Уж не случилось ли еще одно несчастье? Боже, не допусти этого!
Я постаралась вернуться мыслями к новости, сказанной мне Джоном Мелвиллом за завтраком.
Если дом, который подыскали для меня, в приличном состоянии и если удастся уломать хозяина сбавить цену хотя бы до семисот фунтов, то я соглашусь… Должна буду согласиться. И это значит, что вскоре я уложу свой нехитрый багаж, возьму Никки — и прощай навсегда Сэйвил-Касл со всеми его обитателями, которых я никогда больше не увижу. Никогда!
Сейчас Никки еще слишком мал для того, чтобы понимать происходящее между мной и Сэйвилом. Но пройдет немного времени, и он сможет разобраться в этом без посторонней помощи, а я не хочу, не вправе этого допустить! Для меня Никки и его спокойствие на первом месте, моя главная забота…
Снова пришли на память строки Шекспира о бесплодности, тщетности любви земного существа к далекой, яркой звезде… Кажется, из пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается».
«О Ральф! — мысленно восклицала я. — Возвращайся скорее! Пожалуйста, возвращайся и сделай так, чтобы мои мысли до конца жизни были заполнены воспоминаниями о тебе!..»
Ральф встретил меня на другой стороне озера, неподалеку от бревенчатого домика, построенного его дедом для различных игр: каких — я с трудом могла себе представить.
Он сидел на том самом огромном черном жеребце, и я как завороженная подъезжала к нему, не в силах отвести глаз от высокой, статной фигуры, золотистых волос.
Мы остановились посреди дороги.
— Ты вернулся…
Кроме этой нелепой фразы, я не нашла что сказать.
— Да, только что, — ответил он с легкой улыбкой. — В конюшне сказали, ты взяла Нарсаллу и уехала, уверив их, что я именно так распорядился.
Я знала, что поступила не правильно, а при данных обстоятельствах просто неосторожно, и потому, защищаясь, ответила с некоторым вызовом:
— Господи, но ведь я с лошадьми почти полжизни! Уверяю, что неплохо умею с ними обращаться, иначе все мои ученики давно бы разбежались.
— Конечно, умеешь, — примирительно сказал Ральф. — Но меня беспокоит не поведение лошадей.
— Понимаю, — сказала я, похлопывая Нарсаллу по красиво изогнутой шее. — Ты, как всегда, прав.
Не считая нужным отвечать на мой ироничный тон, за которым я старалась скрыть непомерную радость от его возвращения, Ральф сказал:
— Я еще не заходил в дом, сразу поехал тебя искать, чтобы серьезно поговорить.
Я вгляделась в его янтарные глаза — они были непроницаемы.
— Если речь снова пойдет о Никки и о его рождении, — устало произнесла я, — то нет никакого смысла начинать. Я ничего больше не скажу.
— У меня у самого есть что рассказать тебе. А потому предлагаю зайти в дом и поговорить спокойно.
— Что-нибудь открылось насчет того, кто пытается причинить вред Никки? — с надеждой спросила я.
— Не совсем, но думаю, я уже близок к разрешению и этой загадки.
— Дай-то Бог, — проговорила я, поворачивая лошадь в сторону дома.
Мы спешились у калитки, привязали лошадей к изгороди, зашли в сад и сели на одну из скамеек. Я сложила руки на коленях и взглянула в лицо дорогого мне человека. Оно было хмурым и серьезным.
— Итак? — сказала я. — Что удалось узнать? Он ответил не сразу, и я почувствовала, что ничего хорошего, успокаивающего он не скажет.
— Два дня назад, — услышала я его негромкий голос, — сразу после того, как нанял людей для охраны, я прямо из Лондона поехал в Девейн-Холл.
Я вдруг поняла, что совсем не хочу, чтобы он продолжал свой рассказ.
— Зачем тебе это понадобилось? — спросила я, опустив глаза, уже не глядя ему в лицо, а видя только руки, в которых он держал кожаные перчатки. На безымянном пальце правой руки блестело под лучами солнца золотое кольцо с печаткой.
— Я отправился туда, — ответил Ральф так же тихо и твердо, — не в качестве душеприказчика умершего кузена. а с единственной целью — повидать твою тетю Маргарет.
У меня перехватило дыхание. С нарастающим отчаянием и гневом я выговорила:
— Как… как ты посмел?
Он не стал отвечать на вопрос, а сказал:
— Она ничего не открыла. Проявила преданность тебе.
— Чувство, которое, видимо, не слишком знакомо графу Сэйвилу, — сказала я с горечью.
Опять он проигнорировал мой выпад и продолжил:
— Тогда я понял, что должен увидеть леди Сандерс.
После этих слов я вскочила со скамьи и крикнула:
— Но ты не осмелился сделать это?
Он остался сидеть, глядя на меня спокойным, оценивающим взглядом.
— Увы, осмелился. И убедился, что это неприятная старая карга.
Я пропустила мимо ушей его оценку моей свекрови и все так же возбужденно проговорила:
— Она ненавидит меня! Всегда ненавидела…
Голос Ральфа звучал почти ласково, когда он снова заговорил:
— Она почти сразу начала рассказывать, как ты окрутила ее сына. Поведала, что Никки появился на свет через шесть месяцев после вашей женитьбы и что он, разумеется, не сын Томми и не ее внук, а ты уговорила своего мужа усыновить его и признать своим.
Я отвернулась от Ральфа и стояла молча, погруженная в свои мысли, ничего не замечая вокруг.
Что я могла ответить? Леди Сандерс нарисовала, в общем, верную картину. Все факты правдивы. Оценка же их у каждого может быть своя. Какова она у Ральфа, я не знала…
То, что он сказал после некоторого молчания, взбудоражило меня еще больше.
— А затем я спросил у леди Сандерс, как называлась деревня, в которой вы с Томми жили сразу после женитьбы? И она назвала ее.
Теперь меня охватил настоящий страх.
— И ты поехал туда? — прерывающимся голосом спросила я.
— Да, Гейл, я поехал туда.
Я отступила на несколько шагов от скамейки, он продолжал сидеть. Мне казалось, от него исходит какая-то угроза, как вчера от Роджера, когда тот оскорблял меня в библиотеке.
— Жена викария хорошо помнит тебя, — сказал Ральф.
— О Боже! — Я прикрыла глаза. — О Боже, зачем ты…
Когда я вновь открыла глаза, он стоял рядом, наклонившись надо мной. С удивлением и гневом в голосе он спросил:
— Чего ради… Какого дьявола ты делаешь секрет из этой истории?.. Это тебя не порочит, а красит, Гейл… Что позорного в том, что после смерти сестры ты усыновила ее ребенка? Что здесь плохого, черт возьми?
Я сжала кулаки. Неужели он не понимает? Даже он, чья жена тоже умерла при родах, не может понять!..
— Я поклялась Деборе, — сказала я, — что никогда не открою Никки тайну его появления на свет. Не проговорюсь, что он незаконнорожденный… Что не мой сын… потому что он мой сын, слышишь? С того мгновения, как Дебора передала его в мои руки, он мой! А моя сестра мертва, и единственное, что я могу сделать для нее… для ее памяти… дать ребенку всю любовь, на какую способна, и охранить от любых пересудов и сплетен, которые могут испортить ему жизнь. — Я посмотрела прямо в лицо Ральфу, — Имею я на это право или нет?.. Даже мать Томми не подозревает, что Никки — сын моей сестры. Благородный Томми не говорил ей этого. Никто не знает, что Дебора приехала к нам за четыре месяца до рождения ребенка и попросила о помощи… Никто, кроме нескольких людей, — добавила я с горечью, — которых ты посчитал необходимым разыскать и допросить, как в суде.
— Я не стал бы их разыскивать, Гейл, — тихо и спокойно возразил Ральф, — если бы ты доверилась мне. Сама открыла всю правду.
— Почему я должна была это делать? — резко сказала я, но что-то в его лице заставило меня сбавить тон, и я продолжала более миролюбиво:
— Ведь сестра взяла с меня слово… Я поклялась ей…
После некоторой паузы, в течение которой Ральф не сводил с меня глаз, он сказал:
— Твоя тетушка и кое-кто еще в Хайгейте неохотно говорили со мной на эту тему. Никто не проговорился, что Никки не твой сын. В том числе жена викария.
— Тогда как же ты узнал?
— Отправился на местное кладбище и нашел там могилу Деборы Лонгверт. Она умерла двадцать второго декабря 1810 года… В тот день, когда, по твоим словам, родился Никки.
Я ничего не могла возразить, только беспомощно потерла виски.
— Насколько я понимаю, — спросил он, — мой кузен Джордж — отец Никки?
— Да, — ответила я. И торопливо заговорила, словно желая поскорее высказаться и уже больше не возвращаться к этому:
— Они были влюблены друг в друга, он обещал, что женится на ней. Иначе Дебора никогда бы не позволила ему приблизиться! Но в это время отец Джорджа откопал где-то Гарриет с ее богатым папочкой и начал оказывать нажим на сына. Гордость не позволила сестре оставаться там, где разыгрывалось все это представление. Она попросила убежища у нас с Томми. А примерно через месяц мы узнали, что Джордж поддался на уговоры отца и женился на Гарриет.
Я на одном дыхании выпалила все это и замолчала, чувствуя усталость и опустошенность.
— Что заставило тебя пойти на кладбище в Хайгейте? — спросила я потом.
— Хотел взглянуть на могилу Деборы, я уже говорил. Я посмотрела на него с недоверием:
— Но если жена викария ничего не сказала о моей сестре, то как же ты…
— Я подозревал, что правда где-то рядом.
Прислонившись спиной к изгороди, я сквозь ткань платья ощутила тепло деревянных жердей.
— Подозревал? — переспросила я.
— Конечно. Никки должен был быть сыном Джорджа. Другого объяснения завещанию трудно найти. И у меня родилось две версии. Первая — Джордж совершил над тобой насилие.
— Ты сошел с ума! — воскликнула я. Тень улыбки промелькнула на его лице.
— Я почти сразу отверг это предположение. Ты скорее бы убила его. Но поначалу мне самому хотелось его убить, несмотря на то что бедняга уже мертв.
— А вторая версия? — спросила я.
— Вторая такова — Никки все-таки сын Джорджа, но не от тебя. И когда я начал думать о предполагаемой матери, картина стала проясняться.
Сзади меня раздалось легкое фырканье. Теплый и влажный нос Нарсаллы ткнулся мне в шею.
— И долго ты пребывал в уверенности, что твой кузен насильник? — вернулась я к первой версии Ральфа. Он снова слегка улыбнулся:
— Не очень, так как убедился на собственном опыте, что у тебя хороший вкус.
Однако мне было не до улыбок.
— Но ты убедился еще и в том, — безрадостно сказала я, — что мной нетрудно овладеть, не прибегая к насилию.
Ральф кинул на меня возмущенный взгляд, хотел ответить, но вместо этого шагнул ко мне, схватил за плечи и яростно поцеловал.
Его поцелуй окончательно растопил мой гнев, остались только опасения.
— Надеюсь, ты не расскажешь Никки о том, что узнал? — спросила я.
Снова возмущение мелькнуло в его глазах.
— Конечно, нет. Но вот тебя ждет в будущем неприятная обязанность рассказать сыну о происхождении денег.
— Можно избежать этого, если я их не возьму!
— По-моему, с этого все и началось несколько месяцев назад, — пробормотал Ральф и, наклонившись, снова поцеловал меня.
Мы стали целоваться, и лошади, подняв головы, с интересом наблюдали за нами.
— Не зайти ли нам внутрь домика? — прошептал он.
— Прекрасная мысль, — ответила я.
И тут со стороны дороги донеслись оживленные детские голоса, мы отпрянули друг от друга, как провинившиеся школьники.
— Мама! — услышала я минуту спустя голос Никки.
— Дядя Ральф! — кричали другие мальчики.
— Мы идем удить рыбу! Пойдете с нами?
Ральф с сожалением взглянул на меня.
— До вечера, — прошептала я с улыбкой.
Глава 24
В эту ночь я опять мало спала, но вовсе не оттого, что мучила бессонница. Однако проснувшись после недолгого утреннего сна, я не ощутила ни усталости, ни уныния.
В наших ночных разговорах мы больше не касались Никки и нависшей над ним угрозы, но перед тем как вернуться к себе в комнату, Ральф снова уверил меня, что и по этому поводу почти уже пришел к кое-каким выводам. Я не стала просить его рассказать подробности, так как была совершенно уверена, что дело касается Роджера, и понимала, как тяжело для Ральфа узнать о преступных замыслах и действиях своего двоюродного брата.
После завтрака Джон Мелвилл сказал, что поедет в Харфордшир, чтобы самому посмотреть на дом, предназначенный для меня, и поговорить с хозяином. Ральф проводил его добрым напутствием, и меня неприятно удивила та легкость, с которой он отнесся к моему скорому отъезду. А возможно, не только легкость, но и облегчение.
Однако я тотчас же оборвала эти мысли, сказав себе, что ничего другого не могла и не должна ожидать: уж не вообразила ли я, что мои отношения с графом Сэйвилом будут длиться вечно?
Отповедь, которую я дала самой себе, была резкой и справедливой, но душевная боль не стала меньше.
Нужно реже думать об этом, решила я и отправилась в конюшню, чтобы снова взять Нарсаллу и прокатиться на ней по окрестностям, забыв обо всем плохом.
Поездка получилась приятной, но беззаботности в душе не прибавилось. Когда я вернулась, Джинни сообщила, что в мое отсутствие из Лондона прибыл какой-то таинственный молодой мужчина, с которым Ральф уединился в кабинете и провел там около двух часов.
— Что-то происходит, — возбужденно говорила она. — Что-то сдвинулось с места, поверьте мне. Неспроста здесь появились все эти люди из Лондона.
— Но ведь Ральф для того и ездил туда, — ответила я, веря и не веря, что, быть может, вскоре многое прояснится и жизнь войдет в нормальную колею.
Ральф со своим новым гостем вышли как раз ко второму завтраку, за которым собрались и все остальные, кроме Джона Мелвилла, еще не вернувшегося из Харфордшира.
Вновь прибывший был представлен как Роберт Слейтер и оказался спокойным и уравновешенным человеком с безукоризненными манерами.
— Вы, по-видимому, адвокат, мистер Слейтер? — спросила Джинни.
— Нет, миледи, — любезно ответил тот, — я сыщик.
Это произвело некоторое впечатление на сидящих за столом.
— Сыщик? — переспросил Роджер. — Это, если не ошибаюсь, люди, которые суют нос в чужие дела и потом рассказывают о них тем, кто за это платит?
Тонкое, интеллигентное лицо Слейтера осталось бесстрастным.
— Я бы таким образом не определял мое занятие, мистер Мелвилл, — спокойно ответил он.
— Не обращайте внимания на слова моего брата, мистер Слейтер, — сказала Джинни, с упреком взглянув на Роджера. — Уверяю вас, все остальные так не считают.
Мистер Элберт Коул вытер рот салфеткой и сказал, еще не до конца прожевав пищу:
— Если кто-то нанял тебя, сынок, хотелось бы знать, кто именно и с какой стати?
Ему ответил Ральф, слегка откинувшись на спинку стула:
— Это сделал я, Коул. И все вы знаете почему. Потому что очень обеспокоен тем, что происходило в последнее время в моем имении.
— И что же, позволь узнать, — с издевкой спросил Роджер, — сумел открыть этот великий сыщик?
Ральф даже не взглянул на него. Обведя взглядом остальных, он сказал:
— Если вы закончили завтрак, леди и джентльмены, приглашаю вас в библиотеку, где мистер Слейтер и я сумеем ответить на вопрос Роджера.
Все с живостью поднялись и последовали за Ральфом. В библиотеке уже горели свечи, и стулья были расставлены вокруг стола, за которым сидел совершенно незнакомый мне молодой мужчина с бледным, нервным лицом.
Ральф пригласил всех садиться и сам вместе со Слейтером уселся рядом с нервического вида мужчиной. Не тратя времени попусту, он сразу заговорил о том, ради чего созвал всех в эту комнату.
— В последние дни стало абсолютно ясно, — зазвучал его спокойный, холодный голос, — что все преступные действия, которые закончились или могли закончиться трагически, были направлены против одного человека, а именно против Николаса Сандерса восьми лет от роду.
Я почувствовала, как Джинни бросила на меня соболезнующий взгляд, но не ответила взглядом на ее сочувствие, потому что не отводила глаз от Ральфа, который продолжал:
— Сначала я не придал должного значения первому происшествию, связанному с мостом, поскольку причиной могла быть просто небрежная проверка опор или вообще случайность. Но затем была отравлена лошадь, на которой должен был ехать мальчик.
Роджер, сидящий рядом со мной, подал голос:
— Почему непременно отравлена? У нее могли быть, например, колики или что-нибудь еще в этом роде. Разве мало болезней?
Ральф нахмурился, но ответил тем же ровным тоном:
— Вполне возможно. Хотя внезапность и сила припадка скорее говорят об отравлении, чем о какой-то болезни. А потом, почти сразу, последовало убийство Джонни Уэстера. И это…
На сей раз Ральфа прервал Элберт Коул, с шумом повернувшийся в своем кресле.
— Не вижу никакой связи между смертью этого малого, — громко сказал он, — и юным Николасом. Мало ли что бывает в лесу!
Лицо Ральфа затвердело. Он расцепил лежащие на столе руки и сжал их в кулаки.
— Прошу выслушать меня, — проговорил он, все так же не повышая голоса. — По моему убеждению, Джонни Уэстер был убит по ошибке, стрела предназначалась Никки Сандерсу.
Я не могла сдержать дрожи во всем теле, и Джинни положила руку мне на запястье, слегка сжав его.
Как сквозь туман я видела Ральфа, слышала его слова:
— …Естественно, первым делом я спросил себя, кому мог перейти дорогу этот мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Я постаралась вернуться мыслями к новости, сказанной мне Джоном Мелвиллом за завтраком.
Если дом, который подыскали для меня, в приличном состоянии и если удастся уломать хозяина сбавить цену хотя бы до семисот фунтов, то я соглашусь… Должна буду согласиться. И это значит, что вскоре я уложу свой нехитрый багаж, возьму Никки — и прощай навсегда Сэйвил-Касл со всеми его обитателями, которых я никогда больше не увижу. Никогда!
Сейчас Никки еще слишком мал для того, чтобы понимать происходящее между мной и Сэйвилом. Но пройдет немного времени, и он сможет разобраться в этом без посторонней помощи, а я не хочу, не вправе этого допустить! Для меня Никки и его спокойствие на первом месте, моя главная забота…
Снова пришли на память строки Шекспира о бесплодности, тщетности любви земного существа к далекой, яркой звезде… Кажется, из пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается».
«О Ральф! — мысленно восклицала я. — Возвращайся скорее! Пожалуйста, возвращайся и сделай так, чтобы мои мысли до конца жизни были заполнены воспоминаниями о тебе!..»
Ральф встретил меня на другой стороне озера, неподалеку от бревенчатого домика, построенного его дедом для различных игр: каких — я с трудом могла себе представить.
Он сидел на том самом огромном черном жеребце, и я как завороженная подъезжала к нему, не в силах отвести глаз от высокой, статной фигуры, золотистых волос.
Мы остановились посреди дороги.
— Ты вернулся…
Кроме этой нелепой фразы, я не нашла что сказать.
— Да, только что, — ответил он с легкой улыбкой. — В конюшне сказали, ты взяла Нарсаллу и уехала, уверив их, что я именно так распорядился.
Я знала, что поступила не правильно, а при данных обстоятельствах просто неосторожно, и потому, защищаясь, ответила с некоторым вызовом:
— Господи, но ведь я с лошадьми почти полжизни! Уверяю, что неплохо умею с ними обращаться, иначе все мои ученики давно бы разбежались.
— Конечно, умеешь, — примирительно сказал Ральф. — Но меня беспокоит не поведение лошадей.
— Понимаю, — сказала я, похлопывая Нарсаллу по красиво изогнутой шее. — Ты, как всегда, прав.
Не считая нужным отвечать на мой ироничный тон, за которым я старалась скрыть непомерную радость от его возвращения, Ральф сказал:
— Я еще не заходил в дом, сразу поехал тебя искать, чтобы серьезно поговорить.
Я вгляделась в его янтарные глаза — они были непроницаемы.
— Если речь снова пойдет о Никки и о его рождении, — устало произнесла я, — то нет никакого смысла начинать. Я ничего больше не скажу.
— У меня у самого есть что рассказать тебе. А потому предлагаю зайти в дом и поговорить спокойно.
— Что-нибудь открылось насчет того, кто пытается причинить вред Никки? — с надеждой спросила я.
— Не совсем, но думаю, я уже близок к разрешению и этой загадки.
— Дай-то Бог, — проговорила я, поворачивая лошадь в сторону дома.
Мы спешились у калитки, привязали лошадей к изгороди, зашли в сад и сели на одну из скамеек. Я сложила руки на коленях и взглянула в лицо дорогого мне человека. Оно было хмурым и серьезным.
— Итак? — сказала я. — Что удалось узнать? Он ответил не сразу, и я почувствовала, что ничего хорошего, успокаивающего он не скажет.
— Два дня назад, — услышала я его негромкий голос, — сразу после того, как нанял людей для охраны, я прямо из Лондона поехал в Девейн-Холл.
Я вдруг поняла, что совсем не хочу, чтобы он продолжал свой рассказ.
— Зачем тебе это понадобилось? — спросила я, опустив глаза, уже не глядя ему в лицо, а видя только руки, в которых он держал кожаные перчатки. На безымянном пальце правой руки блестело под лучами солнца золотое кольцо с печаткой.
— Я отправился туда, — ответил Ральф так же тихо и твердо, — не в качестве душеприказчика умершего кузена. а с единственной целью — повидать твою тетю Маргарет.
У меня перехватило дыхание. С нарастающим отчаянием и гневом я выговорила:
— Как… как ты посмел?
Он не стал отвечать на вопрос, а сказал:
— Она ничего не открыла. Проявила преданность тебе.
— Чувство, которое, видимо, не слишком знакомо графу Сэйвилу, — сказала я с горечью.
Опять он проигнорировал мой выпад и продолжил:
— Тогда я понял, что должен увидеть леди Сандерс.
После этих слов я вскочила со скамьи и крикнула:
— Но ты не осмелился сделать это?
Он остался сидеть, глядя на меня спокойным, оценивающим взглядом.
— Увы, осмелился. И убедился, что это неприятная старая карга.
Я пропустила мимо ушей его оценку моей свекрови и все так же возбужденно проговорила:
— Она ненавидит меня! Всегда ненавидела…
Голос Ральфа звучал почти ласково, когда он снова заговорил:
— Она почти сразу начала рассказывать, как ты окрутила ее сына. Поведала, что Никки появился на свет через шесть месяцев после вашей женитьбы и что он, разумеется, не сын Томми и не ее внук, а ты уговорила своего мужа усыновить его и признать своим.
Я отвернулась от Ральфа и стояла молча, погруженная в свои мысли, ничего не замечая вокруг.
Что я могла ответить? Леди Сандерс нарисовала, в общем, верную картину. Все факты правдивы. Оценка же их у каждого может быть своя. Какова она у Ральфа, я не знала…
То, что он сказал после некоторого молчания, взбудоражило меня еще больше.
— А затем я спросил у леди Сандерс, как называлась деревня, в которой вы с Томми жили сразу после женитьбы? И она назвала ее.
Теперь меня охватил настоящий страх.
— И ты поехал туда? — прерывающимся голосом спросила я.
— Да, Гейл, я поехал туда.
Я отступила на несколько шагов от скамейки, он продолжал сидеть. Мне казалось, от него исходит какая-то угроза, как вчера от Роджера, когда тот оскорблял меня в библиотеке.
— Жена викария хорошо помнит тебя, — сказал Ральф.
— О Боже! — Я прикрыла глаза. — О Боже, зачем ты…
Когда я вновь открыла глаза, он стоял рядом, наклонившись надо мной. С удивлением и гневом в голосе он спросил:
— Чего ради… Какого дьявола ты делаешь секрет из этой истории?.. Это тебя не порочит, а красит, Гейл… Что позорного в том, что после смерти сестры ты усыновила ее ребенка? Что здесь плохого, черт возьми?
Я сжала кулаки. Неужели он не понимает? Даже он, чья жена тоже умерла при родах, не может понять!..
— Я поклялась Деборе, — сказала я, — что никогда не открою Никки тайну его появления на свет. Не проговорюсь, что он незаконнорожденный… Что не мой сын… потому что он мой сын, слышишь? С того мгновения, как Дебора передала его в мои руки, он мой! А моя сестра мертва, и единственное, что я могу сделать для нее… для ее памяти… дать ребенку всю любовь, на какую способна, и охранить от любых пересудов и сплетен, которые могут испортить ему жизнь. — Я посмотрела прямо в лицо Ральфу, — Имею я на это право или нет?.. Даже мать Томми не подозревает, что Никки — сын моей сестры. Благородный Томми не говорил ей этого. Никто не знает, что Дебора приехала к нам за четыре месяца до рождения ребенка и попросила о помощи… Никто, кроме нескольких людей, — добавила я с горечью, — которых ты посчитал необходимым разыскать и допросить, как в суде.
— Я не стал бы их разыскивать, Гейл, — тихо и спокойно возразил Ральф, — если бы ты доверилась мне. Сама открыла всю правду.
— Почему я должна была это делать? — резко сказала я, но что-то в его лице заставило меня сбавить тон, и я продолжала более миролюбиво:
— Ведь сестра взяла с меня слово… Я поклялась ей…
После некоторой паузы, в течение которой Ральф не сводил с меня глаз, он сказал:
— Твоя тетушка и кое-кто еще в Хайгейте неохотно говорили со мной на эту тему. Никто не проговорился, что Никки не твой сын. В том числе жена викария.
— Тогда как же ты узнал?
— Отправился на местное кладбище и нашел там могилу Деборы Лонгверт. Она умерла двадцать второго декабря 1810 года… В тот день, когда, по твоим словам, родился Никки.
Я ничего не могла возразить, только беспомощно потерла виски.
— Насколько я понимаю, — спросил он, — мой кузен Джордж — отец Никки?
— Да, — ответила я. И торопливо заговорила, словно желая поскорее высказаться и уже больше не возвращаться к этому:
— Они были влюблены друг в друга, он обещал, что женится на ней. Иначе Дебора никогда бы не позволила ему приблизиться! Но в это время отец Джорджа откопал где-то Гарриет с ее богатым папочкой и начал оказывать нажим на сына. Гордость не позволила сестре оставаться там, где разыгрывалось все это представление. Она попросила убежища у нас с Томми. А примерно через месяц мы узнали, что Джордж поддался на уговоры отца и женился на Гарриет.
Я на одном дыхании выпалила все это и замолчала, чувствуя усталость и опустошенность.
— Что заставило тебя пойти на кладбище в Хайгейте? — спросила я потом.
— Хотел взглянуть на могилу Деборы, я уже говорил. Я посмотрела на него с недоверием:
— Но если жена викария ничего не сказала о моей сестре, то как же ты…
— Я подозревал, что правда где-то рядом.
Прислонившись спиной к изгороди, я сквозь ткань платья ощутила тепло деревянных жердей.
— Подозревал? — переспросила я.
— Конечно. Никки должен был быть сыном Джорджа. Другого объяснения завещанию трудно найти. И у меня родилось две версии. Первая — Джордж совершил над тобой насилие.
— Ты сошел с ума! — воскликнула я. Тень улыбки промелькнула на его лице.
— Я почти сразу отверг это предположение. Ты скорее бы убила его. Но поначалу мне самому хотелось его убить, несмотря на то что бедняга уже мертв.
— А вторая версия? — спросила я.
— Вторая такова — Никки все-таки сын Джорджа, но не от тебя. И когда я начал думать о предполагаемой матери, картина стала проясняться.
Сзади меня раздалось легкое фырканье. Теплый и влажный нос Нарсаллы ткнулся мне в шею.
— И долго ты пребывал в уверенности, что твой кузен насильник? — вернулась я к первой версии Ральфа. Он снова слегка улыбнулся:
— Не очень, так как убедился на собственном опыте, что у тебя хороший вкус.
Однако мне было не до улыбок.
— Но ты убедился еще и в том, — безрадостно сказала я, — что мной нетрудно овладеть, не прибегая к насилию.
Ральф кинул на меня возмущенный взгляд, хотел ответить, но вместо этого шагнул ко мне, схватил за плечи и яростно поцеловал.
Его поцелуй окончательно растопил мой гнев, остались только опасения.
— Надеюсь, ты не расскажешь Никки о том, что узнал? — спросила я.
Снова возмущение мелькнуло в его глазах.
— Конечно, нет. Но вот тебя ждет в будущем неприятная обязанность рассказать сыну о происхождении денег.
— Можно избежать этого, если я их не возьму!
— По-моему, с этого все и началось несколько месяцев назад, — пробормотал Ральф и, наклонившись, снова поцеловал меня.
Мы стали целоваться, и лошади, подняв головы, с интересом наблюдали за нами.
— Не зайти ли нам внутрь домика? — прошептал он.
— Прекрасная мысль, — ответила я.
И тут со стороны дороги донеслись оживленные детские голоса, мы отпрянули друг от друга, как провинившиеся школьники.
— Мама! — услышала я минуту спустя голос Никки.
— Дядя Ральф! — кричали другие мальчики.
— Мы идем удить рыбу! Пойдете с нами?
Ральф с сожалением взглянул на меня.
— До вечера, — прошептала я с улыбкой.
Глава 24
В эту ночь я опять мало спала, но вовсе не оттого, что мучила бессонница. Однако проснувшись после недолгого утреннего сна, я не ощутила ни усталости, ни уныния.
В наших ночных разговорах мы больше не касались Никки и нависшей над ним угрозы, но перед тем как вернуться к себе в комнату, Ральф снова уверил меня, что и по этому поводу почти уже пришел к кое-каким выводам. Я не стала просить его рассказать подробности, так как была совершенно уверена, что дело касается Роджера, и понимала, как тяжело для Ральфа узнать о преступных замыслах и действиях своего двоюродного брата.
После завтрака Джон Мелвилл сказал, что поедет в Харфордшир, чтобы самому посмотреть на дом, предназначенный для меня, и поговорить с хозяином. Ральф проводил его добрым напутствием, и меня неприятно удивила та легкость, с которой он отнесся к моему скорому отъезду. А возможно, не только легкость, но и облегчение.
Однако я тотчас же оборвала эти мысли, сказав себе, что ничего другого не могла и не должна ожидать: уж не вообразила ли я, что мои отношения с графом Сэйвилом будут длиться вечно?
Отповедь, которую я дала самой себе, была резкой и справедливой, но душевная боль не стала меньше.
Нужно реже думать об этом, решила я и отправилась в конюшню, чтобы снова взять Нарсаллу и прокатиться на ней по окрестностям, забыв обо всем плохом.
Поездка получилась приятной, но беззаботности в душе не прибавилось. Когда я вернулась, Джинни сообщила, что в мое отсутствие из Лондона прибыл какой-то таинственный молодой мужчина, с которым Ральф уединился в кабинете и провел там около двух часов.
— Что-то происходит, — возбужденно говорила она. — Что-то сдвинулось с места, поверьте мне. Неспроста здесь появились все эти люди из Лондона.
— Но ведь Ральф для того и ездил туда, — ответила я, веря и не веря, что, быть может, вскоре многое прояснится и жизнь войдет в нормальную колею.
Ральф со своим новым гостем вышли как раз ко второму завтраку, за которым собрались и все остальные, кроме Джона Мелвилла, еще не вернувшегося из Харфордшира.
Вновь прибывший был представлен как Роберт Слейтер и оказался спокойным и уравновешенным человеком с безукоризненными манерами.
— Вы, по-видимому, адвокат, мистер Слейтер? — спросила Джинни.
— Нет, миледи, — любезно ответил тот, — я сыщик.
Это произвело некоторое впечатление на сидящих за столом.
— Сыщик? — переспросил Роджер. — Это, если не ошибаюсь, люди, которые суют нос в чужие дела и потом рассказывают о них тем, кто за это платит?
Тонкое, интеллигентное лицо Слейтера осталось бесстрастным.
— Я бы таким образом не определял мое занятие, мистер Мелвилл, — спокойно ответил он.
— Не обращайте внимания на слова моего брата, мистер Слейтер, — сказала Джинни, с упреком взглянув на Роджера. — Уверяю вас, все остальные так не считают.
Мистер Элберт Коул вытер рот салфеткой и сказал, еще не до конца прожевав пищу:
— Если кто-то нанял тебя, сынок, хотелось бы знать, кто именно и с какой стати?
Ему ответил Ральф, слегка откинувшись на спинку стула:
— Это сделал я, Коул. И все вы знаете почему. Потому что очень обеспокоен тем, что происходило в последнее время в моем имении.
— И что же, позволь узнать, — с издевкой спросил Роджер, — сумел открыть этот великий сыщик?
Ральф даже не взглянул на него. Обведя взглядом остальных, он сказал:
— Если вы закончили завтрак, леди и джентльмены, приглашаю вас в библиотеку, где мистер Слейтер и я сумеем ответить на вопрос Роджера.
Все с живостью поднялись и последовали за Ральфом. В библиотеке уже горели свечи, и стулья были расставлены вокруг стола, за которым сидел совершенно незнакомый мне молодой мужчина с бледным, нервным лицом.
Ральф пригласил всех садиться и сам вместе со Слейтером уселся рядом с нервического вида мужчиной. Не тратя времени попусту, он сразу заговорил о том, ради чего созвал всех в эту комнату.
— В последние дни стало абсолютно ясно, — зазвучал его спокойный, холодный голос, — что все преступные действия, которые закончились или могли закончиться трагически, были направлены против одного человека, а именно против Николаса Сандерса восьми лет от роду.
Я почувствовала, как Джинни бросила на меня соболезнующий взгляд, но не ответила взглядом на ее сочувствие, потому что не отводила глаз от Ральфа, который продолжал:
— Сначала я не придал должного значения первому происшествию, связанному с мостом, поскольку причиной могла быть просто небрежная проверка опор или вообще случайность. Но затем была отравлена лошадь, на которой должен был ехать мальчик.
Роджер, сидящий рядом со мной, подал голос:
— Почему непременно отравлена? У нее могли быть, например, колики или что-нибудь еще в этом роде. Разве мало болезней?
Ральф нахмурился, но ответил тем же ровным тоном:
— Вполне возможно. Хотя внезапность и сила припадка скорее говорят об отравлении, чем о какой-то болезни. А потом, почти сразу, последовало убийство Джонни Уэстера. И это…
На сей раз Ральфа прервал Элберт Коул, с шумом повернувшийся в своем кресле.
— Не вижу никакой связи между смертью этого малого, — громко сказал он, — и юным Николасом. Мало ли что бывает в лесу!
Лицо Ральфа затвердело. Он расцепил лежащие на столе руки и сжал их в кулаки.
— Прошу выслушать меня, — проговорил он, все так же не повышая голоса. — По моему убеждению, Джонни Уэстер был убит по ошибке, стрела предназначалась Никки Сандерсу.
Я не могла сдержать дрожи во всем теле, и Джинни положила руку мне на запястье, слегка сжав его.
Как сквозь туман я видела Ральфа, слышала его слова:
— …Естественно, первым делом я спросил себя, кому мог перейти дорогу этот мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32