Но как ни странно, в этот раз он не заставил себя долго ждать. Остановившись в дверях и щурясь сквозь толстые линзы очков в тяжелой черной оправе, Милош оглядывал зал. Джильберта улыбнулась и помахала ему рукой.
– Я понимаю, как тебе, должно быть, тяжело, Джилли, – проговорил он, чмокая ее в щеку.
– Тебе тоже, – ответила она.
– Это просто ужасно, – грустно произнес Милош и, вздохнув, попросил: – Расскажи мне подробно все с самого начала, с того момента, как вы с Джулсом встретились в пентхаусе.
– Хорошо. Итак, я приехала туда около полудня в субботу. Джулс уже был там... Те день и ночь не были богаты событиями... Мы ни разу не выходили из квартиры... – начала свой рассказ Джильберта.
В мельчайших подробностях она поведала о том, что произошло. Милош наморщил лоб:
– Ты говоришь, после телефонного разговора он выглядел встревоженным?
– Да, – ответила Джильберта. – Он встревожен... Даже когда мы потом занимались любовью, он был чем-то озабоченным, каким-то отсутствующим.
Ее искренность не произвела впечатления на Милоша.
– Ты уверена, что он говорил по телефону не с твоим братом?
– Абсолютно. Я еще пошутила насчет того, что буду подслушивать, и Джулс взглянул на меня... не знаю, как-то мрачно, что ли. И даже сказал: «Я не хочу, чтобы ты подслушивала». Если бы он звонил Терри насчет этой земли в Айдахо, то не стал бы беспокоиться о том, что я могу подслушать этот разговор. Кстати, у меня и не было такого намерения.
Милош достал сигару из нагрудного кармана и, сунув ее в рот, начал перекатывать между губами, чтобы смочить конец.
– Пойми, Джилли, кто бы ни убил Джулса, а я уверен, что это было убийство, он находился с тобой все время, пока ты не ушла оттуда.
Джильберта содрогнулась:
– Я не перестаю удивляться, почему он не убил меня тоже.
– Насколько я понимаю, это противоречило бы его плану.
– Какому плану?
– Создать впечатление, что Джулс покончил с собой. И похоже, он достиг своей цели. Сомневаюсь, что в полиции смогут установить, была его голова разбита до или после падения.
– Полиция не сможет. Но если я расскажу им, как...
В черных глазах Милоша, которые казались огромными за толстыми стеклами очков, промелькнула тревога.
– Джилли, никогда, слышишь, никогда так не говори! Никогда не делай опрометчивых поступков! Рассказав правду, ты только погубишь карьеру своего мужа.
Джильберта вздохнула:
– Ты прав... Это было бы несправедливо по отношению к Хармону.
– Джулс не хотел бы увидеть твое имя на первой полосе в Связи с этим. Ты бы слишком напоминала ему великомученицу. А он ненавидел мучеников.
– Я знаю. – Джильберта слегка улыбнулась.
– Джулс всегда говорил: «Мученики – это покойники. Единственное, что можно сделать для покойников, это похоронить их». Джилли, я не могу передать, как восхищаюсь тем, с каким хладнокровием ты действовала после смерти Джулса. Уничтожить все доказательства своего присутствия в квартире – это гениально, для этого необходимо настоящее мужество... Ты уверена, что все предусмотрела? – спросил Милош.
– Если бы полиция нашла что-нибудь, свидетельствующее о моей связи с Джулсом, меня бы уже арестовали.
– Вероятно, да. Единственное, что меня беспокоит, – это грузовик. Было рискованно таким образом избавляться от него.
Джильберта покачала головой.
– Ничуть, – заявила она. – «Додж» угнали через пять минут после того, как я оставила его.
– Надеюсь, ты права.
– Что ты собираешься сказать завтра капитану Лаурентису? – спросила Джильберта.
– То, что Джулс велел мне говорить в случае необходимости: что я арендую эту квартиру и разрешал Джулсу ею пользоваться, когда приезжал в Нью-Йорк, а это случалось довольно часто. Если бы ты не унесла свои вещи, я бы заявил, что они принадлежат моей знакомой. А поскольку она – супруга одного из судей Верховного суда штата, ее имя нельзя разглашать.
Прикрыв его руку своей, Джильберта сказала:
– Милый, верный Милош... Ты знаешь, что говорил Джулс незадолго до своей смерти? Он сказал, что ты ему ближе, чем любой из его братьев.
Глаза Милоша затуманились:
– Я так же к нему относился... Мне его уже очень не хватает.
– Да... Жизнь уже никогда не будет столь прекрасной – без него, – едва сдерживая слезы, тихо произнесла Джильберта.
Милош судорожно втянул в себя воздух.
– Но, как говорил Джулс, покойники – это покойники, а живые – это живые. Мы похороним его и продолжим жить.
– Я полагаю, ты возьмешь на себя организацию похорон? – еле слышно спросила Джильберта.
Милош кивнул, а затем спросил:
– Ты собиралась завтра отправиться домой?
– Ну да, если только... Ты думаешь, похороны состоятся завтра? – спросила она.
– Возможно, во вторник. Ты могла бы отложить свой полет, как ты полагаешь?
– Я не знаю Милош. Хармон ждет меня. Я бы могла вернуться в Нью-Йорк во вторник утром, – ответила Джильберта, но, заметив его удрученный вид, добавила: – Хорошо, я подумаю об этом.
Милош попытался улыбнуться:
– Не знаю, был ли у Джулса подходящий случай сказать тебе, что он назначил меня своим душеприказчиком.
– Это меня ничуть не удивляет.
– А вот это тебя удивит. Он оставил приличное наследство Хармону и... твоей падчерице Дженет.
Джильберта не могла скрыть своего изумления и невольно переспросила:
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Миллион долларов каждому.
– Миллион... Но почему, Милош? Во-первых, они не нуждаются в деньгах, а во-вторых, что еще более важно, хотя Хармон и Джулс были добрыми друзьями, но не до такой же степени...
– В характере Джулса была одна черта, которую он никогда ни перед кем не обнаруживал. Даже перед тобой, – мягко добавил Милош и, отвечая на вопросительный взгляд Джильберты, продолжил: – Джулс был человеком с высокими нравственными устоями, с недремлющей совестью. Если вы были его другом, он... его чувство долга...
Он с трудом подбирал слова, и Джильберта с присущей ей прямотой пришла ему на помощь:
– Ты пытаешься сказать, что из-за меня Джулс чувствовал себя обязанным моему мужу?
– Конечно, нечто вроде этого. Он также знал о твоих честолюбивых планах в отношении Хармона и считал, что твоего мужа ожидает блестящая политическая карьера, но считал препятствием на его пути твое богатство, – объяснял Милош.
– Абсурд! – воскликнула Джильберта.
– В действительности это не совсем так, – продолжал Милош. – Джулс был убежден, что, не обладая финансовой независимостью, ни один политик не защищен от искушения заручиться финансовой поддержкой тех, кто в обмен на денежное вознаграждение стремится получить лоббирование своих интересов. Джулс хотел, чтобы Хармон был выше подобных искушений.
Джильберта продолжала скептически смотреть на Милоша.
– Да... – произнесла она. – Я его понимаю, но я также знаю и Хармона. Он не такой человек, чтобы унизиться до взятки или какой-то другой формы мошенничества. Однако в любом случае это нисколько не объясняет, почему он включил в свое завещание дочь Хармона.
Джулс всегда говорил, что его лучший друг – самый честный человек, которого он когда-либо встречал. Если у Джильберты и были какие-то причины не верить в это, то Милош Алански раз и навсегда рассеял ее сомнения. Глядя ей прямо в глаза, он ответил:
– Два года назад у Джулса был роман с Дженет. Он порвал эту связь, когда встретил тебя. Как я уже говорил, мой друг был очень совестливым человеком, – прозвучал голос Милоша.
Сжав голову обеими руками, чтобы унять волнение, от которого голова раскалывалась на части, Джильберта воскликнула:
– Джулс и Дженет?.. Не может быть!
Она не хотела этому верить, однако конфликты с Дженет в последнее время говорили о том, что Милош скорее всего говорил правду. Хотя отношения с падчерицей в течение всех десяти лет, что Джильберта была замужем за Хармоном, никогда не были теплыми и доверительными, женщины всегда относились друг к другу с уважением и стремились поддерживать иллюзию семейной идиллии. За прошедшие полгода Дженет стала угрюмой, сердитой, порой откровенно грубой. Да, скорее всего девушка подозревала мачеху и Джулса в любовной связи. Негодование из-за того, что ее отцу наставляют рога, было еще поддела; прежде всего падчерица ненавидела Джильберту за то, что она отняла у нее любовника.
Она допила бренди и попросила Милоша заказать еще рюмку.
– Возможно, мне потребуется дюжина порций бренди, если у тебя еще есть подобные сюрпризы для меня.
– Прости, дорогая, Джулс, бывало, говорил, что существует только один способ подавать виски или дурные новости – неразбавленными, – извиняющимся тоном произнес Милош.
– Он был прав, и ты правильно сделал, что рассказал мне это. – Голос Джильберты слегка дрожал. – Но почему ты рассказал мне все это, Милош? Я ведь не являюсь членом семьи Джулса, то есть я имею в виду, что он мне ничего не должен.
– Обязательств нет, – вздохнул Милош, – однако ты оказалась в весьма щекотливом положении, и я считаю, что ты имеешь право знать все, что касается убийства Джулса, – невозмутимо объяснил свою позицию Милош.
– Господи, ты ведь не думаешь, что Дженет имеет отношение к...
– Откровенно говоря, я не знаю, Джильберта, но буду сообщать тебе обо всем, что удастся выяснить, – пообещал Милош.
– Выяснить? – Она чуть не расплескала виски.
– Дело в том, что я нанял бригаду для частного расследования.
– Полиции это может не понравиться, – заметила Джильберта, поставив рюмку.
Милош пожал плечами.
– Если капитан Лаурентис смотрит на вещи здраво, то не будет возражать против команды, работающей параллельно с ним. Одному Богу известно, насколько в полиции неукомплектованы штаты и как их люди перегружены работой, – высказал свое мнение Милош, играя спичечным коробком. – Кстати, Джилли, я полагаю, тебе не мешало бы иметь охрану до тех пор, пока не будет пролит свет на эту трагедию.
– Милош, более абсурдной идеи я еще не слышала! Послушай, после того как убийца расправился с Джулсом, он мог прикончить и меня. Если это не было сделано, значит, ему не нужна моя жизнь.
– Тогда – нет, – по-прежнему спокойно возразил Милош, – теперь – другое дело. Послушай, Джилли, я думаю, что в тот раз он предполагал застать Джулса одного. Видимо, убийца планировал, что смерть Джулса должна выглядеть как самоубийство-, поэтому он не мог убить и тебя. Наверное, надеялся на то, что ты, обнаружив труп, здорово запаникуешь и как можно .быстрее смотаешься оттуда. Конечно, он сильно рисковал – ты ведь могла вызвать полицию. Однако ты этого не сделала и тем самым сыграла ему на руку. Убийца подождал, пока ты вынесешь вещи, и как только понял, что ты окончательно ушла из квартиры, сбросил уже мертвого Джулса с террасы, – закончил свои рассуждения Милош.
– Ты думаешь, теперь он будет преследовать меня? – спросила Джильберта.
– Ну... ты являешься единственным человеком, кроме него самого, кто знает, что Джулс не покончил жизнь самоубийством. – Милош снял очки и вытер глаза. – Но может быть...
– Может быть? – нетерпеливо переспросила Джильберта. *
– ...Ему нет необходимости бояться тебя. Ведь достаточно сделать анонимный звонок в полицию и сообщить, что миссис Киллингтон видели с мистером Марстоном... Сыщики сразу сообразят, что это ты была любовницей Джулса, и могут выдвинуть версию, что именно ты его убила, и...
– Боже мой, Милош! Но это безумие!
– Неужели? Ты должна трезво смотреть на вещи. Джилли, тебе грозит настоящая опасность.
– Ты думаешь, убийца знает мое имя?
– Если нет, то к завтрашнему дню обязательно узнает. После сегодняшнего выступления твое лицо появится во всех газетах, на телевидении... Держу пари, телезрители уже видели тебя в «Новостях».
– Если ты думаешь, что меня легко испугать... – начала было Джильберта, но Милош перебил ее:
– Да, я это говорю для того, чтобы ты была начеку. Вспомни, как в теннисе: это очко решает исход матча. И преимущество на стороне убийцы. Его шансы на успех в том, что он знает, кто ты, а ты не имеешь представления о нем. – Милош взглянул на свои часы. – Послушай, уже поздно. Нам обоим не мешало бы лечь спать. Проводить тебя до номера?
– Нет... Спасибо, – отказалась Джильберта. – Я чувствую себя здесь в полной безопасности.
Милош все же проводил ее до лифта.
– Хочу надеяться, ты серьезно подумаешь о том, что я говорил. Тебе нужна охрана.
– И думать об этом не хочу! – воскликнула Джильберта. – Будь я проклята, если позволю себе превратиться в зацикленного параноика! Спокойной ночи, Милош. И большое тебе спасибо за все. Мы поговорим завтра.
Джильберта все еще не могла прийти в себя. Вернувшись в номер, она быстро разделась, оставив одежду беспорядочной кучей на полу. Даже не умывшись, добрела до спальни и буквально рухнула в постель.
Из-за крайнего нервного напряжения сон не наступал. Она лежала на спине, уставившись в потолок. Перед ее мысленным взором вдруг возникла карусель, которая, подобно ее мыслям, кружилась с бешеной скоростью. Пластиковые лошади с невидящими глазами навыкате и мрачными мордами мелькали под звуки меди. Джильберта закрыла глаза. Теперь перед ней проносились человеческие лица. Она узнавала Джули, Хармона, Аниту, Дженет, Лаурентиса, а у самой оси карусели проступали лица из прошлого: ее мамы Линды, ее прабабушки Тары...
Тара – внебрачный ребенок Карен...
И Джильберта погрузилась в глубокий, мучительный сон.
Глава 8
Тара Де Бирс Паркер не была белокурой, как мать и бабушка. Девушка оказалась больше похожа на бабку по отцовской линии, в жилах которой текла кровь индейцев племени шайен. Уже в двенадцать лет Тара была выше и Карен, и Минны.
– Ты родилась вместе со штатом Колорадо, в один день, – говорил ей дедушка Ларс. – И растешь так же быстро, как штат Колорадо.
Тара была стройной, гибкой девочкой со смуглым цветом лица и выразительными фиалковыми глазами. Высокие скулы, орлиный нос и прямые волосы, черным водопадом ниспадавшие до ягодиц, она унаследовала от индейских племен, чем весьма гордилась.
Она полюбила лошадей сразу, как только впервые увидела их, и научилась ездить верхом раньше, чем научилась ходить. Когда внучке исполнилось двенадцать лет, Ларс подарил ей молоденького пегого жеребца.
«Тара не сядет на другого коня, пока будет жив Разбойник», – как заклинание звучали для нее слова Ларса.
Эти двое были неразлучны и зимой, и летом. Тара любила совершать далекие прогулки верхом в горы и по равнинам.
Старатели, геологи и путешественники привыкли видеть в окрестностях Силвер-Сити всадницу и лошадь, которые казались неотъемлемой частью дикой природы.
В горах и лесах Тара чувствовала себя более свободно, чем в роскошном поместье Де Бирсов. Ей было удобнее в просторной шерстяной мужской рубашке, прочных брюках из грубой шерстяной ткани и сапогах, чем в роскошном платье и модных лакированных туфлях.
Как-то вечером перед ужином бабушка сказала ей:
– Тебе уже не пристало быть девчонкой-сорванцом, пора избавиться от своих мальчишеских замашек. Ты – юная леди и должна вести себя соответствующим образом. Молодым людям в девушках нравится женственность.
Передразнивая такую женственную девушку, Тара, покачивая бедрами, прошествовала по гостиной.
– А вот и я, взрослые, сильные, мужественные молодые люди, – пискливым голосом произнесла Тара. – Сама мисс Женственность собственной персоной. Ну разве я не милашка в этом платье? Не хотите ли посмотреть мои панталоны в кружевных оборках?
– Тара! – воскликнула потрясенная Минна. – Больше никогда не произноси подобные речи, особенно в присутствии особ противоположного пола.
– Ты имеешь в виду панталоны? – с невинным видом продолжала Тара.
Ее дедушка Ларс и дядя Нилс даже не пытались сдержать свой смех.
– Не только, – ответила Минна. – И скажи своей маме, что ужин будет скоро готов.
Неожиданно свалившееся на них богатство нисколько не испортило Минну Де Бирс. Несмотря на настоятельные просьбы мужа, она наотрез отказалась нанять кухарку, хотя после долгих уговоров согласилась взять горничную и дворецкого.
Тара скоро вернулась. Ларс спросил:
– Что делает твоя мама?
– Она пишет письмо... – с присущим индейцам терпением ответила Тара, и эту фразу не было необходимости заканчивать, так как все понимали, что Карен пишет письмо в Денвер, или в Нью-Йорк, «ли в Вашингтон; она писала письма даже за границу...
Во всем остальном Карен Де Бирс Паркер производила впечатление вполне нормальной, здоровой женщины.
В школе у ее дочери была репутация одиночки. Учтивая и обходительная с учителями, она держалась отчужденно и надменно со своими одноклассниками. У Тары не было подруг. А что касается ее отношений с мальчиками, то они настороженно относились к этой высокой сильной девочке с гордой осанкой и вселяющими робость глазами цвета фиалок.
За школой находилось прямоугольное здание, в котором размещался туалет, разделенный перегородкой на две половины – для мальчиков и девочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Я понимаю, как тебе, должно быть, тяжело, Джилли, – проговорил он, чмокая ее в щеку.
– Тебе тоже, – ответила она.
– Это просто ужасно, – грустно произнес Милош и, вздохнув, попросил: – Расскажи мне подробно все с самого начала, с того момента, как вы с Джулсом встретились в пентхаусе.
– Хорошо. Итак, я приехала туда около полудня в субботу. Джулс уже был там... Те день и ночь не были богаты событиями... Мы ни разу не выходили из квартиры... – начала свой рассказ Джильберта.
В мельчайших подробностях она поведала о том, что произошло. Милош наморщил лоб:
– Ты говоришь, после телефонного разговора он выглядел встревоженным?
– Да, – ответила Джильберта. – Он встревожен... Даже когда мы потом занимались любовью, он был чем-то озабоченным, каким-то отсутствующим.
Ее искренность не произвела впечатления на Милоша.
– Ты уверена, что он говорил по телефону не с твоим братом?
– Абсолютно. Я еще пошутила насчет того, что буду подслушивать, и Джулс взглянул на меня... не знаю, как-то мрачно, что ли. И даже сказал: «Я не хочу, чтобы ты подслушивала». Если бы он звонил Терри насчет этой земли в Айдахо, то не стал бы беспокоиться о том, что я могу подслушать этот разговор. Кстати, у меня и не было такого намерения.
Милош достал сигару из нагрудного кармана и, сунув ее в рот, начал перекатывать между губами, чтобы смочить конец.
– Пойми, Джилли, кто бы ни убил Джулса, а я уверен, что это было убийство, он находился с тобой все время, пока ты не ушла оттуда.
Джильберта содрогнулась:
– Я не перестаю удивляться, почему он не убил меня тоже.
– Насколько я понимаю, это противоречило бы его плану.
– Какому плану?
– Создать впечатление, что Джулс покончил с собой. И похоже, он достиг своей цели. Сомневаюсь, что в полиции смогут установить, была его голова разбита до или после падения.
– Полиция не сможет. Но если я расскажу им, как...
В черных глазах Милоша, которые казались огромными за толстыми стеклами очков, промелькнула тревога.
– Джилли, никогда, слышишь, никогда так не говори! Никогда не делай опрометчивых поступков! Рассказав правду, ты только погубишь карьеру своего мужа.
Джильберта вздохнула:
– Ты прав... Это было бы несправедливо по отношению к Хармону.
– Джулс не хотел бы увидеть твое имя на первой полосе в Связи с этим. Ты бы слишком напоминала ему великомученицу. А он ненавидел мучеников.
– Я знаю. – Джильберта слегка улыбнулась.
– Джулс всегда говорил: «Мученики – это покойники. Единственное, что можно сделать для покойников, это похоронить их». Джилли, я не могу передать, как восхищаюсь тем, с каким хладнокровием ты действовала после смерти Джулса. Уничтожить все доказательства своего присутствия в квартире – это гениально, для этого необходимо настоящее мужество... Ты уверена, что все предусмотрела? – спросил Милош.
– Если бы полиция нашла что-нибудь, свидетельствующее о моей связи с Джулсом, меня бы уже арестовали.
– Вероятно, да. Единственное, что меня беспокоит, – это грузовик. Было рискованно таким образом избавляться от него.
Джильберта покачала головой.
– Ничуть, – заявила она. – «Додж» угнали через пять минут после того, как я оставила его.
– Надеюсь, ты права.
– Что ты собираешься сказать завтра капитану Лаурентису? – спросила Джильберта.
– То, что Джулс велел мне говорить в случае необходимости: что я арендую эту квартиру и разрешал Джулсу ею пользоваться, когда приезжал в Нью-Йорк, а это случалось довольно часто. Если бы ты не унесла свои вещи, я бы заявил, что они принадлежат моей знакомой. А поскольку она – супруга одного из судей Верховного суда штата, ее имя нельзя разглашать.
Прикрыв его руку своей, Джильберта сказала:
– Милый, верный Милош... Ты знаешь, что говорил Джулс незадолго до своей смерти? Он сказал, что ты ему ближе, чем любой из его братьев.
Глаза Милоша затуманились:
– Я так же к нему относился... Мне его уже очень не хватает.
– Да... Жизнь уже никогда не будет столь прекрасной – без него, – едва сдерживая слезы, тихо произнесла Джильберта.
Милош судорожно втянул в себя воздух.
– Но, как говорил Джулс, покойники – это покойники, а живые – это живые. Мы похороним его и продолжим жить.
– Я полагаю, ты возьмешь на себя организацию похорон? – еле слышно спросила Джильберта.
Милош кивнул, а затем спросил:
– Ты собиралась завтра отправиться домой?
– Ну да, если только... Ты думаешь, похороны состоятся завтра? – спросила она.
– Возможно, во вторник. Ты могла бы отложить свой полет, как ты полагаешь?
– Я не знаю Милош. Хармон ждет меня. Я бы могла вернуться в Нью-Йорк во вторник утром, – ответила Джильберта, но, заметив его удрученный вид, добавила: – Хорошо, я подумаю об этом.
Милош попытался улыбнуться:
– Не знаю, был ли у Джулса подходящий случай сказать тебе, что он назначил меня своим душеприказчиком.
– Это меня ничуть не удивляет.
– А вот это тебя удивит. Он оставил приличное наследство Хармону и... твоей падчерице Дженет.
Джильберта не могла скрыть своего изумления и невольно переспросила:
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Миллион долларов каждому.
– Миллион... Но почему, Милош? Во-первых, они не нуждаются в деньгах, а во-вторых, что еще более важно, хотя Хармон и Джулс были добрыми друзьями, но не до такой же степени...
– В характере Джулса была одна черта, которую он никогда ни перед кем не обнаруживал. Даже перед тобой, – мягко добавил Милош и, отвечая на вопросительный взгляд Джильберты, продолжил: – Джулс был человеком с высокими нравственными устоями, с недремлющей совестью. Если вы были его другом, он... его чувство долга...
Он с трудом подбирал слова, и Джильберта с присущей ей прямотой пришла ему на помощь:
– Ты пытаешься сказать, что из-за меня Джулс чувствовал себя обязанным моему мужу?
– Конечно, нечто вроде этого. Он также знал о твоих честолюбивых планах в отношении Хармона и считал, что твоего мужа ожидает блестящая политическая карьера, но считал препятствием на его пути твое богатство, – объяснял Милош.
– Абсурд! – воскликнула Джильберта.
– В действительности это не совсем так, – продолжал Милош. – Джулс был убежден, что, не обладая финансовой независимостью, ни один политик не защищен от искушения заручиться финансовой поддержкой тех, кто в обмен на денежное вознаграждение стремится получить лоббирование своих интересов. Джулс хотел, чтобы Хармон был выше подобных искушений.
Джильберта продолжала скептически смотреть на Милоша.
– Да... – произнесла она. – Я его понимаю, но я также знаю и Хармона. Он не такой человек, чтобы унизиться до взятки или какой-то другой формы мошенничества. Однако в любом случае это нисколько не объясняет, почему он включил в свое завещание дочь Хармона.
Джулс всегда говорил, что его лучший друг – самый честный человек, которого он когда-либо встречал. Если у Джильберты и были какие-то причины не верить в это, то Милош Алански раз и навсегда рассеял ее сомнения. Глядя ей прямо в глаза, он ответил:
– Два года назад у Джулса был роман с Дженет. Он порвал эту связь, когда встретил тебя. Как я уже говорил, мой друг был очень совестливым человеком, – прозвучал голос Милоша.
Сжав голову обеими руками, чтобы унять волнение, от которого голова раскалывалась на части, Джильберта воскликнула:
– Джулс и Дженет?.. Не может быть!
Она не хотела этому верить, однако конфликты с Дженет в последнее время говорили о том, что Милош скорее всего говорил правду. Хотя отношения с падчерицей в течение всех десяти лет, что Джильберта была замужем за Хармоном, никогда не были теплыми и доверительными, женщины всегда относились друг к другу с уважением и стремились поддерживать иллюзию семейной идиллии. За прошедшие полгода Дженет стала угрюмой, сердитой, порой откровенно грубой. Да, скорее всего девушка подозревала мачеху и Джулса в любовной связи. Негодование из-за того, что ее отцу наставляют рога, было еще поддела; прежде всего падчерица ненавидела Джильберту за то, что она отняла у нее любовника.
Она допила бренди и попросила Милоша заказать еще рюмку.
– Возможно, мне потребуется дюжина порций бренди, если у тебя еще есть подобные сюрпризы для меня.
– Прости, дорогая, Джулс, бывало, говорил, что существует только один способ подавать виски или дурные новости – неразбавленными, – извиняющимся тоном произнес Милош.
– Он был прав, и ты правильно сделал, что рассказал мне это. – Голос Джильберты слегка дрожал. – Но почему ты рассказал мне все это, Милош? Я ведь не являюсь членом семьи Джулса, то есть я имею в виду, что он мне ничего не должен.
– Обязательств нет, – вздохнул Милош, – однако ты оказалась в весьма щекотливом положении, и я считаю, что ты имеешь право знать все, что касается убийства Джулса, – невозмутимо объяснил свою позицию Милош.
– Господи, ты ведь не думаешь, что Дженет имеет отношение к...
– Откровенно говоря, я не знаю, Джильберта, но буду сообщать тебе обо всем, что удастся выяснить, – пообещал Милош.
– Выяснить? – Она чуть не расплескала виски.
– Дело в том, что я нанял бригаду для частного расследования.
– Полиции это может не понравиться, – заметила Джильберта, поставив рюмку.
Милош пожал плечами.
– Если капитан Лаурентис смотрит на вещи здраво, то не будет возражать против команды, работающей параллельно с ним. Одному Богу известно, насколько в полиции неукомплектованы штаты и как их люди перегружены работой, – высказал свое мнение Милош, играя спичечным коробком. – Кстати, Джилли, я полагаю, тебе не мешало бы иметь охрану до тех пор, пока не будет пролит свет на эту трагедию.
– Милош, более абсурдной идеи я еще не слышала! Послушай, после того как убийца расправился с Джулсом, он мог прикончить и меня. Если это не было сделано, значит, ему не нужна моя жизнь.
– Тогда – нет, – по-прежнему спокойно возразил Милош, – теперь – другое дело. Послушай, Джилли, я думаю, что в тот раз он предполагал застать Джулса одного. Видимо, убийца планировал, что смерть Джулса должна выглядеть как самоубийство-, поэтому он не мог убить и тебя. Наверное, надеялся на то, что ты, обнаружив труп, здорово запаникуешь и как можно .быстрее смотаешься оттуда. Конечно, он сильно рисковал – ты ведь могла вызвать полицию. Однако ты этого не сделала и тем самым сыграла ему на руку. Убийца подождал, пока ты вынесешь вещи, и как только понял, что ты окончательно ушла из квартиры, сбросил уже мертвого Джулса с террасы, – закончил свои рассуждения Милош.
– Ты думаешь, теперь он будет преследовать меня? – спросила Джильберта.
– Ну... ты являешься единственным человеком, кроме него самого, кто знает, что Джулс не покончил жизнь самоубийством. – Милош снял очки и вытер глаза. – Но может быть...
– Может быть? – нетерпеливо переспросила Джильберта. *
– ...Ему нет необходимости бояться тебя. Ведь достаточно сделать анонимный звонок в полицию и сообщить, что миссис Киллингтон видели с мистером Марстоном... Сыщики сразу сообразят, что это ты была любовницей Джулса, и могут выдвинуть версию, что именно ты его убила, и...
– Боже мой, Милош! Но это безумие!
– Неужели? Ты должна трезво смотреть на вещи. Джилли, тебе грозит настоящая опасность.
– Ты думаешь, убийца знает мое имя?
– Если нет, то к завтрашнему дню обязательно узнает. После сегодняшнего выступления твое лицо появится во всех газетах, на телевидении... Держу пари, телезрители уже видели тебя в «Новостях».
– Если ты думаешь, что меня легко испугать... – начала было Джильберта, но Милош перебил ее:
– Да, я это говорю для того, чтобы ты была начеку. Вспомни, как в теннисе: это очко решает исход матча. И преимущество на стороне убийцы. Его шансы на успех в том, что он знает, кто ты, а ты не имеешь представления о нем. – Милош взглянул на свои часы. – Послушай, уже поздно. Нам обоим не мешало бы лечь спать. Проводить тебя до номера?
– Нет... Спасибо, – отказалась Джильберта. – Я чувствую себя здесь в полной безопасности.
Милош все же проводил ее до лифта.
– Хочу надеяться, ты серьезно подумаешь о том, что я говорил. Тебе нужна охрана.
– И думать об этом не хочу! – воскликнула Джильберта. – Будь я проклята, если позволю себе превратиться в зацикленного параноика! Спокойной ночи, Милош. И большое тебе спасибо за все. Мы поговорим завтра.
Джильберта все еще не могла прийти в себя. Вернувшись в номер, она быстро разделась, оставив одежду беспорядочной кучей на полу. Даже не умывшись, добрела до спальни и буквально рухнула в постель.
Из-за крайнего нервного напряжения сон не наступал. Она лежала на спине, уставившись в потолок. Перед ее мысленным взором вдруг возникла карусель, которая, подобно ее мыслям, кружилась с бешеной скоростью. Пластиковые лошади с невидящими глазами навыкате и мрачными мордами мелькали под звуки меди. Джильберта закрыла глаза. Теперь перед ней проносились человеческие лица. Она узнавала Джули, Хармона, Аниту, Дженет, Лаурентиса, а у самой оси карусели проступали лица из прошлого: ее мамы Линды, ее прабабушки Тары...
Тара – внебрачный ребенок Карен...
И Джильберта погрузилась в глубокий, мучительный сон.
Глава 8
Тара Де Бирс Паркер не была белокурой, как мать и бабушка. Девушка оказалась больше похожа на бабку по отцовской линии, в жилах которой текла кровь индейцев племени шайен. Уже в двенадцать лет Тара была выше и Карен, и Минны.
– Ты родилась вместе со штатом Колорадо, в один день, – говорил ей дедушка Ларс. – И растешь так же быстро, как штат Колорадо.
Тара была стройной, гибкой девочкой со смуглым цветом лица и выразительными фиалковыми глазами. Высокие скулы, орлиный нос и прямые волосы, черным водопадом ниспадавшие до ягодиц, она унаследовала от индейских племен, чем весьма гордилась.
Она полюбила лошадей сразу, как только впервые увидела их, и научилась ездить верхом раньше, чем научилась ходить. Когда внучке исполнилось двенадцать лет, Ларс подарил ей молоденького пегого жеребца.
«Тара не сядет на другого коня, пока будет жив Разбойник», – как заклинание звучали для нее слова Ларса.
Эти двое были неразлучны и зимой, и летом. Тара любила совершать далекие прогулки верхом в горы и по равнинам.
Старатели, геологи и путешественники привыкли видеть в окрестностях Силвер-Сити всадницу и лошадь, которые казались неотъемлемой частью дикой природы.
В горах и лесах Тара чувствовала себя более свободно, чем в роскошном поместье Де Бирсов. Ей было удобнее в просторной шерстяной мужской рубашке, прочных брюках из грубой шерстяной ткани и сапогах, чем в роскошном платье и модных лакированных туфлях.
Как-то вечером перед ужином бабушка сказала ей:
– Тебе уже не пристало быть девчонкой-сорванцом, пора избавиться от своих мальчишеских замашек. Ты – юная леди и должна вести себя соответствующим образом. Молодым людям в девушках нравится женственность.
Передразнивая такую женственную девушку, Тара, покачивая бедрами, прошествовала по гостиной.
– А вот и я, взрослые, сильные, мужественные молодые люди, – пискливым голосом произнесла Тара. – Сама мисс Женственность собственной персоной. Ну разве я не милашка в этом платье? Не хотите ли посмотреть мои панталоны в кружевных оборках?
– Тара! – воскликнула потрясенная Минна. – Больше никогда не произноси подобные речи, особенно в присутствии особ противоположного пола.
– Ты имеешь в виду панталоны? – с невинным видом продолжала Тара.
Ее дедушка Ларс и дядя Нилс даже не пытались сдержать свой смех.
– Не только, – ответила Минна. – И скажи своей маме, что ужин будет скоро готов.
Неожиданно свалившееся на них богатство нисколько не испортило Минну Де Бирс. Несмотря на настоятельные просьбы мужа, она наотрез отказалась нанять кухарку, хотя после долгих уговоров согласилась взять горничную и дворецкого.
Тара скоро вернулась. Ларс спросил:
– Что делает твоя мама?
– Она пишет письмо... – с присущим индейцам терпением ответила Тара, и эту фразу не было необходимости заканчивать, так как все понимали, что Карен пишет письмо в Денвер, или в Нью-Йорк, «ли в Вашингтон; она писала письма даже за границу...
Во всем остальном Карен Де Бирс Паркер производила впечатление вполне нормальной, здоровой женщины.
В школе у ее дочери была репутация одиночки. Учтивая и обходительная с учителями, она держалась отчужденно и надменно со своими одноклассниками. У Тары не было подруг. А что касается ее отношений с мальчиками, то они настороженно относились к этой высокой сильной девочке с гордой осанкой и вселяющими робость глазами цвета фиалок.
За школой находилось прямоугольное здание, в котором размещался туалет, разделенный перегородкой на две половины – для мальчиков и девочек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32