А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Я сначала их посчитать хотел, эти денежки, а потом со счета сбился, – болтал между тем мальчишка. – Думал пойти в какой-нибудь маркет, сдать, чтобы кассирша их на бумажки обменяла, тут небось евро десять или даже двадцать наберется. А потом вспомнил, что я один раз видел такое в России: пришел в магазин какой-то бомж замусоленный и сдал кучу мелочи, которую ему добрые люди подавали. Потом пошел и чебурек себе купил на улице, я видел. Ну, и подумал: что же я, как этот бомж, пойду и куплю себе чебурек?! И не стал сдавать.
Видел такое в России, он сказал? Он что, из России?! Этого только не хватало!
– Ты русский? – спросила Фанни хрипло.
– Ну да, а что? – Парень независимо вскинул голову, и стало ясно, что не так уж сильно зализаны у него волосы: несколько прядей упали-таки на лоб, и он отмахнул их новым, еще более независимым движением. – Вы имеете что-то против русских? Судьба несчастных чечене? спать не дает, что ли?
На чечене?, как несчастных, так и счастливых, Фанни было стопроцентно наплевать, тем паче что президент Буш, такое впечатление, решил всех их пригреть под своим широким американским крылом. А что касается русских, она к ним еще год назад вообще никак не относилась. Однако с тех самых пор при слове «Россия» ее словно бы иголками колют в нервные сплетения – причем во все сразу! Потому что Лоран был русский… и этот мальчишка – тоже.
Еще один русский на голову Фанни!
А собственно, почему – на голову? Какое ей вообще до него дело? И не слишком ли долго она с ним болтает в разгар рабочего дня? Там, на столике, нетерпеливо шелестит целая пачка бумаг! А Фанни, между прочим, сегодня закрывать бистро, а потом, поздним вечером, еще ехать в пятый аррондисман на рю де Валанс, взять у тетушки Изабо рецепт, чтобы завтра привезти ей новые лекарства от ее неумолимого артроза. Надо сказать этому мальчишке: «Чао!» – и пойти заняться своими делами. Нет, вообще ничего не нужно ему говорить, много чести!
– Тебя как зовут? – спросила Фанни.
– Роман. Роман Константинов.
Хорошее имя. Его легко произносить. А она-то думала, что у всех русских имена и фамилии такие, что язык сломаешь! Например, Ил-ла-ри… нет, не выговорить. Лоран, Лоран…
– Роман, – повторила она. – Роман, Роман…
И, пробормотав почему-то: bon journe?e, удачного дня, вместо более естественного сейчас bon soire?e, удачного вечера, Фанни поспешно отошла к своему столику, села и принялась нажимать на кнопки старенького, еще Полю-Валери принадлежавшего, калькулятора с незнакомым себе и этой заслуженной машинке ожесточением. Калькулятор тихонечко поскрипывал, словно постанывал, мучился, но терпел. А что ему еще оставалось делать? Если бы он позволил себе проявить характер и допустил оплошность, его просто-напросто выкинули бы в мусорку, как повыкидывали уже многих его собратьев 1980 года выпуска и даже более молодых! Ему еще повезло, что его хозяйка – сентиментальная дурочка, которая живет больше воспоминаниями, чем реальностью (ну да, это Поль-Валери когда-то так называл Фанни, а калькулятор слышал и все мотал на свой седой электронный ус).
Калькулятор, значит, поскрипывал, мазила Джек стрелял и стрелял… звуки этих выстрелов Фанни слышала, слышала, слышала… потом вдруг раз оказалось, что в бистро полная тишина. Нет, конечно, по-прежнему стучали бильярдные шары, и звенели стаканы, и болтал телевизор, и Мао вызывающе похохатывала, крутя попкой между столиками, и ругался бездельник Арман, которого уговаривал сменить кир на порто пидермон Мэтью из страхового агентства «Кураж», расположенного неподалеку. Ага, значит, уже около шести, если появился этот старый потаскун, который после работы обходит все окрестные бистро в надежде подцепить дружка на ночь, а «Le Volontaire» первый в этом ряду, и Мэтью ходит сюда, как нанятый, хотя Фанни ни разу не видела, чтобы ему повезло с Арманом или с кем-то другим… Впрочем, Поль-Валери уверял, что когда-то такое однажды, давным-давно, когда Мэтью еще не красил волосы в рыжий цвет, а носил свои, натуральные, пегие, такое все же случилось, после чего Мэтью месяц не показывался ни в «Le Volontaire», ни в других бистро, ни даже на работе, а лежал в госпитале Святой Анны с ножевым ранением… Потом появился-таки снова, и Поль-Валери, даром что пидермонов презирал и славился как первый бабник Парижа – в молодости, конечно, а впрочем, он и в свои шестьдесят семь, прежде, чем его свалили в гроб инфаркт на пару с инсультом, норовил задрать всякую встречную юбчонку, – преподнес Мэтью за счет заведения рюмочку его любимого порто… Телевизор стрекотал суетливым женским голосом, пророча на завтра по всей Франции хорошую, ну очень хорошую, хотя в некоторых районах плохую, ну очень плохую погоду; около музыкального автомата кто-то перебирал старые (вечные!) песенки Джонни Холлидея и Сильви Вартанс (куплет его, куплет ее), словно они снова были вместе, как тогда, в 60-е, когда эти песенки свели с ума Поля-Валери, который и заполонил ими свой музыкальный автомат. Две девицы из ближнего отделения банка «BNP» взахлеб обсуждали над тарталетками с малиной предстоящую свадьбу какой-то Лии с каким-то Оливье (ну и дурак он, получше не мог найти, что ли?!) и сетовали, что придется раскошелиться на подарок (да мне для этой Лии даже евросантима жалко, а ведь не обойтись меньше чем сотней евро… это чуть не семьсот франков на старые деньги, с ума сойти!). Седой красивый мсье Валуа, торговец картинами, обвораживал какую-то толстую даму с испуганными коровьими глазами, которая, судя по всему, в жизни не слышала ни о каком Фудзите, этюд которого так расхваливал ей Валуа, и никак не могла взять в толк, почему этот мсье называет великим французским художником какого-то японца, а может быть, дама испугалась цены, потому что Валуа был известен среди местных антикваров и маршанов своим умением задирать цены так высоко, что выше просто некуда. Сильно хлопала дверь из кухни, когда оттуда выглядывали Симон или Симона (без разницы, оба одинаково надутые), передавая бармену или официантке заказанные блюда… Посторонний человек сказал бы, что в «Le Volontaire» оглохнуть можно, так здесь шумно, однако Фанни почудилось, что наступила глухая, унылая тишина, потому что она больше не слышала выстрелов «Lucky Jack».
Обернулась – и не поверила своим глазам.
Вот это да! Орлиное перо валялось у ног посрамленного вождя, Джек с законной гордостью сушил в улыбке зубы. Однако победителя около автомата не было.
Фанни повернулась к стойке – может быть, Роман попивает там свое законно выигранное пивко?
Однако его не оказалось и там. Она уже приподнялась было, чтобы окликнуть Сикстина и спросить, выплачивал ли он выигрыш грозе индейцев, как вдруг перехватила насмешливый взгляд Армана и снова плюхнулась на стул, потирая шею.
Ну да, ныла шея, ныла, Фанни пришлось это признать. Будь тебе даже всего лишь двадцать два, а не на тридцать лет больше, заноет она, если ты просидишь день-деньской, склонившись над этими проклятыми счетами и отчетами! И глаза заболят, так что придется достать из сумки очки, надеваемые только в самых критических случаях. Ну почему бланки налоговых деклараций во Франции печатают таким мелким шрифтом? И, такое впечатление, он с каждым годом становится все мельче!
А кстати… Почему Арман так странно смотрел на Фанни? Что его развеселило, интересно знать?
И почему у нее такое странное чувство, будто ей что-то нужно было спросить у Романа? Что-то бесконечно важное, а она не успела…
Да что там могло быть уж такого важного? Разве ей не наплевать на этого русского?
Наверное, да. Наплевать. А как же иначе?! И вообще, она его больше никогда не увидит.
Или увидит?
* * *
Итак, семья покойного Константинова…
Валерий Сергеевич был дважды женат и имел от первого брака сына. Мать этого сына, бывшая жена Константинова, Галина Ивановна, работала медицинской сестрой в психиатрической лечебнице на улице Ульянова в Нижнем Новгороде. Двадцатипятилетний сын Роман был тренером по аэробике и танцам в спортивном клубе «Латина». С этой семьей Константинов прожил восемнадцать лет, потом с женой развелся и сошелся с Эммой Петровной Шестаковой, преподавательницей французского языка на подготовительном факультете Лингвистического университета.
Против обывательских ожиданий, Эмма Петровна вовсе не принадлежала к когорте юных красоток, при виде которых общеизвестный бес тычет под ребро не слишком-то молодого мужчину и вводит его во грех, заставляя бросать старую жену ради новой. Она была всего на два года младше первой жены Константинова и на три – его самого. Впрочем, Константинову, видимо, не хотелось обременять себя новыми формальностями, да и Эмма Петровна не слишком мечтала о печати в паспорте, поэтому жили они в гражданском браке. Между прочим, маленькая деталь: раньше Эмма Петровна была дружна с Галиной Ивановной, и, таким образом, получалось, что она увела мужа у своей подруги. Что характерно, их отношений это не больно-то испортило, они подолгу болтали по телефону, а иногда даже ходили вдвоем в театры, или в кино, или на какие-нибудь вернисажи, которые Эмма Петровна обожала. Кроме того, она была дама спортивная, за собой очень следила и даже делала попытки заставить Галину бегать по утрам, записаться в тренажерный зал, ходить на аэробику (сын-то преподаватель, вроде бы сам бог велел!), на шейпинг или, наконец, на восточные танцы, сейчас такие модные и для женского здоровья, говорят, очень полезные. Сама Эмма успевала и там и сям, однако Галина Ивановна не относилась к числу тех несчастных женщин, духовный возраст которых резко отстает от физического, а потому предпочитала спокойно, тихо, мирно, естественно увядать, а не носиться в семь утра по Откосу над Волгой в погоне за неуклонно убегающей молодостью и не хотела трясти животиком (тем паче что животик у нее был довольно-таки внушительный, не то что у стройной, подтянутой, тренированной Эммы!), изображая какую-нибудь там перезрелую красу гарема. Ну что ж, может, оно и верно, потому что блажен, кто смолоду был молод… А впрочем – каждому свое!
Роман Константинов хорошо относился к мачехе, отца уходом из семьи не попрекал и, по всему, уважал его право на личную жизнь и даже на любовь. В конце-то концов, ведь сошелся Валерий Сергеевич с Эммой по внезапно вспыхнувшей обоюдной любви! Правда, любовь со временем подостыла, брак их, пусть и гражданский, оказался не слишком крепок: пожив сначала вместе, на квартире у Эммы, Константинов и Шестакова за полгода до его смерти решили разъехаться и жить врозь, хоть и продолжали видеться. Однако и в первую семью Валерий Сергеевич не вернулся. Он купил себе жилье в том же доме, где была квартира Шестаковой (это как раз на углу Республиканской и Ижорской, совсем рядом с военным госпиталем и областной военной прокуратурой, напротив популярного магазинчика «Перекресток» с одной стороны и парикмахерской «Чародейка» с другой), и поселился там. Причем расстались Константинов и Шестакова не потому, что крепко поссорились: просто, по словам Эммы Петровны, они сошлись уже слишком взрослыми, пожившими людьми, каждый «с набором своих причуд» (ее собственные слова, зафиксированные в протоколе следствия), а потому поняли, что мирно сосуществовать эти самые причуды вряд ли смогут. И чтобы не доводить дело до войны, жили теперь врозь, встречаясь лишь для приятностей взаимной любви.
Константинов был человек зажиточный, хотя и не бог весть какой богатый: он имел небольшую книготорговую фирму, которая пробавлялась также продажей компакт-дисков – преимущественно левака, само собой, но это к нашей истории отношения не имеет. А впрочем, у Константинова вполне могли бы возникнуть трения с налоговиками, если бы у кого-то из них возникло элементарное желание сопоставить доходы от официально декларируемой деятельности фирмы с расходами ее владельца. Все-таки трехкомнатную квартиру в центре Нижнего за гроши не купишь. Да и обставить ее антикварной мебелью не слишком дешево стоит. Константинов же был любителем антиквариата и завсегдатаем немногочисленных салонов Нижнего Новгорода, но чаще езживал в Москву, откуда привозил разные предметы старины. В очередной такой вояж он и собрался в роковой для него вечер 31 января.
Эмма Петровна бывшего мужа (или сожителя, выражаясь языком милицейского протокола) не провожала: подхватила грипп и лежала в постели. Она и с дознавателем-то разговаривала, еле живая от температуры и нервного потрясения. Вообще на людей, окружавших Константинова, ныне покойного, случившееся с ним несчастье набросило странную, трагическую тень… Про Эмму Петровну уже сказано. Однако грипп – дело вполне житейское. С сыном же Константинова, Романом, приключилась история покруче.
Оказывается, Роман собирался проводить отца в поездку: тот просил дать ему почитать модную книжку «Код да Винчи», которую Роман недавно купил. В фирме Константинова этой книги не имелось – для его постоянных клиентов она оказалась бы дороговатой. Все-таки мировой бестселлер, если верить прессе. Книжка модная, прочитать ее непременно следовало всякому, кто хочет считать себя поистине интеллигентным и т. д. и т. п. человеком, вот Валерий Сергеевич и попросил сына принести ему роман, чтобы взять в дорогу. Однако заехать к отцу домой Роман не успел – у него поздно заканчивались тренировки в клубе, да и еще какие-то дела его задержали. Но не исполнить просьбу отца он не мог, а потому глубоким уже вечером сунул книжку в рюкзачок, сел на маршрутку номер 5 (первая семья Константинова обитала на проспекте Гагарина, неподалеку от университета) и поехал на вокзал, норовя успеть к отправлению поезда «Нижегородец».
На площади Горького в маршрутку ввалилась компания каких-то отморозков. Неподалеку от Романа сидела тихая, скромная девушка с нотной папкой, которая привела компанию в дикий, невероятный, безудержный восторг. Ну еще бы, кто нынче с нотными папками ходит?! Парни начали цепляться к папке и ее владелице, а поскольку манера выражаться у них была самая что ни на есть прикольная (кастрировать бы того, кто внедрил в нашу речь это словечко из лексикона одноклеточных!), девушка общаться с ними не пожелала. Тогда пацаны обиделись и стали у нее папку выдирать, девчонку лапать и вообще потребовали, чтобы она перед ними извинилась за то, что не уважает их, или они ее прямо в маршрутке отымеют (на самом деле слово было употреблено другое, но его никакая бумага не выдержит – со стыда сгорит).
Водитель гнал себе и гнал, не обращая ни на что внимания. Кондукторша попыталась урезонить компанию, но ее послали так далеко и в таких выражениях, что она отвернулась от салона и молилась только, чтобы скорей уж был вокзал. Двое-трое пассажиров в происходящее никак не вмешивались: жизнь, знаете ли, учит… Девочка отталкивала пьяные рожи и жалким голосом приговаривала:
– Не надо, помогите! Не надо, помогите!
Наконец Роман, который все это время тоже упорно таращился в темное стекло, делая вид, что скандал его никак не касается, не выдержал.
– Ну ладно, кончайте, ребята, – сказал миролюбиво. – Вон, до слез перепугали девчонку. Да отстаньте вы от нее, сейчас на Московский вокзал приедете – там сколько угодно найдете хороших, сговорчивых…
– А мы хочем эту! – гнусаво завопили пацаны , не желавшие общаться с синявками, обитательницами подворотен близ Московского вокзала, и принадлежавшие, судя по изысканности вкусов, к потомках тех гегемонов, которые в постреволюционные годы считали особенной доблестью изнасиловать как можно больше девушек из благородных семей. Буревестник революции Максим Горький даже рассказ на эту тему написал, который так и называется – «Графиня». – Мы хочем эту, и если ты, пидор, будешь нам мешать, то мы тебе сделаем то-то и то-то, поял ?
– Поял , – ответил Роман. Вынув из кармана мобильник, он набрал номер 02 и, пока пацаны онемело на него таращились, попросил ответившего дежурного, чтобы постовые на Стрелке задержали такую-то маршрутку, в которой распоясались хулиганы.
Он даже не успел отключить телефон, как мобильник был из его рук вырван и выброшен в окно, а потом пацаны схватили Романа за руки и за ноги и потащили к двери.
– Останови! Открывай! – заорали они водителю, пытаясь вышибить двери Романом.
Однако водитель нажал на клаксон и сигналил непрерывно. С той стороны моста, где был пост ГАИ, уже помчалась патрульная машина, а еще одна ринулась вслед маршрутке от Нижегородского отделения милиции, куда был сразу передан вызов…
Когда две милицейские машины блокировали маршрутку на въезде на мост, пацаны спохватились, конечно, и даже оказались готовы к мирным переговорам, однако Роман валялся на полу маршрутки почти без сознания, основательно избитый, с сотрясением мозга и двумя сломанными ребрами, что и выяснилось, когда его отправили в больницу на спешно вызванной «Скорой помощи».

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Мост бриллиантовых грез'



1 2 3 4 5 6