— холодно спросил Мюррей. — Там у них женщины и дети.
Мизнер пожал плечами:
— Возьмите с собой гаубицу и выпустите по ним несколько снарядов. Ничего, выползут.
— Снаряд не разбирает — мужчина или женщина.
— Словом, вы слышали приказ, капитан! — сказал Мизнер.
Мюррей встал, отдал честь и ушел.
Даже имея при себе гаубицу, эскадрон «Б» двигался почти бесшумно, спускаясь к руслу реки, где лежало селение. Но, как Мюррей и ожидал, там уже никого не было. Отряд некоторое время потоптался в пыли, разглядывая оставшийся скарб, затем Мюррей отдал приказ спешиться и расположиться лагерем, так как спускалась ночь.
Рано утром они поднялись и двинулись по отчетливому следу, оставленному на песке шайенскими волокушами. Это примитивное сооружение напоминает сани и состоит из положенных крест-накрест жердей для вигвамов, прикрепляемых ремнями к седлам лошадей. Таи как шайены могли двигаться только очень медленно, то Мюррей был уверен, что в скором времени нагонит их. И действительно, отряд проехал не более семи-восьми миль. как, поднявшись на взгорье, увидел внизу индейскую стоянку.
Вигвамы были раскинуты в узкой долине, окруженной густым лесом, защищавшим ее от солнца. Посередине пробегал небольшой ручей. Этот мирный, цветущий ландшафт показался вспотевшим солдатам, прискакавшим во весь опор, прохладным и восхитительным убежищем.
Они столпились на верхушке холма и, придерживая лошадей, обменивались замечаниями о том, что шайены выбрали себе единственное сколько-нибудь сносное местечко в этой стране, напоминающей преисподнюю.
«И отсюда — прямо в тюрьму форта Рено!» — пожав плечами, подумал Мюррей. Он приказал отряду спешиться, а артиллеристам навести пушку на индейскую стоянку. Коней отвели поближе к ручью, где они были под прикрытием, солдаты же рассыпались по гребню холма. Два фургона, предназначавшиеся для отправки индейцев в форт, были поставлены поблизости. Лошадей не выпрягли. Мюррей решил не дать индейцам опомниться, а загнать воинов в фургоны и двинуться обратно в форт.
Но когда солдаты разместились и закончили приготовления, все индейцы уже знали о прибытии отряда. Некоторые из них, вскочив на пони, разъезжали взад и вперед, наблюдая за солдатами, остальные продолжали заниматься своими делами — чистили лошадей, переговаривались. Все индейцы — мужчины, женщины и дети, — казалось, намеренно игнорировали тот факт, что целый кавалерийский эскадрон вооруженных сил Соединенных Штатов Америки занял боевые позиции вокруг их стоянки и навел на них артиллерийское орудие.
Лейтенант Фриленд прибыл в форт Рено всего три месяца назад прямо из Уэст-Пойнта. Он там наслушался о войнах с индейцами за все минувшее столетие, извелся от скуки и теперь возбужденно расспрашивал Мюррея:
— Как вы думаете, сэр, будут бои?
— Надеюсь, нет, — холодно ответил Мюррей. — Я собираюсь спуститься к ним, лейтенант, и просил бы вас спокойно оставаться на месте и ничего не предпринимать до моего возвращения.
— Но, сэр…
— Не беспокойтесь, я вернусь… Сержант, — позвал он Келли, — идите за мной и захватите с собой следопыта.
Мюррей разжег трубку и повел за собой Келли и Джески к стоянке, точно их ждали там, как дорогих гостей.
Нельзя сказать, что капитан боялся — для этого еще не настало время, — хотя чувство страха было ему привычно. Мюррей знал, что он не храбрец, однако мог заставить свое тело повиноваться и выполнять то, что он ему приказывал. И этого было достаточно. Индейцы оставались для него неразрешимой загадкой, хотя он понимал их лучше, чем многие его сослуживцы-офицеры. Но он никак не мог понять, каким образом этот народ, несмотря на явно превосходящие силы противника, упорно продолжает бороться, хотя поражение его неминуемо и эта борьба грозит ему полным истреблением.
Мюррей никак не мог допустить, что у индейцев есть такие же понятия о свободе и независимости, как и у белых людей; их упорство, стремление к какому-то самоуничтожению он приписывал примитивной ограниченности и вырождению этой расы.
И вот теперь он наблюдал случаи такого самоуничтожения и даже способствовал ему.
Они продолжали идти и вскоре очутились на стоянке. Шайены с любопытством окружили их, но ничем не угрожали и не сделали никакой попытки задержать их. И когда Джески спросил о Маленьком Волке, их повели к небольшому костру, у которого сидели трое стариков:
Маленький Волк, Тупой Нож и Спутанные Волосы — вождь воинов Собаки. Этим именем в прериях называли особую организацию воинов, и прозвище распространилось на всех шайенов. Эти воины исполняли двойную функцию: блюстителей порядка и солдат; они руководили всеми делами как на стоянках, так и на поле битвы.
Трое вождей, встав, обменялись рукопожатием с пришедшими и жестом пригласили их присесть у огня.
Мюррей восхищался этими тремя стариками, сохранявшими спокойствие и достоинство в то время, как делались приготовления, чтобы стереть их стоянку с лица земли. В лицах индейцев, особенно трех стариков, морщинистых, худых, цвета земли, было что-то, говорившее о присутствии такой силы, которая дает им возможность переносить не только все удары, подготовляемые белыми людьми, но и намного большие несчастья.
Они покурили, потом Мюррей заговорил, а Джески начал переводить:
— Я должен сделать это, потому что так требует закон. Вы знаете, что такое закон. Закон — это приказ властей в Вашингтоне, которые правят всей страной. Они требуют, чтобы все индейцы оставались здесь, на этой территории, в своих резервациях. А вот трое из вашего селения убежали, остальные тоже покинули агентство. Это дурно, это — нарушение закона. Потому я должен взять отсюда ваших мужчин и доставить их в форт, где они останутся до тех пор, пока трое сбежавших не вернутся и мы не будем уверены, что они опять не нарушат закон.
Джески с трудом подыскивал слова. Он нередко сбивался и просил Мюррея повторить сказанное, для того чтобы вспомнить соответствующее слово на шайенском языке. Когда он кончил переводить, то склонил голову набок, ожидая ответа. Затем, поглаживая бороду, с глупым видом принялся жевать табак и слушать.
— Эти воины хотят смуты, — заявил он наконец Мюррею.
— Откуда ты это взял?
Коверкая, как обычно, английский язык, Джески заявил:
— Притворяются, будто не понимают. Они, мол, ничего вам не сделали такого, за что их следовало бы засадить в тюрьму. Они просто ушли от жары и расположились здесь, потому что тут прохладно и легче живется. Они говорят, что все равно будут жить в этом месте и что если они должны умереть, то лучше умереть здесь, где все напоминает им о Черных Холмах… или дьявол его знает как называется это место, откуда они пришли сюда. Они говорят, что не убежали из резервации и что даже ребенок может пройти те восемь миль, которые отделяют их от агентства.
Мюррей покачал головой и долгое время яростно пыхтел трубкой.
— Скажи им, что я обязан выполнить полученный мною приказ и что им все-таки придется отправиться со мной в форт, — заявил он.
— Они говорят: если вы сажаете человека в тюрьму, чтобы он там умер, то должна быть какая-нибудь причина, а сейчас ее нет. Они останутся здесь и будут жить мирно.
— Скажи им: если они не пойдут добром, мне придется применить силу.
На спокойном, точно высеченном из камня лице Маленького Волка мелькнула слабая улыбка, как будто все это было ему давно известно.
— Они говорят: вы делайте то, что вы считаете правильным, а они будут делать то, что они считают правильным.
Затем последовала торжественная церемония пожимания рук, и приехавшие отправились обратно.
— Ну, теперь я доволен, что мы захватили с собой пушку, — заявил Келли.
А Мюррей резко остановил его:
— Оставьте при себе ваши замечания, пока вас не спросят, сержант!
Когда Майлс услышал, что полковник Мизнер послал кавалерийский отряд, чтобы доставить индейцев Тупого Ножа в форт Рено, а затем в тюрьму, он испытал разноречивые чувства: во-первых, облегчение, оттого что дело передано в другие руки и им теперь займутся компетентные военные власти; во-вторых, его охватил стыд, так как он понимал, что поступок Мизнера не был справедлив и не вызывался необходимостью.
Шайены не покинули резервацию, и нет оснований утверждать, что они готовятся ее покинуть. Поэтому они все еще находятся в его ведении, как главы агентства. А тогда — как мог он допустить, чтобы Мизнер арестовал пятьдесят-шестьдесят человек за преступление, которого они не совершили и, насколько ему было известно, может быть вовсе и не намеревались совершить! У него не было иных доказательств, кроме заявления Джимми Медведя, будто из деревни Тупого Ножа бежали три человека. А в тот день была такая жара, что даже более здравый парень, чем Джимми Медведь, мог потерять голову и ошибиться — если он действительно видел этих трех людей, а не выдумал все это из мести за какие-нибудь воображаемые обиды. И потом, действительно ли они ехали на север, а не просто охотились?
Чем больше он думал, тем мучительнее у него болела голова, тем сильнее тревожила совесть и одолевали сомнения. Он был искренним человеком; работая как агент по индейским делам, он старался следовать своим убеждениям и делать добро той небольшой частице человеческого рода, которая была ему подчинена.
Д?ла не менял и тот факт, что препятствия были почти непреодолимы, а пайки скудны, что он не имел компетентной и достаточной помощи, что правительство предпочитало держать на Территории кавалерийский полк, а не отряд учителей, или плотников, или водопроводчиков, или инженеров; задачи были те же, только выполнение становилось труднее.
Со всеми этими мыслями он пришел к жене; голова его болела, промокшая от пота рубашка раздражала. Он выпил холодного лимонаду и попытался найти некоторое утешение в ее восхитительных печеньях.
— Но послушай, Джон, — сказала она, — разве, как только эти индейцы будут посажены в тюрьму, все это не уладится? И тогда ты сможешь решить, кто был прав и кто виноват.
— Все не уладится, — с горечью ответил он. — Нельзя арестовать пятьдесят-шестьдесят человек только за то, что кто-то из них, может быть, совершил проступок. В сущности, я не знаю, в чем еще они виноваты, если не считать их перемещения поближе к Коттер-Крику, где я с самого начала и должен был поселить их. Там, по крайней мере, хоть есть вода и кое-какая зелень, а не одна только ужасная красная пыль.
— Но ведь эти трое убежали? — осторожно напомнила ему Люси.
— К черту их! Извини, пожалуйста, Люси. Пойми, я не уверен, что они действительно убежали. Я ни в чем не уверен.
— Но ведь в агентстве решительно все знают, что они убежали. Дело пойдет еще хуже, если индейцы начнут убегать, когда им взбредет в голову.
— Так-то оно так.
— Поэтому ты и должен сказать Маленькому Волку или Тупому Ножу, что эти трое должны вернуться, и тогда все разрешится.
— Разве они могут вернуть этих людей! Ах ты не понимаешь, Люси! Дело не в этом, не в трех людях, а в том, что вся поли гика, которая проводится здесь в резервациях, никуда не годится — нельзя сажать целое племя в тюрьму! — Он замолчал, затем тряхнул головой: — Нет, наказать их за этих трех нужно, но только не так. Ведь Мизнер туда пушку отправил. Он способен выпустить по стоянке несколько снарядов. Что я тут могу поделать!
— Пошли кого-нибудь. Ведь ты пока еще хозяин в Дарлингтоне.
— Верно… Сегер мог бы поехать туда и заставить их подождать, пока я не переговорю с вождями. Это лучше, чем действовать так, как Мизнер.
Он надел шляпу и отправился на поиски Сегера.
Майлс немного успокоился: он все-таки что-то предпринимает; каковы бы ни были результаты, у него будет хоть это маленькое удовлетворение. Да и Сегера не запугать каким-то армейским офицерам. И, уж конечно, Майлс, как агент, имеет право приказывать и добиваться соблюдения закона у себя в агентстве.
Пока Сегер седлал лошадь; Майлс говорил долго и убедительно не столько для Сегера, сколько для того, чтобы самому отделаться от сомнений.
Он просил Сегера поспешить — это было самое важное. По всей вероятности, Маленький Волк не покорится. Слыханное ли дело, чтобы шайены подчинялись! Разве только когда убеждались сами, что не правы. И он просил Сегера не задерживаться и предотвратить если не новую войну с индейцами, то хотя бы их избиение.
Сегер невозмутимо выслушивал докучливые просьбы и инструкции Майлса и только кивал головой.
— Сделаю все, что смогу, — сказал он.
Когда Сегер поднялся на холм, где расположился лагерем эскадрон «Б», уже наступили сумерки. Всюду было так тихо, что ему сначала почудилось, будто дело уже кончено и Майлсу придется улаживать все это только со своей совестью. Но вскоре он разглядел в полумраке неподвижные фигуры солдат с ружьями, молчаливо сидевших по всему гребню холма. А внизу, в лощине, точно светляки, мерцали костры индейской стоянки.
Он вздохнул с облегчением и спросил окликнувшего его часового:
— Кто здесь командир?
— Капитан Мюррей!
— Пропусти меня к нему. Я — Сегер, из агентства. Весь день вплоть до этой минуты Мюррей откладывал атаку. Сначала он был занят приготовлениями к ней, а покончив с ними, решил изучить тактические условия создавшейся обстановки. Однако он знал отлично, что никакой особой тактики не потребуется, надо будет просто выпустить несколько снарядов, а затем войти в стоянку и захватить в плен воинов. По мере того как время шло и оттягивание решения не приносило никаких результатов, настроение его все ухудшалось. Даже сержант Келли боялся обратиться к нему, и Мюррей едва не обрушился с яростью на лениво развалившегося под деревом следопыта, заплевавшего табачным соком все вокруг.
Беда заключалась в том, что капитан теперь понял всю безнадежность предстоящей задачи: ему не захватить в плен даже и половины мужчин. Шайены будут сражаться, и он потеряет с десяток солдат, потом ему придется хоронить изувеченные тела женщин и детей. В результате возникнет бесполезная, бессмысленная война с индейцами, которая может охватить пожаром чуть не половину прерий и оставит за собой мертвых, раненых, разбитые жизни. И то обстоятельство, что Мизнер взвалил всю ответственность на него, вызывало такую ненависть к полковнику, какой он никогда ни к кому не испытывал. И сам он попал в капкан — ему нельзя ни идти вперед, ни отступать. Он знал слишком хорошо, какой властью располагает командир полка в прериях, когда дело идет о том, чтобы выдвинуть или испортить карьеру подчиненным ему офицерам.
Поэтому он с часу на час откладывал неизбежное решение, и когда наконец увидел Сегера, то почувствовал, будто само небо протянуло ему руку помощи. Он радостно приветствовал его.
— Добрый вечер, капитан, — сказал Сегер. — Я вижу, вы закололи барана, но пока еще не едите его.
— Засадить пятьдесят шайенов в тюрьму — дело нелегкое.
— Вы правы. И я думаю, вы понимаете, что на этот раз ваш полковник перестарался.
— Разве?
— Мне кажется. И агент Майлс того же мнения. Возможно, что и управление по делам индейцев взглянет на дело так же, и если ваша милая гаубица начнет швырять снаряды в стоянку, может подняться даже целый скандал. Вашингтон вмешается, и ваш всемогущий полковник Мизнер сядет в калошу.
— Возможно, — уклончиво заметил капитан, с трудом удерживаясь, чтобы не улыбнуться: такое он почувствовал облегчение.
— Эти индейцы всё еще находятся в резервации, а это означает, что они пока состоят в ведении агента Майлса, а не военных властей. И Майлс серьезно предостерегает вас: он будет считать ответственными всех офицеров вашего полка, если что-нибудь случится. Вы не имеете права арестовать шайенов, и полковнику это известно. Хотите, чтобы я все это изложил письменно?
— Нет, не нужно, — сказал Мюррей.
— Вы намерены здесь оставаться всю ночь?
— Придется, если только не установлю связи с полковником Мизнером и не получу дальнейших распоряжений. Но я не буду беспокоить ваших драгоценных индейцев, а буду только держать их под наблюдением.
— Полагаюсь на ваше слово, капитан, — кивнул головой Сегер. — Я спущусь в лагерь и попытаюсь уговорить вождей, чтобы они пришли поговорить с агентом Майлсом. Так что не открывайте стрельбу, если кто-нибудь появится из темноты.
— Дело довольно рискованное, — заметил капитан. — Они знают, зачем мы здесь.
— Разве?.. Ну, предоставляю военным все видеть в мрачном свете, я же рискну. Не думаю, что они подстрелят меня.
— Хотите, чтобы Джески отправился с вами в качестве переводчика?
— Джески? Нет, я знаю немного по-шайенски: думаю, что этого хватит. Я не хочу, чтобы со мной был кто-нибудь, имеющий отношение к армии.
— Ладно, идите. Шкура-то ваша.
Мюррей видел, как Сегер тронул коня.
Сегер не проехал и нескольких шагов, как исчез в густеющем мраке. Слышен был только топот его коня, да и тот скоро замер вдали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26