А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Жир эму использовали как защиту от ветра и палящих солнечных лучей. Эвкалиптовые дрова, вонявшие мочой, придавали, как ни странно, приготовляемой на них пище удивительный аромат.
Мальчик научился отыскивать ежевику среди плотных зарослей буша, собирать дикий мед, карабкаясь по деревьям с ловкостью обезьяны, когда голые ноги не уступают по ловкости рукам, а также собирать большими пальцами ног улиток.
Зэб учил его плести рыболовную снасть из размочаленных древесных волокон и с помощью одной лишь бамбуковой палки и веревки вылавливать целый косяк рыбы. Брендону показали, как из веток и лиан соорудить себе жилище, как с помощью бумеранга добыть дикую индейку и остановить копьем убегающего эму. Он научился подражать блеянию кенгуру. Внимательно следил, как Зэб, взобравшись на самую макушку дерева, сбивал гнездившихся там птиц и подбирал их у подножия, когда они падали вниз.
Но все это не шло ни в какое сравнение с охотой на мотыльков. Зэб привел Брендона на поляну, сплошь усеянную белоснежными маргаритками, где запах вереска наполнял воздух и от которого кружилась голова. Абориген, одетый в шкуру кенгуру, растянул сеть, искусно сплетенную из древесных волокон, а Брендону только и оставалось, что сотнями извлекать из нее мотыльков и опускать их в горячую золу. От них шел приятный ореховый запах.
— Мотыльки делают толще того, кто их ест, — сказал Зэб, смеясь и похлопывая себя по раздувшемуся черному животу. Чем дольше Зэб находился вне цивилизации, тем чаще в его языке проскальзывали древние, почти поэтические высказывания.
Он продемонстрировал величайшее умение сосредоточиться и удивительные терпение и выносливость, просиживая часами в совершенно неподвижной позе над ручьем с копьем в руке, ожидая проплывающих рыб. Брендон уже отчаялся достичь какого-либо успеха в этом деле, но на третий день он поймал-таки свою первую рыбу и так радовался, что Зэб приказал ему положить копье на землю, чтобы случайно наступив, не сломать древко.
Когда зацвели все остальные растения, Зэб сказал мальчику, что аборигены знают: далеко в океане рыбы уже нагуляли жир и скоро придут к побережью, и тогда начнется рыболовный сезон.
Руки Брендона были разбиты в кровь и страшно болели, когда он пытался сделать нож из обсидиана, откалывая от него кусочки другим камнем. Но все-таки получившийся нож стал достойной наградой за все мучения.
Совершенно измотанный к вечеру, мальчик лежал на спине и смотрел в небо. С тех пор, как человек научился ориентироваться по звездам, он знал, что Южный Крест всегда указывает на север. Брендон чувствовал, как погружается в этот звездный мир. Нечто умиротворяющее и утешающее было в поиске Южного Креста, вытянувшегося вдоль своей оси. Он был как бы указующим перстом в мире неопределенности.
Прошло более месяца, и Зэб, наконец, привел Брендона на плато из монолитного плоского камня площадью около шестисот футов. Из него пробивался тоненький ручеек. На отвесной стене, ограничивающей плато с одной стороны, Брендон увидел сотни изображенных на ней фигурок, располагавшихся на уровне его глаз: люди, духи, кенгуру, игуаны, ехидны и множество всяких рыб. Настоящая картинная галерея, где нарисованные красной и желтой охрой и белой глиной картины являлись символическим изображением жизни этих малонаселенных пустынных мест. Она просто поражала воображение.
— Это священное место Радужных Грез, — с тихим благоговением в голосе произнес Зэб.
В этот же вечер Зэб сложил костер. Сидя напротив Брендона, он начал свою историю Времени Грез, которая объясняла связь и взаимозависимость всего сущего между собой. Это относилось и к далекому прошлому, и имело свое продолжение в необозримо далеком грядущем.
В свете костра, казалось, пылает и само лицо аборигена. Его голос отражался от скалистых стен и возвращался эхом. Казалось, говорит посланец из другого мира.
— Давным-давно, еще до Времени Грез, когда и само время не исчислялось, у Земли не было собственной формы, она была неопределенной и зыбкой. И тогда пришла могущественная Змея-Радуга Алмуди. И это было началом Времени Грез. — Зэб указал на скалу, где охрой была изображена змея. — После того, как змея помогла небесным героям в сотворении мира, она расщепила скалу и проделала себе дорогу вот там, — кривой палец указывал на вертикальную расщелину в отвесной стене. — Змея-Радуга сотворила холмы, каменные арки и своды, глубокие пещеры и озера. Каждый год она приносит на себе дождь и возрождение жизни. В это время ее можно видеть как радугу.
Сказание дало возможность Брендону понять, что все, что с ним было прежде, являлось лишь подготовкой к чему-то еще, и он терялся в догадках, что же это может быть. Пока Зэб говорил, Брендон всматривался в призрачные фигуры, вырисовывающиеся в пламени огня. Внезапно из темноты появился абориген в набедренной повязке из листьев вокруг талии. Ничего не сказав, он тихо расположился у костра.
Зэб говорил, и голос его разносился в ночи. Он говорил о Мимах, неуловимых духах, живущих в скалах:
— Мимы так тонки, что даже самый слабый ветер способен сломать их тонкие длинные шеи.
В это время появился еще один гость. Гирлянда из раковин свисала с его шеи, обвивала туловище и бедра и доходила до лодыжек. Он также сел у костра и присоединился к ним.
Зэб невозмутимо продолжал историю о Мимах. — Только когда стоит совершенно тихая, безветренная погода, они иногда выходят, чтобы немного поохотиться и порисовать. Если кто-то идет или поднимается ветер, Мимы тут же прячутся в скалах. Скалы, раскрываясь, принимают их в свое лоно и, как только Мимы спрячутся, тут же закрываются за ними. Люди должны быть осторожными, ибо иногда Мимы заманивают их за собой в скалы, а когда люди заходят туда, Мимы закрывают вход.
Еще один абориген появился у костра, но к этому времени Брендон уже несколько пообвыкся и старался не замечать этих призрачных визитеров, которых набралось уже около дюжины. При этом Брендон был совершенно увлечен рассказом Зэба.
— А когда Мимы выходят?
— Каждый вечер, но мы не можем их видеть. Они оставляют нам знаки своего присутствия, как, например, этот листок или просто какой-нибудь рисунок.
Брендон вдруг почувствовал какое-то щекотание под своим скальпом, который стал как-то внезапно тесен.
— Белые учат аборигенов в своих школах, — продолжал Зэб. — Аборигенов, забывших всю важность Времени Грез. Если некому будет вспомнить старые обряды и ритуалы, то жизнь на Земле прекратится.
Зэб замолчал и посмотрел на Брендона пронзительным взглядом.
— Готов ли ты для такого ритуала, можешь ли принять свое тайное имя?
В глубине души опасавшийся, что еще не готов, Брендон все же знал, что должен тотчас принять решение, возможно, одно из самых ответственных в своей жизни. Он судорожно сглотнул.
— Да.
— Хорошо. Тогда и мы готовы к ритуалу посвящения.
Ритуал показался достаточно простым. Зэб набрал в пригоршню белой глины с берега ручья.
— Сначала ты должен оставить след своей руки на стене.
Брендон с интересом наблюдал, как Зэб разводит глину водой из ручья, а затем набирает в рот получившуюся краску. Держа руку Брендона напротив скалы, рядом с изображением Ястреба Грез, он выпустил струей краску изо рта, чтобы получился трафаретный отпечаток руки.
Аборигены, внимательно наблюдавшие за происходящим, одобрительно загалдели и выразили свое отношение к событию неким подобием аплодисментов. Зэб произнес:
— Твоя рука оставила символ ответственности за полученное тобою наследство. Твое тайное имя теперь Вурунмарра, Хранитель Грез.
Брэндон подумал было, что церемония на этом закончилась. Он устал и хотел спать, но у Зэба на этот счет были свои планы.
— Мы будем танцевать.
— Что?
— Это заключительная часть твоего посвящения.
Зэб и другие аборигены начали разрисовывать свои обнаженные тела охрой и белой глиной.
— Охра — то же самое, что и кровь, а кровь дает жизнь зверям, если расписать себя соответствующим образом.
Старый абориген в набедренной повязке из листьев взял длинный пятифутовый шест, полый внутри, служивший в качестве трубы «диджериду», и начал в него дуть. Полилась резкая дрожащая мелодия, печальная и стонущая, как звуки волынки. Мужчина с гирляндой ракушек начал танцевать, и его ракушки бряцали в ритме танца, удивительно сочетаясь с ревом трубы. Казалось, деревья закружились вокруг костра под заунывную потустороннюю музыку, несущую в себе предсказание грядущего, которое можно уловить, если полностью включиться в это действо.
Теперь и остальные аборигены вступили в круг. Их хищно расписанные фигуры, двигающиеся вокруг огня, навевали на Брендона какое-то странное ощущение гордости, что он уже мужчина, и неизъяснимой причастности к происходящему. Зэб показал, что Брендону тоже следует принять участие в танце. И мальчик попытался подражать телодвижениям аборигенов и их гортанным выкрикам. Танец, освещаемый всполохами огня, продолжался несколько часов.
Когда же наконец танцующие остановились, Брендону показалось, что он упадет там, где стоит. И тут же начался другой ритуальный танец с весьма сложной системой шагов и изощренных движений ногами. Брендон изо всех сил старался подражать аборигенам и в какой-то момент уловил, что принимает в себя энергию и силу, исходящие от церемонии. Танцующие аборигены создавали атмосферу сильного возбуждения. Энергия пронизывала тело мальчика, он раскачивался, сучил ногами и руками и что-то выкрикивал, чувствуя какие-то родственные узы, связавшие его с этими людьми.
Ближе к рассвету Зэб и остальные аборигены прекратили свой танец. В трансе от внезапно охватившей его усталости, Брендон наблюдал, как к нему подошел Зэб. В каком-то непонятном оцепенении он позволил Зэбу взять себя за плечи и уложить на землю, вытянувшись во весь рост. Тут же другой абориген зажал ему рот, третий держал его за руки, четвертый связывал лодыжки.
Зэб возвышался над ним и сжимал в руке тот самый каменный нож, который Брендон сделал еще в начале месяца. Зэб сдернул с Брендона набедренную повязку, а один из аборигенов указал на пенис мальчика и выкрикнул:
— Кон-ду-ин!
Внезапный страх охватил Брендона.
Было очень много крови и непереносимая боль, пронзительный крик разнесся далеко вокруг, отражаясь эхом от отвесных стен. Обрезание было произведено самым первобытным способом. В какой-то момент Брендону показалось, что он теряет сознание. Его душа как бы оставила свое тело, чтобы наблюдать за дальнейшими событиями.
Сквозь туман мальчик услышал голос Зэба, возвещавший: «Теперь ты стал настоящим мужчиной, Хранитель Грез».
Отец ласково называл восьмилетнюю Шевонну Варвик Пшеничным Стебельком: она росла быстро, как злаки в Новом Южном Уэльсе. Худенькая, стройная, рослая для своих лет, девочка была превосходно сложена. К этому следует добавить, что Шевонна была очень непоседливым и беспечным ребенком.
Особенно сегодня. Вот уже три недели она разучивала свою роль в любительском театральном представлении, посвященном Юбилейному Дню, празднику, который напоминал о 26 января 1788 года, когда флаг Содружества впервые взметнулся над бухтой Сиднея. Главными героями пьесы были знаменитые персонажи, члены экипажей Первого флота, осужденные, солдаты и их семьи. Шевонна играла роль одного из двадцати пяти детей, половина которых была незаконнорожденными сыновьями и дочерьми осужденных женщин, а вторая половина — детьми моряков.
Только в 1868 году, всего лишь двадцать лет назад, ссылка в колонии была отменена после того, как более 162-х тысяч осужденных привезли в Австралию. Почти каждый австралиец имел в своей семье или среди своих предков осужденных. Но в семье Шевонны осужденных никогда не было. Ее мать приехала из Америки, а семья отца, насколько ей было известно, эмигрировала в Австралию, и теперь, кроме него самого, никого не осталось в живых.
Шевонна не представляла себе, как жили заключенные. Она не знала, что значит пасть духом или унизиться для того, чтобы выжить. Она скорее бы умерла, чем покорилась и сдалась.
Поэтому, когда ее мать стала репетировать свою роль, Шевонна тихонько прокралась наружу. Сиднейское театральное общество занимало бывший склад на пристани, ныне переоборудованный под любительский театр, который стоял совсем рядом с гаванью.
В гавань-то и направилась Шевонна. Девочку манили корабли, чьи паруса что-то нашептывали ей о дальних странах, где она никогда не бывала.
Но особенно ее внимание привлек небольшой торговый парусный барк «Элисса». Держа шляпу в руке, Шевонна с интересом наблюдала, как потные рабочие разгружали с трехмачтового барка огромные бочки.
— Построен в Абердене, — произнес мужской голос совсем рядом с Шевонной.
Девочка обернулась и уставилась на мужчину. Большой, со спутанной черной бородой, он напоминал ей друга и сотрудника отца Фрэнка Смита, только выглядел значительно моложе. Его глаза смотрели в направлении железного барка.
— Откуда он пришел? — спросила Шевонна.
— Сейчас — из Индии с грузом пряностей и джута, а на рассвете мы отправляемся за бананами в Таунсвилл, — он посмотрел на Шевонну. Может быть он решал, достойна ли она принять участие в настоящем приключении, не испугается ли шторма? — Хочешь посмотреть?
— Да.
— Тогда пошли со мной. — Мужчина взял девочку за плечо и повел по направлению к трапу среди снующих взад-вперед докеров. — Я капитан Ватсон, и если ты что-то хочешь узнать о кораблях, можешь спрашивать об этом у меня. Я отвечу на все твои вопросы. Я избороздил океан вдоль и поперек от Греции до Аляски.
«Элисса» была сравнительно небольшим торговым судном. Шевонна, жительница портового города, кое-что понимала в кораблях. Она прикоснулась к фальшборту, который ограждал палубу и плавно изгибался от носа к корме, повторяя обводы барка.
Выступавшая вперед носовая фигура, изображавшая какую-то богиню, наверняка повидала немало морей и теперь горделиво взирала на волны со своего поста, расположенного сразу под бушпритом. «Как королева», — сказал капитан.
Профиль королевы Виктории, который до того Шевонна видела на монетах, совсем не походил на богиню, но девочка не упомянула об этом.
— Можно мне подойти к штурвалу?
— Конечно. Оттуда ты ощутишь дыхание соленого ветра, как будто идешь под всеми парусами.
Взгляд из-за штурвала давал ощущение небывалой свободы. Отсюда Шевонна видела белые барашки волн, набегающие на нос корабля. Море манило ее к себе.
— Мы только что отремонтировали капитанскую каюту. Ты когда-нибудь видела секстант? Им измеряют углы между двумя точками, например, между солнцем и горизонтом.
Девочка тряхнула головой.
— Моряки используют секстант для того, чтобы ориентироваться по звездам, — добавил капитан.
Это звучало захватывающе — «ориентироваться по звездам». Словно необычайное приключение. Почему мальчики могут участвовать в них, а девочки нет…
— Пойдем со мной, я покажу тебе секстант.
Она прошла за мужчиной через темную кают-компанию к офицерским каютам. Капитанская каюта выглядела очень элегантно. Небольшой иллюминатор пропускал совсем немного света. В каюте стоял затхлый влажный запах.
— Секстант там, на столе, — сказал Ватсон.
Шевонна подошла к столу, заваленному раскатанными картами со странными пометками. И не успела как следует присмотреться, как услышала, что за ней закрылась дверь. Девочка обернулась. И тут раздался звук поворачиваемого ключа. Она осталась одна.
Внезапно девочка поняла, что здесь что-то не так, и попыталась подавить в себе страх, подступивший комком к горлу. Шевонна подошла к двери и попробовала открыть, но дверь была заперта. Уронив шляпу, девочка развернулась и подбежала к иллюминатору. Попытавшись открыть его, она зацепилась за торчавший из стены гвоздь и сильно поранила руку.
В каюте было душно и жарко. Шевонна осмотрелась вокруг, соображая, как бы отсюда выбраться. Солнечный луч, пробивавшийся сквозь иллюминатор, показал ей, что приближается вечер. А вечером этот человек должен вернуться.
Она услышала шаги где-то наверху и закричала. Она кричала и кричала до тех пор, пока у нее не засаднило в горле. Ничего. Или докеры не слышат ее, или их это не заботит.
С ненавистью, стараясь ни к чему не прикасаться, девочка оттолкнула от себя кресло, которое врезалось в обитую кленовыми панелями стену. Всю свою жизнь Шевонна была любима, о ней заботились и беспокоились, чтобы с ней не случилось ничего дурного. Теперь же она поняла, что сейчас с ней происходит что-то по-настоящему ужасное.
Мать будет волноваться за нее, но ведь она не знает, где ее искать. Даже если ее кто-то и видел на борту «Элиссы», то он не подумает об этом ничего плохого, о чем следовало бы сообщить, а если и сообщит, то уже будет поздно и придется ждать до рассвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26