Джеки стиснула меня в дружеских объятиях. Эллиот Гилберт и Пэт Салливан стиснули меня в дружеских объятиях. И даже их помощник, вечно напоминающий снулую рыбу, выглядел так, словно хочет обнять меня. В который уже раз за последние дни я осознала, как приятно быть живой, а не мертвой.
На работе помимо объятий меня ждал и сюрприз. В виде нового клиента, пришедшего по рекомендации… только не упадите… Луизы Константин! Что ж, меня давно уже ничто не удивляет. Этот мир переполнен случайностями.
Неделя текла своим чередом. Нельзя сказать, чтобы спокойно и мирно, – внезапно возникли сложности у Эллен. Ее неповторимый Герб не поделился со своей избранницей планами на следующую неделю, и моя мнительная племянница тут же заподозрила, что их отношения дали трещину. Точнее, перешли на новый уровень. Она не объяснила, что подразумевается под «новым уровнем», но этого и не требовалось.
Ко вторнику Эллен выглядела так, словно провела в терзаниях по меньшей мере год. Мы встретились за ленчем.
– Он не позвонил, – прошелестела племянница заупокойным голосом.
Могла бы и не говорить – по лицу бедняжки я видела, что дела ее плохи.
– Почему бы тебе самой не позвонить ему?
– Мне не хочется, чтобы Герб думал, что оттого, что мы… э-э… стали ближе, я возомнила, будто он моя собственность.
– Не говори глупостей, дорогая. Просто позвони и скажи: «Привет, как дела?» – и посмотри, что будет дальше. Может, твой кавалер заболел. Или у него на работе завал. А может, просто боится слишком привязаться к тебе и потому взял небольшой тайм-аут. (Эллен с сомнением посмотрела на меня.) Глупышка, да он наверняка будет рад услышать твой голос.
– А если нет?
– Тогда ты спросишь, что происходит, а если не готова задать прямой вопрос, то наврешь, будто по горло занята, или кто-то звонит в дверь, или что-то еще. Прочирикаешь, что до ужаса рада была поболтать с ним, и повесишь трубку.
У Эллен был такой потрясенный вид, словно я дала ей не самый обычный житейский совет, а по меньшей мере сплясала голой на столе. Пришлось успокоить эту наивную душу:
– Очень сомневаюсь, что дело дойдет до вранья, но если все же дойдет, ты хотя бы будешь знать, что говорить.
– Наверное, ты права.
Спустя несколько минут мы уже упоенно обсуждали пурпурные волосы официантки. На середине фразы Эллен внезапно замолчала, а через мгновение выпалила:
– Я обязательно ему позвоню!
И в течение получаса еще трижды выкрикнула эти слова, с каждым разом все решительнее и громче. Наверное, настраивалась на сей шаг. Но я вовсе не была уверена, что ей удастся его сделать…
В среду Эллен застала меня в офисе и сказала, что накануне звонила аж четыре раза – три на работу, где натыкалась на секретаршу, сухо сообщавшую, что драгоценный Герб на совещании, и напоследок пообщалась с домашним автоответчиком. Голос у нее был таким похоронным, что я усомнилась в правильности своего совета. Но по зрелом размышлении поняла: рано или поздно Эллен пришлось бы что-то предпринять. Так что нечего предаваться самоистязанию, будем надеяться на лучшее.
А к вечеру этого чудесного денька, когда я собиралась домой, свою лепту внес Тим Филдинг.
– Я со вчерашнего дня колеблюсь, звонить тебе или нет, – осторожно заговорил он. – Уверен, что тебе не о чем беспокоиться, к тебе это не имеет никакого отношения. Но если ты услышишь эту новость от кого-нибудь другого, то я могу смело записывать себя в покойники. Вот я и решил, что лучше скажу тебе сам…
– Большое спасибо, – вежливо ответила я, вся похолодев.
– Не злись, Дез… Просто я хотел сказать, что в понедельник Джека Уоррена выпустили под залог.
– Под залог? Ты же говорил, что никакого залога не будет!
– Да, но нам попался непробиваемый и чересчур мягкосердечный судья. Судимостей у Джека Уоррена нет, хорошее положение в обществе и прочий вздор. Впрочем, залог установили довольно высокий. Двести пятьдесят тысяч.
– Но речь же идет о двойном убийстве!
– Знаю, знаю. Окружной прокурор в ярости. Но послушай, тебе нечего опасаться Уоррена. Напасть на тебя – все равно что признать свою вину. Он для этого слишком хитер.
Наверное, Тим прав. Надо быть полным идиотом, чтобы, выйдя под залог, попытаться снова кого-то убить. А Джек Уоррен был убийцей, но отнюдь не идиотом. Тогда с какой стати, сидя в теплом офисе, я тряслась как на тридцатиградусном морозе?
Четвертое памятное событие той недели – мой традиционный четверговый ужин со Стюартом. Он регулярно названивал с прошлой среды, но я все оттягивала и оттягивала нашу встречу. С одной стороны, мне хотелось видеть Стюарта, а с другой – я не хотела никаких объяснений. Обычная история, что приключается с неисправимыми трусами. Видите ли, я вознамерилась рассказать Стюарту о Билле Мерфи.
Стюарт подъехал к моему дому в восемь вечера. Он не сказал, куда мы собираемся, поэтому я поразилась, когда такси остановилось перед «Лютецией» .
Еда была такой же потрясающей, как и в последнее мое посещение этого шикарного заведения – десять лет назад мы с Эдом отмечали здесь двойной праздник: мой день рождения и благополучное завершение очень выгодного дела, над которым Эд тогда работал.
И хотя Стюарт обычно водит меня в очень приличные рестораны, «Лютеция» – это не просто приличный ресторан, это ресторанный чемпион по части респектабельности. Изысканность меню, обстановки и обслуги вполне соответствует заоблачным ценам. И от этой щедрости Стюарта мне было еще труднее признаться ему, что в моей жизни появился новый мужчина. Впрочем, как только мы устроились за столиком, он забросал меня вопросами о расследовании, так что Билла Мерфи на некоторое время я смогла отложить в сторону.
Признаюсь как на духу, к той минуте, когда я допила кофе и доела совершенно умопомрачительный малиновый мусс с миндальной меренгой, о Билле по-прежнему не было сказано ни слова. Стюарт спросил, не хочу ли чего-нибудь выпить напоследок.
– А ты тоже будешь?
– Почему бы и нет? По такому случаю.
И вот за выпивкой я наконец собралась с духом и завела тягостный разговор.
– Не могу сказать, что для меня это неожиданность, – вздохнул Стюарт, когда я завершила свою любовную сагу. – В последнее время ты ходила сама не своя. Поначалу я думал, что причиной всему – твое расследование, но затем начал подозревать, что скорее всего у тебя кто-то появился.
– Послушай, Стюарт, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты столько лет был настоящим другом, и даже больше чем другом. – Я тщетно шарила в потемках своего разума, пытаясь подобрать верные слова. – Новое обстоятельство не должно никак сказаться на нашей дружбе, но нам больше не стоит… э-э… проводить вместе ночи… Нет-нет, не подумай, что мне это не нравилось. Нравилось, очень даже нравилось. Но теперь мне это кажется неправильным. Я не считаю себя настолько неотразимой, чтобы воображать, будто твоя жизнь от этого круто изменится. Просто пытаюсь объяснить, почему не могу больше оставаться у тебя на ночь. По крайней мере, после того, как у меня возникли отношения с другим человеком. Я вовсе не имею в виду, что ты без этого жить не можешь… – Тут я смущенно замолчала. – Черт! Совсем запуталась.
Стюарт улыбнулся:
– Напротив, ты отлично все сформулировала, и я прекрасно понял тебя. Конечно, наша дружба много значит и для меня. И мне чертовски не хотелось бы потерять тебя. И хотя я получал большое удовольствие от… э-э… ночей нашей дружбы, но смогу обойтись и без них. Радоваться, конечно, не стану, – галантно добавил он, – но постараюсь привыкнуть.
Не знаю, то ли от облегчения, что скинула с себя эту ношу, то ли оттого, что Стюарт проявил такое понимание, но я разрыдалась. Не на весь зал, разумеется, но достаточно громко. Стюарт схватил меня за руку и выволок из ресторана.
– Пойдем! Не дай бог, Андре Сольтнер подумает, будто нам не понравилась его стряпня.
Спустя двадцать минут мы пожелали друг другу спокойной ночи у двери моего дома. Стюарт нежно сжал мне руку и сказал, что скоро позвонит. Но перед тем как он ушел, я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Друзья по-прежнему?
– Навсегда! – серьезно заверил он.
Глава тридцать девятая
Готовясь к ужину с Биллом, я умудрилась растерять остатки уверенности в себе.
– Ну и дерьмовый у тебя вкус, подруга, – с презрением объявила я женщине, глядевшей на меня из зеркала в ванной.
Та не стала спорить. Странно все-таки устроена жизнь. Когда я покупала это платье, оно мне нравилось, а случилось это великое событие всего-навсего два дня назад. С чего это я возомнила, будто выгляжу в этих тряпках стройнее? Ужас! Бедра выпирают чуть ли не до Нью-Джерси. Да и цвет убьет кого угодно. Серый с бежевым, как определила услужливая продавщица. А по-моему, так больше напоминает осеннюю грязь. Девица уверяла, что оттенок этой самой коричневой не пойми чего прекрасно идет к моим волосам. Возможно… Вот только она забыла упомянуть, что в этом платье я выгляжу позеленевшим от времени мертвецом. Что ж, с платьем все равно теперь ничего поделать нельзя. А надеть мне больше нечего (уж поверьте на слово). Кроме того, переодеваться уже поздно.
Но не только платье сводило меня с ума.
Как ни смешно это прозвучит в моих устах, но оказалось, что я не способна и кусочка проглотить в присутствии Билла Мерфи, разве что давясь и с риском помереть во цвете лет. И хотя по большому счету для такой упитанной особы это можно назвать благом, сегодня была опасность вляпаться в крайне неловкое положение. На прошлой неделе я как-то исхитрилась протолкнуть в себя несколько микроскопических кусочков гамбургера, хотя больше размахивала им перед лицом, чем ела, – дабы Билл не заподозрил чего дурного. Впрочем, даже если б заподозрил, ничего страшного не случилось бы, – в конце концов, гамбургер – он и есть гамбургер, не то это блюдо, от которого можно потерять голову и навеки лишиться сна.
Но сегодня… Сегодня – совсем другое дело. Вечером меня ждет угощение, которое Билл приготовит самолично. И будет полной катастрофой, ежели он решит, что его кулинарные шедевры не пришлись мне по нраву…
Но как очень скоро выяснилось, зря я беспокоилась. Все проскочило, как говорит молодежь, со свистом: и платье, и угощение…
– Замечательно выглядишь! – похвалил Билл, помогая мне снять пальто. – И платье очень тебе к лицу.
Мы стояли в прихожей. Вешая пальто в шкаф, Билл оглянулся через плечо на мою слегка ошарашенную физиономию и добавил с улыбкой:
– Святая правда! Мне действительно нравится твое платье, цвет идет тебе бесподобно.
У меня словно крылья выросли, и я невесомой пташкой порхнула к дивану. Билл открыл бутылку, покоившуюся в ведерке со льдом. Шампанское «Дом Периньон»… Вот это да!
– Настоящая редкость. Подарок благодарного клиента, – пояснил Билл, поймав мой восхищенный взгляд. – Приберегал для особого случая.
После второго бокала я могла бы сожрать весь Нью-Йорк, не то что стряпню Билла.
Он дважды исчезал на кухне, оставляя меня наедине с блюдом, полным увесистых пирогов с грибами и миниатюрных пирожков по-лотарингски. И лишь благодаря романтическому настрою я не опустошила блюдо в один присест.
Ужин был настоящей сказкой: куропатка в вишневом соусе; рис, запеченный с миндалем и смородиной; салат из зеленой фасоли и красного лука, заправленный пикантной смесью уксуса и прованского масла, а на десерт главное блюдо – пышный, ароматный шоколадный мусс. Ох, Билл нисколько не преувеличивал, похваляясь своими кулинарными достоинствами.
Поглощая все эти деликатесы, мы болтали о том о сем. Билл заставил меня корчиться от смеха, рассказав о своем первом свидании. А я поведала о крайне странном свидании с сексуально озабоченным выпускником Йеля.
Переместившись в гостиную, где нас ждал кофе, мы перешли к более серьезным темам. Началось все с того, что я сообщила о новом деле, связанном с Луизой Константин.
– Вижу, ты не очень жалуешь Луизу, – с мягкой улыбкой заметил Билл.
– Спорить не буду.
– Луиза прекрасный человек, Дез. Может, она чересчур сдержанная, все таит в себе, поэтому требуется время, чтобы ее узнать. Но поверь, Луиза очень и очень порядочный человек.
– Может, оно и так, – с кислым видом согласилась я.
Билл рассмеялся:
– Вот и молодчина! Луиза не всегда была такой замкнутой, – продолжил он задумчиво. – Хотя ее никогда нельзя было назвать светской дамой, но поступок Нила заставил Луизу еще больше уйти в себя.
– Да ладно тебе. Это ж случилось десять лет назад.
– Нил умел привязывать к себе женщин. – На лице Билла опять появилось хорошо знакомое мне выражение, возникавшее всякий раз, когда он вспоминал о Ниле Константине.
Я поспешила сменить тему:
– Ты мог бы стать поваром высшего разряда, Билл! Один твой кофе сделал бы честь любому заведению. Тебе этого никто не говорил?
Но Билл, казалось, не слышал меня.
– Ты с ним никогда не встречалась? Нет, конечно нет, что я говорю. Должен заметить, эта скотина обладала редким чувством стиля. Нил был чертовски талантлив. Он был приветлив, по крайней мере внешне. И отличался поразительным чувством юмора. Ты же знаешь, какая это редкость. А еще он умел притворяться добродушным и сердечным человеком. Очень удачно притворяться. Женщины находили его неотразимым.
– Да и внешность наверняка помогала, – вставила я.
– Да, Нил был красив, в этом ему не откажешь.
– Дело не только в том, что он был красив. Он выглядел… как бы это сказать… приятным человеком. Я знаю, что на самом деле Нил был жуткой гадиной, – поспешно добавила я, – но со стороны выглядел очень симпатичным. – И в ответ на недоуменный взгляд Мерфи пояснила: – Селена показала мне его фотографию.
– Если б меня попросили описать Нила Константина, слово «приятный» я использовал бы в последнюю очередь. Особенно когда он отпустил эти мерзкие маленькие усики. С ними Нил выглядел каким-то елейным и слащавым, наподобие негодяев из немых фильмов. Вот таким он на самом деле и был: елейным и слащавым сукиным сыном, что прячет за пазухой увесистый булыжник. – Билл со стуком поставил чашку и посмотрел мне в глаза. – Хотел бы я сказать, что жалею о его смерти. Но тогда бы я стал таким же фальшивым, как и Нил.
Мне вдруг показалось, что в комнате мы не одни. С нами был покойный Константин, и комнату словно накрыло черной тенью. Никогда еще я не видела Билла Мерфи таким мрачным.
Я отчаянно пыталась что-нибудь придумать, как-то развеять тоску. И тут Билл задал вопрос, от которого кровь застыла у меня в жилах:
– Хочешь знать, почему я на самом деле его ненавидел?
Я одеревенело кивнула.
– Он убил мою племянницу.
Моя нижняя челюсть с большим трудом удержалась на месте.
– Не в юридическом смысле, – угрюмо продолжал Билл, – но в моральном смысле именно этот гад ее убил.
Он с трудом сглотнул. Затаив дыхание, я смотрела на него.
– Моей племяннице Кэрол было всего двенадцать, когда… когда выяснилось, что ей нужна пересадка костного мозга. Это она на фотографии. – Билл показал на снимок, который я заметила в прошлый раз. – Лейкемия, – мрачно сказал он. – Это произошло несколько месяцев назад, в начале июня, почти через год после того, как я одолжил Нилу деньги. Мой брат Фрэнк, отец Кэрол, настоящий подонок, хотя, наверное, и не следует так говорить о собственном брате. Он законченный алкоголик. Подолгу не задерживается ни на одной работе. И я не очень удивлюсь, если в один прекрасный день он убьет свою жену Диди…
– Боже мой!
– Вот такой молодчина мой братец. Несчастная Диди работает не покладая рук, но благодаря Фрэнку им не удавалось отложить и цента. Поэтому, когда Кэрол понадобилась трансплантация, у меня возникла отчаянная нужда в деньгах. Вся эта волокита с исследованием донорских образцов стоит очень дорого, сама операция еще дороже, а почти все мои деньги вложены в агентство. Разумеется, я мог бы занять под залог агентства, но беда в том, что к тому моменту я уже так и сделал. Ради Нила. Одолжил все деньги ему.
– А взять заем в банке? – подсказала я, словно в этом еще был смысл.
– Бесполезно. Я брал заем два года назад, на расширение дела. У меня еще есть маленькая дачка, но зимой я заложил и ее, с той же целью. Вот такой я магнат, – горестно промолвил Билл.
У меня сжалось сердце. Каким-то образом мне удалось сохранить почти непринужденный тон:
– Селена ни разу не упомянула о твоей племяннице, когда рассказывала о вашей вражде с Нилом.
– Сомневаюсь, что она об этом знает. Мы никогда не говорили об этом в ее присутствии. А Нилу не было смысла делиться с ней этим. Пусть он и скотина, но далеко не глупая скотина. Эта история выставила бы его не в самом лучшем свете.
– Да, конечно.
– Во всяком случае, когда я объяснил Нилу положение дел и сказал, что хочу срочно получить обратно десять тысяч долларов, он начал нести чушь про то, что завещание еще не утверждено.
– По словам Селены, так оно и есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
На работе помимо объятий меня ждал и сюрприз. В виде нового клиента, пришедшего по рекомендации… только не упадите… Луизы Константин! Что ж, меня давно уже ничто не удивляет. Этот мир переполнен случайностями.
Неделя текла своим чередом. Нельзя сказать, чтобы спокойно и мирно, – внезапно возникли сложности у Эллен. Ее неповторимый Герб не поделился со своей избранницей планами на следующую неделю, и моя мнительная племянница тут же заподозрила, что их отношения дали трещину. Точнее, перешли на новый уровень. Она не объяснила, что подразумевается под «новым уровнем», но этого и не требовалось.
Ко вторнику Эллен выглядела так, словно провела в терзаниях по меньшей мере год. Мы встретились за ленчем.
– Он не позвонил, – прошелестела племянница заупокойным голосом.
Могла бы и не говорить – по лицу бедняжки я видела, что дела ее плохи.
– Почему бы тебе самой не позвонить ему?
– Мне не хочется, чтобы Герб думал, что оттого, что мы… э-э… стали ближе, я возомнила, будто он моя собственность.
– Не говори глупостей, дорогая. Просто позвони и скажи: «Привет, как дела?» – и посмотри, что будет дальше. Может, твой кавалер заболел. Или у него на работе завал. А может, просто боится слишком привязаться к тебе и потому взял небольшой тайм-аут. (Эллен с сомнением посмотрела на меня.) Глупышка, да он наверняка будет рад услышать твой голос.
– А если нет?
– Тогда ты спросишь, что происходит, а если не готова задать прямой вопрос, то наврешь, будто по горло занята, или кто-то звонит в дверь, или что-то еще. Прочирикаешь, что до ужаса рада была поболтать с ним, и повесишь трубку.
У Эллен был такой потрясенный вид, словно я дала ей не самый обычный житейский совет, а по меньшей мере сплясала голой на столе. Пришлось успокоить эту наивную душу:
– Очень сомневаюсь, что дело дойдет до вранья, но если все же дойдет, ты хотя бы будешь знать, что говорить.
– Наверное, ты права.
Спустя несколько минут мы уже упоенно обсуждали пурпурные волосы официантки. На середине фразы Эллен внезапно замолчала, а через мгновение выпалила:
– Я обязательно ему позвоню!
И в течение получаса еще трижды выкрикнула эти слова, с каждым разом все решительнее и громче. Наверное, настраивалась на сей шаг. Но я вовсе не была уверена, что ей удастся его сделать…
В среду Эллен застала меня в офисе и сказала, что накануне звонила аж четыре раза – три на работу, где натыкалась на секретаршу, сухо сообщавшую, что драгоценный Герб на совещании, и напоследок пообщалась с домашним автоответчиком. Голос у нее был таким похоронным, что я усомнилась в правильности своего совета. Но по зрелом размышлении поняла: рано или поздно Эллен пришлось бы что-то предпринять. Так что нечего предаваться самоистязанию, будем надеяться на лучшее.
А к вечеру этого чудесного денька, когда я собиралась домой, свою лепту внес Тим Филдинг.
– Я со вчерашнего дня колеблюсь, звонить тебе или нет, – осторожно заговорил он. – Уверен, что тебе не о чем беспокоиться, к тебе это не имеет никакого отношения. Но если ты услышишь эту новость от кого-нибудь другого, то я могу смело записывать себя в покойники. Вот я и решил, что лучше скажу тебе сам…
– Большое спасибо, – вежливо ответила я, вся похолодев.
– Не злись, Дез… Просто я хотел сказать, что в понедельник Джека Уоррена выпустили под залог.
– Под залог? Ты же говорил, что никакого залога не будет!
– Да, но нам попался непробиваемый и чересчур мягкосердечный судья. Судимостей у Джека Уоррена нет, хорошее положение в обществе и прочий вздор. Впрочем, залог установили довольно высокий. Двести пятьдесят тысяч.
– Но речь же идет о двойном убийстве!
– Знаю, знаю. Окружной прокурор в ярости. Но послушай, тебе нечего опасаться Уоррена. Напасть на тебя – все равно что признать свою вину. Он для этого слишком хитер.
Наверное, Тим прав. Надо быть полным идиотом, чтобы, выйдя под залог, попытаться снова кого-то убить. А Джек Уоррен был убийцей, но отнюдь не идиотом. Тогда с какой стати, сидя в теплом офисе, я тряслась как на тридцатиградусном морозе?
Четвертое памятное событие той недели – мой традиционный четверговый ужин со Стюартом. Он регулярно названивал с прошлой среды, но я все оттягивала и оттягивала нашу встречу. С одной стороны, мне хотелось видеть Стюарта, а с другой – я не хотела никаких объяснений. Обычная история, что приключается с неисправимыми трусами. Видите ли, я вознамерилась рассказать Стюарту о Билле Мерфи.
Стюарт подъехал к моему дому в восемь вечера. Он не сказал, куда мы собираемся, поэтому я поразилась, когда такси остановилось перед «Лютецией» .
Еда была такой же потрясающей, как и в последнее мое посещение этого шикарного заведения – десять лет назад мы с Эдом отмечали здесь двойной праздник: мой день рождения и благополучное завершение очень выгодного дела, над которым Эд тогда работал.
И хотя Стюарт обычно водит меня в очень приличные рестораны, «Лютеция» – это не просто приличный ресторан, это ресторанный чемпион по части респектабельности. Изысканность меню, обстановки и обслуги вполне соответствует заоблачным ценам. И от этой щедрости Стюарта мне было еще труднее признаться ему, что в моей жизни появился новый мужчина. Впрочем, как только мы устроились за столиком, он забросал меня вопросами о расследовании, так что Билла Мерфи на некоторое время я смогла отложить в сторону.
Признаюсь как на духу, к той минуте, когда я допила кофе и доела совершенно умопомрачительный малиновый мусс с миндальной меренгой, о Билле по-прежнему не было сказано ни слова. Стюарт спросил, не хочу ли чего-нибудь выпить напоследок.
– А ты тоже будешь?
– Почему бы и нет? По такому случаю.
И вот за выпивкой я наконец собралась с духом и завела тягостный разговор.
– Не могу сказать, что для меня это неожиданность, – вздохнул Стюарт, когда я завершила свою любовную сагу. – В последнее время ты ходила сама не своя. Поначалу я думал, что причиной всему – твое расследование, но затем начал подозревать, что скорее всего у тебя кто-то появился.
– Послушай, Стюарт, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты столько лет был настоящим другом, и даже больше чем другом. – Я тщетно шарила в потемках своего разума, пытаясь подобрать верные слова. – Новое обстоятельство не должно никак сказаться на нашей дружбе, но нам больше не стоит… э-э… проводить вместе ночи… Нет-нет, не подумай, что мне это не нравилось. Нравилось, очень даже нравилось. Но теперь мне это кажется неправильным. Я не считаю себя настолько неотразимой, чтобы воображать, будто твоя жизнь от этого круто изменится. Просто пытаюсь объяснить, почему не могу больше оставаться у тебя на ночь. По крайней мере, после того, как у меня возникли отношения с другим человеком. Я вовсе не имею в виду, что ты без этого жить не можешь… – Тут я смущенно замолчала. – Черт! Совсем запуталась.
Стюарт улыбнулся:
– Напротив, ты отлично все сформулировала, и я прекрасно понял тебя. Конечно, наша дружба много значит и для меня. И мне чертовски не хотелось бы потерять тебя. И хотя я получал большое удовольствие от… э-э… ночей нашей дружбы, но смогу обойтись и без них. Радоваться, конечно, не стану, – галантно добавил он, – но постараюсь привыкнуть.
Не знаю, то ли от облегчения, что скинула с себя эту ношу, то ли оттого, что Стюарт проявил такое понимание, но я разрыдалась. Не на весь зал, разумеется, но достаточно громко. Стюарт схватил меня за руку и выволок из ресторана.
– Пойдем! Не дай бог, Андре Сольтнер подумает, будто нам не понравилась его стряпня.
Спустя двадцать минут мы пожелали друг другу спокойной ночи у двери моего дома. Стюарт нежно сжал мне руку и сказал, что скоро позвонит. Но перед тем как он ушел, я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Друзья по-прежнему?
– Навсегда! – серьезно заверил он.
Глава тридцать девятая
Готовясь к ужину с Биллом, я умудрилась растерять остатки уверенности в себе.
– Ну и дерьмовый у тебя вкус, подруга, – с презрением объявила я женщине, глядевшей на меня из зеркала в ванной.
Та не стала спорить. Странно все-таки устроена жизнь. Когда я покупала это платье, оно мне нравилось, а случилось это великое событие всего-навсего два дня назад. С чего это я возомнила, будто выгляжу в этих тряпках стройнее? Ужас! Бедра выпирают чуть ли не до Нью-Джерси. Да и цвет убьет кого угодно. Серый с бежевым, как определила услужливая продавщица. А по-моему, так больше напоминает осеннюю грязь. Девица уверяла, что оттенок этой самой коричневой не пойми чего прекрасно идет к моим волосам. Возможно… Вот только она забыла упомянуть, что в этом платье я выгляжу позеленевшим от времени мертвецом. Что ж, с платьем все равно теперь ничего поделать нельзя. А надеть мне больше нечего (уж поверьте на слово). Кроме того, переодеваться уже поздно.
Но не только платье сводило меня с ума.
Как ни смешно это прозвучит в моих устах, но оказалось, что я не способна и кусочка проглотить в присутствии Билла Мерфи, разве что давясь и с риском помереть во цвете лет. И хотя по большому счету для такой упитанной особы это можно назвать благом, сегодня была опасность вляпаться в крайне неловкое положение. На прошлой неделе я как-то исхитрилась протолкнуть в себя несколько микроскопических кусочков гамбургера, хотя больше размахивала им перед лицом, чем ела, – дабы Билл не заподозрил чего дурного. Впрочем, даже если б заподозрил, ничего страшного не случилось бы, – в конце концов, гамбургер – он и есть гамбургер, не то это блюдо, от которого можно потерять голову и навеки лишиться сна.
Но сегодня… Сегодня – совсем другое дело. Вечером меня ждет угощение, которое Билл приготовит самолично. И будет полной катастрофой, ежели он решит, что его кулинарные шедевры не пришлись мне по нраву…
Но как очень скоро выяснилось, зря я беспокоилась. Все проскочило, как говорит молодежь, со свистом: и платье, и угощение…
– Замечательно выглядишь! – похвалил Билл, помогая мне снять пальто. – И платье очень тебе к лицу.
Мы стояли в прихожей. Вешая пальто в шкаф, Билл оглянулся через плечо на мою слегка ошарашенную физиономию и добавил с улыбкой:
– Святая правда! Мне действительно нравится твое платье, цвет идет тебе бесподобно.
У меня словно крылья выросли, и я невесомой пташкой порхнула к дивану. Билл открыл бутылку, покоившуюся в ведерке со льдом. Шампанское «Дом Периньон»… Вот это да!
– Настоящая редкость. Подарок благодарного клиента, – пояснил Билл, поймав мой восхищенный взгляд. – Приберегал для особого случая.
После второго бокала я могла бы сожрать весь Нью-Йорк, не то что стряпню Билла.
Он дважды исчезал на кухне, оставляя меня наедине с блюдом, полным увесистых пирогов с грибами и миниатюрных пирожков по-лотарингски. И лишь благодаря романтическому настрою я не опустошила блюдо в один присест.
Ужин был настоящей сказкой: куропатка в вишневом соусе; рис, запеченный с миндалем и смородиной; салат из зеленой фасоли и красного лука, заправленный пикантной смесью уксуса и прованского масла, а на десерт главное блюдо – пышный, ароматный шоколадный мусс. Ох, Билл нисколько не преувеличивал, похваляясь своими кулинарными достоинствами.
Поглощая все эти деликатесы, мы болтали о том о сем. Билл заставил меня корчиться от смеха, рассказав о своем первом свидании. А я поведала о крайне странном свидании с сексуально озабоченным выпускником Йеля.
Переместившись в гостиную, где нас ждал кофе, мы перешли к более серьезным темам. Началось все с того, что я сообщила о новом деле, связанном с Луизой Константин.
– Вижу, ты не очень жалуешь Луизу, – с мягкой улыбкой заметил Билл.
– Спорить не буду.
– Луиза прекрасный человек, Дез. Может, она чересчур сдержанная, все таит в себе, поэтому требуется время, чтобы ее узнать. Но поверь, Луиза очень и очень порядочный человек.
– Может, оно и так, – с кислым видом согласилась я.
Билл рассмеялся:
– Вот и молодчина! Луиза не всегда была такой замкнутой, – продолжил он задумчиво. – Хотя ее никогда нельзя было назвать светской дамой, но поступок Нила заставил Луизу еще больше уйти в себя.
– Да ладно тебе. Это ж случилось десять лет назад.
– Нил умел привязывать к себе женщин. – На лице Билла опять появилось хорошо знакомое мне выражение, возникавшее всякий раз, когда он вспоминал о Ниле Константине.
Я поспешила сменить тему:
– Ты мог бы стать поваром высшего разряда, Билл! Один твой кофе сделал бы честь любому заведению. Тебе этого никто не говорил?
Но Билл, казалось, не слышал меня.
– Ты с ним никогда не встречалась? Нет, конечно нет, что я говорю. Должен заметить, эта скотина обладала редким чувством стиля. Нил был чертовски талантлив. Он был приветлив, по крайней мере внешне. И отличался поразительным чувством юмора. Ты же знаешь, какая это редкость. А еще он умел притворяться добродушным и сердечным человеком. Очень удачно притворяться. Женщины находили его неотразимым.
– Да и внешность наверняка помогала, – вставила я.
– Да, Нил был красив, в этом ему не откажешь.
– Дело не только в том, что он был красив. Он выглядел… как бы это сказать… приятным человеком. Я знаю, что на самом деле Нил был жуткой гадиной, – поспешно добавила я, – но со стороны выглядел очень симпатичным. – И в ответ на недоуменный взгляд Мерфи пояснила: – Селена показала мне его фотографию.
– Если б меня попросили описать Нила Константина, слово «приятный» я использовал бы в последнюю очередь. Особенно когда он отпустил эти мерзкие маленькие усики. С ними Нил выглядел каким-то елейным и слащавым, наподобие негодяев из немых фильмов. Вот таким он на самом деле и был: елейным и слащавым сукиным сыном, что прячет за пазухой увесистый булыжник. – Билл со стуком поставил чашку и посмотрел мне в глаза. – Хотел бы я сказать, что жалею о его смерти. Но тогда бы я стал таким же фальшивым, как и Нил.
Мне вдруг показалось, что в комнате мы не одни. С нами был покойный Константин, и комнату словно накрыло черной тенью. Никогда еще я не видела Билла Мерфи таким мрачным.
Я отчаянно пыталась что-нибудь придумать, как-то развеять тоску. И тут Билл задал вопрос, от которого кровь застыла у меня в жилах:
– Хочешь знать, почему я на самом деле его ненавидел?
Я одеревенело кивнула.
– Он убил мою племянницу.
Моя нижняя челюсть с большим трудом удержалась на месте.
– Не в юридическом смысле, – угрюмо продолжал Билл, – но в моральном смысле именно этот гад ее убил.
Он с трудом сглотнул. Затаив дыхание, я смотрела на него.
– Моей племяннице Кэрол было всего двенадцать, когда… когда выяснилось, что ей нужна пересадка костного мозга. Это она на фотографии. – Билл показал на снимок, который я заметила в прошлый раз. – Лейкемия, – мрачно сказал он. – Это произошло несколько месяцев назад, в начале июня, почти через год после того, как я одолжил Нилу деньги. Мой брат Фрэнк, отец Кэрол, настоящий подонок, хотя, наверное, и не следует так говорить о собственном брате. Он законченный алкоголик. Подолгу не задерживается ни на одной работе. И я не очень удивлюсь, если в один прекрасный день он убьет свою жену Диди…
– Боже мой!
– Вот такой молодчина мой братец. Несчастная Диди работает не покладая рук, но благодаря Фрэнку им не удавалось отложить и цента. Поэтому, когда Кэрол понадобилась трансплантация, у меня возникла отчаянная нужда в деньгах. Вся эта волокита с исследованием донорских образцов стоит очень дорого, сама операция еще дороже, а почти все мои деньги вложены в агентство. Разумеется, я мог бы занять под залог агентства, но беда в том, что к тому моменту я уже так и сделал. Ради Нила. Одолжил все деньги ему.
– А взять заем в банке? – подсказала я, словно в этом еще был смысл.
– Бесполезно. Я брал заем два года назад, на расширение дела. У меня еще есть маленькая дачка, но зимой я заложил и ее, с той же целью. Вот такой я магнат, – горестно промолвил Билл.
У меня сжалось сердце. Каким-то образом мне удалось сохранить почти непринужденный тон:
– Селена ни разу не упомянула о твоей племяннице, когда рассказывала о вашей вражде с Нилом.
– Сомневаюсь, что она об этом знает. Мы никогда не говорили об этом в ее присутствии. А Нилу не было смысла делиться с ней этим. Пусть он и скотина, но далеко не глупая скотина. Эта история выставила бы его не в самом лучшем свете.
– Да, конечно.
– Во всяком случае, когда я объяснил Нилу положение дел и сказал, что хочу срочно получить обратно десять тысяч долларов, он начал нести чушь про то, что завещание еще не утверждено.
– По словам Селены, так оно и есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25