошла саргана, только он вышел в море не за рыбой. Феридэ насторожилась. Я молчал.
– Что же ему понадобилось? – не выдержала она.
– Али Хорава – умный человек. Он знает все. – Я умолк. Пальцы Феридэ нервно мяли и разрывали мандариновую кожуру.
– Али Хорава сказал, – продолжал я, – что Феридэ – совесть села и дочь села, что я еще слишком молод для того, чтобы любить Феридэ, что я должен перебороть себя и уехать отсюда без Феридэ…
Покончив с мандарином, Феридэ подняла с земли и начала ощипывать обломок ветки. Молчание длилось несколько минут.
– Али Хорава был и у меня, – заговорила наконец Феридэ.
– Чего он хотел? – спросил я, чувствуя, как сердце подступает к горлу и начинает шуметь в висках.
– Али Хорава хочет, чтобы Феридэ была счастлива. Он знает, что ты хороший парень, что ты сирота, что ты очень еще молод, и он боится, что тебе не осилить мою любовь…
– А ты? Ты тоже боишься? – спросил я, замерев в ожидании ответа.
– Да. Боюсь. – произнесла Феридэ после долгого молчания. Я облизнул пересохшие губы, машинально потянулся к неочищенному мандарину. Кисловатый сок возвратил мне дар речи.
– Почему, Феридэ?
– Не знаю, Авто…
– Что еще сказал Али Хорава?
– «Если ты любишь этого парня, если ты уверена, что он не может жить без тебя, – заклинаю тебя богом, иди с ним, будь ему добрым другом и хранителем». Вот что сказал Али Хорава…
– Что же ты? Что ты ответила? – Голос мой задрожал.
– Я? Я ответила… – Феридэ заломила руки, взглянула на меня полными слез глазами. – Уходи, Автандил Джакели, иди своей дорогой. Не мучай меня…
– Феридэ! Я не знаю, что ты и Али Хорава называете настоящей любовью… Я знаю одно: никого, никогда я не любил и не полюблю сильнее тебя… И жить без тебя я не могу!
– Слушай, парень, что тебе от меня нужно? Пожалей меня! Вот уже год нет мне покоя и сна!.. Или ты хочешь, чтоб я спалила все и бросилась в море? Сжалься надо мной!.. Уходи!..
– Если ты меня не любишь – скажи об этом сама! Другим я не поверю! Скажи мне сама – «Авто, я не люблю тебя!» – и я уйду… Сейчас же уйду!..
– Уходи, Авто… Если ты любишь меня – уходи…
Я встал и без слов направился к воротам. Выйдя на дорогу, я оглянулся в последний раз: Феридэ сидела на том же месте, зарывшись головой в колени. Плечи ее вздрагивали…
У нас на заставе – неписаный закон: в честь каждого увольняющегося устраивать торжественный обед. Разумеется, так было и в день моего ухода. На кухне приготовили отменный обед, сварили винный кисель. Меня, наряженного в парадную форму, усадили за офицерский стол. Было произнесено три тоста: за наши Вооруженные Силы, за нашу заставу и за меня. В ответном слове я торжественно поклялся быть до конца верным присяге и по первому же зову Родины стать бок о бок со своими боевыми друзьями на защиту границы. Потом я попрощался с ребятами и получил по пинку от каждого.
Настал черед офицеров. Королев и Павлов, улыбаясь, крепко пожали мне руку. Наконец я подошел к Чхартишвили.
– Уходишь, бичо? – спросил он и потрепал меня по щеке.
– Ухожу, товарищ майор!
– Что ж, иди. Удерживать не стану, да и не удержишь тебя… Ну, давай попрощаемся! – Он обнял меня за плечи, расцеловал. – Будь счастлив, мой мальчик!
– Спасибо, товарищ майор!
– Зубов! – крикнул Чхартишвили, направляясь к канцелярии. – Выводите «виллис»!
– Товарищ майор! – догнал я Чхартишвили.
– Что тебе, Джакели?
– Разрешите обратиться!
– Ну, ну, в чем дело?
– Просьба у меня к вам…
– Выкладывай!
– Отдайте мне Мерабчика!
– Кого?
– Мерабчика, медвежонка нашего!
– Как это – отдать?
– Разрешите взять его с собой!
– Куда, Джакели, домой?
– Товарищ майор, скоро зима, я знаю, Зудов велит зарезать его к Новому году… А я возьму медвежонка, сдам в Батумский зоопарк… Прошу вас, товарищ майор!..
Чхартишвили задумался.
– В зоопарк, говоришь?
– Так точно!
Майор помолчал. Потом крикнул:
– Горохов! Позовите сюда Горохова!.. Через минуту прибежал наш повар.
– Горохов, сдайте медведя Джакели! Он отвезет его в зоопарк.
– Товарищ майор! – взмолился Горохов. – Да я же его… специально откармливал… Как же так?
– Выполняйте приказ! Горохов поплелся к кухне.
Мерабчика с трудом впихнули в машину. По обеим сторонам, на заднем сиденье, заняли места Пархоменко и Луговой. Я, как герой дня, важно уселся рядом с водителем.
«Виллис» медленно тронулся, миновал ворота и, выйдя на шоссе, ускорил ход. Мерабчик тихо урчал и иногда лизал мне голову.
– Слышь, Джакели, ты перемени-ка фамилию! Назовись Запашным, или Дуровым, или еще – ну как его, который с медведями?..– ухмылялся Луговой.
– Авто, не будь дураком, не вздумай сдавать его в зоопарк! – предупредил Пархоменко.
– Куда же я его дену?
– Как куда? Ведь я знаю: не видать тебе института, как собственных ушей! Купи красивый бубен и води медведя по тбилисским улицам! Разбогатеешь!
Подъехали к шлагбауму.
– Стоп, хлопцы! Теперь поворачивайте кругом!
Ребята сошли с машины. Еле-еле стащили заупрямившегося Мерабчика.
– Ну, прощай, Джако!
– Прощайте, ребята!
– Не забывай нас!
– Чего вы ревете, я же еще не умер?
– Пиши письма!
– Напишу!
– А ну, поворачивайся теперь!
– Только ты не бей, Пархоменко! Убьешь!
– Убить тебя мало!.. Уходишь, негодяй, от нас!
– Ладно, ребята… Прощайте!
– Будь здоров, Джако!
– Э, да хватит тебе! На, возьми платок!.. Да уходите же, черти!
– Прощай!
– Прощайте!
Пархоменко и Луговой сели в машину. «Виллис» заурчал, зафыркал, окутал меня дымом, вдруг рванулся с места.
Мерабчик отряхнулся, облизнулся, потянул носом воздух и, повернувшись лицом к селу, не спеша побрел по дороге, волоча за собой цепь.
– Куда, дурачок? – Я догнал медвежонка и схватил цепь. Мерабчик недовольно заворчал, уселся на задние лапы и стал грызть цепь.
– Вставай, вставай, глупыш! Медвежонок и ухом не повел.
Тогда я достал из кармана кусок сахара и показал медвежонку. Мерабчик покрутил мордой, вытянул шею и требовательно забил лапами. Я стал медленно пятиться назад. Мерабчик встал и пошел за мной.
– Что, жулик, без взятки не желаешь идти? На, жри! Медвежонок поймал на лету кусок сахара и с наслаждением проглотил его.
– Теперь пошли!
Мерабчик послушно зашагал рядом со мной.
Долго шли мы по шоссе. Мерабчик время от времени искательно поглядывал на меня, выпрашивая сахар. Подошли к роднику. Я с удовольствием освежился холодной водой, медвежонок жадно припал к роднику. Потом он улегся рядом со мной и стал тыкаться в руки своей мокрой мордой, требуя угощения. Я положил ему в рот кусок сахара. Мерабчик схватил руку и осторожно сжал ее зубами – по-своему поблагодарил меня. Немного погодя он опять взглянул на меня:
– Есть еще сахар?
– Есть, дурачок, есть, смотри, вот полный карман! Все для тебя, успокойся!.. А ты знаешь, куда я тебя веду?
Мерабчика это не интересовало.
– В зоопарк, вот куда! Знаешь, что такое зоопарк? Мерабчик не знал.
– Не знаешь – скоро узнаешь… Посадят тебя в клетку, будут кормить, поить, ухаживать… По воскресеньям придут к тебе гости – дети с родителями… Будут прыгать, веселиться вокруг твоей клетки, конфетами угощать. Смотри, не ошибись – иногда они вместо конфет подсовывают камень в красивой обертке! Не обижайся. В детстве я тоже обманывал зверей… Соскучишься, конечно, да ничего не поделаешь, брат… Может, приведут к тебе второго Мерабчика – тогда будет веселее… Хочешь в зоопарк?
– Сахару хочу!
Я угостил его сахаром. Мерабчик кивком головы поблагодарил меня.
– А от зоопарка ты напрасно отказываешься… Заживешь, брат, как министр! Никого к тебе не будут пропускать без пропуска – без билета, то есть… А на клетке повесят твой портрет и надпись:

«Кавказский бурый медведь Мерабчик. Возраст 1 год. Живет в горах Аджарии. На воле достигает возраста 15–16 лет, в неволе – 10–12 лет. Кормится травой, овощами, медом, дикими ягодами. Часы посещения – с 1 до 5. Близко не подходить, в клетку руки не просовывать, не дразнить!
Администрация зоопарка».

Чем плохая жизнь, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19