Джиллиан получала удовольствие от своей работы, а когда со временем отцу стало хуже, утешала себя тем, что ей пока удается скрывать его болезнь. Теперь же ее секрет стал доступен постороннему. Она нарушила клятву только потому, что перспектива укрыться за каменными стенами дома и провести остаток дней безымянной сиделкой приводила ее в отчаяние. Когда именно безопасность и уверенность в том, что завтрашний день будет точно таким же, как вчерашний, потеряли для нее свою привлекательность? Она всегда знала, что нетерпение приводит к беде, всю жизнь избегала малейшего риска, и вот все рухнуло…
Несколько лет живя уединенно в деревенском доме, Джиллиан постоянно знакомилась с округой и ближайшими деревнями, пока все здесь не стало ей привычным, как утварь на собственной кухне. Должно быть, это усыпило ее осторожность, успокоило и позволило забыть о необходимости терпеть. Она чувствовала себя в безопасности, была уверена, что никто извне не сможет омрачить ее существование, наподобие того, как был разрушен мир вокруг, когда убили ее мать. Как она могла забыть, чьей дочерью была, какие пагубные пристрастия спали в ней? И не намеренно ли она не замечала тревожные признаки, также как делала вид, что не замечает угасание отца?
– Отчего я ни разу не заметила вас? – прошептала она.
– В последнее время, Джиллиан, – губы Камерона скривились в довольной усмешке, – мы все чувствуем, как чьи-то враждебные глаза постоянно за нами наблюдают. Поэтому трудно определить, где действительно нам грозит опасность, а где просто тревожит смутное неприятное ощущение. Кто бы мог подумать, – добавил он тихо, – что свободные люди в Англии окажутся в таком ужасном положении?
В этот миг Джиллиан почувствовала, что от него исходит глубокая тоска, ошеломляющая, непреодолимая… От волнения она сначала даже не смогла ответить. Только тот, у кого, как у нее, на глазах разрушалось все, что он любил и на что надеялся, мог понять, что значит такая потеря.
И тут ее захлестнула невероятная, неистовая надежда. После убийства одного короля и изгнания другого было крайне опасно высказывать вслух сожаление об утраченных свободах: дозоры Кромвеля постоянно подслушивали и подсматривали, выискивали малейшие проявления недовольства. То, на что намекал Камерон Смит, вызвало бы неминуемую ярость лорда-протектора, дойди эти слова до его ушей. Тюрьма, виселица, пытка – ни одно наказание не стало бы слишком суровым. Самым жестоким притеснениям подвергались те, кто укрывал или поддерживал людей, преданных Карлу Стюарту.
А вдруг все это подстроено констеблем Фрейли, чтобы заставить ее высказать свои политические предпочтения?
– Вы, сударь, роялист и государственный изменник! – Ну вот, она сказала то, что нужно, хотя в душе любила и почитала мятежного короля. Джиллиан затаила дыхание, молясь о том, чтобы он признался, что разыграл ее.
– А я-то надеялся, вы разделяете симпатии роялистов, – насмешливо заметил Камерон, вдребезги разбивая ее слабые надежды.
– Мы держимся в стороне от политики.
– Теперь нет.
– Джиллиан? – Уилтон, проснувшись, в страхе сжал ее плечо. – Кто этот человек?
– Камерон. Камерон Смит, – назвался незнакомец с такой готовностью, как будто это не он только что втянул их в дело, грозящее им смертью, – ваш новый ученик, мистер Боуэн.
– Мой новый ученик? – Старик обратил взгляд к дочери. – Джиллиан?
Конечно, она могла бы разоблачить Камерона. И возможно, они вдвоем с отцом выкинули бы негодяя из фургона, а заодно вырвались бы из тайного роялистского заговора… Но что, если Камерон осуществит свою угрозу? Тогда уже утром все в деревнях, которые он называл – Брамбер, Бридинг, Брайтхелмстон, – будут знать ужасную правду о ее отце!
– Папа, – она похлопала отца по руке, надеясь, что он не заметит, как дрожит ее голос, – мистер Смит приехал немного позднее, чем мы ожидали.
– Приехал позднее, чем ожидали. – Уилтон неодобрительно смотрел на Камерона. – Ну что ж, прекрасно. Надеюсь, вы хорошо подготовлены? К несчастью, последний ученик, которого я согласился взять, не имел права называться врачом! Сегодня у нас очень тяжелый больной, крайне тяжелый, и совсем мало времени на то, чтобы выбрать правильное лечение…
– О да, отец, нам надо поговорить о Джейми Меткафе. – Вспыхнувшая надежда почти полностью прогнала страх и гнев Джиллиан.
К ее ужасу, отец наклонился вперед, чтобы смотреть не на нее, а на Камерона Смита.
– Какой у вас диплом?
– Такой же, как у вас.
– Как? Такой же, как у меня? – Уилтон Боуэн просиял. – Доктор хирургии, с дипломом университета в Падуе? – Камерон кивнул. – А вы учились в Королевском медицинском колледже?
– Конечно. – Откинувшись на спинку сиденья, Камерон лгал настолько легко, что Джиллиан засомневалась, не говорит ли он и в самом деле правду. – И еще, Оксфорд.
– Ты слышишь, Джиллиан? Этот молодой человек уже прошел курс там, где ты хотела бы учиться!
Уилтон подвинулся на сиденье, приблизив губы к уху Камерона, и пояснил доверительным шепотом:
– Видите ли, моя дочь не могла посещать университет или колледж всего лишь потому, что родилась женщиной.
– Это я заметил. – Камерон лениво окинул спутницу оценивающим взглядом.
Джиллиан не знала, что ее взбесило больше: то, что этот негодяй посмел смотреть на нее как на проститутку, да еще в присутствии ее отца, или то, как равнодушно он заявлял о том, что обладает знаниями, к которым она столь страстно стремилась. Родившись женщиной, она лишилась права заниматься любимым делом, тогда как этот… этот хам мог спокойно пройти в университетские двери и заявлять об этом, как о своем праве. Однако он не потрудился для этого и пальцем пошевельнуть, а когда сказал, что получил медицинское образование, никто не призвал его к ответу за обман.
– Ну-ка, Джиллиан, поменяйся с ним местами, – засуетился Уилтон: видимо, ему надоело вытягивать шею, задавая свои вопросы. – Возьми поводья, а мы с молодым доктором Смитом обсудим состояние здоровья Меткафа.
– Да, о Меткафе обязательно надо поговорить… – Джиллиан запнулась. Только тут до нее дошел смысл его просьбы.
Молодой доктор Смит! Отец хотел, чтобы она как кучер правила лошадью, пока они с этим мошенником будут беседовать!
– Папа! – с трудом прошептала она и вновь замолкла. Своими случайными словами отец показал, как мало он ценил знания, которые она с таким трудом приобрела, работая рядом с ним. И как легко он отодвинул ее в сторону ради так называемого ученика!
Камерон спокойно вложил ей в руки вожжи, обхватил ее за талию и с пугающей быстротой и силой перенес над своими коленями на другую сторону сиденья, а потом, откинувшись на спинку, удобно устроился между Джиллиан и ее отцом.
Уилтон принялся говорить что-то тихим голосом, а Камерон, кивая, морщил лоб: сейчас он выглядел уважаемым эскулапом, а не наглым самозванцем, каким был на самом деле. Джиллиан же оставалось только слушать неразборчивое бормотание отца, цокот копыт Куинни да шум холодного ветра.
Джиллиан стиснула поводья.
Она все еще чувствовала на своей талии прикосновение сильных рук, когда Камерон менялся с ней местами, а низ… Она покраснела, поняв, что сидит на том же месте, где только что сидел он, на теплой кожаной подушке, вдавленной под его тяжестью. Сама она была слишком легкой, чтобы надолго оставлять отпечаток на сиденье.
Своими широкими плечами Камерон сдавил плечи Джиллиан, и она вынуждена была упереться в подножку и отклониться назад, чтобы не уступить ему еще больше места. Если она не будет бороться за каждый дюйм, скоро он, пожалуй, выпихнет ее на дорогу. Эта неотесанная громадина полностью загородила ее от отца и завладела всем его вниманием, так что если Джиллиан вывалится из фургона, отец даже не заметит ее отсутствия.
Она стиснула зубы, изо всех сил уперлась в Камерона… и вдруг поняла: негодяю доставляет удовольствие то, что она так тесно к нему прижимается.
Расслабившись, Джиллиан сразу оказалась втиснутой в угол. Никогда еще она не чувствовала себя настолько одинокой.
Глава 3
– Вы слишком тяжелый, – наконец сказала она, – и скоро совсем меня раздавите.
– Не может быть! Послушайте, еще ни одна женщина не жаловалась… на мои размеры. – Двойной смысл этих слов сразу же дошел до Камерона, и ему было интересно, как поймет их Джиллиан.
– Подвиньтесь же.
Она ударила его ногой по лодыжке, но он лишь отшутился:
– Вижу, у вас и язычок острый, и носки ботинок!
Джиллиан нехотя улыбнулась.
– Ладно, – внезапно сжалился он, – если вам тесно…
Он выдернул руку, прижатую к нежной выпуклости груди Джиллиан, и вытянул ее вдоль спинки сиденья так, что кончики пальцев касались ее плеча.
Ее сердце успело ударить всего три раза, когда она осознала, что оказалась прижата к нему еще теснее, чем раньше. Джиллиан напряглась и наклонилась вперед, как нос корабля, рассекающий ветер. Она сознательно предпочла такую неудобную позу, не желая прислониться к нему и расслабиться.
Тем временем его уверенность росла с каждым поворотом колес. Когда они проехали четверть мили, а Джиллиан так и не впала в истерику, Камерон понял, что она неосознанно начала смиряться со своим положением. Через полмили старый доктор Боуэн, подняв голову, с любопытством посмотрел на него и начал удивительно интересную лекцию о человеческой печени.
Они проехали милю, и Джиллиан перестала дрожать, дыхание ее выровнялось. Она больше не бросала яростные взгляды на своего попутчика. Ее рукав касался его рубашки, вызывая приятное щекочущее ощущение.
Камерон отодвинулся, чтобы эти прикосновения не уводили его мысли в сторону.
Он радовался тому, что выбрал подходящий момент для осуществления своего плана. Тревога за умирающего арендатора настолько захватила Джиллиан, что она забыла о своих несчастьях. Что касается доктора Боуэна, то он воодушевленно читал лекцию, как будто ему давно недоставало ученика.
Итак, Боуэны смирились с неизбежным. Пока. Камерон был далеко не уверен, поняли они или нет, что у них не имеется ни малейшей надежды от него отделаться. Позднее, когда Боуэны закончат заниматься умирающим фермером и окажутся в своем доме, до них окончательно дойдет, что с ними случилось. Возможно, они даже взбунтуются против ограничений, которые он на них наложит, но будет уже слишком поздно. Сейчас они его приняли, поэтому если и начнут потом возмущаться, то уже не так рьяно. Доктор Боуэн прав: люди как овцы – гони их куда угодно, и они пойдут, какой бы неудобной и трудной ни оказалась дорога.
Камерон исподтишка наблюдал за Джиллиан, и вдруг ему захотелось, чтобы Боуэн ошибся.
– Почему вы с нами так поступаете?
– Потому что.
Он не собирался рассказывать ей о своих намерениях. Многих его грубое заявление заставило бы покорно замолчать.
– Вы обязаны дать нам вразумительное объяснение.
– Я никому ничего не обязан, по крайней мере, сейчас. Два года назад все было совсем иначе, но это старая история, так что лучше о ней не вспоминать.
– И все же объясните мне, почему вы это делаете. Может быть… может быть, я смогу разделить ваши взгляды и помогу, вместо того чтобы мешать.
Она поразила его. Поразила настолько, что он ответил не вполне обдуманно:
– Со временем вы будете мне доверять, хотите вы того или нет.
– Нет.
– Да. Это странно, но много раз проверено: похищенные начинают доверять похитителю. Вы будете волноваться за меня и станете воспринимать мое дело как свое собственное.
– Никогда не слышала таких нелепых разглагольствований. Какой мудрец подал вам такую мысль?
– Не кто иной, как королевский рыцарь, человек, настолько преданный своему делу, что, кроме дела, никогда ничем не интересовался.
– Рыцари ведут себя по-рыцарски и никогда не позволили бы себе обходиться с дамой так, как вы со мной.
– Этот рыцарь в мгновение ока заставил бы вас изменить подобное мнение.
– Вы лжете. В том, что касается рыцарей, и в том, что знакомы с одним из них. Рыцарей больше нет.
– Ах да. – Конечно, Камерон знал это не хуже ее. Неудачная попытка добиться рыцарского звания навсегда отравила жизнь его отцу, несмотря на то, что времена изменились, и у людей не было больше тех возможностей, какими раньше обладал сэр Джон Делакорт. – Но тот человек, который внушил мне эти взгляды, совсем старый. Еще сама королева Елизавета посвящала его в рыцари.
– И все же я хотела бы, чтобы он оказался поблизости и пришел мне на выручку, – тихо пробормотала Джиллиан.
Он подавил распирающий его смех. Она была забавная малышка и очень неосторожная.
– Старый сэр Джон никогда никого не спасал, если ему от этого не было никакой выгоды.
– И какая ему была выгода обучать вас всем этим гадким уловкам? – поинтересовалась Джиллиан.
Разговор подошел слишком близко к его личной жизни. У Джиллиан Боуэн оказалось больше ума и смелости, чем он предполагал. Еще минуту назад Камерон думал, что она чересчур неосторожна, а сам потерял бдительность, и все потому… потому что…
Она его рассмешила. Он давным-давно не смеялся. И если от смеха он теряет бдительность, лишаясь своего преимущества, то лучше уж будет целыми днями рычать как волк.
Камерон внутренне собрался.
– Вы будете вынуждены покориться моей воле, Джиллиан, поэтому лучше уступите сейчас.
– Ни за что.
– Ваш отец будет рассчитывать на мои советы, вы будете обращаться ко мне, когда вам понадобится сила. Вы станете мне доверять, Джиллиан.
Она фыркнула.
– По-видимому, вы никогда не знали, что такое истинное доверие, потому что не можете отличить сущность от его подобия. Мы с отцом будем делать все необходимое, чтобы выжить. Если вы считаете, что это и есть доверие, то мне жаль вас.
Ее высказывание ошеломило его. Она должна была сейчас сидеть, стуча зубами от страха, а вместо этого жалела его! Он мог легко вылечить ее от этой неуместной жалости. Однако ее слова вызвали у него огромное желание почувствовать, каково это – заслужить настоящее доверие и уважение этой женщины.
Джиллиан снова напряженно выпрямилась, крепко сжала колени. Подол платья подоткнула под себя, как будто даже краем юбки не хотела прикасаться к Камерону. Ему было интересно, осознает ли она, что под туго натянутой тканью вырисовываются ее нежные округлые бедра и изящные длинные ноги.
– Не смотрите на меня, – прошептала она.
– Джиллиан, – он опять заговорил преувеличенно звучным голосом и по излишне быстрому взгляду понял, что снова оживил ее страхи, – вы должны признать, что я могу делать все, что захочу. Все, что угодно. Смотреть, сколько захочу – и на вас, и на поля, по которым мы едем.
– Как будто такого негодяя, как вы, интересуют поля.
– Вот тут вы не правы – меня ничто не радует больше, чем вид ухоженных полей.
Его страстью всегда было скакать верхом ночью, по полям, после того как снимут урожай. Обычно Камерон ездил по ночам, потому что находил особую прелесть в серебристом свете, заливающем чисто скошенные пространства, когда зерно убрано в амбары, а сено сложено в высокие стога и ждет лишь, когда его начнут скармливать скоту. Потеряв Бенингтон-Мэнор, Камерон уже не мог позволить себе этого удовольствия.
– Эти поля никак нельзя назвать ухоженными.
– До недавнего времени они были в прекрасном состоянии. Их возделывал Джейми Меткаф, к которому мы едем.
Ни одного стога, высокого и толстого, говорящего о богатом урожае. Луна осветила засохшую ботву кормовой свеклы, до сих пор сидящей в земле. Стебли злаков качали на ветру почти пустыми колосьями, корнеплоды остались гнить в земле, драгоценное, поддерживающее жизнь зерно осыпалось на землю. Этой зимой скот Джейми Меткафа передохнет от голода; да и семье Джейми Меткафа тоже грозит голодная смерть.
– Семья, соседи должны были позаботиться о его урожае, – прошептал Камерон, придя в смятение от вида гибнущих плодов тяжелого труда.
– Зачем? Чтобы потом армия Кромвеля его конфисковала? – раздраженно бросила Джиллиан. – Так, по крайней мере, зерно упадет на землю и весной прорастет, а если зима будет не слишком суровой, жена Джейми соберет хоть какие-то корнеплоды.
– Если ее сюзерен хороший хозяин, ей не удастся долго кормиться таким образом. Если бы это была моя земля, я бы знал, кому отдать эти поля.
– Благодарю Бога за то, что Мэри Меткаф и ее детям повезло и лорд Харрингтон добрее вас.
– Большинство людей добрее меня, Джиллиан.
– Можете мне об этом не напоминать.
Однако хотя она и отпускала в его адрес колкие замечания, Камерон видел, что ее мысли были больше заняты домом, к которому они подъезжали, чем собственными неприятностями. Доктор Боуэн тоже выпрямился и с беспокойством всматривался в приземистую убогую лачугу. Несмотря на то, что их жизнь перевернулась, эти двое, казалось, забыли о своих невзгодах, тревожась за умирающего арендатора.
Странным во всем этом было то, что его задела за живое схватка незнакомого крестьянина со смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30