Барабанила до тех пор, пока на пороге не выросла Фрося.— Ой, Со-оня! — обрадовалась она.— Соня, вижу, ты, а не я. Я всего лишь Софья. Дрыхнешь опять?— Да, вздремнула немного, — зевая, ответила Фрося и виновато улыбнулась.— Зато я теперь не усну.— Почему?— Чем глупые вопросы мне задавать, лучше занеси чемоданы в квартиру.Фрося удивленно уставилась на моего “крокодила” и сказала:— Но чемодан же один.— Зато весит как сотня и стоит, как тысяча, так что быстрей заноси.Пока Фрося смиренно затаскивала мой чемодан и закрывала дверь, я порхнула к зеркалу и наконец?то взглянула на себя: хоть здесь все в порядке.— Почему не восхищаешься моим леопардом? — удивленно спросила я, вспоминая про свою обнову.— Видимо, еще не проснулась, — буркнула Фрося, неприветливо рассматривая мое пальто.— Еще не проснулась?!Ну как тут не возмутиться? И после этого будут мне говорить, что я раздражительна. При таких раскладах психанет сам ангел небесный.— Ты еще не проснулась? — возмутилась я. — Твоя подруга уже успела прилететь из Москвы и побывать черт-те где, а ты еще не проснулась?Фрося виновато пожала плечами.— Сонечка, но что поделаешь, если ты как снег на голову свалилась? — спросила она.Я едва не задохнулась от злости.— Как снег на голову? И это говоришь мне ты? Ты, которая в трубку кричала, что ждешь не дождешься?Слезы навернулись на мои глаза:— Фрося, на что это похоже? Как это называется? Почему ты меня не встретила?— Мархалева, но я ждала тебя завтра.Я снова взбесилась:— А объявления по городу уже сегодня расклеила!Фрося изобразила искреннее удивление:— Какие объявления?— Сама знаешь какие! Не морочь мне голову! Признавайся, почему меня не встретила? Я же дала телеграмму!— Да. Вот она, — Фрося протянула телеграмму.Я прочла и пришла в изумление. Действительно, она права, если верить телеграмме, то я еще в Москве.Но я-то здесь!И уже в милиции побывала, говоря языком Маруси, вся в наручниках!— Ладно, черт с тобой, — смилостивилась я. — Видимо, снова ошиблась.— Да, но я уже договорилась с фанатами. Они будут ждать тебя завтра в аэропорту. С цветами, подарками и шампанским. Все как ты просила.Фрося расстроилась.— Ерунда, — воскликнула я. — Что нам мешает поехать завтра на эту встречу?— Но они будут ждать у трапа.— А мы зайдем с другой стороны. В нашей стране к этому не привыкать. И все, дорогая, хватит о неприятном. Есть хочу, — заявила я, снимая своего леопарда и взглядом приглашая Фросю полюбоваться моим французским костюмом.Однако ей было не до костюма, она схватилась за голову:— Ты хочешь есть, а у меня в холодильнике шаром покати! Завтра с утра собиралась на рынок…— А что тебе мешает сходить сегодня? Рынок-то рядом. И почему ты не хвалишь мой новый костюм?— Да-да, неплохо, — рассеянно кивнула Фрося, погружаясь в размышления. — Как-то неловко тебя сразу бросать, — забормотала она, — как-то некрасиво получается: ты в дверь, а я за дверь… Но с другой стороны кормить тебя совершенно нечем.Я наблюдала за ней и дивилась: как легко люди создают себе проблемы и как мучительно ломают голову над тем, что и яйца выеденного не стоит. То ли дело я…Впрочем, речь тут не обо мне — к сожалению. В конце концов Фрося растерянно уставилась на меня и спросила:— Так что, Соня, как мне быть? Может есть смысл сходить на рынок?Я рассердилась:— Конечно, раз ты к моему приезду так тщательно все подъела. Беги скорей и покупай все самое вкусное. С утра мне уйму нервов вымотали, да и чемодан выкачал из меня немало калорий, так что могу себе позволить легкое отклонение от диеты. Впрочем, нет, будем сдерживаться, поэтому купи мне килограмма два еды, не больше.— Хорошо, я быстро: одна нога здесь, другая там.— Кому ты рассказываешь, я тебя знаю.Схватив громадную сумку, Фрося убежала, я же распаковала чемодан, освободила в шкафу несколько полок и аккуратно разложила на них свои бюстгальтеры, панталоны и прочее. Хотела переодеться, но, передумала, решив, что Фрося недостаточно еще насладилась моим французским костюмом.Поскольку я женщина быстрая и ловкая, из тех, у которых в руках огонь, то за десять минут со всеми делами управилась. Фрося, копуша, думаю, и до лифта еще не дошла.Покончив с делами, я огляделась. Возник естественный вопрос: “Чем бы заняться?”. Словно по заказу я увидела на мольберте картину.Да-а, забыла сказать, моя Фрося художница. Она имела причастность к оформлению одной из моих книг. Несмотря на значительную разницу в возрасте, мы очень сдружились. Когда Фрося бывает в Москве, всегда останавливается только у меня.Я тоже частенько к ней приезжаю, потому что люблю ее не только как подругу, но и как творца.Она тоже меня обожает. Как известно: бездари тянутся к бездарям, а таланты — к талантам. Фрося очень талантливая художница. Талантливая и трудолюбивая. В свои двадцать шесть она достигла признания. Не подумайте, что я преувеличиваю, Фрося действительно очень талантлива.Возможно, и гениальна.Как всем известно, я тоже не бездарь. Мы, творческие люди, обычно умеем все. Какая разница что писать: книги или картины — нам без разницы.В пароксизме творчества, я накинула на себя Фросину рабочую блузу, дабы не испачкать французский костюм, и, схватившись за кисти, уставилась на картину.Мне сразу не понравился ее колорит, явно не хватало красного. С присущим мне бесстрашием принялась за дело. Высунув от усердия язык, я щедро обогащала картину красным, когда в дверь постучали. Зная повадки Фроси, я крикнула:— Открыто!В прихожей раздался топот, и в комнату ввалились три здоровенных мужика, настоящие мордовороты. Увидев, что я пытаюсь внести свою лепту во Фросину картину, они возмутились:— Хорош пачкать холст!— Что значит — пачкать? — возмутилась и я.— А то и значит, что мы почище тебе нашли работенку, — заявил самый огромный мужик, из тех, кому возражать не хочется.Однако я, невзирая на обстоятельства, всегда возразить готова, но на этот раз (увы) не удалось.Нет, я пыталась им объяснить, что в этом деле (в живописи) и сама кое-что понимаю, что обойдусь без советчиков, но мордовороты слушать меня не стали. Накинув на мою голову мешок, они связали мне руки и ноги и потащили вон из квартиры. Вытащили на улицу и со страшным матом затолкали в машину.Думаете я испугалась?Нисколечко.“Опять Фроська дуркует, — думала я, лежа на заднем сидении. — Известная приколистка”.В прошлом году она нашей общей подруге, бизнесменке Тамарке, письмо от любовника сконструировала — вечный зов!И Тамарка, как дура последняя, в Турцию помелась вызволять своего обожаемого юнца с курорта для средне-нищих. Вот там-то турки за девочку бабушку нашу и приняли и попытались определить Тамарку в бордель.Бедный был бы бордель!Преуспевающая бизнесменка Тамарка там навела бы порядок — такой же, какой она (и еже с нею) навела в нашей стране.Пока турки пробовали престарелой Тамаркой поторговать (говорила ей, не увлекайся лифтингом своего лица!), любовник тем временем с цыпочкой (ноги торчат из ушей) на Таити балдел на “бабки” Тамаркины. А почему бы и не побалдеть!Вот такой безобидный прикол сделала Фрося нашей преуспевающей бизнесменке. Мы с Марусей со смеху чуть ни погибли. Да что мы, вся Москва над Тамаркой смеялась.Однако теперь, лежа в машине с мешком на голове, я чувство юмора мигом утратила. И жизнерадостность исчезла куда-то. И оптимизм куда-то ушел.“Как надоела она, эта Фрося, со своими приколами! — злилась я зверски. — Будто ее примитивными штучками можно пронять меня, умницу и красавицу! Сразу ее раскусила, с первых же слов.Ха, холодильник пустой!Нашла повод смыться из дому. И теперь эти дебилы Ваньку валяют…Ну, да бог с ними, пусть порезвятся…Но что я сделаю им, если они покалечат мой французский костюм…Даже страшно подумать!”Вот такими благими намерениями была я полна. Глава 3 Ехали мы довольно долго; я устала лежать в неудобной позе, связанная, с мешком на голове. Признаюсь, уже страшно злилась, нечеловечески — ведь привыкла к жизни иной.“Не затянулась ли шутка? — думала я. — Напугали, по городу повозили, хватит, пора бы и меру знать”.Увы, выразить свое «фи» я не могла: мордовороты сделали то, чего не догадались сделать все мои мужья — рот залепили мне скотчем. Поступили мордовороты, должна заметить, весьма предусмотрительно, иначе наслушались бы они от меня такого, чего и врагу не пожелаешь. Здесь я большая мастерица, натренировалась на своих мужьях…Впрочем, я и со скотчем уже начала вести себя очень тревожно: ерзала, крутилась, куда-то ногами била — думаю в дверцу машины.Наконец автомобиль остановился, меня извлекли на свет белый и повели в неизвестность.“Обратно к Фроське”, — решила я.Почуяв скорую свободу, разумеется, оживилась.“Ох и покажу же этой зловредной Фроське где раки зимуют, пусть только руки развяжут!” — мысленно лютовала я, готовясь к ответным мерам.Однако, свободой там и не пахло. Когда с головы моей сняли мешок, я обнаружила себя в громадной комнате, обставленной с неприличной роскошью. Сплошное мещанство: резная мебель, хрусталь, позолота и ковры, ковры, ковры…Впрочем, удивляла не роскошь, а обилие дверей.Несмотря на то, что ноги и даже руки мне развязали, драться почему-то совсем расхотелось: комната, битком набитая мужчинами огромными и неприветливыми располагает к смирению. Судя по выражению их лиц, им самим ужасно драться хотелось, с трудом сдерживались.Я притихла и подумала: “Ну-у, это Фрося явно переборщила”.И мысли нахлынули, мрачные все какие-то, щедро сдобренные сомнениями.Пока я развлекала себя мрачными мыслями, в комнате началось движение. Мужчины взбодрились и с надеждой поглядывали на дверь. Я тоже туда посмотрела, никого не увидела, но зато услышала высокий голос, непонятно, то ли женский, то ли мужской:— Где она? Где?С этим криком в комнату вбежал, точнее, вкатился маленький толстенький человечек. Глаза и лысина у него блестели, пухлые щечки горели, влажный рот нетерпеливо хватал душный воздух — верзилы невообразимо потели.— Где она? Где? — кричал человечек.Я поняла, что речь идет обо мне и приосанилась, желая сразить его своей красотой.На кой ляд этот человечек мне сдался, было совершенно не ясно, как не понятно было, зачем мне, умнице и красавице, понадобилось стараться ради такого урода.Но я приосанилась, как это ни смешно. Даже просторную Фросину блузу приподняла, чтобы продемонстрировать ему свою фигуру, да и французский костюм заодно. Такое со мной происходит постоянно: сколько живу, столько пытаюсь кого-нибудь собой сразить. И, что удивительно, не надоедает.Однако человечек оказался неблагодарной свиньей. Игнорируя мои старания, он брезгливо поморщился и недовольно спросил у верзил:— Что, не могли привезти помоложе?Я и возмутиться не успела, как верзилы бросились меня защищать.— Не кобенься, — сказал человечку самый громадный из них, — ты что, ослеп? Только глянь, какая отвальная бикса!— Не дева, но хороша, — поддержал его и второй, самый интеллигентный из всех верзил.У него у единственного не было в глазах той характерной пустоты, которая объединяет мужчин такого сорта и рода. Более того, лицо его озарялось, порой, самой неподдельной, настоящей прям-таки мыслью.— Да, не дева, — повторил он, — но зато какой шик, шик во всем, и в мимике, и в походке.Я изумилась: “Как он узнал? Я же лежала лицом в мешке!”Изумился и человечек. (Вот подлец!)— Да где же шик? — взвизгнул он.— Да ты шо? — обиделся за меня Интеллигентный. — Совсем, гад, слеп? А фигура? А все остальное?Мне бы здесь разобидеться: разглядывают меня, как корову на ярмарке, я же, глупая, подарила Интеллигентному свою самую ослепительную улыбку (из тех, что всегда в запасе держу) и шепнула:— Приятно, что вы разбираетесь.— А то! — самодовольно осклабился он и добавил такую нецензурщину, что до сих пор горит лицо, когда вспоминаю ту гадость, хоть и истина она настоящая.Зато человечек задумался — правда, безрезультатно.— Старье, оно и есть старье, — в конце концов сказал он, но верзилы его слушать не стали и хором возмутились.— Много на себя берешь! — загалдели они. — Есть заказчик. Ему видней. Он платит, значит знает за что. Тебе-то какая разница?Человечек, увидев их гнев, согласился.— Да, мне без разницы, — сказал он. — Раз эту заказали, значит эту и будем лишать.И из комнаты вышел, абсолютно не прояснив, чего лишать меня (умницу и красавицу!) собираются — вроде как всего, чего можно, давно уж добровольно лишилась. Почему добровольно, спросите вы? А как же, сама ведь жила эту жизнь, не заставлял же никто — в результате одни потери, одни потери! А тут снова собираются чего-то лишать!В общем, запаниковала я. Все выглядело так натурально, что становилось ясно: это не розыгрыш Фроси, не ее это прикол, а самая настоящая действительность. Я бы сказала даже, наша действительность, российская.Едва я это поняла, как сразу начала чувств лишаться. В висках застучало, колени подогнулись, еле живая стою, а в голове одна только мысль: “Меня заказали! Господи! Заказали! За что? А я-то надеялась, что это прикол”.Невозможно передать как тяжело я расставалась с последней надеждой, как грустно было осознавать, что Фрося здесь ни при чем. Как я могла сердиться из-за приколов? Приколы — чудесная штука! Я уже молила Бога, чтобы он послал мне прикол, чтобы этот кошмар оказался розыгрышем. О, как я молила, да где там, Бог меня не услышал.В комнате, между тем, воцарилось молчание — тишина стояла кладбищенская. Верзилы скучали, я коченела от страха. Нервы мои были так напряжены, что когда зазвонил мобильный, я с диким визгом подскочила метра на полтора, но машинально попыталась извлечь телефон из кармана.Вот что значит привычка!Но, к сожалению, это был не мой телефон. Интеллигентный верзила приложил трубку к уху и бодро гаркнул:— Да, батя, она давно здесь.Видимо “батя” интересовался в чем заминка, кстати, это же интересовало и меня. Интеллигентный верзила прояснил обстановку.— Ждем партнера, — сказал он. — С минуты на минуту прибудет.Я призадумалась и даже больше того.“Партнер — это кличка или состояние?” — истерически гадала я, чувствуя, что от этого зависит вся моя дальнейшая жизнь, если она у меня еще есть, жизнь дальнейшая.Вскоре выяснилось, что партнер — это состояние. Прибежал мужчина (в спортивных штанах и в майке-борцовке) и важно заявил, что он партнер и зовут его просто Арнольд. Верзилы презрительно ухмыльнулись, а я напряглась еще больше, тревожно своей участи ожидая.Партнер, должна сказать, был ничего. Особенно вышел фигурой: качок еще тот. Будь он помоложе, я, пожалуй, пошла бы и на роман.Впрочем, возраст не самый большой недостаток, были у него недостатки похуже: гуттаперчивость и шарнирность. На месте, бедняга, не мог устоять. Даже больно было смотреть на него: дергается, мускулами поигрывает. Залетел в комнату и прямиком ко мне. Я опять (ну вы знаете) приосанилась, зачем-то желая и этого сразить наповал. Он смерил меня очень мужским взглядом и презрительно протянул:— Фиии!Верзилы напряглись похлеще меня и с угрозой ему завопили:— Что — фиии?— А то, что не подходит она, — заявил Арнольд и еще раз смерил меня очень мужским взглядом.Я ответила ему женским и на всякий случай сказала:— Урод.Но, увы, он не услышал, ему было не до меня: на него наступали мои похитители и защитники в одном лице — точнее, лиц было много и все они были поборники справедливости, хоть и мерзкие хари.— Ты кто? — кричали верзилы, грозно потирая свои кулаки. — Партнер ты или не партнер?— Я партнер, — мгновенно согласился Арнольд.Верзилы успокоились.— А она партнерша, — почти ласково сказал Интеллигент. — Она — партнерша, ты — партнер, следовательно не кобенься.“Вот оно что! — прозрела я, не зная ликовать или плакать. — Так он мой партнер! Если мой, то в чем?”Арнольд, между тем, призадумался. Верзилы опять напряглись.— Знаешь что, — возмутился самый громадный, — ты, пацан, тут в распятие не впадай. Дело есть дело. Это работа твоя, и совсем не сложная. В конце концов, бабки отстегивают за то, что я и даром бы делал.Я окончательно запаниковала: “Что этот гоблин мне делал бы даром? Надеюсь, не дырки в моей голове?”Пока я паниковала, Интеллигентный рассвирепел.— Хватит уламывать недоноска! — взревел он и тяжело посмотрел на Арнольда. — Раз эту бабу нам заказали, значит выбора нет. Батяня звонил, заказчик уже понтуется, весь на изменах, так что резину тут не тяни. Выполняй, бля, заказ!— Фиг с вами, — согласился Арнольд, и у меня подкосились ноги.“Господи! Неужели гибель моя пришла?!” — подумала я, уже не надеясь дожить до развязки, так от страха к смерти была близка.Казалось вот-вот испущу дух без всякой посторонней помощи.“Господи! Господи!” — стучало в моих висках.К Всевышнему обратился и мой партнер.— Господи, — с укором глядя на верзил, сказал он, — помоложе не могли привезти.
1 2 3 4