Он крепко держал ее за талию, но боли его рука не причиняла. Она рассеянно убрала со лба волосы и поправила прическу, затем обратилась к нему:
— Вы знаете, кто я такая?
— Это нетрудно угадать, — сказал он, убрав руку. — Вы неместная, иначе я давно знал бы вас. У вас есть и обаяние, и средства, достаточные, чтобы убедить старину Джо отправиться ночью с вами на его лодочке в путь — а это не так легко. Легкое белое платье красноречиво говорит о Калифорнии — ведь обычно туристы плавают на лодках в брюках или, джинсах. Значит, вы из киношников. Вы слишком молоды, чтобы играть роль жены и недостаточно молоды, чтобы играть дочку. По-моему, вы режиссерша.
— Блестяще, — насмешливо произнесла Джулия.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
— Вы со всеми так обращаетесь или я дала вам какой-то повод?
Он несколько сбавил скорость, и шум мотора стал не так слышен.
— В это время, если вы заметили, здесь осень. Кажется, что у нас в Южной Луизиане не холодно, но можно что-нибудь схватить.
— То есть?
— Может, это и странно, — ответил он с оттенком раздражения, — но это время здесь опасное. У самих каджунов бывают сердечные приступы, не говоря о гриппе, по-вашему — инфлюэнце.
— Вы, кажется, обиделись?
— По-вашему, я слишком чувствителен, а это тоже небезопасно. Но вы — на моем болоте, и с этим надо считаться.
— На вашем? — спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе было только нейтральное любопытство.
Он поглядел на нее, щурясь от встречного ветра, и твердо и спокойно произнес:
— На моем.
— Почему вы так считаете?
— Потому что я знаю его: знаю места нереста рыбы, спаривания аллигаторов, места, куда зимой прилетают гуси и утки, шеньеры — холмы, образовавшиеся из морских ракушек в районе Нового Орлеана, каналы, по которым возят лес, и бурные речушки, которые в лучшие времена текли в озера Морепа, а через Па Маншак — в озеро Поншартрен и в залив. Я знаю это с десяти лет, когда в первый и последний раз потерялся. Оно мое, потому что я сделал его своим.
— Болотная Крыса, — пробормотала она, вдруг вспомнив слова проводника.
— Кое-кто называет меня и так, и я не возражаю.
Это был по-своему привлекательный мужчина, лет на пять старше ее, в котором было что-то мрачное и грубоватое. У него были густые брови, прямой нос, глубоко посаженные карие глаза с длинными ресницами. Руки его были сильные, со шрамами, белевшими на фоне густого загара. Рубашка цвета хаки обрисовывала рельефные мускулы, а сидел он с тем умением расслабляться, которое бывает у тренированных людей. Как и «его» болото, он отнюдь не выглядел домашним.
В тех местах, где он прижимал ее к себе, одежда его была влажной. Она вспомнила, как он схватил ее и стал затаскивать в лодку, и почувствовала, что напряглась. Ей это не нравилось.
— Чем вы занимаетесь? — спросила она. Это была нейтральная фраза, основа для вежливого разговора. В то же время ей хотелось получить ответ на один возникший у нее вопрос.
— Ничем особенно.
От такого ответа было мало толку. Она продолжала настаивать:
— Работаете ли вы на одном из здешних химзаводов, на сахарном заводе, на нефтепромыслах или, может быть, ловите рыбу?
— Ничего в этом роде. Можно сказать, я в отставке.
— Прекрасно, но не слишком ли вы для этого молоды?
Глядя на воду, он ответил:
— Нет.
Пожалуй, он был прав насчет осенней погоды, особенно если прибавить к ней мокрое платье и ветер в лицо. Она уже чувствовала озноб и стала растирать озябшие руки.
— Нельзя ли плыть немного помедленнее? Мне холодно.
— Сейчас как раз надо побыстрее, — сказал он и прибавил скорость.
Джулия стиснула зубы. Она дрожала, и ей казалось, что она дрожит вместе с вибрирующей лодкой. Ветер рвал и сушил ее волосы, на глазах выступили слезы. Она пригнулась.
— Мы почти приехали, — прокричал незнакомец.
Это было верно. Уже были видны столбы с ртутными лампами, освещавшими по ночам место натурных съемок. Из-за деревьев виднелись вагончики, а также металлическая громада окружного лодочного клуба Сент-Джеймс, который предоставил компании «Эксель филмз» свою площадку и участок берега. Скоро можно будет переодеться в сухое и выпить чего-нибудь горячего. И поблагодарить Болотную Крысу за доставку домой.
— Я поняла, — произнесла она, когда он выключил мотор, подведя лодку к причалу, — что не знаю вашего имени.
Он чуть усмехнулся:
— Кажется, одно вы назвали.
— От него мало пользы. Например, его вряд ли найдешь в телефонной книге.
— Рей Табэри, — представился он.
— Каджун?
— Смесь франко-испанского креола с каджуном, если вам это что-нибудь говорит.
— Это значит: смесь французской и испанской крови, но рождены вы за океаном; в вас течет кровь французов, вытесненных из Новой Скотий англичанами более двух столетий назад.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Вы изучали историю Штата?
— Конечно. Я ведь сама тут родилась, хотя мои предки — чистые англичане, ирландцы и валлийцы.
— Вряд ли чистые, — сказал он.
По его кривой усмешке нельзя было судить, хотел ли он сказать что-то хорошее. Но ее это и не волновало.
Лодка причалила к берегу, где у причала стояли два катера кинокомпании. Люди на берегу сбивали деревянную платформу для завтрашних съемок, негромко переговаривались, готовили что-то в большом котле на газовой плитке. Все они с некоторым интересом восприняли неожиданное появление лодки. Видимо, ей не удастся вернуться в свой дом на колесах, не ответив на вопросы любопытных.
Решив быть гостеприимной, Джулия произнесла:
— Я могу вам предложить чего-нибудь выпить, если вы побудете у нас.
— Благодарю, лучше в другой раз. — Выходя, он не выключил мотор. Он подал ей руку, и она выпрыгнула из лодки, обрызгав его каплями со своего платья. Слова ее благодарности были краткими и скупыми. Она собралась уйти, но он еще держал ее за руку.
В нерешительности она посмотрела на него. Он как-то странно разглядывал ее в свете ртутных ламп.
— Да? — вопросительно проговорила она, слегка подняв брови.
Он не ответил. Положив булинь (беседочный узел), который он держал для устойчивости лодки, он взял Джулию за вторую руку, развел их в стороны и внимательно осмотрел. Когда же она попыталась высвободиться, он запустил свои пальцы под ее волосы, как бы массируя ее шею.
— Что вы делаете? — спросила она с раздражением, не в последнюю очередь вызванным тем, что голос у нее слегка дрожал.
Он опустил руки, вновь провел ими по ее рукам и взял ее за запястья.
— Поднимите подол, — тихо сказал он.
— Вы с ума сошли!
— Нет еще, — ответил он с какой-то, как ей показалось, озорной улыбкой. — Я только хочу посмотреть, нет ли у вас пиявок.
— Пиявок?
— Вполне возможно.
— Ни в коем случае.
— Конечно, если вы предпочитаете дать им сосать вашу кровь, нежели показать мне ноги. Но предупреждаю: они не отвалятся, пока не станут раз в десять больше, а у вас могут остаться шрамы.
— Пустите, я сама посмотрю.
— Вы сами не рассмотрите все, что нужно.
Слова его не внушали доверия, но, кажется, неприятные ощущения у нее были не только от воды и холода. Каким-то образом ему удалось загородить ее от глаз любопытных. Он посмотрел на нее пристально, чуть с вызовом, и трудно было сказать, как он поступит, если она откажется. Хотя он держал ее за руки осторожно, хватка его могла стать железной.
— О Господи! — вскричала она в отчаянии. Она высвободила руки и подняла подол до середины бедер. Он наклонился и стал обследовать ее ноги. Его прикосновения были беглыми и бесстрастными. Казалось, прошло очень много времени, пока он сказал:
— Все в порядке. Вы чисты.
— Большое спасибо, — ответила она деревянным голосом.
— На здоровье, — произнес Рей и, помедлив, уже без насмешки добавил:
— И примите извинения.
Извинения за что: за то, что искупал ее в реке, или за поиски пиявок? Этого ей узнать не удалось. Он вернулся на свою лодку и отчалил. Исчез он с таким же шумом и грохотом, как и возник.
Джулия смотрела вслед, пока лодка на воздушной подушке не скрылась за поворотом. Потом она взглянула на свое мокрое и грязное платье и на ноги, испачканные в грязи и иле. От прически и макияжа ничего не осталось. Мало того, она познакомилась с мужчиной, который выловил ее из воды не то как ведьму, не то как какое-то безответное существо. Как она могла быть настолько безрассудной, она не понимала.
Джулия покачала головой и невесело рассмеялась: какое ей дело, как она выглядела и что может подумать об этом человек, прозванный «Болотная Крыса».
Рей Табэри был из тех мужчин, которых она недолюбливала и которым не доверяла. Ей казалось, что он был одним из тех самонадеянных самцов, для кого женщины были вроде игрушек, кто считает, что все конфликты надо решать силой, кого трудно смутить. Совсем не то, что Аллен Грейвсенд. Рею далеко до ее жениха и продюсера.
Кроме того, с ним что-то неладно. Он отвечает на вопросы явно уклончиво, и под его страшно длинными ресницами — глаза скрытного человека.
Опять фантазии. Может быть, вся тайна в том, что он женат. Этот человек — просто амбициозный всезнайка, как ее отец.
И все же он ей понадобится. Понадобится только для съемок фильма. Больше ни для чего.
Это пришло ей в голову, когда он рассказывал о своем болоте и своем каджунском происхождении. Она всегда хотела, чтобы в ее картинах все было подлинным, настоящим. От этого зависит выразительность картины, ее дух. С самого начала работы ее беспокоили съемки на болоте, на реке, их достоверность, как и достоверность изображения каджунского характера и образа жизни этих людей. Ей очень важно было знать мельчайшие подробности.
Табэри может ей помочь в этом. Его надо убедить.
Глава вторая
Меньше всего Рей Табэри желал иметь дело с кино. Он не поддавался уговорам с тех пор, как понял, чего хочет Джулия. Раз сказав «нет», он продолжал повторять это, слушая ее рассказы о том, как она хочет изобразить его болото и народ каджунов, к которому он принадлежал. Он отказывался, когда она предлагала ему должность технического директора с полугодовой оплатой среднего работника и премией, если картина выйдет досрочно. Он с благодарностью отказывался, когда она говорила, что без него картина будет лишена подлинности.
Нетрудно было предсказать его ответ, труднее было дать ему понять, что, когда она примет его отказ, она, очевидно, никогда больше не будет разговаривать с ним. На днях Рей интересовался цветом ее глаз. Теперь он знал: они нежно-зеленого цвета, как трава зимой на здешних просторах. Еще они ясные и серьезные, умные, без намека на кокетство во взгляде. Он сам не знал, лучше или хуже то, что она обходится без традиционно женских способов убеждения.
Она продолжала настаивать, но результат был тот же. Было время, когда такая длинноногая девица, одержимая разными идеями, могла добиться от него того, что ей было надо. Да и сейчас он, бывало, ловил себя на том, что любуется ее губами, глазами, овалом лица. Она была ниже его ростом, темно-зеленое платье из хлопчатобумажной ткани, надетое на нее, было перепоясано широким замшевым поясом, который так стягивал ее талию, что, казалось, ее можно обхватить двумя пальцами.
Она производила впечатление целеустремленной и деловой женщины, но за этим, казалось, скрывались ранимость и чувствительность. Интересно, думал Рей, можно ли как-то раздразнить ее, заставить расхохотаться, дурачиться? Он сомневался в этом.
И вот она снова пыталась его уговорить.
— Есть и другие, кто может вам помочь, мисс Буллард, — сказал он вежливо, — например, старина Джо. Поговорите с ним.
— Я уже говорила, и он утверждает, что вы — лучшая кандидатура. К тому же половину из того, что говорит он, не понимаю я, и наоборот.
— Он-то понимает все, что ему нужно, — сухо заметил Рей.
Джулия смотрела на него, думая, что ей делать дальше. Ее обескураживало полное отсутствие интереса к ее предложению. Ведь можно хотя бы выслушать ее до конца. Он же просто стоял со скучающим видом, прислонившись к колонне в старом доме, и ждал, когда она закончит. Она задумалась, подыскивая новые доводы.
Этот особняк располагался около Большой речной магистрали, пролегающей вдоль Миссисипи. Деревянные кипарисовые стены стали со временем серебристо-серыми, краска на них облулилась. Дом был не очень велик, шесть комнат с мезонином, но маленьким не казался, так как стоял на кирпичных сваях высотой семь-восемь футов, и все комнаты были просторные. За последние тридцать-сорок лет между сваями построили кирпичные помещения, используемые как склады и гаражи. Спереди и сзади были большие веранды. Колонны поддерживали крышу из ржавой белой жести. Джулия и Рей стояли на задней веранде у входа во внутренний дворик, в котором росли банановые деревья, мирты, жасминовый куст. Здесь же был огород с кабачками, бобами, луком и грядками с зеленью. А дальше — птичий двор со множеством белых кур-леггорнов. С видом хозяина важно прохаживался павлин с зелено-голубым оперением, сопровождаемый пятью павами.
— И все же, — сказала она наконец, — почему вы не хотите подумать над моим предложением? Вы же сами говорили, что у вас нет постоянной работы, вы ничем не связаны.
— Я говорил, что я в отставке. Это не совсем одно и то же.
— Так чем же вы настолько заняты, что не можете поработать со мной несколько недель? Тем более что бы там ни было, это принесло бы вам дополнительный доход, который позволил бы купить что-нибудь нужное или сделать в этом доме какие-то улучшения.
— По-вашему, здесь нужны улучшения?
— Я этого не говорю, — поспешно сказала она, расслышав в его словах иронию. — Просто многие люди расчищают сады.
— Этот дом принадлежит моей тетушке, а она предпочитает естественный вид. Кипарис не разрушается, будете вы его красить или нет. Краска плохо переносит влагу, так что, раз начав это, нужно будет ее все время обновлять. А это постоянные расходы.
Взглянув на него, она заметила:
— Как на это посмотреть. Вещи не всегда таковы, какими кажутся.
— Включая меня.
— То есть?
— Почему вы так уверены, что я тот человек, который вам нужен? Вы же меня не знаете.
— Я знаю, чего хочу.
— Ну, это прекрасно — встретить женщину, уверенную в себе, но что вы можете сказать, не сблизившись со мной?
Она покраснела.
— Я говорила в деловом смысле, — ответила она холодно.
— Я понимаю. — Его улыбка выражала и довольство собой, и сожаление. — Но вы говорили в такой манере, что я не удержался.
— Кроме того, у вас высокая квалификация, — она предпочла не обратить внимания на его замечание. — Вы выросли на этих болотах, которые хорошо знали и ваш дед, и ваш отец, передававшие вам свои знания. Больше того: у вас есть степень Юго-Западного университета по истории Луизианы, не говоря уже о степени в области администрирования Луизианского технического училища.
— Джозеф болтлив.
— Я сама расспрашивала его. Я не стала бы тратить столько усилий, если бы не была уверена, что вы будете очень полезны при работе над «Болотным царством».
Он посмотрел ей в глаза, потом отвел, взгляд.
— Вы знаете, что я некогда был специальным агентом ДЕА?
— Джо говорил что-то об управлении по борьбе с наркотиками.
— Я ушел после истории, которую можно назвать «пятном», это дело, связанное с пропажей наркотиков.
— Были ли вы виновны? — спросила она, глядя ему в глаза.
Он усмехнулся:
— Что за вопрос? Если да, я вряд ли признаю это, а если скажу, что нет, кто поверит?
— Я, например.
Он, кажется, колебался, будто ее слова разбудили какие-то нежелательные для него мысли и чувства.
Она же была удивлена его спокойным равнодушием. Он не пытался оправдаться, не делал суетливых движений, даже не изменил позы. В отличие от известных ей «роковых мужчин», в большинстве — позеров, он, видимо, не очень заботился, как выглядит, в том числе в ее глазах.
— С другой стороны, — заметил он, — вы ведь можете сказать что угодно, если это нужно по делу.
Джулия отвернулась. Когда она вновь взглянула на него, то грустно улыбнулась.
— Может быть, — произнесла она.
— Ну, так я вам скажу, что я полностью невиновен. Вы этому верите?
— Почему нет?
— Действительно, почему нет? Но я не могу быть у вас техническим директором.
Джулия видела, что его уже не переубедишь. Спорить не имело смысла, но она все-таки спросила:
— То есть вы не хотите?
— Я так не сказал.
— Конечно, только из вежливости.
Их разговор перебил звук шагов. Маленькая женщина, известная Джулии как тетя Тин, вышла из дома на веранду с подносом, на котором стояли стаканы с охлажденным чаем и блюдо с кусочками торта. Джулия с удивлением отметила, что стаканы были из лучшего хрусталя, чуть ли не баккара, а салфетки с кружевами ручной работы — из чистого льна.
— О чем вы тут все спорите? — спросила она по-английски с местным выговором, что подчеркивало ее насмешливый тон по отношению к племяннику. — Когда я была молодой, мон шер, симпатичные мужчина и женщина могли найти занятие и получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Вы знаете, кто я такая?
— Это нетрудно угадать, — сказал он, убрав руку. — Вы неместная, иначе я давно знал бы вас. У вас есть и обаяние, и средства, достаточные, чтобы убедить старину Джо отправиться ночью с вами на его лодочке в путь — а это не так легко. Легкое белое платье красноречиво говорит о Калифорнии — ведь обычно туристы плавают на лодках в брюках или, джинсах. Значит, вы из киношников. Вы слишком молоды, чтобы играть роль жены и недостаточно молоды, чтобы играть дочку. По-моему, вы режиссерша.
— Блестяще, — насмешливо произнесла Джулия.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
— Вы со всеми так обращаетесь или я дала вам какой-то повод?
Он несколько сбавил скорость, и шум мотора стал не так слышен.
— В это время, если вы заметили, здесь осень. Кажется, что у нас в Южной Луизиане не холодно, но можно что-нибудь схватить.
— То есть?
— Может, это и странно, — ответил он с оттенком раздражения, — но это время здесь опасное. У самих каджунов бывают сердечные приступы, не говоря о гриппе, по-вашему — инфлюэнце.
— Вы, кажется, обиделись?
— По-вашему, я слишком чувствителен, а это тоже небезопасно. Но вы — на моем болоте, и с этим надо считаться.
— На вашем? — спросила она, стараясь, чтобы в ее голосе было только нейтральное любопытство.
Он поглядел на нее, щурясь от встречного ветра, и твердо и спокойно произнес:
— На моем.
— Почему вы так считаете?
— Потому что я знаю его: знаю места нереста рыбы, спаривания аллигаторов, места, куда зимой прилетают гуси и утки, шеньеры — холмы, образовавшиеся из морских ракушек в районе Нового Орлеана, каналы, по которым возят лес, и бурные речушки, которые в лучшие времена текли в озера Морепа, а через Па Маншак — в озеро Поншартрен и в залив. Я знаю это с десяти лет, когда в первый и последний раз потерялся. Оно мое, потому что я сделал его своим.
— Болотная Крыса, — пробормотала она, вдруг вспомнив слова проводника.
— Кое-кто называет меня и так, и я не возражаю.
Это был по-своему привлекательный мужчина, лет на пять старше ее, в котором было что-то мрачное и грубоватое. У него были густые брови, прямой нос, глубоко посаженные карие глаза с длинными ресницами. Руки его были сильные, со шрамами, белевшими на фоне густого загара. Рубашка цвета хаки обрисовывала рельефные мускулы, а сидел он с тем умением расслабляться, которое бывает у тренированных людей. Как и «его» болото, он отнюдь не выглядел домашним.
В тех местах, где он прижимал ее к себе, одежда его была влажной. Она вспомнила, как он схватил ее и стал затаскивать в лодку, и почувствовала, что напряглась. Ей это не нравилось.
— Чем вы занимаетесь? — спросила она. Это была нейтральная фраза, основа для вежливого разговора. В то же время ей хотелось получить ответ на один возникший у нее вопрос.
— Ничем особенно.
От такого ответа было мало толку. Она продолжала настаивать:
— Работаете ли вы на одном из здешних химзаводов, на сахарном заводе, на нефтепромыслах или, может быть, ловите рыбу?
— Ничего в этом роде. Можно сказать, я в отставке.
— Прекрасно, но не слишком ли вы для этого молоды?
Глядя на воду, он ответил:
— Нет.
Пожалуй, он был прав насчет осенней погоды, особенно если прибавить к ней мокрое платье и ветер в лицо. Она уже чувствовала озноб и стала растирать озябшие руки.
— Нельзя ли плыть немного помедленнее? Мне холодно.
— Сейчас как раз надо побыстрее, — сказал он и прибавил скорость.
Джулия стиснула зубы. Она дрожала, и ей казалось, что она дрожит вместе с вибрирующей лодкой. Ветер рвал и сушил ее волосы, на глазах выступили слезы. Она пригнулась.
— Мы почти приехали, — прокричал незнакомец.
Это было верно. Уже были видны столбы с ртутными лампами, освещавшими по ночам место натурных съемок. Из-за деревьев виднелись вагончики, а также металлическая громада окружного лодочного клуба Сент-Джеймс, который предоставил компании «Эксель филмз» свою площадку и участок берега. Скоро можно будет переодеться в сухое и выпить чего-нибудь горячего. И поблагодарить Болотную Крысу за доставку домой.
— Я поняла, — произнесла она, когда он выключил мотор, подведя лодку к причалу, — что не знаю вашего имени.
Он чуть усмехнулся:
— Кажется, одно вы назвали.
— От него мало пользы. Например, его вряд ли найдешь в телефонной книге.
— Рей Табэри, — представился он.
— Каджун?
— Смесь франко-испанского креола с каджуном, если вам это что-нибудь говорит.
— Это значит: смесь французской и испанской крови, но рождены вы за океаном; в вас течет кровь французов, вытесненных из Новой Скотий англичанами более двух столетий назад.
Он удивленно посмотрел на нее:
— Вы изучали историю Штата?
— Конечно. Я ведь сама тут родилась, хотя мои предки — чистые англичане, ирландцы и валлийцы.
— Вряд ли чистые, — сказал он.
По его кривой усмешке нельзя было судить, хотел ли он сказать что-то хорошее. Но ее это и не волновало.
Лодка причалила к берегу, где у причала стояли два катера кинокомпании. Люди на берегу сбивали деревянную платформу для завтрашних съемок, негромко переговаривались, готовили что-то в большом котле на газовой плитке. Все они с некоторым интересом восприняли неожиданное появление лодки. Видимо, ей не удастся вернуться в свой дом на колесах, не ответив на вопросы любопытных.
Решив быть гостеприимной, Джулия произнесла:
— Я могу вам предложить чего-нибудь выпить, если вы побудете у нас.
— Благодарю, лучше в другой раз. — Выходя, он не выключил мотор. Он подал ей руку, и она выпрыгнула из лодки, обрызгав его каплями со своего платья. Слова ее благодарности были краткими и скупыми. Она собралась уйти, но он еще держал ее за руку.
В нерешительности она посмотрела на него. Он как-то странно разглядывал ее в свете ртутных ламп.
— Да? — вопросительно проговорила она, слегка подняв брови.
Он не ответил. Положив булинь (беседочный узел), который он держал для устойчивости лодки, он взял Джулию за вторую руку, развел их в стороны и внимательно осмотрел. Когда же она попыталась высвободиться, он запустил свои пальцы под ее волосы, как бы массируя ее шею.
— Что вы делаете? — спросила она с раздражением, не в последнюю очередь вызванным тем, что голос у нее слегка дрожал.
Он опустил руки, вновь провел ими по ее рукам и взял ее за запястья.
— Поднимите подол, — тихо сказал он.
— Вы с ума сошли!
— Нет еще, — ответил он с какой-то, как ей показалось, озорной улыбкой. — Я только хочу посмотреть, нет ли у вас пиявок.
— Пиявок?
— Вполне возможно.
— Ни в коем случае.
— Конечно, если вы предпочитаете дать им сосать вашу кровь, нежели показать мне ноги. Но предупреждаю: они не отвалятся, пока не станут раз в десять больше, а у вас могут остаться шрамы.
— Пустите, я сама посмотрю.
— Вы сами не рассмотрите все, что нужно.
Слова его не внушали доверия, но, кажется, неприятные ощущения у нее были не только от воды и холода. Каким-то образом ему удалось загородить ее от глаз любопытных. Он посмотрел на нее пристально, чуть с вызовом, и трудно было сказать, как он поступит, если она откажется. Хотя он держал ее за руки осторожно, хватка его могла стать железной.
— О Господи! — вскричала она в отчаянии. Она высвободила руки и подняла подол до середины бедер. Он наклонился и стал обследовать ее ноги. Его прикосновения были беглыми и бесстрастными. Казалось, прошло очень много времени, пока он сказал:
— Все в порядке. Вы чисты.
— Большое спасибо, — ответила она деревянным голосом.
— На здоровье, — произнес Рей и, помедлив, уже без насмешки добавил:
— И примите извинения.
Извинения за что: за то, что искупал ее в реке, или за поиски пиявок? Этого ей узнать не удалось. Он вернулся на свою лодку и отчалил. Исчез он с таким же шумом и грохотом, как и возник.
Джулия смотрела вслед, пока лодка на воздушной подушке не скрылась за поворотом. Потом она взглянула на свое мокрое и грязное платье и на ноги, испачканные в грязи и иле. От прически и макияжа ничего не осталось. Мало того, она познакомилась с мужчиной, который выловил ее из воды не то как ведьму, не то как какое-то безответное существо. Как она могла быть настолько безрассудной, она не понимала.
Джулия покачала головой и невесело рассмеялась: какое ей дело, как она выглядела и что может подумать об этом человек, прозванный «Болотная Крыса».
Рей Табэри был из тех мужчин, которых она недолюбливала и которым не доверяла. Ей казалось, что он был одним из тех самонадеянных самцов, для кого женщины были вроде игрушек, кто считает, что все конфликты надо решать силой, кого трудно смутить. Совсем не то, что Аллен Грейвсенд. Рею далеко до ее жениха и продюсера.
Кроме того, с ним что-то неладно. Он отвечает на вопросы явно уклончиво, и под его страшно длинными ресницами — глаза скрытного человека.
Опять фантазии. Может быть, вся тайна в том, что он женат. Этот человек — просто амбициозный всезнайка, как ее отец.
И все же он ей понадобится. Понадобится только для съемок фильма. Больше ни для чего.
Это пришло ей в голову, когда он рассказывал о своем болоте и своем каджунском происхождении. Она всегда хотела, чтобы в ее картинах все было подлинным, настоящим. От этого зависит выразительность картины, ее дух. С самого начала работы ее беспокоили съемки на болоте, на реке, их достоверность, как и достоверность изображения каджунского характера и образа жизни этих людей. Ей очень важно было знать мельчайшие подробности.
Табэри может ей помочь в этом. Его надо убедить.
Глава вторая
Меньше всего Рей Табэри желал иметь дело с кино. Он не поддавался уговорам с тех пор, как понял, чего хочет Джулия. Раз сказав «нет», он продолжал повторять это, слушая ее рассказы о том, как она хочет изобразить его болото и народ каджунов, к которому он принадлежал. Он отказывался, когда она предлагала ему должность технического директора с полугодовой оплатой среднего работника и премией, если картина выйдет досрочно. Он с благодарностью отказывался, когда она говорила, что без него картина будет лишена подлинности.
Нетрудно было предсказать его ответ, труднее было дать ему понять, что, когда она примет его отказ, она, очевидно, никогда больше не будет разговаривать с ним. На днях Рей интересовался цветом ее глаз. Теперь он знал: они нежно-зеленого цвета, как трава зимой на здешних просторах. Еще они ясные и серьезные, умные, без намека на кокетство во взгляде. Он сам не знал, лучше или хуже то, что она обходится без традиционно женских способов убеждения.
Она продолжала настаивать, но результат был тот же. Было время, когда такая длинноногая девица, одержимая разными идеями, могла добиться от него того, что ей было надо. Да и сейчас он, бывало, ловил себя на том, что любуется ее губами, глазами, овалом лица. Она была ниже его ростом, темно-зеленое платье из хлопчатобумажной ткани, надетое на нее, было перепоясано широким замшевым поясом, который так стягивал ее талию, что, казалось, ее можно обхватить двумя пальцами.
Она производила впечатление целеустремленной и деловой женщины, но за этим, казалось, скрывались ранимость и чувствительность. Интересно, думал Рей, можно ли как-то раздразнить ее, заставить расхохотаться, дурачиться? Он сомневался в этом.
И вот она снова пыталась его уговорить.
— Есть и другие, кто может вам помочь, мисс Буллард, — сказал он вежливо, — например, старина Джо. Поговорите с ним.
— Я уже говорила, и он утверждает, что вы — лучшая кандидатура. К тому же половину из того, что говорит он, не понимаю я, и наоборот.
— Он-то понимает все, что ему нужно, — сухо заметил Рей.
Джулия смотрела на него, думая, что ей делать дальше. Ее обескураживало полное отсутствие интереса к ее предложению. Ведь можно хотя бы выслушать ее до конца. Он же просто стоял со скучающим видом, прислонившись к колонне в старом доме, и ждал, когда она закончит. Она задумалась, подыскивая новые доводы.
Этот особняк располагался около Большой речной магистрали, пролегающей вдоль Миссисипи. Деревянные кипарисовые стены стали со временем серебристо-серыми, краска на них облулилась. Дом был не очень велик, шесть комнат с мезонином, но маленьким не казался, так как стоял на кирпичных сваях высотой семь-восемь футов, и все комнаты были просторные. За последние тридцать-сорок лет между сваями построили кирпичные помещения, используемые как склады и гаражи. Спереди и сзади были большие веранды. Колонны поддерживали крышу из ржавой белой жести. Джулия и Рей стояли на задней веранде у входа во внутренний дворик, в котором росли банановые деревья, мирты, жасминовый куст. Здесь же был огород с кабачками, бобами, луком и грядками с зеленью. А дальше — птичий двор со множеством белых кур-леггорнов. С видом хозяина важно прохаживался павлин с зелено-голубым оперением, сопровождаемый пятью павами.
— И все же, — сказала она наконец, — почему вы не хотите подумать над моим предложением? Вы же сами говорили, что у вас нет постоянной работы, вы ничем не связаны.
— Я говорил, что я в отставке. Это не совсем одно и то же.
— Так чем же вы настолько заняты, что не можете поработать со мной несколько недель? Тем более что бы там ни было, это принесло бы вам дополнительный доход, который позволил бы купить что-нибудь нужное или сделать в этом доме какие-то улучшения.
— По-вашему, здесь нужны улучшения?
— Я этого не говорю, — поспешно сказала она, расслышав в его словах иронию. — Просто многие люди расчищают сады.
— Этот дом принадлежит моей тетушке, а она предпочитает естественный вид. Кипарис не разрушается, будете вы его красить или нет. Краска плохо переносит влагу, так что, раз начав это, нужно будет ее все время обновлять. А это постоянные расходы.
Взглянув на него, она заметила:
— Как на это посмотреть. Вещи не всегда таковы, какими кажутся.
— Включая меня.
— То есть?
— Почему вы так уверены, что я тот человек, который вам нужен? Вы же меня не знаете.
— Я знаю, чего хочу.
— Ну, это прекрасно — встретить женщину, уверенную в себе, но что вы можете сказать, не сблизившись со мной?
Она покраснела.
— Я говорила в деловом смысле, — ответила она холодно.
— Я понимаю. — Его улыбка выражала и довольство собой, и сожаление. — Но вы говорили в такой манере, что я не удержался.
— Кроме того, у вас высокая квалификация, — она предпочла не обратить внимания на его замечание. — Вы выросли на этих болотах, которые хорошо знали и ваш дед, и ваш отец, передававшие вам свои знания. Больше того: у вас есть степень Юго-Западного университета по истории Луизианы, не говоря уже о степени в области администрирования Луизианского технического училища.
— Джозеф болтлив.
— Я сама расспрашивала его. Я не стала бы тратить столько усилий, если бы не была уверена, что вы будете очень полезны при работе над «Болотным царством».
Он посмотрел ей в глаза, потом отвел, взгляд.
— Вы знаете, что я некогда был специальным агентом ДЕА?
— Джо говорил что-то об управлении по борьбе с наркотиками.
— Я ушел после истории, которую можно назвать «пятном», это дело, связанное с пропажей наркотиков.
— Были ли вы виновны? — спросила она, глядя ему в глаза.
Он усмехнулся:
— Что за вопрос? Если да, я вряд ли признаю это, а если скажу, что нет, кто поверит?
— Я, например.
Он, кажется, колебался, будто ее слова разбудили какие-то нежелательные для него мысли и чувства.
Она же была удивлена его спокойным равнодушием. Он не пытался оправдаться, не делал суетливых движений, даже не изменил позы. В отличие от известных ей «роковых мужчин», в большинстве — позеров, он, видимо, не очень заботился, как выглядит, в том числе в ее глазах.
— С другой стороны, — заметил он, — вы ведь можете сказать что угодно, если это нужно по делу.
Джулия отвернулась. Когда она вновь взглянула на него, то грустно улыбнулась.
— Может быть, — произнесла она.
— Ну, так я вам скажу, что я полностью невиновен. Вы этому верите?
— Почему нет?
— Действительно, почему нет? Но я не могу быть у вас техническим директором.
Джулия видела, что его уже не переубедишь. Спорить не имело смысла, но она все-таки спросила:
— То есть вы не хотите?
— Я так не сказал.
— Конечно, только из вежливости.
Их разговор перебил звук шагов. Маленькая женщина, известная Джулии как тетя Тин, вышла из дома на веранду с подносом, на котором стояли стаканы с охлажденным чаем и блюдо с кусочками торта. Джулия с удивлением отметила, что стаканы были из лучшего хрусталя, чуть ли не баккара, а салфетки с кружевами ручной работы — из чистого льна.
— О чем вы тут все спорите? — спросила она по-английски с местным выговором, что подчеркивало ее насмешливый тон по отношению к племяннику. — Когда я была молодой, мон шер, симпатичные мужчина и женщина могли найти занятие и получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40