Таким путем он хочет набить ему цену, словно разжигая страсть у грозной Мах-Пейкер.Шумные невольничьи базары как-то отвлекали Богдана от тяжелых мыслей. Он переставал думать о том, что говорили о нем во дворце Мухамеда Гирея. Среди невольников — испанцев, калабрийцев, неаполитанцев и корсиканцев — Богдан выделялся не только своим сложением и здоровьем, но и выражением умных глаз.Третья невеста молодого султана и привела на рынок невольников старика Джузеппе Битонто, итальянца, родом из Мессины. Давно принявший магометанство, итальянец теперь нисколько не был похож на прежнего пламенного, неутомимого борца за освобождение своей родины от испанского ярма. Убежденный атеист-революционер, жертва кровавой инквизиции, один из ближайших соратников Томмазо Кампанеллы, Джузеппе Битонто некоторое время служил во флоте турецкого корсара Чикалы, тоже итальянца родом из Мессины, и тешил себя надеждой на скорое возвращение на родину, чтобы отомстить иезуитам и спасти Кампанеллу. Но командир турецкого флота, Бесса Чикала, бесславно погиб в сражении во время очередной авантюры против своих соседей. Только после смерти Чикалы Битонто вдруг почувствовал, что его надежде на возвращение на родину, порабощенную испанцами и подавленную черной реакцией, иезуитов, не суждено осуществиться. Кроме того, возраст и подорванное жестокими пытками инквизиторов здоровье навсегда лишили изгнанника возможности снова обрести свою родину и бороться за ее освобождение.Согбенный, седой, убого одетый, как и большинство турок его возраста и положения, бывший доминиканец Джузеппе Битонто бесцельно толкался на невольничьем рынке. Время от времени, будто совсем невзначай, он останавливался возле богатой, закрытой яшмаком турчанки. Учтиво кланялся ей, когда она просила его узнать о цене интересовавшего ее невольника. Будто случайно, турчанка подошла к невольникам известного и прославленного воина Гирея, среди которых находился и Хмельницкий.Битонто вдруг остановился как вкопанный, оглядывая с ног до головы Богдана, стоявшего за высокой перегородкой. Невольник произвел на бывшего монаха-доминиканца такое впечатление, что он, привыкший за грубостью скрывать свои мысли, воскликнул:— Terra movet! Земля содрогается! (лат.)
И еще больше удивился, когда казак-невольник, поняв его, улыбнулся.— Не слугу-раба ли подыскивает преподобный отец для прелата римской церкви? — свободно, даже несколько вызывающе, спросил Богдан на латинском языке.Вопрос пленника удивил Битонто. Отуреченный итальянский партизан испуганно огляделся вокруг, боясь, как бы кто-нибудь не услышал их разговора.— Всего можно ждать от казаков, но… услышать на торжище от пленника, схваченного на Украине, латинскую речь… — несдержанно и искренне выразил Битонто свое изумление и восхищение.— Per lunam… A! Non ludere aliquem vana spe Под луной… А! Не обманывай себя несбыточными надеждами (лат.)
, мой господин…«Но… пользуйся случаем!» — вдруг промелькнула в голове у Богдана неожиданная мысль о спасении. Ведь все это время он только и тешил себя надеждой. Он должен пойти на любые жертвы, даже на унижение, лишь бы вырваться из этого басурманского мешка, покуда тот не завязан страшным узлом. «Мой господин» никак не вязалось с этим Hoinullos человечишком (лат.)
— турком, одетым как нищий старец. Но это была своего рода соломинка, за которую хватается утопающий. К тому же проницательному юноше показалось, что прячущая свое лицо под дорогим газовым яшмаком турчанка не случайно остановила на нем свои пристальный взгляд. Очевидно, старый турок, владеющий латинским языком, именно для нее и выбирает слугу среди невольников.Слугу или… Какая разница: молодая турчанка может стать надежной опорой для прыжка на волю! В борьбе за свободу все средства хороши. И он тепло обратился к турку-латинцу:— Вы просто растрогали меня, заговорив со мной на языке моей альма матер, — по-латински сказал он. И в то же время во все глаза смотрел на молодую турчанку, следил за малейшим движением ее украшенных золотыми браслетами рук. Они нервно одергивали яшмак, плотнее прикрывая лицо.— Пан был спудеем или братом ордена… — послышался голос дервиша.— Был спудеем иезуитской коллегии. Но это не имеет никакого значения. Хотелось бы найти… верного друга среди этих… чужих мне людей. Меня вывели продавать, а продадут ли… Может, пан купил бы меня?— Замолчите! Они не знают, что вы владеете и языком папы. Вас не продадут… Видите, на нас обращают внимание, — резко оборвал разговор Битонто. — Здесь поблизости находится инкогнито ваш друг, синопская красавица Фатих-хоне, девушка, которую вы спасли от поругания. Она… теперь невеста молодого султана, рискует жизнью! Но из чувства благодарности хочет помочь вам. Предавать ее не в ваших интересах.— Почтеннейший… простите, я не знаю, как вас звать, в своем ли вы уме? Разве можно предавать своего спасителя, да еще девушку…— А какая девушка, мой добрый молодой коллега! Она надеется на успех. Но и вы должны содействовать ей в этом…— Чем, как?— Молчите, черт побери! Вам нужно только слушать… Мать султана собирается жестоко расправиться с вами за то, что вы убили ее любовника Ахмет-бея. Эта девушка хочет помочь вам. Лишь спасти вашу честь, и только. Ведь вас охраняют строже, чем тысячи остальных невольников.— Вижу… Но… к чему эти лишние разговоры? Что я должен делать? — шепотом спросил встревоженный невольник.— То, что сделал я, ученик и друг Томмазо Кампанеллы.— Кампанеллы? — ужаснулся Богдан, хватаясь за перегородку невольничьего стойла и тряся ее. Имя гиганта мысли и духа молнией поразило все его существо, бросило в жар и пот.— Молчите, заклинаю вас! Я нашел спасение на этой мусульманской земле, приняв магометанство! Пан спудей понимает, какой может быть из атеиста, друга Кампанеллы, мусульманин… Но в этом спасение! У вас, юноша, положение куда трагичнее, вы невольник. Турчанка обещает спасти вас, но когда это будет… в будущем, туманном и неясном, как и ее девичьи мечты. А в настоящее время вас ждет позорная кастрация…— Пан советует мне принять магометанство? — спросил Богдан, предугадывая невысказанные мысли спасителя.— Да. Так настойчиво советует вам синопская девушка Фатих-хоне. Как мусульманина, я уверен, она спасет вас. Фатих-хоне говорит, что вас уже разыскивает турок-неофит, какой-то Назрулла… Тес! Запомните: вы уже давно стали магометанином!— Понятно, благодарю!.. Еще в годы моего обучения в иезуитской коллегии у меня была хорошая наставница, и тоже турчанка-невольница. Ах, Назрулла, Назрулла! Алла-гу-акбар…— Ло иллага… илаллаг!.. — закончил Джузеппе Битонто и превратился снова в немощного, сгорбленного старца. И на глазах у стражи, на глазах у вооруженного крымчака-надсмотрщика они, прощаясь по мусульманскому обычаю, провели руками по лицу.Старый дервиш ушел со словами молитвы на устах. Он смешался с толпой, превращаясь в глазах Богдана в зил-уллу тень бога на земле (турецк.)
, который снился и жене запорожского атамана Нечая. Окрыленный другом Кампанеллы, Богдан старался не потерять из вида не только седую, взлохмаченную голову дервиша, но и стройную фигуру молодой турчанки, которая приближалась к его советчику. Подвергаясь риску, девушка едва заметно, будто поправляя газовый яшмак, приоткрыла лицо. Ее взгляд лучом надежды согрел сердце юноши.Кампанелла… Ведь и он во имя избавления отчизны от многолетнего, тяжкого испанского ярма не пренебрег союзом с неверными турками! Из-за этого и пострадал, неосмотрительно доверившись ненадежным сообщникам. Союз ли это или благородный риск?..Принятие веры — только маневр, а не союз. Всякая вера — темное дикарство! За ней легко можно скрыть свое настоящее естество. А нельзя ли воспользоваться ею, чтобы утаить крайнее безбожие здравомыслящего человека? Магометанство — как средство! Средство, черт возьми!.. Но по совету такой девушки и магометанство воспримешь как веру любви. Кампанелла, Назрулла…В памяти возникло лицо заплаканной и насмерть испуганной обнаженной девушки. Неужели?.. И право, как могут скрещиваться пути: в Синопе всего-навсего проявил гуманность, а какая всепобеждающая сила человеческого добра! Жизнью рискует девушка во имя этого чувства… Кампанелла, Назрулла!.. 13 Сагайдачный возвращался с юго-западной границы на Сечь. Эта поездка не особенно радовала его, но и не огорчала. Из-за этих зимних поездок по церковным делам придется ему и рождественские праздники проводить на Запорожье. А разве проедешь мимо! И вот в сопровождении пышной свиты он провожал святителей восточной церкви, гарантируя этим их безопасный выезд за пределы Речи Посполитой. Ничего хорошего не предвещала поднятая иезуитами шумиха, горячо поддерживаемая королем, будто святители, подкупленные турецким правительством, осуществляли свою просветительскую миссию в Москве и особенно на Украине.Но Сагайдачный был спокоен и доволен. Паны униаты дали украинскому народу и его церкви только передышку, — это он хорошо понимал. Да и шляхта все больше и больше втягивалась в борьбу с турками, теперь и ей некогда было заниматься религиозными преобразованиями. Кардиналы, отцы иезуитской церкви искали более надежной почвы в поспешной подготовке к войне-реваншу с турками, разгромившими Жолкевского. Надо наконец такой державе, как Польша, выйти из подчинения ненавистным туркам…— В Стамбуле растет, говорят, молодой горячий султан, — словно дразня Адама Киселя, промолвил Сагайдачный, оборачиваясь в седле.— Поговаривают об этом и у нас, уважаемый пан Петр, — облизывая губы, как это он обычно делал во время подобных разговоров, согласился собеседник. — На казаков зубы точит, передавал пан Отвиновский из Стамбула.Сагайдачный, поняв контрудар дипломата, весело, раскатисто засмеялся:— На казаков, говорите, передавал Отвиновский? Что же… Помолившись пречистой богоматери, казаки с благословения шляхты могут наскочить на эти отточенные зубы. Сразу притупят их! Молоко еще не высохло на губах у этого молодого слуги Магомета. Не с казаками должен был бы мериться своими юношескими силами молодой султан, пан Адам…И подстегнул лошадь, чтобы не слышать ответа Киселя. Это означало конец беседе, раз он высказал свое мнение!Старшой реестровых войск, назначенный польским королем, торопился еще до крещения выполнить свое обещание запорожцам, переданное им через полковника Острянина. К тому же по велению короля должны были прибыть сюда и его казначеи!.. Казакам же он обещал не так уж много: заехать на острова, отправить в запорожской церкви Спаса рождественское богослужение и тайком договориться с их атаманами. А о том, что у него было еще и особое поручение от короля, ни словом не обмолвился.Таким образом, старшому реестрового войска было о чем толковать с атаманами нижнеднепровской пограничной крепости. Долго и скучно читал послание к запорожским казакам царьградского архиепископа, призывавшего поддержать всеми силами Польшу в войне с врагами христианства — мусульманами. Затем от имени короля призывал славных рыцарей с оружием в руках поддержать его войско. Не столь важные дела!Правда, разговор Конашевича с запорожцами, как всегда, был нелегким, хотя сейчас он опирался на послание духовенства, к которому до сих пор прислушивалось казачество. Атаманы поняли, что старшому реестровых казаков они очень нужны. Эх, как нужны запорожские казаки Короне, которая до этого упрямо не хотела признать боевой силы Сечи! Казаки еще до приезда к ним Сагайдачного почувствовали, что назревал серьезный конфликт между Польской Короной и диваном. Ведь совсем недавно торжественно и пышно проводили они королевского посланника, приезжавшего уведомить запорожцев о выплате им содержания «за хорошую службу на границе». А от безделья запорожцы с жиру бесятся, развлекают себя вооруженными нападениями да затевают разные авантюристические набеги на крымчаков и турок.Начав с богослужения, осторожный дипломат Сагайдачный обдуманно проводил свои дружественные переговоры с запорожцами, и не только как гость. Ему было поручено Польской Короной склонить их на свою сторону. Узнав о радушном приеме здесь королевского казначея, Сагайдачный совсем осмелел.— Наших казаков и запорожцев просят принять участие в одном важном государственном деле, — наконец произнес он. — Король и сановники Речи Посполитой дружески просят примкнуть к армаде посполитых войск, чтобы дать вооруженный отпор зарвавшемуся юнцу, турецкому султану Осману…Об этих переговорах на островах, несмотря на строгое предупреждение Сагайдачного, опиравшегося на тысячное войско реестровиков, стало известно и казакам. Старшины улыбались в бороду, оживились и казаки. Вспомнили о том, как заупрямился покойный гетман Жолкевский, отказываясь призвать на помощь казаков. Тогда польские шляхтичи преследовали еще одну тайную цель. Они надеялись, что запорожцы своими набегами будут беспокоить турок и на какое-то время оттянут их силы на себя. Но той осенью запорожцы напали на турок с моря, и Жолкевский, словно в наказание за неприязнь к ним, поплатился головой. Теперь поговаривают, что поход против турок возглавит известный победитель ливонских рыцарей гетман Ходкевич. Осмотрительный полководец, хотя уже и в летах! На него вся надежда!Предварительные переговоры Сагайдачного с атаманами низового казачества закончились будто бы успешно. Но запорожский атаман Яков Бородавка, которому Сагайдачный предложил вести войско на Дунай, не боясь задеть самолюбие гетмана, смело напомнил ему об условиях и казацких «требованиях». Атамана интересовала не только плата за участие в походе.— Будем мы воевать с турками под началом своего, запорожского атамана или нам снова придется подчиняться коронным «пся крев», тюфякам? — спрашивал Бородавка, горячо поддерживаемый сечевыми старшинами. — И опять чванливая шляхта будет поучать нас да швыряться казацкими полками, словно свинья порожними мешками!.. Вот запорожцам привезли жолд, а реестровым казакам до сих пор еще не уплатили за службу. Что же это? Не задумали ли они поссорить нас с реестровыми казаками? Разумные государственные деятели, наверно, так не поступают! Не пора ли нашим запорожцам ударить сыновьим челом московскому царю, чтобы воссоединить казацкую силу с их силой… К тому же неизвестно, получат ли что-нибудь казаки от этого похода? А может быть, снова коронные деятели захватят всю военную добычу, а низовых казаков потом обвинят в грабеже?..— А ведь верно, пан Конашевич! Воевать идем, как в наймы, и не ради собственных интересов, — рассудительно заметил кто-то из полковников реестровых войск.Запорожский атаман одобрительно хлопнул по плечу полковника левобережных реестровых казаков Хтодося Мосиенко.— Правду говорит полковник, — горячо поддержал он. — Снова, как и во время похода на Москву, заставят воевать за короля Сигизмунда. А что пользы — ни харчей, ни киреи!..Сагайдачный, словно пойманный с поличным, удивленно посмотрел на старшин. Но Яков Бородавка решительно добавил:— А что же, верно говорят старшины. Кругом воюют, казаки всюду, нужны. Вон чехам навязывают войну, хотят перекроить их государство. Австрийцы охотно нанимают наших рыцарей-казаков у польского короля. Царьградский патриарх Кирилл с Бетленом Габором торгуются из-за Польской Короны! Только воюй, казаче, а хозяева, которые хорошо платят, найдутся. Но польский король как лукавый сват: бедную покрытку обесчещенную девушку (укр.)
, скажем реестровую, льстиво задабривает, а богатую единственную дочь за парубка, соблазнителя этой реестровой, вон как высватывает…Старшины захохотали. Даже Адаму Киселю понравилось удачное сравнение запорожского атамана, который по привычке облизал губы и улыбнулся.«Пан Бородавка, очевидно, выпил для смелости», — решил Сагайдачный, обдумывая, как ему вести себя с чересчур расхрабрившимися старшинами.— Кто же этот лукавый сват, пан Яков? — лишь бы не молчать, смеясь, спросил Сагайдачный. — Если не я, полковник украинского реестрового казачества, так, очевидно, король, который недавно расплатился с вами злотыми!— Расплата, расплата… Не пора ли, может быть, и об этом подумать королю? А сами целые полки лисовчиков создали во главе со своими старшинами. Наверно, пойдут воевать к австрийскому цесарю. Словно на работу нанимают! На состав этих полков сквозь пальцы смотрят. Банитованных, осужденных на смерть принимает пан Стройновский в то войско…— Может быть, это хорошо для какого-нибудь нарушившего государственные законы вояки. Да и от безделья казакам не придется томиться.— И для запорожцев нашлась бы работа, пан Петр! Только бы государственные мужи побольше проявляли заботы… Вон и Максима Кривоноса обидели!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
И еще больше удивился, когда казак-невольник, поняв его, улыбнулся.— Не слугу-раба ли подыскивает преподобный отец для прелата римской церкви? — свободно, даже несколько вызывающе, спросил Богдан на латинском языке.Вопрос пленника удивил Битонто. Отуреченный итальянский партизан испуганно огляделся вокруг, боясь, как бы кто-нибудь не услышал их разговора.— Всего можно ждать от казаков, но… услышать на торжище от пленника, схваченного на Украине, латинскую речь… — несдержанно и искренне выразил Битонто свое изумление и восхищение.— Per lunam… A! Non ludere aliquem vana spe Под луной… А! Не обманывай себя несбыточными надеждами (лат.)
, мой господин…«Но… пользуйся случаем!» — вдруг промелькнула в голове у Богдана неожиданная мысль о спасении. Ведь все это время он только и тешил себя надеждой. Он должен пойти на любые жертвы, даже на унижение, лишь бы вырваться из этого басурманского мешка, покуда тот не завязан страшным узлом. «Мой господин» никак не вязалось с этим Hoinullos человечишком (лат.)
— турком, одетым как нищий старец. Но это была своего рода соломинка, за которую хватается утопающий. К тому же проницательному юноше показалось, что прячущая свое лицо под дорогим газовым яшмаком турчанка не случайно остановила на нем свои пристальный взгляд. Очевидно, старый турок, владеющий латинским языком, именно для нее и выбирает слугу среди невольников.Слугу или… Какая разница: молодая турчанка может стать надежной опорой для прыжка на волю! В борьбе за свободу все средства хороши. И он тепло обратился к турку-латинцу:— Вы просто растрогали меня, заговорив со мной на языке моей альма матер, — по-латински сказал он. И в то же время во все глаза смотрел на молодую турчанку, следил за малейшим движением ее украшенных золотыми браслетами рук. Они нервно одергивали яшмак, плотнее прикрывая лицо.— Пан был спудеем или братом ордена… — послышался голос дервиша.— Был спудеем иезуитской коллегии. Но это не имеет никакого значения. Хотелось бы найти… верного друга среди этих… чужих мне людей. Меня вывели продавать, а продадут ли… Может, пан купил бы меня?— Замолчите! Они не знают, что вы владеете и языком папы. Вас не продадут… Видите, на нас обращают внимание, — резко оборвал разговор Битонто. — Здесь поблизости находится инкогнито ваш друг, синопская красавица Фатих-хоне, девушка, которую вы спасли от поругания. Она… теперь невеста молодого султана, рискует жизнью! Но из чувства благодарности хочет помочь вам. Предавать ее не в ваших интересах.— Почтеннейший… простите, я не знаю, как вас звать, в своем ли вы уме? Разве можно предавать своего спасителя, да еще девушку…— А какая девушка, мой добрый молодой коллега! Она надеется на успех. Но и вы должны содействовать ей в этом…— Чем, как?— Молчите, черт побери! Вам нужно только слушать… Мать султана собирается жестоко расправиться с вами за то, что вы убили ее любовника Ахмет-бея. Эта девушка хочет помочь вам. Лишь спасти вашу честь, и только. Ведь вас охраняют строже, чем тысячи остальных невольников.— Вижу… Но… к чему эти лишние разговоры? Что я должен делать? — шепотом спросил встревоженный невольник.— То, что сделал я, ученик и друг Томмазо Кампанеллы.— Кампанеллы? — ужаснулся Богдан, хватаясь за перегородку невольничьего стойла и тряся ее. Имя гиганта мысли и духа молнией поразило все его существо, бросило в жар и пот.— Молчите, заклинаю вас! Я нашел спасение на этой мусульманской земле, приняв магометанство! Пан спудей понимает, какой может быть из атеиста, друга Кампанеллы, мусульманин… Но в этом спасение! У вас, юноша, положение куда трагичнее, вы невольник. Турчанка обещает спасти вас, но когда это будет… в будущем, туманном и неясном, как и ее девичьи мечты. А в настоящее время вас ждет позорная кастрация…— Пан советует мне принять магометанство? — спросил Богдан, предугадывая невысказанные мысли спасителя.— Да. Так настойчиво советует вам синопская девушка Фатих-хоне. Как мусульманина, я уверен, она спасет вас. Фатих-хоне говорит, что вас уже разыскивает турок-неофит, какой-то Назрулла… Тес! Запомните: вы уже давно стали магометанином!— Понятно, благодарю!.. Еще в годы моего обучения в иезуитской коллегии у меня была хорошая наставница, и тоже турчанка-невольница. Ах, Назрулла, Назрулла! Алла-гу-акбар…— Ло иллага… илаллаг!.. — закончил Джузеппе Битонто и превратился снова в немощного, сгорбленного старца. И на глазах у стражи, на глазах у вооруженного крымчака-надсмотрщика они, прощаясь по мусульманскому обычаю, провели руками по лицу.Старый дервиш ушел со словами молитвы на устах. Он смешался с толпой, превращаясь в глазах Богдана в зил-уллу тень бога на земле (турецк.)
, который снился и жене запорожского атамана Нечая. Окрыленный другом Кампанеллы, Богдан старался не потерять из вида не только седую, взлохмаченную голову дервиша, но и стройную фигуру молодой турчанки, которая приближалась к его советчику. Подвергаясь риску, девушка едва заметно, будто поправляя газовый яшмак, приоткрыла лицо. Ее взгляд лучом надежды согрел сердце юноши.Кампанелла… Ведь и он во имя избавления отчизны от многолетнего, тяжкого испанского ярма не пренебрег союзом с неверными турками! Из-за этого и пострадал, неосмотрительно доверившись ненадежным сообщникам. Союз ли это или благородный риск?..Принятие веры — только маневр, а не союз. Всякая вера — темное дикарство! За ней легко можно скрыть свое настоящее естество. А нельзя ли воспользоваться ею, чтобы утаить крайнее безбожие здравомыслящего человека? Магометанство — как средство! Средство, черт возьми!.. Но по совету такой девушки и магометанство воспримешь как веру любви. Кампанелла, Назрулла…В памяти возникло лицо заплаканной и насмерть испуганной обнаженной девушки. Неужели?.. И право, как могут скрещиваться пути: в Синопе всего-навсего проявил гуманность, а какая всепобеждающая сила человеческого добра! Жизнью рискует девушка во имя этого чувства… Кампанелла, Назрулла!.. 13 Сагайдачный возвращался с юго-западной границы на Сечь. Эта поездка не особенно радовала его, но и не огорчала. Из-за этих зимних поездок по церковным делам придется ему и рождественские праздники проводить на Запорожье. А разве проедешь мимо! И вот в сопровождении пышной свиты он провожал святителей восточной церкви, гарантируя этим их безопасный выезд за пределы Речи Посполитой. Ничего хорошего не предвещала поднятая иезуитами шумиха, горячо поддерживаемая королем, будто святители, подкупленные турецким правительством, осуществляли свою просветительскую миссию в Москве и особенно на Украине.Но Сагайдачный был спокоен и доволен. Паны униаты дали украинскому народу и его церкви только передышку, — это он хорошо понимал. Да и шляхта все больше и больше втягивалась в борьбу с турками, теперь и ей некогда было заниматься религиозными преобразованиями. Кардиналы, отцы иезуитской церкви искали более надежной почвы в поспешной подготовке к войне-реваншу с турками, разгромившими Жолкевского. Надо наконец такой державе, как Польша, выйти из подчинения ненавистным туркам…— В Стамбуле растет, говорят, молодой горячий султан, — словно дразня Адама Киселя, промолвил Сагайдачный, оборачиваясь в седле.— Поговаривают об этом и у нас, уважаемый пан Петр, — облизывая губы, как это он обычно делал во время подобных разговоров, согласился собеседник. — На казаков зубы точит, передавал пан Отвиновский из Стамбула.Сагайдачный, поняв контрудар дипломата, весело, раскатисто засмеялся:— На казаков, говорите, передавал Отвиновский? Что же… Помолившись пречистой богоматери, казаки с благословения шляхты могут наскочить на эти отточенные зубы. Сразу притупят их! Молоко еще не высохло на губах у этого молодого слуги Магомета. Не с казаками должен был бы мериться своими юношескими силами молодой султан, пан Адам…И подстегнул лошадь, чтобы не слышать ответа Киселя. Это означало конец беседе, раз он высказал свое мнение!Старшой реестровых войск, назначенный польским королем, торопился еще до крещения выполнить свое обещание запорожцам, переданное им через полковника Острянина. К тому же по велению короля должны были прибыть сюда и его казначеи!.. Казакам же он обещал не так уж много: заехать на острова, отправить в запорожской церкви Спаса рождественское богослужение и тайком договориться с их атаманами. А о том, что у него было еще и особое поручение от короля, ни словом не обмолвился.Таким образом, старшому реестрового войска было о чем толковать с атаманами нижнеднепровской пограничной крепости. Долго и скучно читал послание к запорожским казакам царьградского архиепископа, призывавшего поддержать всеми силами Польшу в войне с врагами христианства — мусульманами. Затем от имени короля призывал славных рыцарей с оружием в руках поддержать его войско. Не столь важные дела!Правда, разговор Конашевича с запорожцами, как всегда, был нелегким, хотя сейчас он опирался на послание духовенства, к которому до сих пор прислушивалось казачество. Атаманы поняли, что старшому реестровых казаков они очень нужны. Эх, как нужны запорожские казаки Короне, которая до этого упрямо не хотела признать боевой силы Сечи! Казаки еще до приезда к ним Сагайдачного почувствовали, что назревал серьезный конфликт между Польской Короной и диваном. Ведь совсем недавно торжественно и пышно проводили они королевского посланника, приезжавшего уведомить запорожцев о выплате им содержания «за хорошую службу на границе». А от безделья запорожцы с жиру бесятся, развлекают себя вооруженными нападениями да затевают разные авантюристические набеги на крымчаков и турок.Начав с богослужения, осторожный дипломат Сагайдачный обдуманно проводил свои дружественные переговоры с запорожцами, и не только как гость. Ему было поручено Польской Короной склонить их на свою сторону. Узнав о радушном приеме здесь королевского казначея, Сагайдачный совсем осмелел.— Наших казаков и запорожцев просят принять участие в одном важном государственном деле, — наконец произнес он. — Король и сановники Речи Посполитой дружески просят примкнуть к армаде посполитых войск, чтобы дать вооруженный отпор зарвавшемуся юнцу, турецкому султану Осману…Об этих переговорах на островах, несмотря на строгое предупреждение Сагайдачного, опиравшегося на тысячное войско реестровиков, стало известно и казакам. Старшины улыбались в бороду, оживились и казаки. Вспомнили о том, как заупрямился покойный гетман Жолкевский, отказываясь призвать на помощь казаков. Тогда польские шляхтичи преследовали еще одну тайную цель. Они надеялись, что запорожцы своими набегами будут беспокоить турок и на какое-то время оттянут их силы на себя. Но той осенью запорожцы напали на турок с моря, и Жолкевский, словно в наказание за неприязнь к ним, поплатился головой. Теперь поговаривают, что поход против турок возглавит известный победитель ливонских рыцарей гетман Ходкевич. Осмотрительный полководец, хотя уже и в летах! На него вся надежда!Предварительные переговоры Сагайдачного с атаманами низового казачества закончились будто бы успешно. Но запорожский атаман Яков Бородавка, которому Сагайдачный предложил вести войско на Дунай, не боясь задеть самолюбие гетмана, смело напомнил ему об условиях и казацких «требованиях». Атамана интересовала не только плата за участие в походе.— Будем мы воевать с турками под началом своего, запорожского атамана или нам снова придется подчиняться коронным «пся крев», тюфякам? — спрашивал Бородавка, горячо поддерживаемый сечевыми старшинами. — И опять чванливая шляхта будет поучать нас да швыряться казацкими полками, словно свинья порожними мешками!.. Вот запорожцам привезли жолд, а реестровым казакам до сих пор еще не уплатили за службу. Что же это? Не задумали ли они поссорить нас с реестровыми казаками? Разумные государственные деятели, наверно, так не поступают! Не пора ли нашим запорожцам ударить сыновьим челом московскому царю, чтобы воссоединить казацкую силу с их силой… К тому же неизвестно, получат ли что-нибудь казаки от этого похода? А может быть, снова коронные деятели захватят всю военную добычу, а низовых казаков потом обвинят в грабеже?..— А ведь верно, пан Конашевич! Воевать идем, как в наймы, и не ради собственных интересов, — рассудительно заметил кто-то из полковников реестровых войск.Запорожский атаман одобрительно хлопнул по плечу полковника левобережных реестровых казаков Хтодося Мосиенко.— Правду говорит полковник, — горячо поддержал он. — Снова, как и во время похода на Москву, заставят воевать за короля Сигизмунда. А что пользы — ни харчей, ни киреи!..Сагайдачный, словно пойманный с поличным, удивленно посмотрел на старшин. Но Яков Бородавка решительно добавил:— А что же, верно говорят старшины. Кругом воюют, казаки всюду, нужны. Вон чехам навязывают войну, хотят перекроить их государство. Австрийцы охотно нанимают наших рыцарей-казаков у польского короля. Царьградский патриарх Кирилл с Бетленом Габором торгуются из-за Польской Короны! Только воюй, казаче, а хозяева, которые хорошо платят, найдутся. Но польский король как лукавый сват: бедную покрытку обесчещенную девушку (укр.)
, скажем реестровую, льстиво задабривает, а богатую единственную дочь за парубка, соблазнителя этой реестровой, вон как высватывает…Старшины захохотали. Даже Адаму Киселю понравилось удачное сравнение запорожского атамана, который по привычке облизал губы и улыбнулся.«Пан Бородавка, очевидно, выпил для смелости», — решил Сагайдачный, обдумывая, как ему вести себя с чересчур расхрабрившимися старшинами.— Кто же этот лукавый сват, пан Яков? — лишь бы не молчать, смеясь, спросил Сагайдачный. — Если не я, полковник украинского реестрового казачества, так, очевидно, король, который недавно расплатился с вами злотыми!— Расплата, расплата… Не пора ли, может быть, и об этом подумать королю? А сами целые полки лисовчиков создали во главе со своими старшинами. Наверно, пойдут воевать к австрийскому цесарю. Словно на работу нанимают! На состав этих полков сквозь пальцы смотрят. Банитованных, осужденных на смерть принимает пан Стройновский в то войско…— Может быть, это хорошо для какого-нибудь нарушившего государственные законы вояки. Да и от безделья казакам не придется томиться.— И для запорожцев нашлась бы работа, пан Петр! Только бы государственные мужи побольше проявляли заботы… Вон и Максима Кривоноса обидели!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49