Аталанте какое-то время должен был оставаться под присмотром цыган.— И что вы потом намереваетесь делать, мэтр Леонардо? — спросил я, когда мы пожимали друг другу руки.— Я отправлюсь в Милан с моими друзьями. Тамошний герцог предложил нам хорошие должности.— В качестве кого? Леонардо пожал плечами:— Я еще не знаю. Я предложил себя как изобретателя, архитектора, фортификатора, конструктора военных машини художника.С улыбкой я сказал:— Так как я познакомился с вашими многочисленными талантами, то уверен, что вы добьетесь своего в жизни.Леонардо и Томмазо оседлали лошадей, которые им одолжил Матиас, и галопом ускакали в забрезжившее утро.Я разыскал Колетту и нашел ее на коленях возле могилы, которую мы выкопали для ее отца, и над которой возвышался простой деревянный крест с надписей: «Добрый христианин и храбрый муж до самой смерти». Глаза Колетты покраснели, и она, видимо, снова плакала.— Все напрасно, — тихо сказала она — Я предала вас всех — и ради чего?— Ради твоего отца, чтобы его спасти.— Я принесла ему не жизнь, а смерть.— Виновата не ты. Дреговиты должны были отпустить твоего отца за солнечный камень. Ты была предана ими.— Плата предательницы, — проговорила она горестно и низко опустила глаза.Я подсел к ней поближе и сказал:— Если бы речь шла о моем отце, я бы не поступил иначе, чем ты.Она удивленно посмотрела на меня.— Это значит, что ты прощаешь меня, Арман? Хотя я виновата в смерти твоего отца и брата?— Каждый встретил свою судьбу. Мой отец уже был отмечен смертью, а для Квазимодо не было среди живущих никакой надежды на счастье. Давай забудем прошлое! — Я встал и протянул ей руку. — Ты пойдешь со мной?— Куда? — спросила с волнением она.— Я еще не знаю. Где-нибудь должно найтись место, где может прокормиться прилежный писец и его супруга.Когда Колетта положила свою руку в мою, вся усталость и напряжение последних дней, а заодно и печаль исчезли, будто их ветром сдуло. Как и брат мой, я нашел свое счастье.Сотрясение земли, которое разрушило рынок Сен-Жер-мен-де-Пре и стоило многим людям жизни и здоровья, вызвало в Париже беспокойство. Аббатство Сен-Дени, которое рассматривало Сен-Жерменскую ярмарку, как неугодного конкурента, распространило слухи, что это было наказанием Божьим за жадность дважды в год проводить торг. И эти слухи дошли до ушей короля. Отныне рынок в Сен-Жермене ограничился февралем.Это было одно из последних решений, которые принял Людовик XI. В понедельник, двадцать второго августа, Всемирный Паук заболел, и в последующую субботу он навсегда закрыл глаза. Имела ли эта кончина естественный исход в связи с возрастом и недугом, или старуха смерть получила поддержку со стороны дреговитов или истинно «чистых», — мне неведомо. За исключением Колетты, я не видел снова никого из тех, кто был вовлечен в эту историю.В битвах за власть, которые развернулись после смерти Людовика, речь шла только о королевском троне на первом плане. В действительности это была последняя битва между истинно «чистыми» и дреговитами, — насколько я могу судить издалека На этот раз Оливье Ле-Дэну пришлось окончательно сдаться. Я не знаю, как Филипп де Коммин довел дело до конца, но сперва он заключил великого магистра в темницу, а потом, спустя год после описанных здесь событий, повесил в Париже.Однако сам Коммин не вышел из дела без осложнений и на некоторое время был вынужден воспользоваться гостеприимством королевских тюрем. Вероятно, сын Людовика, который как Карл VIII взошел на трон и на тот момент был еще ребенком, узнал истину о тайной игре и интриге.Многосторонне одаренный Леонардо действительно поступил на службу к миланскому герцогу и заставил заговорить о себе на этом поприще. О Томмазо я слышал, что он никто иной, как столь часто упоминаемый маг и художник Зороастро да Перетола. Аталанте снискал славу как певец и актер и в 1490 году был приглашен в Мантую. чтобы исполнить главную роль в драматической поэме Анжело Полициано «Орфей».Что стало с парижской общиной истинно «чистых», мне также мало известно, как и о судьбе Матиаса Хунгади Спикали и его маленького храброго народа. Бродят ли египтяне все так же по стране, или они нашли длительный приют, поскольку с потуханием солнечного камня их миссия утратила значение?Я сам поступил на место городского писца в одном захолустном местечке далеко от Парижа, о названии коего я умолчу здесь, как и о том имени, под которым меня знают люди в этом месте. Никогда не знаешь, на какую месть способен Сатана, даже если он побежден. В Париж я никогда больше не возвращался. Вдруг старые стены Нотр-Дама скрывают еще много тайн, а я оказался последним, кто попытался выведать их. Большего, чем спасти души человечества, человек не может сделать.Хотя — особенно, если я слышу об ограблении и убийстве, о войне и разорении во внешнем мире, — я спрашиваю себя, действительно ли я стоял на верной стороне? Действительно ли я оказал услугу человечеству, когда помогал оставить им все на столетия или еще дольше? Или это самый большой рок, истинная ананке — быть человеком на этом свете?Моей работы было достаточно, чтобы обеспечить безбедное существование Колетте, нашему сыну Марку и нашей дочери Пакетте. В свободное время я закончил свои записки о тех событиях, жертвой которых чуть не стало все человечество. Возможно, в последующие времена это когда-нибудь будет иметь значение.Всякий раз, когда в наше местечко приходит странствующий певец и исполняет баллады Франсуа Вийона, он получает от меня особенно щедрое вознаграждение. Иногда ночью, когда Колетта мирно спит рядом со мной, у меня появляется такое чувство, что Вийон и Квазимодо стоят возле нашей кровати и улыбаются мне. Тогда я не знаю, бодрствую ли я — или же мне снится сон. Но счастье и удовлетворенность овладевают мной, и я улыбаюсь им в ответ. Виктор Гюго и тайна собора Парижской Богоматери:послесловие издателя Фронтиспис (полиграф.) — титульный лист (прим. перев.)
Роман Виктора Гюго Когда в 1831 году вышел в свет роман «Собор Парижской Богоматери» («Notre-Dame de Paris») молодого французского писателя Виктора Гюго (1802-1885), восхищенная публика не знала, какой кропотливый творческий труд лежал за плечами автора. Читатель не подозревал, что внушительное двухтомное издание неполно. Существуют два доказательства того, что этот материал для писателя был чем-то особенным. Они же — указание на тайну, которой овеян роман Гюго. Она была рассеяна с обнаружением опубликованных здесь записей Армана Сове из Сабле.Три года Гюго занимался исследованиями, изучал документы о средневековом Париже и посещал здания, которые сохранились из того времени. Без сомнения, он серьезно интересовался историей. Но роман рождался в чрезвычайно тяжелых мучениях.15 ноября 1828 года Гюго заключил с издателем Шарлем Госселеном договор, в котором он передал ему на один год право издания запланированного романа за вознаграждение в размере четырех тысяч франков — огромную по тому времени сумму. Гюго обязуется сдать рукопись до 15 апреля 1829 года. Но потом без всяких на то причин он откладывает в сторону, сюжет, который первоначально буквально заворожил его. Он пишет вместо этого театральные пьесы и не может ничего предложить Госселену в оговоренные сроки, хотя Гюго — женатый человек и отец троих детей — очень нуждался в гонораре. Целый год издатель пытался привлечь к работе своего нерадивого автора все более настойчивыми письмами, и 5 июня 1830 года заключается, наконец, новый договор. Срок сдачи теперь назначен на 1 декабря того же года, и за каждую неделю просрочки Гюго должен платить договорную неустойку в размере тысячи франков — четверть всего гонорара!28 июля 1830 года родилась на свет названная в честь матери Гюго дочь Адель (впоследствии ее жизнь была наполнена страданиями), и автору теперь нужно кормить дополнительный голодный рот. Несмотря на это, он до начала сентября не мог решиться приняться за работу. Гюго действительно должен был заставлять себя работать. То, что произошло в сентябре, позже так описала его жена Адель: «Он купил себе флакон чернил и невероятно огромный серый шерстяной плед, который укрывал его с ног до головы, убрал в шкаф свою выходную одежду, чтобы не поддаться искушению выйти в свет, и заперся со своим романом, как в тюрьме. Он был очень несчастлив».Закутавшись в свой гигантский плед, Гюго сидел за работой у открытого окна на холодном осеннем воздухе. Наконец, он мог писать, словно принял некое решение перед уходом в «тюрьму» своего романа, преодолев прежнее отвращение, даже если при этом чувствовал себя «очень несчастным».Но срок сдачи Гюго снова не сумел выдержать, однако, так как рукопись была готова в дальнейшем в январе 1831 года, ему простили договорную неустойку. В начале марта роман, наконец, был предъявлен Госселену, с середины месяца первое двухтомное издание продано. А до апреля роман был напечатан шестикратным дополнительным тиражом. Читатели набросились на книгу и лишь позже выяснили, что несмотря на внушительный объем, это неполный роман. Две следующие главы, дальнейшие теоретические рассуждения о науке и алхимии, архитектуре и книгопечатании, были якобы потеряны. Они появились, как говорит Гюго, лишь в 1832 году в трехтомном издании у нового издателя Рендуэля.Исследователи творчества Гюго считают, что автор намеренно придержал эти главы из-за досады на Госселена, поскольку тот отказался от издания в трех томах и полагающегося повышения гонорара. Но мог ли Гюго, который сам так долго сопротивлялся собственному проекту, просить дополнительных денег?Находка рукописи Арма на Сове позволяет увидеть все в новом свете. Приключения, которые описывает Сове, разворачиваются на том же фоне, что и роман Гюго, но эта история быстро развивается, скрываясь в тени знаменитого произведения Гюго. Поэтому, когда мне было предложено опубликовать эти записи, название «В тени Нотр-Дама» подошло как нельзя лучше.Но кто теперь более правдив — Виктор Гюго или Арман Сове? Возможно — ни тот, ни другой. Ведь Сове сам признается, что умолчит по понятным причинам о некоторых вещах. Все же его записи кажутся более достоверными, чем роман Виктора Гюго — «Собор Парижской Богоматери» подвергался критике за ошибки и анахронизмы.У Гюго прево Парижа выступает Робер д'Эстутвиль, который действительно получил этот титул. Но, поскольку он скончался в 1479 году, он вряд ли мог занимать этот пост в 1482 году — а именно тогда происходит действие романа Гюго. В 1482 году Жак д'Эстутвиль давно пошел по стопам отца, на что совершенно справедливо указывает Сове.Вообще, год 1482, который Гюго упоминает даже в подзаголовке своего романа, — просто неверен. Из рукописей Гюго следует, что он первоначально хотел разместить действие романа годом позже, и многие ссылке в тексте указывают потом на 1483 год. В разговоре двух героев романа упоминается холодная зима 1480 года — «три года назад». И фламандское посольство, которое после смерти Марии Бургундской должно было устроить помолвку дофина Франции с Маргаритой Фландрской, могло состояться лишь в январе 1483 года, а не годом раньше в Париже — хотя бы потому, что Мария Бургундская умерла лишь в марте 1482! После нее в Арраском договоре в декабре 1482 года было принято решение о помолвке, которая подтверждена под присягой в январе 1483 года в присутствии фламандских послов, Людовика XI и его сына в Париже.Но Гюго часто неточен в своих датировках. То, что коронация Людовика XI состоялась в 1461 году, как он пишет, еще верно. Но он потом добавляет — «итак, восемнадцать лет назад». Значит, действие романа перенесено в 1479 год (когда появление Роберта д'Эстутвиля было бы справедливо) — Гюго пишет: 29 марта был днем Святого Евстрахия. Но этот день празднуется по церковным календарям 20 сентября. И это — не единственные оплошности.Следует упомянуть, что Гюго написал роман, а не научный трактат и что даты и факты в произведении не столь важны, как язык, действие, окраска, эмоции. Все это верно, и назойливые перечисления несоответствий были бы как раз мелочами, если бы не одно странное обстоятельство. Гюго провел долгие и подробные исследования для книги, и первоначально он определил верный 1483 год для действия романа. Дату смерти Марии Бургундской можно легко проверить по историческим хроникам, — так же, как дату заключения договора в Аррасе. Итак, Гюго осознанно передвинул действие романа. Из этого приходится заключить, что и многие иные несоответствия ведут… к намеренному запутыванию следов.Теперь, когда мы знакомы с оригинальным манускриптом писца Армана Сове, мы можем, по крайней мере, примерно реконструировать события. Очевидно, что эта рукопись попала в руки Гюго. По ее сюжетам и на ее основе строился роман. Есть указания, что молодой Гюго находился в дружеских отношениях с потомками физика Иосифа Сове (1653-1716, он ввел понятие «акустика»). А тот, в свою очередь, мог быть потомком нашего Армана Сове. Так записи Армана, вероятно, и дошли до Гюго. Автор был слишком молод, когда писал «Собор», но уже считался известным писателем, а в 1825 году стал кавалером Почетного Легиона. Несмотря на свою юность, он был человеком, которому можно доверить тайну Армана Сове.И со всем воодушевлением юности он принялся за работу, изучая общественно-исторический фон невероятного рассказа Армана. Он нашел издателя Госселена. А потом произошло что-то, заставившее его сомневаться. Возможно, он лишь тогда узнал, что материал чрезвычайно актуален? Быть может, его исследования были потревожены поздними наследниками истинно «чистых» или дреговитов? Или же он понял, что опасность для человечества, которая находилась в силе солнечного камня, все еще существовала? Вероятно, ему потребовалось время, чтобы замести следы — и в Париже, и в рукописи Армана. Поэтому последовали многочисленные изменения в датах и ходе действия. Ведь в нем не существует прямой связи ни с солнечным камнем, ни с machina mundi — пожалуй, нет даже скрытого намека.Гюго пишет в своем романе «о монахе-привидении, который бродил по ночному Парижу» и заставляет отца Фролло сказать Эсмеральде немного необоснованно: «Рок схватил тебя и бросил в ужасные колеса машины, которые я построил в темноте». И, словно указание было еще недостаточно четким, Гюго говорит о занятиях Фролло алхимией и надписи «АЫАГКН», которую Гюго якобы или действительно видел еще на стене кельи в Нотр-Даме. Была ли это ведьмовская кухня Фролло?Если Гюго дает такие подробные указания на мрачные коллизии Фролло, почему он делает из Оливье де Дэна подручного короля Людовика, а не столь мрачную фигуру, которую Арман разоблачил как «дьявола»? К чему все эти изменения значимости в романе Гюго, намеки и полуправда? Чтобы запутать следы одних (дреговитов?), но другим (истинно чистым) дать достаточные указания?Мы можем только догадываться обо всем. Бегство Виктора Гюго В 1851 году Виктор Гюго был вынужден покинуть Францию. На то была всем известная причина, но могла быть и тайная. Известная причина ясна — враждебность к Луи Наполеону Бонапарту, который в декабре 1851 года занял пост президента благодаря государственной интриге, а уже в следующем году провозгласил себя императором Наполеоном III. Через Брюссель в 1852 году Гюго попал на остров Джерси, а в 1855 году отправился в окончательную ссылку на соседний остров Гернси. Этот британский остров на время господства Наполеона III стал на пятнадцать лет убежищем для Гюго. И когда парижский узурпатор предложил ему в 1859 году амнистию, поэт остался на «гостеприимных и свободных скалах», как он однажды назвал Гернси. Остался только из упрямства по отношению к императору Наполеону, из верности делу республиканцев — или также и по другой, скрытой причине? Бежал ли Гюго от темной силы, более ужасной, чем новый режим?В 1856 году Гюго покупает «Отвиль-Хауз», небольшой участок земли в столице Гернси Сент-Питер-Порте. Оттуда он мог видеть не только гавань, но при хорошей погоде наблюдать и море — до самого французского берега С этой целью Гюго построил обзорную площадку на крыше. Можно только гадать, кидал ли он отсюда тоскливые взгляды на свою родину или в ужасе ждал преследователя, который каждый день мог причалить к берегу в Сент-Питер-Порте. Этот преследователь мог оказаться наследником отца Фролло и Оливье Ле-Дэна.Гюго проявил себя как увлеченный декоратор. Он велел перестроить весь дом так, что и сегодня он — аттракцион для туристов. Экскурсия по декорационным курьезам — это кульминация поездки в Сент-Питер-Порт. Нет ни одной стены и ни одного угла, ни одного стол или стула, на которых бы писатель не оставил печати своего своеобразного вкуса. Стены и потолки украшены фарфоровыми тарелками и мисками или дельфским кафелем. Но куда важнее тайники и ходы во всем доме и огромное количество зеркал (их — пятьдесят шесть), которые образуют изощренную систему, предвосхитившую нынешнее видеонаблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Роман Виктора Гюго Когда в 1831 году вышел в свет роман «Собор Парижской Богоматери» («Notre-Dame de Paris») молодого французского писателя Виктора Гюго (1802-1885), восхищенная публика не знала, какой кропотливый творческий труд лежал за плечами автора. Читатель не подозревал, что внушительное двухтомное издание неполно. Существуют два доказательства того, что этот материал для писателя был чем-то особенным. Они же — указание на тайну, которой овеян роман Гюго. Она была рассеяна с обнаружением опубликованных здесь записей Армана Сове из Сабле.Три года Гюго занимался исследованиями, изучал документы о средневековом Париже и посещал здания, которые сохранились из того времени. Без сомнения, он серьезно интересовался историей. Но роман рождался в чрезвычайно тяжелых мучениях.15 ноября 1828 года Гюго заключил с издателем Шарлем Госселеном договор, в котором он передал ему на один год право издания запланированного романа за вознаграждение в размере четырех тысяч франков — огромную по тому времени сумму. Гюго обязуется сдать рукопись до 15 апреля 1829 года. Но потом без всяких на то причин он откладывает в сторону, сюжет, который первоначально буквально заворожил его. Он пишет вместо этого театральные пьесы и не может ничего предложить Госселену в оговоренные сроки, хотя Гюго — женатый человек и отец троих детей — очень нуждался в гонораре. Целый год издатель пытался привлечь к работе своего нерадивого автора все более настойчивыми письмами, и 5 июня 1830 года заключается, наконец, новый договор. Срок сдачи теперь назначен на 1 декабря того же года, и за каждую неделю просрочки Гюго должен платить договорную неустойку в размере тысячи франков — четверть всего гонорара!28 июля 1830 года родилась на свет названная в честь матери Гюго дочь Адель (впоследствии ее жизнь была наполнена страданиями), и автору теперь нужно кормить дополнительный голодный рот. Несмотря на это, он до начала сентября не мог решиться приняться за работу. Гюго действительно должен был заставлять себя работать. То, что произошло в сентябре, позже так описала его жена Адель: «Он купил себе флакон чернил и невероятно огромный серый шерстяной плед, который укрывал его с ног до головы, убрал в шкаф свою выходную одежду, чтобы не поддаться искушению выйти в свет, и заперся со своим романом, как в тюрьме. Он был очень несчастлив».Закутавшись в свой гигантский плед, Гюго сидел за работой у открытого окна на холодном осеннем воздухе. Наконец, он мог писать, словно принял некое решение перед уходом в «тюрьму» своего романа, преодолев прежнее отвращение, даже если при этом чувствовал себя «очень несчастным».Но срок сдачи Гюго снова не сумел выдержать, однако, так как рукопись была готова в дальнейшем в январе 1831 года, ему простили договорную неустойку. В начале марта роман, наконец, был предъявлен Госселену, с середины месяца первое двухтомное издание продано. А до апреля роман был напечатан шестикратным дополнительным тиражом. Читатели набросились на книгу и лишь позже выяснили, что несмотря на внушительный объем, это неполный роман. Две следующие главы, дальнейшие теоретические рассуждения о науке и алхимии, архитектуре и книгопечатании, были якобы потеряны. Они появились, как говорит Гюго, лишь в 1832 году в трехтомном издании у нового издателя Рендуэля.Исследователи творчества Гюго считают, что автор намеренно придержал эти главы из-за досады на Госселена, поскольку тот отказался от издания в трех томах и полагающегося повышения гонорара. Но мог ли Гюго, который сам так долго сопротивлялся собственному проекту, просить дополнительных денег?Находка рукописи Арма на Сове позволяет увидеть все в новом свете. Приключения, которые описывает Сове, разворачиваются на том же фоне, что и роман Гюго, но эта история быстро развивается, скрываясь в тени знаменитого произведения Гюго. Поэтому, когда мне было предложено опубликовать эти записи, название «В тени Нотр-Дама» подошло как нельзя лучше.Но кто теперь более правдив — Виктор Гюго или Арман Сове? Возможно — ни тот, ни другой. Ведь Сове сам признается, что умолчит по понятным причинам о некоторых вещах. Все же его записи кажутся более достоверными, чем роман Виктора Гюго — «Собор Парижской Богоматери» подвергался критике за ошибки и анахронизмы.У Гюго прево Парижа выступает Робер д'Эстутвиль, который действительно получил этот титул. Но, поскольку он скончался в 1479 году, он вряд ли мог занимать этот пост в 1482 году — а именно тогда происходит действие романа Гюго. В 1482 году Жак д'Эстутвиль давно пошел по стопам отца, на что совершенно справедливо указывает Сове.Вообще, год 1482, который Гюго упоминает даже в подзаголовке своего романа, — просто неверен. Из рукописей Гюго следует, что он первоначально хотел разместить действие романа годом позже, и многие ссылке в тексте указывают потом на 1483 год. В разговоре двух героев романа упоминается холодная зима 1480 года — «три года назад». И фламандское посольство, которое после смерти Марии Бургундской должно было устроить помолвку дофина Франции с Маргаритой Фландрской, могло состояться лишь в январе 1483 года, а не годом раньше в Париже — хотя бы потому, что Мария Бургундская умерла лишь в марте 1482! После нее в Арраском договоре в декабре 1482 года было принято решение о помолвке, которая подтверждена под присягой в январе 1483 года в присутствии фламандских послов, Людовика XI и его сына в Париже.Но Гюго часто неточен в своих датировках. То, что коронация Людовика XI состоялась в 1461 году, как он пишет, еще верно. Но он потом добавляет — «итак, восемнадцать лет назад». Значит, действие романа перенесено в 1479 год (когда появление Роберта д'Эстутвиля было бы справедливо) — Гюго пишет: 29 марта был днем Святого Евстрахия. Но этот день празднуется по церковным календарям 20 сентября. И это — не единственные оплошности.Следует упомянуть, что Гюго написал роман, а не научный трактат и что даты и факты в произведении не столь важны, как язык, действие, окраска, эмоции. Все это верно, и назойливые перечисления несоответствий были бы как раз мелочами, если бы не одно странное обстоятельство. Гюго провел долгие и подробные исследования для книги, и первоначально он определил верный 1483 год для действия романа. Дату смерти Марии Бургундской можно легко проверить по историческим хроникам, — так же, как дату заключения договора в Аррасе. Итак, Гюго осознанно передвинул действие романа. Из этого приходится заключить, что и многие иные несоответствия ведут… к намеренному запутыванию следов.Теперь, когда мы знакомы с оригинальным манускриптом писца Армана Сове, мы можем, по крайней мере, примерно реконструировать события. Очевидно, что эта рукопись попала в руки Гюго. По ее сюжетам и на ее основе строился роман. Есть указания, что молодой Гюго находился в дружеских отношениях с потомками физика Иосифа Сове (1653-1716, он ввел понятие «акустика»). А тот, в свою очередь, мог быть потомком нашего Армана Сове. Так записи Армана, вероятно, и дошли до Гюго. Автор был слишком молод, когда писал «Собор», но уже считался известным писателем, а в 1825 году стал кавалером Почетного Легиона. Несмотря на свою юность, он был человеком, которому можно доверить тайну Армана Сове.И со всем воодушевлением юности он принялся за работу, изучая общественно-исторический фон невероятного рассказа Армана. Он нашел издателя Госселена. А потом произошло что-то, заставившее его сомневаться. Возможно, он лишь тогда узнал, что материал чрезвычайно актуален? Быть может, его исследования были потревожены поздними наследниками истинно «чистых» или дреговитов? Или же он понял, что опасность для человечества, которая находилась в силе солнечного камня, все еще существовала? Вероятно, ему потребовалось время, чтобы замести следы — и в Париже, и в рукописи Армана. Поэтому последовали многочисленные изменения в датах и ходе действия. Ведь в нем не существует прямой связи ни с солнечным камнем, ни с machina mundi — пожалуй, нет даже скрытого намека.Гюго пишет в своем романе «о монахе-привидении, который бродил по ночному Парижу» и заставляет отца Фролло сказать Эсмеральде немного необоснованно: «Рок схватил тебя и бросил в ужасные колеса машины, которые я построил в темноте». И, словно указание было еще недостаточно четким, Гюго говорит о занятиях Фролло алхимией и надписи «АЫАГКН», которую Гюго якобы или действительно видел еще на стене кельи в Нотр-Даме. Была ли это ведьмовская кухня Фролло?Если Гюго дает такие подробные указания на мрачные коллизии Фролло, почему он делает из Оливье де Дэна подручного короля Людовика, а не столь мрачную фигуру, которую Арман разоблачил как «дьявола»? К чему все эти изменения значимости в романе Гюго, намеки и полуправда? Чтобы запутать следы одних (дреговитов?), но другим (истинно чистым) дать достаточные указания?Мы можем только догадываться обо всем. Бегство Виктора Гюго В 1851 году Виктор Гюго был вынужден покинуть Францию. На то была всем известная причина, но могла быть и тайная. Известная причина ясна — враждебность к Луи Наполеону Бонапарту, который в декабре 1851 года занял пост президента благодаря государственной интриге, а уже в следующем году провозгласил себя императором Наполеоном III. Через Брюссель в 1852 году Гюго попал на остров Джерси, а в 1855 году отправился в окончательную ссылку на соседний остров Гернси. Этот британский остров на время господства Наполеона III стал на пятнадцать лет убежищем для Гюго. И когда парижский узурпатор предложил ему в 1859 году амнистию, поэт остался на «гостеприимных и свободных скалах», как он однажды назвал Гернси. Остался только из упрямства по отношению к императору Наполеону, из верности делу республиканцев — или также и по другой, скрытой причине? Бежал ли Гюго от темной силы, более ужасной, чем новый режим?В 1856 году Гюго покупает «Отвиль-Хауз», небольшой участок земли в столице Гернси Сент-Питер-Порте. Оттуда он мог видеть не только гавань, но при хорошей погоде наблюдать и море — до самого французского берега С этой целью Гюго построил обзорную площадку на крыше. Можно только гадать, кидал ли он отсюда тоскливые взгляды на свою родину или в ужасе ждал преследователя, который каждый день мог причалить к берегу в Сент-Питер-Порте. Этот преследователь мог оказаться наследником отца Фролло и Оливье Ле-Дэна.Гюго проявил себя как увлеченный декоратор. Он велел перестроить весь дом так, что и сегодня он — аттракцион для туристов. Экскурсия по декорационным курьезам — это кульминация поездки в Сент-Питер-Порт. Нет ни одной стены и ни одного угла, ни одного стол или стула, на которых бы писатель не оставил печати своего своеобразного вкуса. Стены и потолки украшены фарфоровыми тарелками и мисками или дельфским кафелем. Но куда важнее тайники и ходы во всем доме и огромное количество зеркал (их — пятьдесят шесть), которые образуют изощренную систему, предвосхитившую нынешнее видеонаблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60