А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Изъяснитесь!
— Мы достаточно долго сидели в засаде, не пора ли выйти на поле боя.
— Вы выражаетесь фигурально или…
— Нет, я имею в виду самое настоящее поле боя. Если мы сегодня, или в крайнем случае, завтра, не атакуем Саладина, мы лишаемся всех шансов.
Де Ридфор сел на свое ложе и обхватил голову ладонями.
— Наше знакомство началось с того, что вы предупреждали меня о катастрофических опасностях этой войны, теперь же все чаще выступаете в качестве человека советующего вести эту войну, как можно более активно.
— Противоречия, которое вам здесь видится, на самом деле нет.
— Как же нет, когда есть!
— Вспомните нашу беседу в бело-красной зале, мне кажется, мы тогда обсудили все детали и тонкости этой проблемы. Зачем же возвращаться. Что же касается моего предложения немедленно атаковать сарацин, то оно вытекает из новых сведении полученных от лазутчика.
Граф пробормотал какое-то португальское ругательство и перекрестился.
— Мы не зря искалечили этих несчастных, мессир. Только благодаря этому мы проникли в замысел монаха. Если бы не эти неприятные вопли, что тянулись вслед за обозом, мы бы не знали о приближающейся армии Ширкуха и были бы раздавлены на рассвете как молодая черепаха челюстями нильского крокодила.
Де Ридфор не стал возражать, ибо сам думал приблизительно также.
— А что наш… поднадзорный?
— Его телега стоит в миртовой роще, в тылу нашего правого фланга. Возле него постоянно дежурят четверо крепких парней из вашей дворцовой охраны. Они подчиняются только мне, ну и разумеется вам. Даже приказание короля они не выполнят.
— Гюи звал меня сегодня к обеду, но боюсь, у него даже завтрак сегодня не получится, — задумчиво сказал граф. Потом он громко позвал мажордома.
— Слушаю, мессир, — вырос как из под земли Карно.
— Немедленно пошлите приглашение Гюи Лузиньянскому, Конраду Монферратскому, графу де Бурже, барону де Бриссону, магистрам Калатравы и Компостеллы. Они должны прибыть сюда немедленно, немедленно! Дело чрезвычайной важности не терпящее никаких отлагательств. Чем быстрее это произойдет, тем больше вы мне угодите, Карно.
— Я могу остаться, мессир? — спросил де Труа.
— Извольте. Только это одеяние, — де Ридфор покрутил головою, — оно вызовет вопросы.
Де Труа снял свой шлем.
— Теперь он мне уже не нужен. Судя по всему людей брата Гийома в армии нет. А имаму Синану неизвестно, где я нахожусь.
Граф пожал плечами и громко велел, чтобы ему принесли вина. Второй кувшин он не стал осушать задирая дно к потолку, налил не торопясь в чашу. Спросил у гостя.
— Хотите?
— Нет, — улыбнулся тот и показал болтающуюся на поясе фляжку, у меня есть питье приготовленное по рецепту брата Гийома.
Граф де Ридфор громко захохотал. Поднеся чашу ко рту спросил.
— Угадайте, кто прибудет по моему приказу первым?
— Король Иерусалимский.
Великий магистр неторопясь, но и не отрываясь выпил до дна всю чашу и сказал.
— Вы не правы. Первым прибудет Гюи Лузиньянский.
Первым, впрочем, появился магистр ордена Калатравы, но лишь потому, что его шатер стоял совсем рядом, так, что он был не в счет.
Через десять минут уже шел экстренный военный совет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. БРАТ И СЕСТРА
Отправляясь на войну маркиз Конрад Монферратский позаботился о том, чтобы его будущую жену охраняли как следует. Его мучало тревожное предчувствие. Не зная откуда может грянуть гроза, он соорудил засеки на всех направлениях. Забот у охранников было немного. Принцесса замковую ограду покидала нечасто, да и внутри нее предпочитала находиться в собственных покоях. Из ее спальни можно было сразу через высокий балкон по изящно изогнутой лестнице спуститься в старинный тенистый сад. Значительную часть дня брат и сестрица проводили прогуливаясь по аккуратно расчищенным дорожкам.
Все свое свободное время, а другого не было, принцесса делила между двумя занятиями, воспитанием Бодуэна и писанием писем Конраду. Причем, принцу уделялось значительно больше внимания, чем маркизу.
Письма она писала лишь потому, что дала слово. Настоящей, подлинной страстью был брат. Он покорно и безропотно сносил это неутомимое внимание. Изабелла сама его будила и сама укладывала сдать. Если бы можно было, она бы и кормила его так как голубка кормит своих птенцов — из клюва в клюв. Бодуэну пошел пятнадцатый год и он уже созрел, как созревают к этому возрасту все жители южных стран. На подбородке пробился густой пушок, ночами его мучали удивительные видения. Утром его простыни часто были мокры, и отнюдь не от слез. Он жадно следил за служанками, когда они взбирались на лестницу чтобы долить масло в светильники. Они замечали это и между собою часто хихикали по этому поводу. Однажды он столкнулся в дверях с одной из них, когда она выносила из комнаты небольшую нефритовую вазу и больно ущипнул за сосок своими быстрыми подловатыми пальцами. Она вскрикнула, выронила дорогую вещь. На шум появилась принцесса и спросила в чем дело, кто виноват. Бодуэн тут же молча указал на служанку. Напрасно та пыталась оправдаться и показывала куда ее ущипнул принц. Ее высекли и выгнали, дабы не распускала свои груди.
Рядом с сестрою Бодуэн был тих и скромен, разодетый в пух и прах, он напоминал большую печальную куклу, со всем соглашался и постоянно кивал.
Госпоже Жильсон письмо с королевской печатью ничуть не помогло. Она рассчитывала с его помощью пробраться внутрь замка и там уже придумать способ добраться до Изабеллы. Но выяснив каким образом построена охрана маркизовой невесты, она этот план оставила, нужно было придумывать что-то новое. Госпожа Жильсон поселилась в небольшом городишке неподалеку от замка, но не как знатная дама, а как супруга аскалонского моряка, ожидающая его возвращения из плавания. Снять жилье в этом самом богатом городе ей было не по карману — такой она держалась версии. Бралась за любую работу, стирала, шила, и даже гадала. Вела при этом непрерывное наблюдение за замком. Однажды она обратила внимание на то, что два раза в неделю оттуда приезжает телега на городской рынок за зеленью и свежей рыбой. Правит ею всегда одна и та же пожилая женщина, видимо, кухарка.
Госпожа Жильсон поступила следующим образом. Дождавшись очередного появления этой повозки на рынке, она через виноградники, примыкавшие к невысокой городской стене, незаметно прошла к тому месту, где от большой аскалонской дороги, отделялась тропинка ведущая к замку Конрада Монферратского. Выбрала она на этой дорожке место поукромнее, там, где над нею сходились кроны двух древних шелковиц, образуя густую тень, и стала ждать, присев на камень.
Когда появилась повозка, она попросилась подвести ее до замка. Добрая женщина согласилась. Усевшись рядом, госпожа Жильсон огляделась, нет ли поблизости кого. Дорога была глухая, место тихое. Госпожа Жильсон ударила кухарку камнем завернутым в платок, попала точно в висок и та рухнула замертво. После этого, госпожа Жильсон сунула под хвост кобыле вывернутый стручок кушитского перца. Этого было достаточно, чтобы та рванула, что есть сил в сторону замка. Когда ее остановили у ворот, глаза у нее были безумные, а морда в пене.
На следующий день госпожа Жильсон уже работала на замковой кухне. Это был большой шаг к достижению поставленной цели. Хотя с хозяйственного двора, где располагалась кухня, в сад, где гуляла Изабелла попасть было никак нельзя, новая кухарка была уверена, что ей удастся что-нибудь придумать. Первоначально она собиралась каким-нибудь хитроумным способом отравить невесту маркиза, но разузнав, каким путем попадает пища на господский стол, забраковала эту идею. Конрад некогда подвергся попытке отравления и ввел у себя в замке всевозможные предосторожности. Во-первых, каждое блюдо должны были попробовать сами повара в присутствии мажордома. Потом отведывали по кусочку специальные люди, которым платили очень большие деньги за их работу. Под конец приглашались собаки, им маркиз доверял больше всего. Проскользнуть через эту сеть не имела возможности ни отравленная пулярка, ни убийственный суп. В случае же неудачной попытки отравления, как, впрочем и удачной, кухня была бы превращена в пыточную камеру. И первое подозрение легло бы на особу, попавшую на кухню недавно. Вон какой был переполох, когда Изабелла просто занемогла. Всем было отлично видно, что у нее простуда, но мажордом на всякий случай устроил разнос поварам и поварятам.
Госпожа Жильсон не спешила, лучше действовать медленно, но наверняка. Кстати, как раз недомогание Изабеллы и открыло перед нею новые возможности. Однажды взбивая яичные желтки она увидела на кухонном дворе юного Бодуэна. Не прекращая своего занятия она стала за ним наблюдать. У молодого принца был отнюдь не праздногуляющий вид, он был похож на неопытного хорька, прокравшегося в курятник. Горящие глаза, быстро облизываемые губы… тут не могло быть никаких сомнении в том, какие мысли бродят в его голове. Крестьянские молодки кормившие утят и теребившие шерсть весело обменивались мнениями на его счет и похихикивали. Они не считали его пока еще опасным. Через год, два, он превратится из озабоченного щенка в настоящего хищника, а сейчас слюна которая блестит на его мелких желтоватых зубах еще не ядовита.
Госпожа Жильсон приняла решение мгновенно. Поймав взгляд Бодуэна, она тем самым поймала мальчишку в свои сети. Она улыбнулась ему и осторожно поманила к себе. Он недоверчиво оглянулся, к нему ли относится этот жест. Да, к нему. Медленно подошел, обогнул лужу, перешагнул через колоду для кормления поросят. Остановился шагах в трех от этой странной, но очень привлекательной женщины, умело сбивающей яичные желтки.
— Что ты делаешь? — спросил он, хотя отлично видел — что. Он знал, раз она работает на кухне, значит она прислуга, и к ней надо относиться по-господски.
— Сбиваю желтки с сахаром и медом, хочешь попробовать?
Госпожа Жильсон обмакнула в ярко-желтую массу палец и протянула его Бодуэну. Тот побледнел как смерть, но поколебавшись несколько секунд, подошел и взял палец в рот.
— Сладко? — спросила госпожа Жильсон вкрадчивым голосом, в голове и в душе у мальчишки все запело от ее нежного придыхания.
— Сладко, — прошептал он, соскользнув губами с ее пальца.
— Вон там за бочками есть пролом в стене. Иди туда, спускайся и подожди меня возле старой груши. Понял?
— Понял, — еле слышно выдохнул мальчик.
— Иди же, пока никто не обратил внимания.
Через несколько минут после этого принц Бодуэн стал мужчиной. Госпожа Жильсон иронически констатировала про себя, что возник еще один мужчина, которого она должна делить с принцессою Изабеллой.
Бодуэн был счастлив целых два дня. Уже на третий женщина начала выяснять отношения.
— Ты любишь меня?
— Да.
— Но я же гожусь тебе в матери.
— Я люблю тебя.
— Но ведь ты принц, а я служанка.
— Я люблю тебя.
— Если кто-нибудь узнает о наших встречах меня вышвырнут отсюда как собаку. Если не убьют.
— Никто не посмеет, я не позволю! — глаза мальчика горели лихорадочным не детским огнем. Любовники лежали на сухой траве на небольшой поляне среди заброшенного грушевого сада. Солнце хорошо пропекало эту проплешину так, что даже в октябре здесь было жарко.
— А твоя сестра?
Он не знал, что ответить на этот вопрос и отвел глаза.
— Она любит меня.
— Она скажет, что я развратила ребенка и прикажет наказать меня плетьми на конюшне.
— Я не ребенок.
— Нет, ты ребенок и во всем зависишь от своей сестры. Я не хочу рисковать своею жизнью ради встреч с тобой.
— Ты не любишь меня, — прошептал он.
— Я люблю тебя как мужчину, а она любит тебя как брата. Можешь ли ты понять разницу.
— Сестра болеет.
— Не приходи больше.
— Я люблю тебя.
— Нет, не приходи!
Через полчаса Бодуэн сидел возле ложа простуженной Изабеллы. Он был мрачен. Она относила его пасмурность и заплаканность на свой счет и это было ей приятно.
— Ты плакал, Эди?
Он бы хотел это скрыть, но глаза были предательски влажны, отказываться было глупо.
— Да, сестрица.
— Ты ушибся?
— Нет.
— Тебя кто-то обидел. Ты плакал из-за меня?
Мальчик тяжело вздохнул.
— Да.
У Изабеллы у самой заблестели слезы на глазах.
— Ты любишь меня, Эди?
— Да, сестрица.
Мужчина, которому в течении получаса две столь привлекательные женщины задают вопрос "ты любишь меня? ", мог бы считать себя счастливцем. Юный Бодуэн чувствовал, что он несчастнейший человек.
— Ты поправляешься, сестрица?
— Да, дня через два, как сказал лекарь, я могу встать и мы снова будем гулять с тобой. Будем все время проводить вместе. Ты снова плачешь?
— Я так рад сестрица.
В течении всего разговора, наворачивающиеся слезы умиления, наконец, свободно хлынули из глаз принцессы.
— Эди, дорогой, дай я тебя поцелую.
Принц вырвался из объятий сестры и убежал. Изабелла решила, что это происходит от полноты чувств. В известном смысле, она была права. Эди, это нежное невинное дитя, так переживает из-за своей возлюбленной сестры!
Тайком, озираясь, дрожа от страха и от непереносимого, не детского вожделения, Бодуэн прокрадывался в каморку госпожи Жильсон. Он думал, что все делает скрытно, что никто даже не догадывается куда это он бегает во время полдневного сна. Между тем, об этом романе узнали сразу почти все. Никто, конечно, не спешил сообщить об этом принцессе, подобный вестник вряд ли будет щедро одарен, скорее всего он даже помилован не будет. Слухи о чрезвычайно крутом нраве принцессы дошли до конрадова замка. Они также, в значительной степени, питали страх брата перед сестрой.
Несмотря на естественный заговор молчания, госпожа Жильсон понимала, что смертельно рискует. Кто-то мог проболтаться из чистой вредности или по глупости. Мог не выдержать и сам во всем сознаться и Бодуэн.
Нужно было ускорить движение событий.
— Зачем ты пришел?
— Она еще больна, но осталось всего два дня.
— Тем более, подумай что будет со мной чрез два дня? Молчишь?!
Он опустил голову.
— Уходи, я думала, ты действительно меня любишь.
— Я люблю тебя, Гвинерва.
— Это одни слова, которыми я не прикрою свою спину, когда на нее опустятся бичи наших конюхов. Посмотри какая гладкая кожа, вот ее и изорвут в кровавые клочья.
— Я не позволю, я женюсь на тебе.
— Не говори глупостей, никто этого не позволит. Кто ты и кто я?!
На этот раз Гвинерва Фротте, так она себя называла, не допустила изнывающего юнца к своему телу и выставила. Изабелла порадовала брата, когда он ее навестил.
— Эди, лекарь разрешил мне встать уже завтра. Ты опять плачешь, это от радости?
— Да, я очень рад сестрица. Я так соскучился. По нашим прогулкам.
— Если так, то я разрешаю тебе больше времени проводить тут со мною в спальне.
Горло мальчика перехватило.
— Я так рад.
Выйдя из покоев принцессы, он кинулся в каморку любовницы. Ее там не было, он бросился на кухню — тоже нет! Там он узнал, что она поехала на городской рынок. Взобравшись на стену Бодуэн стал следить за дорогой, она была отчетливо обозначена двумя рядами кипарисов между сплошными виноградниками.
Наконец вот она, едет!
Принц соскользнул со стены, бросился к тому самому пролому в стене, через который он попал в новую жизнь. Пролетев стремительно, как жеребенок через грушевый сад, он выскочил на дорогу как раз в тот момент, когда там проезжала повозка госпожи Жильсон. Она едва успела остановить лошадь.
— Я придумал, крикнул Бодуэн!
— Что ты там еще придумал?
— Нам надо убежать!
Наконец дело сдвинулось с мертвой точки, подумала госпожа Жильсон.
— Как убежать, куда, что ты такое говоришь?! — пробовала она возражать для порядка.
— Прямо сейчас, развернем повозку, выкинем эти лимоны…
— Нет, — сказала госпожа Жильсон, — сейчас ты пойдешь в замок и будешь очень мил со своей сестрой, а после ужина придешь ко мне в каморку, там мы все обсудим.
Конечно же он прилетел, как маленький совенок на запах крови.
— Вот, — показал он кошель с деньгами, — это мои. Изабелла про них не знает. Когда мы убежим?
— Сегодня ночью. Ведь завтра, ты говоришь, принцесса встает с постели?
— Замечательно.
— Но тебя могут хватиться.
— Да, — помрачнел Бодуэн, — она велела поставить мне кровать в своей спальне.
— Она что-то заподозрила?
— Нет, она просто хочет побольше быть вместе со мной.
Госпожа Жильсон изобразила на лице глубокую задумчивость.
— Что же нам делать? Если она даже и заснет, то может в любой момент проснуться, от любого шороха. Она поднимет людей. Лошади, собаки, факелы! Нас быстро поймают. И тут уж меня не станут сечь, сразу повесят.
— Как же нам быть? — судорога отчаяния исказила некрасивое детское лицо.
— Знаешь что, — госпожа Жильсон полезла за кровать и достала небольшую керамическую фляжку.
— Ты выльешь это принцессе в вечернее питье.
— И она умрет? — быстро спросил Бодуэн с очень странной интонацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65