— Или с именами деревенских жителей в окрестностях Брох Туараха.
— А откуда мне знать, те это деревни или нет? — спросила Брианна.
— Ах да, совсем вылетело из головы. — Роджер воткнул отвертку в щель между рамой и стеной, отдирая слои старой краски. — Поищите названия Брох Мордха… гм… Ма-рианнан и… уф!.. Сент-Килда. Есть и другие, но в этих, насколько мне известно, были самые большие в округе церкви, которые затем были закрыты или разрушены.
— О'кей. — Отвернув край брезента, Брианна вдруг отскочила с резким испуганным вскриком.
— Что? Что такое? — Роджер отошел от окна, держа отвертку наготове.
— Не знаю. Я только дотронулась, а оттуда как кто-то выскочит! — Брианна указала пальцем, откуда именно, и Роджер опустил свое оружие.
— А-а… это. Наверное, мышь. Или крыса.
— Крыса?! Так у вас здесь крысы? — Брианна не на шутку испугалась.
— Будем надеяться, что нет. Иначе они давно сожрали бы нужные нам бумаги, — ответил Роджер и протянул ей фонарик. — Вот, посветите сперва в темное место, тогда, по крайней мере, не будет неожиданностей.
— Большое спасибо. — Брианна взяла фонарик, все еще с опаской косясь на коробки.
— Ну, что же вы? Не бойтесь, — ободрил ее Роджер. — Или вы хотите, чтоб я с ходу сочинил для вас крысиную сатиру?
Лицо Брианны расплылось в улыбке.
— Крысиную сатиру? А что это такое?
Роджер, снова занявшись окном, медлил с ответом. Он дергал и толкал раму, пока не заныли мышцы. Наконец с противным скрипом она подалась, через щель шириной дюймов в шесть хлынули волны свежего воздуха.
— Вот так-то лучше. — Он обмахивался в изнеможении и улыбался Брианне. — Ну что, продолжим?
Она протянула ему фонарик и отступила:
— Давайте так. Вы будете искать коробки и подавать их мне, а я просматривать содержимое… И все же, что такое крысиная сатира?
— Трусишка, — заметил он, наклонился и начал шарить под брезентом. — Крысиная сатира — это старый шотландский обычай. Если в доме или амбаре заводятся крысы или мыши, их можно заставить уйти, сочинив маленькое стихотворение или песенку. Где говорится, как скудно с едой в доме и советуют им убраться куда-нибудь еще. Только обязательно надо сказать куда, и в результате, если стихотворение получилось удачное, крысы обязательно уходят.
Он поднял картонный ящик с надписью «Якобиты. Разное» и понес его к столу, напевая:
Эй, крысы, вас так много!
Пошли своей дорогой!
Тут нечего вам есть.
Ступайте к Бернсам в огород,
Где точит когти серый кот
И зреют кочаны.
Ступайте, наедайтесь!
Назад не возвращайтесь,
Для вас тут нет еды!
Брианна одобрительно усмехнулась:
— Вы что, это сами сочинили?
— Конечно. — Роджер торжественно водрузил на стол еще одну коробку. — Если хочешь, чтобы крысиная сатира подействовала, непременно надо сочинить ее самому. — Он бросил взгляд на поредевшие ряды коробок. — Будем надеяться, что теперь крысы станут обходить гараж за милю.
— Ну и прекрасно. — Брианна достала из кармана складной нож и перерезала бечевку на верхней коробке. — Вы обязательно должны заглянуть к нам в пансион. Мама уверяет, что видела в ванной мышь. Кто-то грыз ее мыльницу.
— Бог его знает, можно ли избавиться от мыши, способной питаться мылом. Боюсь, это свыше моих слабых сил и способностей. — С шаткой кучи старых энциклопедий он снял потрепанную круглую подушечку, которую священник подкладывал под колени во время молитвы, положил ее на пол и сел рядом с Брианной. — Вот. Вы займетесь приходскими книгами, их легче читать.
Они в полном согласии проработали так все утро, обнаружили немало интересных бумаг, старое столовое серебро и залежи пыли. Однако ничего, представляющего интерес для исследований Клэр, найти не удалось.
— Пора бы сделать перерыв на ленч, — сказал наконец Роджер. Ему страшно не хотелось идти в дом и снова зависеть от милостей Фионы, но он чувствовал, что девушка тоже проголодалась.
— О'кей. Поедим и поработаем еще, если вы, конечно, не слишком устали. — Брианна встала и потянулась, поднятые вверх кулаки почти доставали до потолка старого гаража. Затем вытерла ладони о джинсы и нырнула в проход между коробками. — Эй! — Внезапно она резко остановилась у самой двери. Роджер, идущий следом, едва не налетел на нее.
— Что такое? — спросил он. — Еще одна крыса? — И с восхищением отметил, как солнечный луч высветил одну прядь из копны ее волос, засиявшую бронзой и золотом. Золотистый нимб пыли, вихрящейся над головой, и четкий профиль с длинным носом на фоне ясного неба — все это делало ее похожей на средневековую даму. Наша Леди Архивов…
— Нет! Смотрите, Роджер! — Она указала на картонный ящик в середине кучи. На одной из его сторон крупным четким почерком его преподобия было выведено всего лишь одно слово: «Рэндолл».
Роджер ощутил одновременно и радость, и возбуждение. Брианна же — только последнее.
— Может, это именно то, что мы ищем? — воскликнула она. — Мама говорила, что отец интересовался этими материалами. Кажется, он даже спрашивал о них священника.
— Возможно, — ответил Роджер. Его вдруг охватила тревога при виде этого четко выведенного на картоне имени. Он опустился на колени и вытащил коробку. — Давайте отнесем ее в дом, а после ленча поглядим, что там.
В кабинете священника коробку открыли и обнаружили там весьма странный набор предметов. Там находились старые фотокопии приходских книг, несколько списков личного армейского состава, несколько писем и документов, тоненькая записная книжка в сером картонном переплете, пакет с какими-то старыми снимками, загнувшимися по краям. И папка с именем «Рэндолл», напечатанным на обложке.
Брианна раскрыла папку.
— Ой, здесь же генеалогическое древо папы! — воскликнула она. — Смотрите. — Она передала папку Роджеру. Внутри лежали два листа толстого пергамента, разрисованные схемами со стрелками. Начало датировалось 1633 годом; последняя запись внизу второй страницы гласила:
«Фрэнк Уолвертон Рэндолл. ж. Клэр Элизабет, Бьючэмп, 1937 год».
— Вас тогда еще на свете не было, — пробормотал Роджер. Брианна, перегнувшись через его плечо, следила, как палец Роджера медленно скользит по линиям схемы.
— Я видела это раньше. У папы в кабинете хранилась копия. И он часто ее мне показывал. И записал мое имя, в самом низу. Так что эти, должно быть, сделаны раньше.
— Вероятно, отец проводил для Фрэнка какие-то исследования. — Роджер вернул Брианне папку и взял со стола одну из бумаг. — А это ваш, фамильный. — Он указал на герб в верхнем углу страницы. — Письмо призывнику в армию, подписано его величеством королем Георгом II.
— Георгом II? Господи, он же правил еще до Американской революции!
— Да, задолго до нее. Датировано тысяча семьсот тридцать пятым годом. Послано на имя Джонатана Уолвертона Рэндолла. Вам знакомо это имя?
— Да. — Брианна кивнула, пряди волос упали на лоб. Она небрежным жестом отбросила их назад и взяла письмо. — Папа рассказывал мне о нем, это один из немногих предков, о котором он знал. Служил капитаном в армии, которая вступила в схватку с войсками Красивого Чарли при Каллодене… — Она подняла на Роджера глаза. — Думаю, он погиб в этом сражении. Но тогда его здесь не хоронили бы, верно?
Роджер покачал головой:
— Не думаю. Именно англичане расчищали поле после битвы. Они собрали всех своих погибших и отправили хоронить на родину. Во всяком случае, офицеров уж точно.
Он замолчал — в дверях появилась Фиона с метелочкой из перьев для смахивания пыли, которую держала словно копье.
— Мистер Уэйкфилд! — заявила она. — Там пришел человек забрать грузовик священника. Только он никак его не заведет. Спрашивает, может, вы подсобите.
Роджер выглядел виновато. Он сам вынул из мотора аккумулятор, проверить, и он до сих пор лежал на заднем сиденье «морриса». Неудивительно, что грузовик не заводится.
— Придется пойти помочь, — сказал он Брианне. — Боюсь, что провожусь долго.
— Ничего. — Она улыбнулась, сощурив синие глаза. — Мне тоже пора. Мама уже, наверное, вернулась, мы с ней хотели еще заглянуть в «Клава Кейрнс», если успеем, конечно. Спасибо за ленч.
— Не за что. Не мне спасибо, а Фионе. — Роджеру хотелось пойти с ней, но дело есть дело. Он взглянул на бумаги, разбросанные по столу, собрал их и сунул в коробку. — Вот, — сказал он, — тут все ваши семейные документы. Возьмите, надеюсь, вашей маме будет интересно.
— Правда? О, спасибо, Роджер. Вы уверены, что они вам не нужны?
— Совершенно, — ответил он и аккуратно уложил поверх бумаг папку. — О, погодите-ка! Я заметил тут одну вещь… — Из-под письма выглядывал уголок серого блокнота, он вытащил его. — По всей вероятности, это дневник его преподобия. Ума не приложу, почему он оказался здесь, надо положить его ко всем остальным дневникам. — Историческое общество уже заинтересовалось ими.
— Да, конечно! — Брианна подняла коробку и прижала ее к груди, затем после паузы спросила: — А вы… вы хотите, чтоб я пришла еще?
Роджер улыбнулся. В волосах у нее запутались паутинки, на носу виднелась полоска грязи.
— Ни о чем другом и не мечтаю, — ответил он. — Тогда до завтра?
Мысль о дневнике священника не покидала Роджера ни на миг, пока он возился с допотопным грузовичком, пытаясь завести его, и позднее, когда явился оценщик, чтоб отделить ценные антикварные вещи от старого хлама и составить список мебели для аукциона.
Вся эта возня со старыми вещами навевала на Роджера меланхолию. Словно кто-то, теперь уже раз и навсегда, отнимал у него юность вместе с этими бесполезными вещами и безделушками. Усевшись наконец после обеда с дневником священника в кабинете, он не мог с уверенностью сказать, что движет им — желание побольше узнать о Рэндоллах или стремление как-то восстановить хрупкую нить, связывающую его с человеком, который на протяжении многих лет был ему отцом.
Дневники велись методично, ровные чернильные строки повествовали о всех главных событиях в жизни прихода и общины, частью которой его преподобие мистер Уэйкфилд являлся долгие годы. При виде этого простого серого блокнота и аккуратно исписанных страниц перед Роджером тут же возник образ священника: в свете настольной лампы поблескивает лысина, а он старательно записывает события минувшего дня.
— Дисциплина, — объяснил он как-то Роджеру, — регулярные занятия, особенно умственные, приносят огромную пользу. Католические монахи отправляли службу ежедневно, в определенные часы, у священников был требник. Боюсь, не могу похвастаться тут особым усердием, но регулярное записывание того, что произошло за день, прочищает голову. И после этого я могу с чистым сердцем произнести молитву.
С чистым сердцем… Роджеру хотелось бы и самому испытать это ощущение, подобное состояние нечасто посещало его, особенно с тех пор, как он нашел эти вырезки в столе священника.
Он наугад раскрыл дневник и стал медленно перелистывать страницы: не промелькнет ли где-нибудь имя «Рэндолл»? Заметки датировались январем — июнем 1948 года. Он не солгал Брианне насчет Исторического общества, но то была не единственная причина, по которой он не отдал ей дневник. В мае 1948-го Клэр Рэндолл возвратилась после своего таинственного исчезновения. Священник был хорошо знаком с Рэндоллами, это событие наверняка должно быть упомянуто в дневнике.
Вот оно, запись от 7 мая.
«Сегодня вечером навещал ж. Фрэнка Рэндолла после этой истории. Ужасно! Видел ее вчера — такая худенькая, одни глаза. Они просто не давали мне сидеть спокойно. Бедняжка… Впрочем, изъяснялась она вполне разумно.
То, что она пережила, любого может свести с ума, что бы это ни было. Ходят ужасные слухи. Как неосмотрительно поступил д-р Бартоломью, сообщив, что она беременна. Какой страшный удар для Фрэнка и для нее тоже! Сердце мое разрывается от жалости к ним.
Миссис Грэхем вот уже неделю болеет. Не могла выбрать более подходящего времени — на следующей неделе благотворительная распродажа, а в сундуках у нас полно старой одежды…»
Роджер торопливо перелистывал страницы, выискивая, где еще упоминается имя «Рэндолл», и вскоре нашел. Запись относилась к концу недели.
«10 мая. На обед приходил Фрэнк Рэндолл. Изо всех сил стараюсь выяснить, что же произошло с его женой. Почти каждый день просиживаю у нее часами в надежде прекратить распространение этих нелепых слухов. Люди болтают Бог знает что. Что она сошла с ума и прочее. Зная Клэр Рэндолл, вовсе не уверен, что ее в той же степени не оскорбляет эта нелепица, равно как и утверждение, что она совершенно аморальна. Тут или то, или другое…
Несколько раз пытался заговорить с ней о случившемся. Но она молчит. Говорит о чем угодно, только не об этом. И мне кажется, что мысли ее витают где-то далеко-далеко.
Не забыть бы упомянуть в воскресной проповеди о вреде, который наносят злые сплетни. Хотя с другой стороны, акцентировать внимание на этом прискорбном происшествии… Как бы не вышло хуже.
12 мая. Никак не удается побороть ощущение, что Клэр Рэндолл вовсе не безумна. До нее, разумеется, дошли все эти слухи. Однако в поведении ее не вижу ничего ненормольного. Хотя и чувствую, что ее мучает какая-то тайна, которую она вовсе не намерена раскрывать. Осторожно, как только мог, расспрашивал об этом Фрэнка. Но он молчит, хотя и убежден, что кое-что она ему все же рассказала. Попытаюсь выяснить, чтоб помочь им, чем смогу.
14 мая. Заходил Фрэнк Рэндолл. Весьма встревоженный. Просил моей помощи, хотя я и так делаю все возможное. Похоже, это для него очень важно. Он старается держать себя в руках, но, боюсь, того гляди взорвется.
Клэр уже достаточно окрепла, чтоб перенести переезд. На этой неделе он собирается забрать ее в Лондон. Уверил его, что сообщу о любых результатах в письме на его университетский адрес. О жене — ни слова.
Выяснил кое-какие интересные моменты о Джонатане Рэндолле, хотя не пойму, какую роль может играть предок Фрэнка во всей этой истории. О Джеймсе Фрэзере, как я уже говорил Фрэнку, пока ничего…»
Сплошная тайна, подумал Роджер. И даже скорее всего не одна, а несколько. О чем просил священника Фрэнк Рэндолл? Очевидно, узнать как можно больше о Джонатане Рэндолле и Джеймсе Фрэзере. Выходит, Клэр говорила с мужем о Джеймсе Фрэзере. Что-то сказала ему о нем, если не все…
Но какая может существовать связь между капитаном английской армии, погибшем при Каллодене в 1746-м, и человеком, чье имя было неразрывно связано с тайной исчезновения Клэр в 1945-м и последующей тайной — рождением Брианны?
Все остальные записи в дневнике повествовали о рутинных событиях в жизни прихода. О хроническом пьянстве некоего Дерека Гоувена, которое в конце мая кончилось тем, что тело его, словно бревно, извлекли из реки Несс; о свадьбе Мэгги Браун и Уильяма Данди за месяц до рождения их дочурки в июне; о том, что миссис Грэхем вырезали аппендицит, в результате чего его преподобию пришлось в одиночку отбиваться от щедрых прихожанок, потоком посылающих в дом различные яства, в том числе и горячие блюда под крышкой, от чего больше других выгадал Герберт, тогдашний пес священника.
Перелистывая страницы, Роджер вдруг обнаружил, что улыбается, — в строках, записанных рукой старого священника, словно оживала перед ним жизнь прихожан. Он настолько увлекся, что едва не пропустил последнюю запись, касающуюся просьбы Фрэнка Рэндолла.
«18 июня. Получил короткое послание от Фрэнка Рэндолла. Его беспокоит здоровье жены. Беременность протекает с осложнениями. Он просит помолиться за них.
Ответил ему, что все время молюсь о нем и его жене и желаю им всяческого благополучия. Сообщил также интересующую его информацию. Уж не знаю, сочтет ли он ее полезной, о том судить ему самому. Написал также о своей удивительной находке — могиле Джонатана Рэндолла в Сент-Килде; спросил, хочет ли он, чтоб я сфотографировал надгробье».
И все. Больше никаких упоминаний о Рэндоллах или Джеймсе Фрэзере. Роджер отложил дневник и потер виски. От чтения этих мелких, бегущих строк у него немного разболелась голова.
Если не считать подозрения, что человек по имени Джеймс Фрэзер как-то причастен ко всей этой истории, во всем остальном она оставалась столь же недоступной пониманию. При чем здесь, скажите на милость, Джонатан Рэндолл и почему он похоронен в Сент-Килде? Ведь в патенте на офицерский чин ясно говорилось, что место рождения Рэндолла — Суссекс. Каким же образом останки его оказались похороненными на заброшенном кладбище в Шотландии? Правда, это не слишком далеко от Каллодена, но почему тело не переправили на родину, в Суссекс?..
— Вам что-нибудь сегодня еще понадобится, мистер Уэйкфилд? — прервал его бесплодные размышления голос Фионы. Он выпрямился, растерянно моргая, и увидел, что она держит в руках щетку и тряпку для натирки полов.
— Что? Ах нет. Нет, спасибо, Фиона. Однако чем это вы заняты? Неужели в столь позднее время надо натирать полы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— А откуда мне знать, те это деревни или нет? — спросила Брианна.
— Ах да, совсем вылетело из головы. — Роджер воткнул отвертку в щель между рамой и стеной, отдирая слои старой краски. — Поищите названия Брох Мордха… гм… Ма-рианнан и… уф!.. Сент-Килда. Есть и другие, но в этих, насколько мне известно, были самые большие в округе церкви, которые затем были закрыты или разрушены.
— О'кей. — Отвернув край брезента, Брианна вдруг отскочила с резким испуганным вскриком.
— Что? Что такое? — Роджер отошел от окна, держа отвертку наготове.
— Не знаю. Я только дотронулась, а оттуда как кто-то выскочит! — Брианна указала пальцем, откуда именно, и Роджер опустил свое оружие.
— А-а… это. Наверное, мышь. Или крыса.
— Крыса?! Так у вас здесь крысы? — Брианна не на шутку испугалась.
— Будем надеяться, что нет. Иначе они давно сожрали бы нужные нам бумаги, — ответил Роджер и протянул ей фонарик. — Вот, посветите сперва в темное место, тогда, по крайней мере, не будет неожиданностей.
— Большое спасибо. — Брианна взяла фонарик, все еще с опаской косясь на коробки.
— Ну, что же вы? Не бойтесь, — ободрил ее Роджер. — Или вы хотите, чтоб я с ходу сочинил для вас крысиную сатиру?
Лицо Брианны расплылось в улыбке.
— Крысиную сатиру? А что это такое?
Роджер, снова занявшись окном, медлил с ответом. Он дергал и толкал раму, пока не заныли мышцы. Наконец с противным скрипом она подалась, через щель шириной дюймов в шесть хлынули волны свежего воздуха.
— Вот так-то лучше. — Он обмахивался в изнеможении и улыбался Брианне. — Ну что, продолжим?
Она протянула ему фонарик и отступила:
— Давайте так. Вы будете искать коробки и подавать их мне, а я просматривать содержимое… И все же, что такое крысиная сатира?
— Трусишка, — заметил он, наклонился и начал шарить под брезентом. — Крысиная сатира — это старый шотландский обычай. Если в доме или амбаре заводятся крысы или мыши, их можно заставить уйти, сочинив маленькое стихотворение или песенку. Где говорится, как скудно с едой в доме и советуют им убраться куда-нибудь еще. Только обязательно надо сказать куда, и в результате, если стихотворение получилось удачное, крысы обязательно уходят.
Он поднял картонный ящик с надписью «Якобиты. Разное» и понес его к столу, напевая:
Эй, крысы, вас так много!
Пошли своей дорогой!
Тут нечего вам есть.
Ступайте к Бернсам в огород,
Где точит когти серый кот
И зреют кочаны.
Ступайте, наедайтесь!
Назад не возвращайтесь,
Для вас тут нет еды!
Брианна одобрительно усмехнулась:
— Вы что, это сами сочинили?
— Конечно. — Роджер торжественно водрузил на стол еще одну коробку. — Если хочешь, чтобы крысиная сатира подействовала, непременно надо сочинить ее самому. — Он бросил взгляд на поредевшие ряды коробок. — Будем надеяться, что теперь крысы станут обходить гараж за милю.
— Ну и прекрасно. — Брианна достала из кармана складной нож и перерезала бечевку на верхней коробке. — Вы обязательно должны заглянуть к нам в пансион. Мама уверяет, что видела в ванной мышь. Кто-то грыз ее мыльницу.
— Бог его знает, можно ли избавиться от мыши, способной питаться мылом. Боюсь, это свыше моих слабых сил и способностей. — С шаткой кучи старых энциклопедий он снял потрепанную круглую подушечку, которую священник подкладывал под колени во время молитвы, положил ее на пол и сел рядом с Брианной. — Вот. Вы займетесь приходскими книгами, их легче читать.
Они в полном согласии проработали так все утро, обнаружили немало интересных бумаг, старое столовое серебро и залежи пыли. Однако ничего, представляющего интерес для исследований Клэр, найти не удалось.
— Пора бы сделать перерыв на ленч, — сказал наконец Роджер. Ему страшно не хотелось идти в дом и снова зависеть от милостей Фионы, но он чувствовал, что девушка тоже проголодалась.
— О'кей. Поедим и поработаем еще, если вы, конечно, не слишком устали. — Брианна встала и потянулась, поднятые вверх кулаки почти доставали до потолка старого гаража. Затем вытерла ладони о джинсы и нырнула в проход между коробками. — Эй! — Внезапно она резко остановилась у самой двери. Роджер, идущий следом, едва не налетел на нее.
— Что такое? — спросил он. — Еще одна крыса? — И с восхищением отметил, как солнечный луч высветил одну прядь из копны ее волос, засиявшую бронзой и золотом. Золотистый нимб пыли, вихрящейся над головой, и четкий профиль с длинным носом на фоне ясного неба — все это делало ее похожей на средневековую даму. Наша Леди Архивов…
— Нет! Смотрите, Роджер! — Она указала на картонный ящик в середине кучи. На одной из его сторон крупным четким почерком его преподобия было выведено всего лишь одно слово: «Рэндолл».
Роджер ощутил одновременно и радость, и возбуждение. Брианна же — только последнее.
— Может, это именно то, что мы ищем? — воскликнула она. — Мама говорила, что отец интересовался этими материалами. Кажется, он даже спрашивал о них священника.
— Возможно, — ответил Роджер. Его вдруг охватила тревога при виде этого четко выведенного на картоне имени. Он опустился на колени и вытащил коробку. — Давайте отнесем ее в дом, а после ленча поглядим, что там.
В кабинете священника коробку открыли и обнаружили там весьма странный набор предметов. Там находились старые фотокопии приходских книг, несколько списков личного армейского состава, несколько писем и документов, тоненькая записная книжка в сером картонном переплете, пакет с какими-то старыми снимками, загнувшимися по краям. И папка с именем «Рэндолл», напечатанным на обложке.
Брианна раскрыла папку.
— Ой, здесь же генеалогическое древо папы! — воскликнула она. — Смотрите. — Она передала папку Роджеру. Внутри лежали два листа толстого пергамента, разрисованные схемами со стрелками. Начало датировалось 1633 годом; последняя запись внизу второй страницы гласила:
«Фрэнк Уолвертон Рэндолл. ж. Клэр Элизабет, Бьючэмп, 1937 год».
— Вас тогда еще на свете не было, — пробормотал Роджер. Брианна, перегнувшись через его плечо, следила, как палец Роджера медленно скользит по линиям схемы.
— Я видела это раньше. У папы в кабинете хранилась копия. И он часто ее мне показывал. И записал мое имя, в самом низу. Так что эти, должно быть, сделаны раньше.
— Вероятно, отец проводил для Фрэнка какие-то исследования. — Роджер вернул Брианне папку и взял со стола одну из бумаг. — А это ваш, фамильный. — Он указал на герб в верхнем углу страницы. — Письмо призывнику в армию, подписано его величеством королем Георгом II.
— Георгом II? Господи, он же правил еще до Американской революции!
— Да, задолго до нее. Датировано тысяча семьсот тридцать пятым годом. Послано на имя Джонатана Уолвертона Рэндолла. Вам знакомо это имя?
— Да. — Брианна кивнула, пряди волос упали на лоб. Она небрежным жестом отбросила их назад и взяла письмо. — Папа рассказывал мне о нем, это один из немногих предков, о котором он знал. Служил капитаном в армии, которая вступила в схватку с войсками Красивого Чарли при Каллодене… — Она подняла на Роджера глаза. — Думаю, он погиб в этом сражении. Но тогда его здесь не хоронили бы, верно?
Роджер покачал головой:
— Не думаю. Именно англичане расчищали поле после битвы. Они собрали всех своих погибших и отправили хоронить на родину. Во всяком случае, офицеров уж точно.
Он замолчал — в дверях появилась Фиона с метелочкой из перьев для смахивания пыли, которую держала словно копье.
— Мистер Уэйкфилд! — заявила она. — Там пришел человек забрать грузовик священника. Только он никак его не заведет. Спрашивает, может, вы подсобите.
Роджер выглядел виновато. Он сам вынул из мотора аккумулятор, проверить, и он до сих пор лежал на заднем сиденье «морриса». Неудивительно, что грузовик не заводится.
— Придется пойти помочь, — сказал он Брианне. — Боюсь, что провожусь долго.
— Ничего. — Она улыбнулась, сощурив синие глаза. — Мне тоже пора. Мама уже, наверное, вернулась, мы с ней хотели еще заглянуть в «Клава Кейрнс», если успеем, конечно. Спасибо за ленч.
— Не за что. Не мне спасибо, а Фионе. — Роджеру хотелось пойти с ней, но дело есть дело. Он взглянул на бумаги, разбросанные по столу, собрал их и сунул в коробку. — Вот, — сказал он, — тут все ваши семейные документы. Возьмите, надеюсь, вашей маме будет интересно.
— Правда? О, спасибо, Роджер. Вы уверены, что они вам не нужны?
— Совершенно, — ответил он и аккуратно уложил поверх бумаг папку. — О, погодите-ка! Я заметил тут одну вещь… — Из-под письма выглядывал уголок серого блокнота, он вытащил его. — По всей вероятности, это дневник его преподобия. Ума не приложу, почему он оказался здесь, надо положить его ко всем остальным дневникам. — Историческое общество уже заинтересовалось ими.
— Да, конечно! — Брианна подняла коробку и прижала ее к груди, затем после паузы спросила: — А вы… вы хотите, чтоб я пришла еще?
Роджер улыбнулся. В волосах у нее запутались паутинки, на носу виднелась полоска грязи.
— Ни о чем другом и не мечтаю, — ответил он. — Тогда до завтра?
Мысль о дневнике священника не покидала Роджера ни на миг, пока он возился с допотопным грузовичком, пытаясь завести его, и позднее, когда явился оценщик, чтоб отделить ценные антикварные вещи от старого хлама и составить список мебели для аукциона.
Вся эта возня со старыми вещами навевала на Роджера меланхолию. Словно кто-то, теперь уже раз и навсегда, отнимал у него юность вместе с этими бесполезными вещами и безделушками. Усевшись наконец после обеда с дневником священника в кабинете, он не мог с уверенностью сказать, что движет им — желание побольше узнать о Рэндоллах или стремление как-то восстановить хрупкую нить, связывающую его с человеком, который на протяжении многих лет был ему отцом.
Дневники велись методично, ровные чернильные строки повествовали о всех главных событиях в жизни прихода и общины, частью которой его преподобие мистер Уэйкфилд являлся долгие годы. При виде этого простого серого блокнота и аккуратно исписанных страниц перед Роджером тут же возник образ священника: в свете настольной лампы поблескивает лысина, а он старательно записывает события минувшего дня.
— Дисциплина, — объяснил он как-то Роджеру, — регулярные занятия, особенно умственные, приносят огромную пользу. Католические монахи отправляли службу ежедневно, в определенные часы, у священников был требник. Боюсь, не могу похвастаться тут особым усердием, но регулярное записывание того, что произошло за день, прочищает голову. И после этого я могу с чистым сердцем произнести молитву.
С чистым сердцем… Роджеру хотелось бы и самому испытать это ощущение, подобное состояние нечасто посещало его, особенно с тех пор, как он нашел эти вырезки в столе священника.
Он наугад раскрыл дневник и стал медленно перелистывать страницы: не промелькнет ли где-нибудь имя «Рэндолл»? Заметки датировались январем — июнем 1948 года. Он не солгал Брианне насчет Исторического общества, но то была не единственная причина, по которой он не отдал ей дневник. В мае 1948-го Клэр Рэндолл возвратилась после своего таинственного исчезновения. Священник был хорошо знаком с Рэндоллами, это событие наверняка должно быть упомянуто в дневнике.
Вот оно, запись от 7 мая.
«Сегодня вечером навещал ж. Фрэнка Рэндолла после этой истории. Ужасно! Видел ее вчера — такая худенькая, одни глаза. Они просто не давали мне сидеть спокойно. Бедняжка… Впрочем, изъяснялась она вполне разумно.
То, что она пережила, любого может свести с ума, что бы это ни было. Ходят ужасные слухи. Как неосмотрительно поступил д-р Бартоломью, сообщив, что она беременна. Какой страшный удар для Фрэнка и для нее тоже! Сердце мое разрывается от жалости к ним.
Миссис Грэхем вот уже неделю болеет. Не могла выбрать более подходящего времени — на следующей неделе благотворительная распродажа, а в сундуках у нас полно старой одежды…»
Роджер торопливо перелистывал страницы, выискивая, где еще упоминается имя «Рэндолл», и вскоре нашел. Запись относилась к концу недели.
«10 мая. На обед приходил Фрэнк Рэндолл. Изо всех сил стараюсь выяснить, что же произошло с его женой. Почти каждый день просиживаю у нее часами в надежде прекратить распространение этих нелепых слухов. Люди болтают Бог знает что. Что она сошла с ума и прочее. Зная Клэр Рэндолл, вовсе не уверен, что ее в той же степени не оскорбляет эта нелепица, равно как и утверждение, что она совершенно аморальна. Тут или то, или другое…
Несколько раз пытался заговорить с ней о случившемся. Но она молчит. Говорит о чем угодно, только не об этом. И мне кажется, что мысли ее витают где-то далеко-далеко.
Не забыть бы упомянуть в воскресной проповеди о вреде, который наносят злые сплетни. Хотя с другой стороны, акцентировать внимание на этом прискорбном происшествии… Как бы не вышло хуже.
12 мая. Никак не удается побороть ощущение, что Клэр Рэндолл вовсе не безумна. До нее, разумеется, дошли все эти слухи. Однако в поведении ее не вижу ничего ненормольного. Хотя и чувствую, что ее мучает какая-то тайна, которую она вовсе не намерена раскрывать. Осторожно, как только мог, расспрашивал об этом Фрэнка. Но он молчит, хотя и убежден, что кое-что она ему все же рассказала. Попытаюсь выяснить, чтоб помочь им, чем смогу.
14 мая. Заходил Фрэнк Рэндолл. Весьма встревоженный. Просил моей помощи, хотя я и так делаю все возможное. Похоже, это для него очень важно. Он старается держать себя в руках, но, боюсь, того гляди взорвется.
Клэр уже достаточно окрепла, чтоб перенести переезд. На этой неделе он собирается забрать ее в Лондон. Уверил его, что сообщу о любых результатах в письме на его университетский адрес. О жене — ни слова.
Выяснил кое-какие интересные моменты о Джонатане Рэндолле, хотя не пойму, какую роль может играть предок Фрэнка во всей этой истории. О Джеймсе Фрэзере, как я уже говорил Фрэнку, пока ничего…»
Сплошная тайна, подумал Роджер. И даже скорее всего не одна, а несколько. О чем просил священника Фрэнк Рэндолл? Очевидно, узнать как можно больше о Джонатане Рэндолле и Джеймсе Фрэзере. Выходит, Клэр говорила с мужем о Джеймсе Фрэзере. Что-то сказала ему о нем, если не все…
Но какая может существовать связь между капитаном английской армии, погибшем при Каллодене в 1746-м, и человеком, чье имя было неразрывно связано с тайной исчезновения Клэр в 1945-м и последующей тайной — рождением Брианны?
Все остальные записи в дневнике повествовали о рутинных событиях в жизни прихода. О хроническом пьянстве некоего Дерека Гоувена, которое в конце мая кончилось тем, что тело его, словно бревно, извлекли из реки Несс; о свадьбе Мэгги Браун и Уильяма Данди за месяц до рождения их дочурки в июне; о том, что миссис Грэхем вырезали аппендицит, в результате чего его преподобию пришлось в одиночку отбиваться от щедрых прихожанок, потоком посылающих в дом различные яства, в том числе и горячие блюда под крышкой, от чего больше других выгадал Герберт, тогдашний пес священника.
Перелистывая страницы, Роджер вдруг обнаружил, что улыбается, — в строках, записанных рукой старого священника, словно оживала перед ним жизнь прихожан. Он настолько увлекся, что едва не пропустил последнюю запись, касающуюся просьбы Фрэнка Рэндолла.
«18 июня. Получил короткое послание от Фрэнка Рэндолла. Его беспокоит здоровье жены. Беременность протекает с осложнениями. Он просит помолиться за них.
Ответил ему, что все время молюсь о нем и его жене и желаю им всяческого благополучия. Сообщил также интересующую его информацию. Уж не знаю, сочтет ли он ее полезной, о том судить ему самому. Написал также о своей удивительной находке — могиле Джонатана Рэндолла в Сент-Килде; спросил, хочет ли он, чтоб я сфотографировал надгробье».
И все. Больше никаких упоминаний о Рэндоллах или Джеймсе Фрэзере. Роджер отложил дневник и потер виски. От чтения этих мелких, бегущих строк у него немного разболелась голова.
Если не считать подозрения, что человек по имени Джеймс Фрэзер как-то причастен ко всей этой истории, во всем остальном она оставалась столь же недоступной пониманию. При чем здесь, скажите на милость, Джонатан Рэндолл и почему он похоронен в Сент-Килде? Ведь в патенте на офицерский чин ясно говорилось, что место рождения Рэндолла — Суссекс. Каким же образом останки его оказались похороненными на заброшенном кладбище в Шотландии? Правда, это не слишком далеко от Каллодена, но почему тело не переправили на родину, в Суссекс?..
— Вам что-нибудь сегодня еще понадобится, мистер Уэйкфилд? — прервал его бесплодные размышления голос Фионы. Он выпрямился, растерянно моргая, и увидел, что она держит в руках щетку и тряпку для натирки полов.
— Что? Ах нет. Нет, спасибо, Фиона. Однако чем это вы заняты? Неужели в столь позднее время надо натирать полы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10