А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мадам Торп, разрешите приветствовать вас на Святой Елене, — Русский, комиссионер с поклоном подошел к ней. Получив приглашение сесть рядом, он продолжил:
— Всегда приятно встретить новое лицо в нашем замкнутом обществе, особенно такое очаровательное. Вы предполагаете задержаться надолго?
Загадочный славянин граф де Бальмен был привлекательным мужчиной с безупречными манерами. Он был гладко выбрит и пах горьковатой геранью. Белая лента подчеркивала синее поле его сюртука с многочисленными орденами и знаками отличия, поблескивающими на груди.
— Благодарю вас, — улыбнулась Джулия, — вы очень добры. Однако мы с мужем находимся здесь проездом в Рио-де-Жанейро и пробудем не дольше, чем задержится в гавани «Давид».
— Вот как? — сказал он задумчиво. — Возможно, я тоже скоро вернусь к цивилизации.
— В Россию? — осведомилась она.
— Когда-нибудь мы все возвращаемся к матушке России. И все же я еще не повидал мир. Рио-де-Жанейро, например.
Было бы нелепо полагать, что мужчина, сидящий напротив, собрался предпринять такую поездку только ради нее. Однако Джулия не сомневалась, что за его словами что-то кроется.
— Думаю, это прекрасное место в столь же прекрасной стране, — осторожно произнесла она.
Он медленно кивнул, словно взвешивая ее слова. Взгляд Бальмена случайно упал на золотую пчелу, которая в тот вечер висела у нее на груди на тонкой цепочке.
— Я понимаю, мадам, что мне не следует расспрашивать об украшении, которое вы носите, но оно совершенно уникально. Никогда не видел ничего подобного.
— Оно принадлежит моей матери, — сказала Джулия, слегка пожав плечами.
— Интересно, нет ли в нем какого-либо особого смысла? К примеру, может быть, это королевская пчела или у нее есть жало в хвосте?
Джулия резко повернула голову.
— Что вы имеете в виду? — тихо и требовательно спросила она. Во взгляде его темных загадочных глаз прочесть что-либо было невозможно.
— Извините, мадам Торп. Я просто оговорился: меня иногда подводит английский. Такой варварский язык. Французский гораздо цивилизованнее, не так ли?
Произнося последнюю фразу, граф перешел на упомянутый им язык. У Джулии было лишь несколько секунд, чтобы решить, подкрепляет ли он этим собственное утверждение или подвергает ее какой-то форме проверки. Она слегка наклонила голову.
— Его называли языком дипломатии, — сказала она, принимая вызов.
— В Петербурге при дворе царя Александра говорят исключительно на французском. Русский император большой поклонник всего французского, и Наполеона тоже.
— В самом деле? — спросила Джулия, не зная, как на это реагировать.
— Да. При дворе я столько слышал о человеке, с которым и сам хотел бы наконец встретиться, но увы!
— Увы?
— Я так и не видел его вблизи за все скучнейшие месяцы моей службы здесь. Мы обмениваемся посланиями, не более того. Я смотрю на него в подзорную трубу, как и все комиссионеры из Франции, Австрии, Пруссии, сэр Гудзон Лоу и солдаты пятьдесят третьего подразделения. И, судя по вспышкам в его окнах, я подозреваю, что он отвечает нам тем же. Но, к сожалению, это все, что нам удается увидеть. Я иногда думаю, что он превратился в мираж, а мы делаем вид, что охраняем его, потому что о другой возможности страшно подумать.
— Понимаю, — ответила Джулия. Тут ей показалось, что вокруг стало непривычно тихо, и, повернув голову, Джулия обнаружила, что они с графом стали центром внимания. Ред первым нарушил наступившее молчание.
— Моя дорогая, вы встретили кого-то, владеющего вашим родным языком, и теперь совершенно счастливы. — Он повернулся к губернатору. — Видите ли, ваше превосходительство, моя жена — американская креолка из Нового Орлеана. Семья ее отца происходила из Франции, хотя уже несколько поколений живет в Новом Свете. Моя жена владеет двумя языками, понимает по-испански и знакома с основами латыни и греческого.
— О, — медленно произнес сэр Гудзон Лоу обиженно.
— Прошу прощения, — виновато улыбнулась Джулия. — Так безрассудно с моей стороны говорить на иностранном языке.
— Нет-нет, это моя вина, — возразил граф. — Я первый начал. Мадам Торп лишь проявила вежливость, отвечая мне на французском.
— Я бы тоже хотела свободнее говорить на этом языке, — сказала жена капитана с вызовом. — Конечно, в детстве мне преподавали основы, но как было совершенствовать знания, если десятилетиями шла война!
Граф наклонился вперед.
— Следовательно, император, который был бы весьма рад, если бы англичане перешли на французский, виноват в том, что вы не преуспели в языке.
Женское хихиканье немного разрядило обстановку, однако сэр Гудзон Лоу даже не улыбнулся. Из-за его молчаливого недовольства вечер закончился и гости разъехались.
Собственный экипаж губернатора, один из немногих на острове, доставил чету Торпов вместе с капитаном и его женой обратно на корабль. Присутствие кучера ограничивало возможность беседы, пока они не оказались на борту. Остаток вечера они скоротали за рюмкой великолепного вина. Наконец Ред встал, и Джулия последовала его примеру, хотя ноги у нее были точно ватные.
В комнате Джулия положила ридикюль и перчатки. Ред не спеша снял сюртук. Затем, повернувшись к ней спиной, спросил:
— Неужели граф оказался настолько очарователен, что вы позабыли обо всем, или же вы намеренно старались возбудить подозрения у губернатора?
Джулии не понравился его тон и постановка вопроса, но она постаралась дать честный ответ.
— Ни то, ни другое. Когда граф заговорил со мной, это прозвучало как вызов. Каждый, кто слышит мое произношение, без труда догадается, что мой родной язык — французский. Мне показалось, что разыгрывать незнание было бы не менее подозрительно. Мне и в голову не пришло, что русский комиссионер играл на публику, и к тому же я не подозревала, что сэр Гудзон Лоу настолько чувствителен.
— Он не просто чувствителен, он невероятно подозрителен. Вдобавок он недолюбливает аристократа де Бальмена. Постарайтесь не забыть об этом в следующий раз и ограничьте ваше общение дамами.
Джулия глубоко вздохнула.
— Очень хорошо, — проговорила она отчетливо. — Я постараюсь, если, в свою очередь, вы послушаетесь моего совета. Вам более пристало посвятить свое внимание мужчинам. Ни один мужчина, находящийся в здравом уме, не получает удовольствия оттого, что другой уделяет повышенное внимание его жене прямо перед его носом. Разумеется, — мягко продолжила она, — флирт бесценен, если направлен на то, чтобы отвлечь внимание губернатора от вашего интереса к Наполеону. Другими словами, вы необоснованно преувеличиваете опасность провала готовящегося побега.
— Это смешно! — Он резко повернулся.
— Не более чем то, что вы сейчас говорили о графе де Бальмене.
— Это совершенно разные вещи!
— Разве? Я что-то не заметила.
— Заметите, когда сэр Гудзон Лоу откажет нам в разрешении, — проворчал. Ред.
Он бросил панталоны на сундук и забрался на койку.
Будь у нее больше уверенности, она могла бы высказать встречные упреки. Вместо этого Джулия предпочла презрительно промолчать, поэтому разделась и легла.
Койка, хотя и была довольно узкой, все же позволяла им избежать соприкосновения. Корабль мягко покачивался на волнах. В тишине было слышно жужжание мухи, бестолково и бесцельно бьющейся о стены.
— Вы забыли потушить свечу, — сказал Ред через минуту.
— Обычно это делаете вы, — напомнила Джулия.
— Потому что обычно ложусь последним.
— А это потому, что спите с краю.
— Но сейчас я у стенки, — с подчеркнутым спокойствием заметил он.
— На моем месте, — согласилась Джулия терпеливо, как обычно разговаривают с простаками. Ред приподнялся на локте.
— Вы задуете свечу или нет?
— Сама погаснет.
— Возможно, вас это удивит, но на корабле ограниченный запас свечей,
— сказал он, отодвигаясь, когда его рука коснулась ее груди.
У Джулии дернулся угол рта.
— Тогда, когда все они прогорят, вы сможете спать в темноте, если вам так больше нравится.
Колеблющееся пламя озаряло мягким светом нежные таинственные изгибы ее тела. Ред улыбнулся, глядя на нее:
— Возможно, я имел в виду не только сон.
Их взгляды встретились.
— Я не могу придумать ничего, — ответила она с самым невинным видом, — чего нельзя было бы делать при свете свечи.
Глава 11
В конце концов, волнения оказались напрасны. Драгоценное разрешение было выдано накануне отплытия «Давида». Они получили три пропуска: один для Реда, один для Джулии и один для мсье Робо. Так как леди Лоу уже распорядилась экипажем губернатора, а на другой рассчитывать не приходилось, было решено отправиться в Лонгвуд в доставочном вагоне. Еда и напитки, поставленные лордом и леди Голланд, прошли тщательную проверку на предмет скрьпых посланий и теперь должны были отправиться к императору.
Джулия испытывала определенную неловкость при мысли о том, что Наполеон Бонапарт вместо того, чтобы ехать в золотой карете, отбудет с острова на жестком сиденье транспортной повозки, но, возможно, это было даже к лучшему. Телега привлечет к себе меньше внимания, чем роскошный экипаж, окутанный клубами пыли.
В баркасе, который увозил их от корабля, стоящего в заливе на якоре, Джулия крепко сжала руки в кулаки, зажав в ладони влажный батистовый платок. Наконец-то! Наконец наступил момент освобождения Наполеона. Едва сдерживаемое сильное волнение заставляло сидеть ее неестественно прямо. Один раз Джулия обменялась взглядом с мсье Робо. Он улыбнулся и слегка кивнул, словно говоря: все идет как надо. Видимо, и в самом деле так. Робо, с большой бородой, пышными усами, одетый по последней моде — в сюртук, панталоны с застежками у башмаков и широкополую шляпу, серьезный и спокойный, походил на знаменитых важных особ, часто встречающихся на портретах в шляпах с перьями, во фраках, бриджах и сапогах, в плащах до колен. Ах, если бы произошло чудо во время возвращения на корабль!
Дорога, удаляясь от порта Джеймстауна, поднималась все выше, огибая особняк губернатора, потом поворачивала к границам владения, заросшим тамариндом, смоковницей и дубами, известным под названием Бриер, — именно там жил Вильям Балькомб со своей дочерью Бетси. Дальше она вела к безлесому, голому плато, на котором стоял перестроенный фермерский дом, называемый Лонгвудом.
Здание было выбрано благодаря его изолированному местоположению. Оно оказалось одноэтажным, в виде буквы «Т», с двумя небольшими комнатами в каждом крыле. Позади располагались строения, приспособленные под кухню, людскую и другие необходимые службы.
Ред показал разрешение часовому в серой, шитой золотом форме. После тщательного осмотра и напоминания, что визит ограничивается одним часом, их пустили в дом. Второй часовой позволил им без доклада войти в маленькую приемную, расположенную в центральной части дома.
Внутри Лонгвуд впечатлял не более, чем снаружи. Стены были покрыты потрепанной парусиной, ковер протерт чуть ли не до основы, шторы — выгоревшие, заплесневевшие. По комнате были, разбросаны несколько грубых стульев, явно самодельных. Такой же грубо сколоченный стол возвышался посередине приемной. На нем находились подсвечник для одной свечи и чернильница.
Пока они стояли в нерешительности, в комнату быстрым шагом вошел человек.
— Примите мои извинения за то, что заставил вас ждать, — сказал он. — Я первый маршал императора Наполеона, граф Генри Гратьен Бертран. Чем могу служить?
Граф оказался очень сдержанным человеком. Он не моргнув глазом одобрил прибытие мсье Робо, человека, которого, несомненно, знал в прежние годы. Когда Джулия умышленно прикоснулась к золотой пчеле, он не мог не заметить ее движения, но никак не выказал своего отношения к этому. Снаружи, судя по скрипу ступенек, видимо, сменялась охрана.
Ред церемонно приветствовал графа и представил своих спутников.
— Мы полагаем, что секретарь сэра Гудзона Лоу сообщил вам о нашей просьбе повидать императора. Почтем за честь, если он согласится на короткую аудиенцию.
— Да, мы знаем о вашем прибытии. — Граф Бертран перевел взгляд на широкую серую спину, маячившую у двери. — Должен сообщить вам, что императору уже несколько дней нездоровится. Я узнаю, сможет ли он принять вас, но ничего не обещаю. Могу я быть уверенным, что вы не забудете о его недомогании и прервете визит при малейших признаках утомления с его стороны?
— Естественно, — заверил его Ред.
— Очень хорошо. Пройдите, пожалуйста, в гостиную, располагайтесь, я постараюсь сократить ваше ожидание.
Пройдя глубже в дом, Джулия явно ощутила запах мышей. Она осторожно опустилась на стул, видимо, из остатков мебели времен Директории , тоже попорченный мышами. Когда шаги графа затихли, стало отчетливо слышно, как пол наверху грызет крыса.
В этой комнате ощущались усилия, направленные на то, чтобы придать ей цивилизованный вид. Ковер появился явно во времена, когда дом занял Наполеон. Но вещи, хотя и новые, казалось, выбирались наугад и совершенно не сочетались по цвету и стилю. Отстающие от стен обои и покрытые плесенью занавески еще больше подчеркивали отвратительные условия, в которых находился бывший император Франции. Джулия с презрением подумала о роскоши губернаторского дома: о толстых, жемчужно-серых коврах, красивых драпировках, украшенных шнурами и кистями, сверкающих канделябрах, отполированных зеркалах и куче других изысканных безделушек, разбросанных повсюду. Она вспомнила величие Версаля и Мальмезона, знаменитых своими мраморными полами, позолоченной мебелью, столовым золотом и потолками, разрисованными богами и богинями — символами плодородия и любви., Возможно, в первые годы заключения Наполеон предпочел эту объеденную крысами дыру в надежде, что английские репортеры поднимут в Англии газетную шумиху, вынуждая союзных комиссионеров поменять место его заточения. На Эльбе (его поместили по соседству с Европой, чтобы сделать возможными визиты к нему родных) он, видимо, вместо устроенного ему заговорщиками побега, ожидал от французского правительства вызова в суд. И, конечно, были причины предполагать, что страны, содержащие пленника в таких условиях, несли в себе угрозу войны жестким, грубым отношением друг к другу и взаимными претензиями.
В комнату вновь с улыбкой вошел Бертран и с вежливым поклоном произнес:
— Император примет вас в своем кабинете. Следуйте за мной, пожалуйста.
Они с волнением поднялись. После всех планов, расходов, изнурительных месяцев путешествия и ожидания им наконец предстояло встретиться с императором и принять участие в попытке его освобождения.
Первый маршал, граф Бертран, высоко подняв голову, прошел мимо военного поста у кабинета, повернул ручку двери и вошел, объявив:
— Капитан Редьярд Торп, мадам Торп, урожденная Дюпре, и Эжен Франсуа Робо!
В кабинете царил полумрак, так как окна оказались завешены одеялами. Из мебели были лишь большой стол и удобный стул перед ним. Книги заполняли все углы комнаты, из-за отсутствия полок поднимаясь по стенам кабинета выше человеческого роста, словно террасы на склонах гор. Среди них — математика, геометрия, история, право, поэзия, романы, латинская классика, греческие пьесы, книги на французском, итальянском и английском, а также на древних языках, — все многократно перечитанные, потрепанные, словно ветераны военных кампаний.
Император Наполеон стоял у письменного стола, заложив руки за спину. На нем был форменный мундир темно-зеленого цвета с орденами и белые панталоны, заправленные в черные сапоги до колен. Европеец среднего роста, возможно, дюймов на пять ниже, чем впечатляющие шесть футов Реда, он выглядел бодрым и подтянутым и совсем не казался больным. Наполеон обладал мускулистым торсом всадника и воина, отнюдь не тучным, как писала о нем английская пресса. Его каштановые волосы, слегка поредевшие над высоким лбом, были аккуратно расчесаны, одна прядь свешивалась на лоб. Классический римский профиль, твердо очерченный рот, почти скрытый растущей бородой, которая, очевидно, и была причиной его строгого заточения в последние недели. Но более всего привлекали его глаза — серо-голубые, пронзительные под тяжелыми бровями. В них читались сила воли и могучий интеллект.
Мужчины поклонились, Джулия присела в глубоком реверансе. Наполеон, расцепив руки, шагнул навстречу.
— Я в восторге, мадам, — сказал император, поднося руку Джулии к губам. — Капитан Торп, весьма рад. О, мой друг Робо!
Повернувшись к французу, он раскрыл объятия и прижал Робо к себе, словно брата. Чуть отступив назад, он окинул его взглядом. Лицо императора исказила гримаса, когда он увидел панталоны и скверно сидящий сюртук.
— Вот это мне придется носить? Боже мой, как приходится поступаться достоинством!
Эти двое, стоящие рядом, были поразительно похожи и, вместе с тем, непохожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41