И прежде, чем он осознал, что происходит, Чака вдруг взглянула на него,
глаза ее распахнулись и трясущимися еще губами она прижалась к его губам.
- Люблю, - услышал он. - Люблю, давно люблю, Гаврюшка, Григ, чурбан ты
бесчувственный, милый мой, люблю тебя.
Григ ошеломленно глядел на нее. - А Лонч? - беззвучно выдохнул он. -
Как же Лонч...
- Лонч! - воскликнула Чака. - Что Лонч?! Господи, Григ, ну что ты
говоришь! Неужели ты не видел? Ты ничего, ничего не понимал? А то, что мне
даже думать о тебе было нельзя?! Я же не знала, что ты наш! А потом... Ох,
как мне плохо было в дороге. А ты! Ты на меня и смотреть не хотел! Я так
мучилась! Боже мой, Григ, как же мне было плохо, ты себе представить не
можешь!
И она опять заплакала, но на этот раз тихо и легко, и Григ, чувствуя,
как плавится от невозможного, неземного счастья его сердце, обнял ее и
сжал изо всех сил.
- Чака! - прошептал он, целуя ее волосы, и руки, и шею, и потом -
оторвав от себя ее заплаканное лицо - щеки, глаза и губы. - Чака, милая,
родная, любимая. Господи! Девочка моя, счастье мое, если бы ты знала, если
бы ты знала!.. Ты ведь ночами снилась мне, а я, я-то дурак, я ведь думал:
Лонч. Солнышко мое! Любимая!
Так они и сидели на берегу, то смеясь, то умолкая, и Григ целовал ее,
и она целовала Грига, и он ласково пушил ее короткие волосы, дул в
покрасневшие глаза, и она прижимала к щекам его ладони и водила пальчиком
по его лицу. Время замерло. Воздух застыл, словно стекло. Это было похоже
на сказку, на чудесный сон в волшебную ночь.
- Ты ошиблась, девочка, - сказал Григ. - Женщины любят мягких и
добрых. Опомнись, пока не поздно.
- Дурачок, - она прижалась к нему, обняв рукой за шею, уткнулась
носом в плечо. - Откуда у тебя эти шрамы? - услышал он ее голос.
Григ смотрел на ее ладошку, легко касающуюся его груди. Он помнил
биографию каждого, особенно четко того, который она трогала пальцем, но
говорить о них не хотел. Лишь непосвященному шрамы рассказывали о
безудержной смелости и отчаянной доблести. Те, чья кожа была исполосована
рубцами, знали, что практически все они - свидетели их просчетов и неудач.
Он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствовал бы себя солдат,
приехавший в отпуск и безмолвно сидящий за столом, за которым набежавшие
соседи и родные жадно ждут рассказов о героических подвигах. А он мог
рассказать только то, что видел сам, но в этом не было ничего
героического, а была кровь, грязь, ненависть и сумасшедшее желание выжить.
Он вспомнил бесконечные заброски, синие, красные и желтые солнца, лупящие
сквозь исцарапанный пластик светофильтров, и останки Поисковиков,
размазанные изнутри по пробитым метеоритами скафандрам или переваренные в
кашу агрессивной биосредой, проникающей сквозь любые защитные поля. Это
были жестокие миры, и всех, кто прошел через них и не погиб, они делали
похожими на себя.
О чем он мог рассказать? О полетах, сплошь состоящих из головной боли
экстренных пробуждений? О постоянно выходящей из строя аппаратуре и потной
духоте тесных, неуютных форпостов? О том, как сходили с круга самые
выносливые и ломались, не выдержав, самые сильные? Даже думать об этом
было тошно - не то, что говорить.
- Не знаю, - сказал он вслух. - Разное было.
Чака поняла его по-своему и обиженно сжала губы.
- Я, наверное, ужасно глупая, - сказала она, помолчав.
- Я люблю тебя, - сказал Григ, чувствуя, как обмирает все внутри от
этой правды. - Ты даже не догадываешься, как давно я тебя люблю.
Ее длинные тонкие пальцы медленно скользнули по его шее, вычертили
замысловатую виньетку на плече, мягко сжали предплечье, и Григ
почувствовал, как перехватило у нет от этой нежности горло и как
отозвалось на нее судорожным стоном давно забывшее о ласке тело.
- Григ, - она прижалась к его груди. - А тебе там было страшно?
- Страшно? - переспросил он. - Да, пожалуй. Конечно, было.
- А ты не боялся умереть?
- Умереть? - Григ задумался. - Да нет, наверное, - сказал он. - Об
этом просто не думаешь. Там вообще бояться некогда И потом, знаешь, так
даже лучше, когда это происходит в деле или в бою. В постели умирать хуже.
Неопрятно как-то, да и родные тут же... А там сразу.
- И с мечом в руке, - со странной усмешкой сказала Чака.
Григ пожал плечами.
- Что ж, - сказал он, - тогда тебя, по крайней мере, ждет Валгалла.
Брось, Чака! Я не рисуюсь. Тем более сейчас, когда все мы под Богом...
- Господи! - встрепенулась Чака. - А где же ребята? Мы совсем о них
забили. Как они там?
Там все было в порядке. Группа уже подъезжала к переправе через
Пахру, и до встречи с погоней у нее еще было по расчетам верных полчаса.
- Мы их встретим на том берегу, - сказал Старик, - иначе нельзя. Они
же не знают дорог. Мало ли, как они поедут. Где их потом ловить?
- На берегу? Прямо возле переправы?
- Да. Мы будем поить лошадей. А увидев стрельцов, в панике бросимся
седлать. Я думаю, Лопух не промедлит ни секунды, тем более, что тут мелко.
Так что разрыв окажется минимальным. Они не отстанут и не потеряют нас.
Выглядеть все это будет естественно. А если они нас догонят, накидаем
"чечевицы". У нас есть.
- Хорошо. Делайте, как решили. И пусть с момента появления стрельцов
будет постоянная связь.
- Конечно.
- Ну, удачи вам.
- И вам.
- Ка эс, - сказал Григ, отключаясь. - Слышала? - обратился он к Чаке.
- Пора и нам за дело.
- Боюсь я за них, - прошептала Чака.
- Не бойся, - сказал Григ. - Они не пропадут. В конце концов, у них
есть Мистер Томпсон. Пошли что ли? - он протянул руку.
- Пошли, - тихо ответила Чака, и Григ понял, что ей и в самом деле
страшно.
- Не переживай, - сказал он. - Все будет хорошо. Вот увидишь.
- Ты так уверен... Почему ты так уверен? Ты не думаешь, что все может
сорваться?
- Может, - кивнул Григ. - Всегда что-нибудь может сорваться. Не
думать об этом нельзя. Просто кроме того, что думать, надо еще и быть
готовым действовать. Что бы ни случилось, ты должен всегда быть готов
действовать.
- И что, это спасет от поражения?
- Да. Если ты будешь все время действовать. Тебя могут свалить, но ты
должен попытаться встать. Ты можешь потерять сознание, но, придя в себя,
ты снова должен драться. Драться, сколько есть сил. И тогда ты победишь.
Только нельзя переставать драться.
- Драться?
- Драться, драться. Что б мы ни делали, это бой. А в бою нельзя
думать, что ты проиграешь.
- И мы найдем тех, кого ищем?
- Обязательно. Не сегодня, так завтра. Не сейчас, так в следующий
раз. Лучше, конечно, в этот раз и сегодня. Но если не выйдет, мы
продолжим. Я продолжу. Другие продолжат. Мы найдем их. Если будем верить в
победу.
- Верить?
- Да. И верить тоже.
Они шли по тропинке, Чака впереди, а он сзади, и солнечные зайчики
прыгали с листьев на их плечи, скатывались вниз и взлетали, растворяясь в
высокой синеве. Неподвижный, напоенный солнцем воздух впитывал и растворял
всю боль и горечь, утишал тревогу, мягко обволакивал, отгораживал стеной
от того, что уже происходило за многие километры отсюда, и от того, что
должно было скоро произойти совсем рядом, в той мрачной избе, к которой
лежал их путь.
- Григ, - вдруг сказала Чака. - А кем ты был, ну в Десантниках,
пилотом?
- И пилотом тоже, - кивнул Григ. - Всем понемногу. Там не разделяют.
- Но у тебя же есть какой-то доминирующий профиль?
- Профиль? - переспросил Григ. - По учебной специальности я -
астробиолог. - Он улыбнулся. - Букашки таракашки. А что?
- Да просто... А тебе что, не нравились твои звезды?
- Почему? Очень нравились.
- А зачем же ты согласился на погружение?
Григ от неожиданности даже остановился.
- А как же иначе? - удивленно спросил он. - Я же говорил, что нужен
был человек, похожий на Гаврюшку. Как я мог отказаться?!
- Брали бы тогда уж Шереметева.
- Да ты что! - изумился Григ. - Его же и пальцем тронуть нельзя. Как
ты его вынешь? Тут такие флюктуации! Это же сам Шереметев! Второе лицо в
государстве. А реинтеграция? Представляешь, сколько человек могли ему
рассказать, что он делал эти полгода. И это при том, что он ничего такого
не помнит. То ли дело этот вшивый крючок!
- Да, конечно, - задумчиво сказала Чака. - И что же ты ощущал, когда
ушел?
- Что ощущал? - Григ пожал плечами.
Он вспомнил, как в первые дни неприятно вихляло бедро без привычной
тяжести боевого бластера, и как машинально дергалась в разговоре голова,
отработанным жестом включая подбородком внешнюю связь.
- Непривычно было, - честно ответил он.
- И тебе совсем не жалко?
- Жалко? - не понял Григ. - Чего жалко?
- Ну... Любимую работу...
- Да что ты, Чака! - Григ покачал головой. - Это же мой долг. Ты
разве не понимаешь, как важно то, что мы сейчас делаем. Единственное, что
меня останавливало, это боязнь не справиться. В Десантниках я давно и умею
все, что должен уметь. А ваша работа другая, и задача здесь очень сложная.
Но ведь в любой ситуации надо брать на себя самое сложное. Так нас еще в
школе учили. Да если бы я отказался, ребята со мной просто здороваться
перестали бы!
- Наверное, ты прав, - неуверенно согласилась Чака. - Но я бы так не
смогла.
Они поднялись обратно на холм и подошли к избе. Не доходя до крыльца,
Григ вызвал картинку комнаты. Все были уже готовы. Рассевшиеся по лавкам
мужики напряженно ожидали заветного часа, постоянно взглядывая на Прова.
Стол, стоявший до этого у конька, был теперь сдвинут к торцевой стене,
отчего свободное пространство внутри избы, где Пров должен был рисовать
магический круг, заметно расширилось.
- Слушай, Чака, - сказал Григ. - Ты иди в дом, а я сходу контактер
достану.
- Контактер? - удивилась Чака. - А где он у тебя?
- В переметной суме, где ж ему еще быть?
- Ну да! - ахнула Чака. - А если залезет кто?!
- Это совершенно исключено, Ягодка ни за что не позволит.
- А если ее убьют?
- Тогда он улетит.
- Улетит? Как улетит?
Григ улыбнулся. - Мы замаскировали его под летучую мышь, - пояснил
он. - Ищи, девочка. Скоро сама все увидишь.
Нетопыри всегда сопровождали нечистую силу, и летучая мышь в этой
ситуации не вызывала подозрений. Главная трудность заключалась в другом.
Григ должен был посадить ее перед самым началом Контакта, практически на
глазах у всех, поместив при этом достаточно высоко, так, чтобы она могла
свободно передавать свои сигналы поверх голов.
Положив контактер в карман, он подвесил каждой лошади торбу с овсом,
постоял немного, следя, чтобы они не опускали головы, и, вздохнув, стал
отвязывать почти полные еще мешки. Следовало торопиться. Он до сих пор
везде не распределил "маячки", а тянуть с этим было рискованно. В
дальнейшем у него могло просто не оказаться времени.
Крохотные, величиной с булавочную головку, передатчики были спрятаны
в рукоять ножа, который он носил на поясе. Они не держались на коже, но
зато крепко цеплялись за одежду, буквально врастая в материю. И,
вернувшись в дом, Григ первым делом незаметно навесил такой "маячок"
каждому артельщику. Теперь он мог быть уверен, что ни при каких
обстоятельствах не потеряет люцифериан.
Походив по избе, Григ вернулся к двери и, скользнув взглядом по
притолоке, задержался на воронце - толстой доске над дверью, на которой
лежали полати. Пожалуй, только сюда и можно было посадить контактер. Он
понимал, что времени для этого у него будет очень мало. Всего несколько
секунд, за которые артельщики займут свои места в круге. Именно поэтому
следовало устроиться где-нибудь рядом с выходом. Лишь повесив контактер,
он сможет переместиться поближе к дьявольскому столбу.
После посадки контактера можно было уже не беспокоиться, что кто-то
его заметит. Почти все способы передачи приглашения к Контакту были
недоступны человеческим органам чувств. Грига тревожил только видимый
диапазон лазерного излучения. Впрочем, даже если бы и обнаружили
артельщики летучую мышь, перемигивающуюся тончайшим огненным лучом с
Сатаной, вряд ли это вызвало бы у них что-нибудь, кроме благоговейного
ужаса.
- Ну, братие, будем начинати ин что? - вопросил Федор, подходя к
двери и набрасывая крюк. - Все ли собрались? Ан яко вы? - обратился он к
Григу с Чакой. - Аще ли передумали, ли нет?
- Что молыш?! - ответил Григ, внутренне усмехаясь либерализму Федора.
- Иди, Ивашка, сядь тута...
- Вот они! - услышал он под черепом знакомый голос.
И тотчас Гном спроецировал переданную Мистером Томпсоном картинку -
дорогу глазами Старика. Григ понял, что это Старик, потому что тот тут же
заговорил.
- Видишь? - спросил Старик. - Я думаю, осталось не больше пяти минут.
Когда стрельцы углядят нас, мы поскачем. Как у тебя, Григ?
- Начинаем. Но до Контакта еще что-то около часа.
- Сделаем, что можем. Держи нас в курсе.
- Хорошо. А вы уверены, что они погонятся за вами? Мало ли кто им на
дороге может встретиться.
- Должны погнаться. Во-первых, они увидят, что мы при их появлении
готовимся удрать. А во-вторых, у них есть наши приметы, соседи
постарались. Сейчас десятник заметит нас, все сойдется, и он поймет, что
мы - это мы.
Облако пыли приближалось. Уже стал виден первый всадник в багровом,
покрытом пылью кафтане. Привстав на стременах, он скатывался с холма к
берегу. За ним на бодрых еще лошадях вылетела вся кавалькада.
- Пора! - скомандовал Старик. - Седлать лошадей!
И пока они, изображая тревогу и спешку, бросали и расправляли
потники, укладывали седла, затягивали подпруги и связывали, укорачивая,
поводья, головной всадник закричал что-то, показывая плетью вперед, и изо
всех сил пришпорил своего коня.
Когда Группа сорвалась с места, стрельцы были уже в воде, и после
того, как они выбрались на берег, расстояние между продолжавшим скакать
впереди десятником и замыкающим Группу Бартом определилось метров в
триста-четыреста. Мистер Томпсон умело вел скачку, не давая угаснуть
азарту и выматывая тем самым стрельцов. Расстояние понемногу сокращалось,
потом Группа вдруг резко отрывалась, и преследователи, чувствуя, что
совсем уже было загнанная добыча вновь уходит от них, начинали яростно
нахлестывать лошадей.
Что-то незаметно изменилось в избе, и Григ не сразу уловил - что.
Глаза его обежали клеть, сосредоточенно замерших вдоль стен мужиков и,
только остановившись на поднявшемся с лавки Прове, он понял: все молчали.
- Ну Чака, - пробормотал он про себя, - теперь держись.
Пров, не спеша, подошел к печи, выгреб кочергой на железный лист
несколько угольков, проверил, чтоб остыли. Солнце еще не село, и в
маленькие боковые оконца падали от косые лучи, вспыхивали искрами на
висящих в воздухе пылинках. Кто-то уже забрал ставнями торцевые, выходящие
к дороге, окна, но в боковые окошки хорошо видны были далекие холмы, река,
отливавшая золотом под косогором, и луг между господским домом и селом.
Тихо было, только шуршала где-то за печью мышь, да тонко посвистывала за
окном синица. Неземное, сказочное умиротворение было разлито вокруг,
словно специально, чтобы оттенить сжатую до взрыва тревожную тишину в
избе.
Выбрав на листе один увлек, Пров, так же не спеша, вышел на середину
избы и, опустившись на колени, стал рисовать огромный магический круг. В
классическом квадрате он разместил три концентрические окружности, в цент
которых решительно врезал моген-довид, после чего запечатал углы квадрата
звездами. Однако в дальнейшем традиция нарушалась, и если во внутреннем
круге Пров, делая ошибки и постоянно путая наклон палочки в N, все же
изобразил кое-как четыре имени демиурга, то во внешнем круге он уже
перешел на кириллицу, вписав туда известные каждому русскому ведуну
загадочные слова "сатор", "арепо", "тенет", "опера", "ротас", а средний
круг вообще оставил незаполненным.
Григ с трудом оторвался от выверенных и точных движений мистагога,
разгладил сильно отросшие за последние дни усы.
- Ну ты как? - мысленно окликнул он Чаку.
- Я - ладно. Ты глянь на дорогу!
- Вижу.
Он быстро сообразил, в чем дело. Лошади у Старика были отличных
кровей, ахалтекинцы, купленные на Ногайском за очень большие деньги. Но
они чересчур долго стояли в стойлах. И даже то, что Мистер Томпсон
управлял их обменом, не снимало возникших проблем. Слишком быстро
накапливалась и слишком медленно разлагалась в их мышцах молочная кислота.
Группа уже израсходовала все влитые в свинцовую чечевицу шипы,
выиграв этим почти километр, пока погоня обходила опасные места по пашне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17