Он явился примерно через час в сопровождении того же парня из криминалистической лаборатории, которого я видел в доме Филлис.
Весь этот час я старался ни к чему не притрагиваться. А потому просто стоял, как пень, посреди комнаты и глазел на дикий бардак. Наконец я притомился, и поняв, что шериф не торопится, побрел вниз.
Ни Элмо, ни посетители аптеки не видели, чтобы кто-нибудь поднимался в мой кабинет. И никакого шума не слышали. Все лишь недоуменно пожимали плечами. И только Мельба, прихлопнув рыболовный бант на голове, объявила:
— Ой, Хаскелл, кажется, я слышала, как кто-то поднимается по вашей лестнице!
Мельба была жутко довольна собой. Однако почему-то ей не пришло в голову пойти и посмотреть, кто это.
— Теперь припоминаю, что шаги на лестнице сильно отличались от ваших, — задумчиво произнесла верная секретарша, поддергивая дымчатый рукав прозрачного платья. — Тот человек шел гораздо медленнее. Ну надо же, значит, он крался наверх, чтобы распотрошить ваш офис!
Я молча смотрел на нее. Ну, спасибо, Мельба, за помощь.
Из Элмо тоже вышел отличный помощник — братец не упустил случая напомнить, что я избрал слишком опасную профессию.
— Попомни мои слова, — он беспокойно почесал лысину. — Прибьют тебя, этим все и кончится!
А затем разразился краткой, но пылкой речью о полном чудес мире аптечного бизнеса. Я кивал, делая вид, что внимаю, ибо не хотел оскорблять родственника в лучших чувствах. Элмо был без ума от своего дела, но честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между аптечным бизнесом и сырой могилой, то пусть уж меня лучше прибьют, как выразился братец.
Когда с рекламными речами было покончено, я вышел на улицу и поспешил на другую сторону, чтобы расспросить старичков — завсегдатаев скамеек. В отличие от посетителей аптеки, стариканы прекрасно помнили, что кто-то поднимался ко мне по лестнице.
Один из них, достопочтенный джентльмен лет восьмидесяти в зеленом рабочем комбинезоне, — морщин на лице у него было больше, чем линий в автомобильнои атласе, — был уверен, что взломщиком была дама. «Молоденькая курочка» — так он выразился. При этих словах обнаружилось, что у Атласа осталось всего три зуба. Два сверху, один снизу. Это никак не способствовало хорошей артикуляции.
Второй старичок — в линялых рабочих штанах и пожелтевшей майке, некогда белой — далеко обогнал Атласа в области зубных достижений. Рабочие Штаны был счастливым обладателем целых восьми зубов, трех сверху и пяти снизу. Этот внушительный комплект я заметил, когда он заквохтал, потешаясь над словами приятеля.
— Пффе! — воскликнул Рабочие Штаны. — Вовсе и не девица это была, а парнишка, светловолосый такой. — Слово «это» он произносил с буквой «х» впереди: «хэто». — Мои глаза не врут. Хэто был светловолосый парень.
Ага! По описанию смахивает на Уинзло. Может, он сказался сегодня больным как раз для того, чтобы навестить мой офис.
Рабочие Штаны поскреб седую щетину на подбородке и, щуря водянистые глаза, покосился в сторону моей конторы.
— А может, и черная у него была голова-то, — задумчиво протянул он.
Я молчал, пытаясь представить мужика с отвратительной черной головой. Потом, правда, сообразил, что Рабочие Штаны говорит о цвете волос. Если так, то речь идет о Бойде. Правда, у меня возникли большие сомнения: неужто можно перепутать блондина с брюнетом? Как, впрочем, и женщину с мужчиной?
Но оказалось можно, раз оба старичка умудрились это сделать. Рабочие Штаны ещё немного поскреб подбородок и добавил:
— Да, или черный, или белый. — Потом глубоко вздохнул и спросил у приятеля: — А может, рыжий?
Так! Теперь он, видимо, перепутал грабителя со мной.
Словом, они так и не пришли к окончательному выводу, кого видели у моих дверей. Оба, однако, сошлись на едином мнении: что у аптеки слишком густая тень.
— Ни черта не видно! — прошамкали они в один голос.
Напротив аптеки растет одно-единственное дерево, и тень его не дотягивается до входа в мою контору. Я кивнул и поблагодарил старичков за помощь. И тут же пожалел о содеянном. Они наградили меня широченными улыбками. Я неуверенно улыбнулся в ответ и пошел к себе.
Да, опрос свидетелей был на удивление результативным.
А через каких-то пятнадцать минут появился и Верджил.
Он вошел в кабинет, поправил ремень и угрюмо огляделся.
— Ну, что ж… Особых изменений я тут не вижу.
Море сочувствия!
Пока криминалист посыпал комнату порошком для снятия отпечатков, Верджил поведал (в качестве светской беседы), что, по словам следователя, смерть Филлис произошла между часом и тремя дня, и наступила в результате выстрелов из пистолета 38 калибра. Еще он сказал, что проверил версию Орвала насчет того, что его партнерша — та самая Фло.
— Я прослушал пленку целиком, и Орвал действительно произносит её имя несколько раз.
Это прозвучали так, будто к голове Верджила приставили ружье, чтобы заставить слушать кассету. Шериф отчаянно покраснел. Наверное, из-за того, что вынужден был совершить позорный поступок. Ну, меня на мякине не проведешь. Я не сомневался, что старина Верджил прослушал запись далеко не один раз. Черт возьми, да он наверняка может на память её продекламировать, дословно. Со всеми вздохами и хихиканьем в нужных местах.
Верджил сказал, что Орвал произносил имя Фло в основном к концу пленки, когда они немного поспорили насчет того, сколько Орвал, по мнению Фло, должен ей за хихиканье и некоторые другие таланты. Столковались на 150 долларах. Да, профессиональное хихиканье нынче дорогого стоит.
Я не мог избавиться от мысли о пустых вешалках в гардеробе бедняги Филлис.
Верджил рассказывал о споре Орвала и Фло совершенно беспристрастно. Словно мы вели разговор о погоде. Но когда речь зашла о взломе в моем кабинете, тон его переменился.
— Похоже, как будто что-то искали, правда? — заметил шериф. К уголкам его губ от носа пролегли два глубоких каньона.
Не было смысла отрицать. Я пожал плечами.
— И впрямь, похоже.
Верджил подступил ко мне вплотную и спросил почти шепотом, хотя криминалист в эту минуту находился в ванной комнате и слышать нас не мог. Либо бедный парень все ещё возился со своим порошком, либо его тошнило от вида царящего вокруг бардака.
— Знаешь, Хаскелл, — прошипел Верджил, — я бы страшно расстроился, если бы узнал, что мальчонка Уилла что-то от меня скрывает.
Уилл — мой отец. Я, по-моему, уже рассказывал, что он умер почти девять лет назад, и что они с шерифом были закадычными друзьями. Раз Верджил выудил на свет божий имя моего родителя, значит он решил, что настало время пустить в ход тяжелую артиллерию. Я вздохнул.
— Верджил, ну нет у меня этих кассет. Честное слово.
Может, я слишком много чувства вложил в эти слова. Верджил испустил такой глубочайший, длиннющий вздох, что я испугался, не истратит ли он весь запас воздуха в комнате. Потом шериф с тоской взглянул на меня и сказал:
— Ну, как знаешь.
Это что ещё значит?
Криминалист наконец-то вывалился из ванной и сообщил то, что я и ожидал услышать:
— Это, конечно, только предварительная версия, но, по-моему, в этой комнате, ничьих отпечатков, кроме Хаскелла, нет. Я ещё сверюсь по компьютеру, но, думаю, машина подтвердит, что здесь чисто.
Верджил повращал глазами. Наверное, слово «чисто», на его взгляд, не совсем годится для описания моего кабинета даже в его лучшие времена. Но поскольку вслух шериф ничего не сказал, я сделал вид, что не заметил его упражнений.
Перед уходом Верджил пригвоздил меня к месту очередным мрачным взглядом и изрек:
— Так вот, вопиющий позор падет на мои седины, если выяснится, что мальчонка Уилла скрывает то, к чему ни под каким видом не должен был даже пальцем притрагиваться.
— Верджил, у меня нет кассет, — четко выговорил я, глядя ему прямо в глаза, и чуть было не добавил: «Читай по губам!», но в последний момент удержался.
Уж если Верджил что вбил себе в голову, не стоит и пытаться его переубедить. Он испустил парочку душераздирающих вздохов, вышел на лестницу, вздохнул ещё разок, и наконец удалился.
Стоило шерифу исчезнуть, как у входных дверей внизу появилась другая фигура. Создалось впечатление, что она давно топталась на улице, поджидая, когда Верджил уйдет.
Это была Лиза Латтимор, официантка из Гриль-бара Фрэнка. Помните, та самая, что предпочла встречаться с женатым мужчиной, а не со мной. Если бы не этот горестный факт, я бы, без сомнения наслаждался, любуясь, как она всплывает по лестнице, плавно покачивая бедрами.
Лиза прибыла все в той же облегающей черной юбочке, которая открывала длинные голые ноги по самое дальше некуда. Кроме того, на ней была белая шелковая блузка с пышным рукавом и кудрявыми оборками по всему фасаду.
Я почти не дышал, глядя, как она поднимается. Есть женщины, которых я называю «что надо». Где-нибудь в других краях они, может, были бы не совсем «что надо», но только не здесь, в Пиджин-Форке, где добрая половина представительниц слабого пола до сих пор щеголяет «пучком с начесом», а остальные дамы выглядят так, будто собрались выступать на соревнованиях по вольной борьбе. Лиза, однако, была «что надо» в соответствии с запросами мужского населения любого города-гиганта, а не только Пиджин-Форка.
Светлая коса ниже пояса, маленький вздернутый носик, большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Все как обычно. Вот только лицо её сегодня немного порозовело, а веки чуть припухли.
Лиза явно плакала.
Вот черт! Говорил ли я, какой из меня умелый утешитель? Я быстро оглядел кабинет. Если здесь и затерялись бумажные платки или салфетки, то сейчас их никак не найти. Правда, на крайний случай под рукой есть туалетная бумага.
Хотя даже мысль об этом была почему-то неприятна.
Глотая слезы, Лиза одолела последнюю ступеньку лестницы, заглянула в кабинет и решила не заходить.
— Боже! — прошептала она. — Что тут стряслось?
Я принялся объяснять, но Лиза не стала слушать, махнула рукой и прервала меня на полуслове:
— Какой ужас! Какой ужас, Хаскелл! — и выудила из сумочки кружевной носовой платок, которому я обрадовался, как родному. — Знаете, и со мной ведь беда приключилась! То-оже…
Последнее слово, казалось, жило собственной жизнью. Оно длилось и длилось, не желая кончаться. То-о-о-о-оже. Когда же закончилось, Лиза Джо промокнула слезы платком и посмотрела на меня. В её прекрасных глазах почему-то промелькнуло враждебное выражение.
— Уинзло только что порвал со мной! Он сказал, что вы ищете убийцу Филлис Карвер и подозреваете его, а потому мы никогда больше не увидимся!
Так. И что я должен на это сказать? Что это даже к лучшему?
Но Лиза придерживалась другого мнения. Вид у неё был сейчас очень и очень сердитый. Видимо, Уинзло доложил ей о шантаже, как только ему позвонила Филлис с требованием денег.
— А я ему и говорю: плевать мне, пусть все знают.
Я смотрел на неё во все глаза. Ну как, как, скажите на милость, Уинзло удалось обзавестись двумя — двумя! — красивейшими женщинами, готовыми смириться с чем угодно, лишь бы удержать его при себе. Господи, а ведь я не смог примирить Клодзиллу даже с Рипом! За четыре года нашего замужества она раза два, не меньше, грозилась отравить его.
Со слезами в голосе Лиза торопливо продолжала:
— А теперь выясняется, что ему-то как раз не наплевать, что про него люди скажут. И все из-за вас!
О, да! Лиза во всем винила меня. Вот что примерно сказал ей Уинзло: если они будут продолжать встречаться, все подумают, что у него был повод для убийства Филлис. Знаете какой? Чтобы оградить Лизу от грязных слухов. А если люди увидят, с какой легкостью он с ней расстается, тогда никто не заподозрит, что он готов пойти на убийство ради того, чтобы защитить её репутацию.
Теперь мне все ясно. Боюсь, старине Уинзло абсолютно наплевать на Лизу Джо. Может, Джун Рид лучше знала своего мужа, чем мне показалось, определив «отношения на стороне» как ничего не значащие?
Но Лиза таких тонкостей явно не понимала. Она всхлипывала и всхлипывала, а когда наконец взяла себя в руки, сказала:
— Но вы не правы, Хаскелл, подозревая Уинзло! Не мог он убить Филлис Карвер! Он весь день пробыл у меня в квартире. Мы с ним… ну, это…
Лиза осеклась, но мне и так все было ясно. Я облизал пересохшие губы. Весь день? Она говорит о часах, проведенных в постели? Ну, все, приехали. Вот теперь у меня разыгралась настоящая депрессия.
Мне страшно не хотелось спрашивать, но нужно было выяснить наверняка.
— Сколько часов у вас пробыл Уинзло? — голос у меня был слабый-слабый. Наверное, из-за сухости во рту.
Лиза задумалась, прежде чем ответить. Она кинула взгляд на дверь моего поруганного кабинета, потом в окно — на здание городского суда, у которого коротали день Рабочие Штаны и Атлас Автомобилиста. Старички, кстати, насторожились, как два цепных пса и таращились на мои окна. Наверное, стоит исключить Лизу из возможных претендентов на роль взломщика моего офиса. Лизу наверняка запомнил бы и Атлас, и Штаны. На секунду я подумал, что они сейчас помашут ей, но нет. Они лишь восторженно глазели и блаженно улыбались.
Зрелище не для слабонервных, должен вам доложить.
Но Лиза, похоже, даже не заметила стариканов. Она обернулась ко мне, вздернула упрямый подбородок и сказала:
— Уинзло пробыл у меня весь день, а потом всю ночь!
Очевидно, она не знала точного времени убийства Филлис, и на всякий случай исключила целые сутки.
Я молчал. Лиза ведь не знала, что Джун похвасталась, какой Уинзло замечательный муж, ибо каждую ночь возвращается домой. Из них двоих врала, скорее, Лиза.
Видимо, она сказала все, что хотела, и собралась уходить. Но напоследок произнесла ещё одну убийственную фразу: — Так что если вы решил повесить убийство на моего Уинзло, то лучше найдите себе кого-нибудь другого. Он был со мной!
Это прозвучало гордо.
Я смотрел плывет вниз прекрасная Лиза, и сердце мое переполняла горечь. Почему-то я не горел желанием броситься убирать кабинет. Куда я горел желанием броситься — так это с чертовой лестницы вниз головой, на асфальт.
Ну как, черт подери, Уинзло — а тем более Орвалу — это удается?
Подумав об Орвале, я вспомнил, что до сих пор не перезвонил Имоджин. А ещё я вспомнил все, что сказала Джун. На поиски телефона в этом чудовищном разгроме ушло минут пять. Аппарат обнаружился под горой книг в углу комнаты. Трубка валялась в метре от него, улетев на всю длину провода. Не удивительно, что Мельба не слышала звонков.
К счастью, я был в тех же джинсах, что и вчера, так что долго искать домашний телефон Имоджин не пришлось. Я выудил из заднего кармана сложенный листок, сел на пол и набрал номер.
Имоджин сняла трубку после первого же гудка.
— Ой, Хаскелл, слава Богу, вы застали меня! Я спешу на похороны. Думала, это опять кто-то звонит с соболезнованиями. Весь день только и делаю, что трубку поднимаю. По-моему, уже весь город позвонил.
Имоджин протараторила все это на одном дыхании. Как же они с Филлис похожи.
— Ну как, удалось выяснить что-нибудь интересное у Руты или Уинзло?
Или подозрительное, подумалось мне. Я рассказал все, что посчитал интересным, но на неё это особого впечатления не произвело. По поводу «маленькой договоренности» между Джун и Уинзло она сказала:
— Ой, Хаскелл, ну вы ведь ей не поверили? Надо же, никогда не слыхала большей чепухи! Неужели вы считаете, что Джун Рид действительно будет спокойно сидеть и смотреть, как муж ей изменяет?
Я с сожалением признался:
— Не знаю. На мой взгляд, прозвучало это довольно искренне.
Имоджин испустила вздох, смахивающий на верджиловский.
— Хаскелл, вы верите всему, что скажет красивая женщина?
Если бы я хотел пустить Имоджин пыль в глаза и показать себя учтивым и галантным кавалером, я бы непременно поймал её на слове и спросил:
— Разумеется, а что вы хотите мне сказать?
Но никогда я не был ни слишком учтивым, ни слишком галантным. Вместо того, чтобы превратить слова Имоджин в комплимент, я сидел как истукан, не в силах произнести ни звука. У меня засосало под ложечкой. Я с самого начала ждал возможности незаметно повернуть разговор на Орвала. А теперь, когда такая возможность подвернулась, едва мог языком пошевелить от смущения.
— Хаскелл? — наконец напомнила о себе Имоджин.
— Э-эм-м, да, так вот, раз уж об этом зашла речь, — пробормотал я, Джун, э-эм-м, обмолвилась мне ещё об одном… одной мелочи. — О господи, я стал разговаривать прямо как Уинзло. — Что у вас было с Орвалом?
Да уж, тактичнее некуда.
— С Орвалом? — не поняла Имоджин. — У меня с Орвалом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Весь этот час я старался ни к чему не притрагиваться. А потому просто стоял, как пень, посреди комнаты и глазел на дикий бардак. Наконец я притомился, и поняв, что шериф не торопится, побрел вниз.
Ни Элмо, ни посетители аптеки не видели, чтобы кто-нибудь поднимался в мой кабинет. И никакого шума не слышали. Все лишь недоуменно пожимали плечами. И только Мельба, прихлопнув рыболовный бант на голове, объявила:
— Ой, Хаскелл, кажется, я слышала, как кто-то поднимается по вашей лестнице!
Мельба была жутко довольна собой. Однако почему-то ей не пришло в голову пойти и посмотреть, кто это.
— Теперь припоминаю, что шаги на лестнице сильно отличались от ваших, — задумчиво произнесла верная секретарша, поддергивая дымчатый рукав прозрачного платья. — Тот человек шел гораздо медленнее. Ну надо же, значит, он крался наверх, чтобы распотрошить ваш офис!
Я молча смотрел на нее. Ну, спасибо, Мельба, за помощь.
Из Элмо тоже вышел отличный помощник — братец не упустил случая напомнить, что я избрал слишком опасную профессию.
— Попомни мои слова, — он беспокойно почесал лысину. — Прибьют тебя, этим все и кончится!
А затем разразился краткой, но пылкой речью о полном чудес мире аптечного бизнеса. Я кивал, делая вид, что внимаю, ибо не хотел оскорблять родственника в лучших чувствах. Элмо был без ума от своего дела, но честно говоря, если бы мне пришлось выбирать между аптечным бизнесом и сырой могилой, то пусть уж меня лучше прибьют, как выразился братец.
Когда с рекламными речами было покончено, я вышел на улицу и поспешил на другую сторону, чтобы расспросить старичков — завсегдатаев скамеек. В отличие от посетителей аптеки, стариканы прекрасно помнили, что кто-то поднимался ко мне по лестнице.
Один из них, достопочтенный джентльмен лет восьмидесяти в зеленом рабочем комбинезоне, — морщин на лице у него было больше, чем линий в автомобильнои атласе, — был уверен, что взломщиком была дама. «Молоденькая курочка» — так он выразился. При этих словах обнаружилось, что у Атласа осталось всего три зуба. Два сверху, один снизу. Это никак не способствовало хорошей артикуляции.
Второй старичок — в линялых рабочих штанах и пожелтевшей майке, некогда белой — далеко обогнал Атласа в области зубных достижений. Рабочие Штаны был счастливым обладателем целых восьми зубов, трех сверху и пяти снизу. Этот внушительный комплект я заметил, когда он заквохтал, потешаясь над словами приятеля.
— Пффе! — воскликнул Рабочие Штаны. — Вовсе и не девица это была, а парнишка, светловолосый такой. — Слово «это» он произносил с буквой «х» впереди: «хэто». — Мои глаза не врут. Хэто был светловолосый парень.
Ага! По описанию смахивает на Уинзло. Может, он сказался сегодня больным как раз для того, чтобы навестить мой офис.
Рабочие Штаны поскреб седую щетину на подбородке и, щуря водянистые глаза, покосился в сторону моей конторы.
— А может, и черная у него была голова-то, — задумчиво протянул он.
Я молчал, пытаясь представить мужика с отвратительной черной головой. Потом, правда, сообразил, что Рабочие Штаны говорит о цвете волос. Если так, то речь идет о Бойде. Правда, у меня возникли большие сомнения: неужто можно перепутать блондина с брюнетом? Как, впрочем, и женщину с мужчиной?
Но оказалось можно, раз оба старичка умудрились это сделать. Рабочие Штаны ещё немного поскреб подбородок и добавил:
— Да, или черный, или белый. — Потом глубоко вздохнул и спросил у приятеля: — А может, рыжий?
Так! Теперь он, видимо, перепутал грабителя со мной.
Словом, они так и не пришли к окончательному выводу, кого видели у моих дверей. Оба, однако, сошлись на едином мнении: что у аптеки слишком густая тень.
— Ни черта не видно! — прошамкали они в один голос.
Напротив аптеки растет одно-единственное дерево, и тень его не дотягивается до входа в мою контору. Я кивнул и поблагодарил старичков за помощь. И тут же пожалел о содеянном. Они наградили меня широченными улыбками. Я неуверенно улыбнулся в ответ и пошел к себе.
Да, опрос свидетелей был на удивление результативным.
А через каких-то пятнадцать минут появился и Верджил.
Он вошел в кабинет, поправил ремень и угрюмо огляделся.
— Ну, что ж… Особых изменений я тут не вижу.
Море сочувствия!
Пока криминалист посыпал комнату порошком для снятия отпечатков, Верджил поведал (в качестве светской беседы), что, по словам следователя, смерть Филлис произошла между часом и тремя дня, и наступила в результате выстрелов из пистолета 38 калибра. Еще он сказал, что проверил версию Орвала насчет того, что его партнерша — та самая Фло.
— Я прослушал пленку целиком, и Орвал действительно произносит её имя несколько раз.
Это прозвучали так, будто к голове Верджила приставили ружье, чтобы заставить слушать кассету. Шериф отчаянно покраснел. Наверное, из-за того, что вынужден был совершить позорный поступок. Ну, меня на мякине не проведешь. Я не сомневался, что старина Верджил прослушал запись далеко не один раз. Черт возьми, да он наверняка может на память её продекламировать, дословно. Со всеми вздохами и хихиканьем в нужных местах.
Верджил сказал, что Орвал произносил имя Фло в основном к концу пленки, когда они немного поспорили насчет того, сколько Орвал, по мнению Фло, должен ей за хихиканье и некоторые другие таланты. Столковались на 150 долларах. Да, профессиональное хихиканье нынче дорогого стоит.
Я не мог избавиться от мысли о пустых вешалках в гардеробе бедняги Филлис.
Верджил рассказывал о споре Орвала и Фло совершенно беспристрастно. Словно мы вели разговор о погоде. Но когда речь зашла о взломе в моем кабинете, тон его переменился.
— Похоже, как будто что-то искали, правда? — заметил шериф. К уголкам его губ от носа пролегли два глубоких каньона.
Не было смысла отрицать. Я пожал плечами.
— И впрямь, похоже.
Верджил подступил ко мне вплотную и спросил почти шепотом, хотя криминалист в эту минуту находился в ванной комнате и слышать нас не мог. Либо бедный парень все ещё возился со своим порошком, либо его тошнило от вида царящего вокруг бардака.
— Знаешь, Хаскелл, — прошипел Верджил, — я бы страшно расстроился, если бы узнал, что мальчонка Уилла что-то от меня скрывает.
Уилл — мой отец. Я, по-моему, уже рассказывал, что он умер почти девять лет назад, и что они с шерифом были закадычными друзьями. Раз Верджил выудил на свет божий имя моего родителя, значит он решил, что настало время пустить в ход тяжелую артиллерию. Я вздохнул.
— Верджил, ну нет у меня этих кассет. Честное слово.
Может, я слишком много чувства вложил в эти слова. Верджил испустил такой глубочайший, длиннющий вздох, что я испугался, не истратит ли он весь запас воздуха в комнате. Потом шериф с тоской взглянул на меня и сказал:
— Ну, как знаешь.
Это что ещё значит?
Криминалист наконец-то вывалился из ванной и сообщил то, что я и ожидал услышать:
— Это, конечно, только предварительная версия, но, по-моему, в этой комнате, ничьих отпечатков, кроме Хаскелла, нет. Я ещё сверюсь по компьютеру, но, думаю, машина подтвердит, что здесь чисто.
Верджил повращал глазами. Наверное, слово «чисто», на его взгляд, не совсем годится для описания моего кабинета даже в его лучшие времена. Но поскольку вслух шериф ничего не сказал, я сделал вид, что не заметил его упражнений.
Перед уходом Верджил пригвоздил меня к месту очередным мрачным взглядом и изрек:
— Так вот, вопиющий позор падет на мои седины, если выяснится, что мальчонка Уилла скрывает то, к чему ни под каким видом не должен был даже пальцем притрагиваться.
— Верджил, у меня нет кассет, — четко выговорил я, глядя ему прямо в глаза, и чуть было не добавил: «Читай по губам!», но в последний момент удержался.
Уж если Верджил что вбил себе в голову, не стоит и пытаться его переубедить. Он испустил парочку душераздирающих вздохов, вышел на лестницу, вздохнул ещё разок, и наконец удалился.
Стоило шерифу исчезнуть, как у входных дверей внизу появилась другая фигура. Создалось впечатление, что она давно топталась на улице, поджидая, когда Верджил уйдет.
Это была Лиза Латтимор, официантка из Гриль-бара Фрэнка. Помните, та самая, что предпочла встречаться с женатым мужчиной, а не со мной. Если бы не этот горестный факт, я бы, без сомнения наслаждался, любуясь, как она всплывает по лестнице, плавно покачивая бедрами.
Лиза прибыла все в той же облегающей черной юбочке, которая открывала длинные голые ноги по самое дальше некуда. Кроме того, на ней была белая шелковая блузка с пышным рукавом и кудрявыми оборками по всему фасаду.
Я почти не дышал, глядя, как она поднимается. Есть женщины, которых я называю «что надо». Где-нибудь в других краях они, может, были бы не совсем «что надо», но только не здесь, в Пиджин-Форке, где добрая половина представительниц слабого пола до сих пор щеголяет «пучком с начесом», а остальные дамы выглядят так, будто собрались выступать на соревнованиях по вольной борьбе. Лиза, однако, была «что надо» в соответствии с запросами мужского населения любого города-гиганта, а не только Пиджин-Форка.
Светлая коса ниже пояса, маленький вздернутый носик, большие голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Все как обычно. Вот только лицо её сегодня немного порозовело, а веки чуть припухли.
Лиза явно плакала.
Вот черт! Говорил ли я, какой из меня умелый утешитель? Я быстро оглядел кабинет. Если здесь и затерялись бумажные платки или салфетки, то сейчас их никак не найти. Правда, на крайний случай под рукой есть туалетная бумага.
Хотя даже мысль об этом была почему-то неприятна.
Глотая слезы, Лиза одолела последнюю ступеньку лестницы, заглянула в кабинет и решила не заходить.
— Боже! — прошептала она. — Что тут стряслось?
Я принялся объяснять, но Лиза не стала слушать, махнула рукой и прервала меня на полуслове:
— Какой ужас! Какой ужас, Хаскелл! — и выудила из сумочки кружевной носовой платок, которому я обрадовался, как родному. — Знаете, и со мной ведь беда приключилась! То-оже…
Последнее слово, казалось, жило собственной жизнью. Оно длилось и длилось, не желая кончаться. То-о-о-о-оже. Когда же закончилось, Лиза Джо промокнула слезы платком и посмотрела на меня. В её прекрасных глазах почему-то промелькнуло враждебное выражение.
— Уинзло только что порвал со мной! Он сказал, что вы ищете убийцу Филлис Карвер и подозреваете его, а потому мы никогда больше не увидимся!
Так. И что я должен на это сказать? Что это даже к лучшему?
Но Лиза придерживалась другого мнения. Вид у неё был сейчас очень и очень сердитый. Видимо, Уинзло доложил ей о шантаже, как только ему позвонила Филлис с требованием денег.
— А я ему и говорю: плевать мне, пусть все знают.
Я смотрел на неё во все глаза. Ну как, как, скажите на милость, Уинзло удалось обзавестись двумя — двумя! — красивейшими женщинами, готовыми смириться с чем угодно, лишь бы удержать его при себе. Господи, а ведь я не смог примирить Клодзиллу даже с Рипом! За четыре года нашего замужества она раза два, не меньше, грозилась отравить его.
Со слезами в голосе Лиза торопливо продолжала:
— А теперь выясняется, что ему-то как раз не наплевать, что про него люди скажут. И все из-за вас!
О, да! Лиза во всем винила меня. Вот что примерно сказал ей Уинзло: если они будут продолжать встречаться, все подумают, что у него был повод для убийства Филлис. Знаете какой? Чтобы оградить Лизу от грязных слухов. А если люди увидят, с какой легкостью он с ней расстается, тогда никто не заподозрит, что он готов пойти на убийство ради того, чтобы защитить её репутацию.
Теперь мне все ясно. Боюсь, старине Уинзло абсолютно наплевать на Лизу Джо. Может, Джун Рид лучше знала своего мужа, чем мне показалось, определив «отношения на стороне» как ничего не значащие?
Но Лиза таких тонкостей явно не понимала. Она всхлипывала и всхлипывала, а когда наконец взяла себя в руки, сказала:
— Но вы не правы, Хаскелл, подозревая Уинзло! Не мог он убить Филлис Карвер! Он весь день пробыл у меня в квартире. Мы с ним… ну, это…
Лиза осеклась, но мне и так все было ясно. Я облизал пересохшие губы. Весь день? Она говорит о часах, проведенных в постели? Ну, все, приехали. Вот теперь у меня разыгралась настоящая депрессия.
Мне страшно не хотелось спрашивать, но нужно было выяснить наверняка.
— Сколько часов у вас пробыл Уинзло? — голос у меня был слабый-слабый. Наверное, из-за сухости во рту.
Лиза задумалась, прежде чем ответить. Она кинула взгляд на дверь моего поруганного кабинета, потом в окно — на здание городского суда, у которого коротали день Рабочие Штаны и Атлас Автомобилиста. Старички, кстати, насторожились, как два цепных пса и таращились на мои окна. Наверное, стоит исключить Лизу из возможных претендентов на роль взломщика моего офиса. Лизу наверняка запомнил бы и Атлас, и Штаны. На секунду я подумал, что они сейчас помашут ей, но нет. Они лишь восторженно глазели и блаженно улыбались.
Зрелище не для слабонервных, должен вам доложить.
Но Лиза, похоже, даже не заметила стариканов. Она обернулась ко мне, вздернула упрямый подбородок и сказала:
— Уинзло пробыл у меня весь день, а потом всю ночь!
Очевидно, она не знала точного времени убийства Филлис, и на всякий случай исключила целые сутки.
Я молчал. Лиза ведь не знала, что Джун похвасталась, какой Уинзло замечательный муж, ибо каждую ночь возвращается домой. Из них двоих врала, скорее, Лиза.
Видимо, она сказала все, что хотела, и собралась уходить. Но напоследок произнесла ещё одну убийственную фразу: — Так что если вы решил повесить убийство на моего Уинзло, то лучше найдите себе кого-нибудь другого. Он был со мной!
Это прозвучало гордо.
Я смотрел плывет вниз прекрасная Лиза, и сердце мое переполняла горечь. Почему-то я не горел желанием броситься убирать кабинет. Куда я горел желанием броситься — так это с чертовой лестницы вниз головой, на асфальт.
Ну как, черт подери, Уинзло — а тем более Орвалу — это удается?
Подумав об Орвале, я вспомнил, что до сих пор не перезвонил Имоджин. А ещё я вспомнил все, что сказала Джун. На поиски телефона в этом чудовищном разгроме ушло минут пять. Аппарат обнаружился под горой книг в углу комнаты. Трубка валялась в метре от него, улетев на всю длину провода. Не удивительно, что Мельба не слышала звонков.
К счастью, я был в тех же джинсах, что и вчера, так что долго искать домашний телефон Имоджин не пришлось. Я выудил из заднего кармана сложенный листок, сел на пол и набрал номер.
Имоджин сняла трубку после первого же гудка.
— Ой, Хаскелл, слава Богу, вы застали меня! Я спешу на похороны. Думала, это опять кто-то звонит с соболезнованиями. Весь день только и делаю, что трубку поднимаю. По-моему, уже весь город позвонил.
Имоджин протараторила все это на одном дыхании. Как же они с Филлис похожи.
— Ну как, удалось выяснить что-нибудь интересное у Руты или Уинзло?
Или подозрительное, подумалось мне. Я рассказал все, что посчитал интересным, но на неё это особого впечатления не произвело. По поводу «маленькой договоренности» между Джун и Уинзло она сказала:
— Ой, Хаскелл, ну вы ведь ей не поверили? Надо же, никогда не слыхала большей чепухи! Неужели вы считаете, что Джун Рид действительно будет спокойно сидеть и смотреть, как муж ей изменяет?
Я с сожалением признался:
— Не знаю. На мой взгляд, прозвучало это довольно искренне.
Имоджин испустила вздох, смахивающий на верджиловский.
— Хаскелл, вы верите всему, что скажет красивая женщина?
Если бы я хотел пустить Имоджин пыль в глаза и показать себя учтивым и галантным кавалером, я бы непременно поймал её на слове и спросил:
— Разумеется, а что вы хотите мне сказать?
Но никогда я не был ни слишком учтивым, ни слишком галантным. Вместо того, чтобы превратить слова Имоджин в комплимент, я сидел как истукан, не в силах произнести ни звука. У меня засосало под ложечкой. Я с самого начала ждал возможности незаметно повернуть разговор на Орвала. А теперь, когда такая возможность подвернулась, едва мог языком пошевелить от смущения.
— Хаскелл? — наконец напомнила о себе Имоджин.
— Э-эм-м, да, так вот, раз уж об этом зашла речь, — пробормотал я, Джун, э-эм-м, обмолвилась мне ещё об одном… одной мелочи. — О господи, я стал разговаривать прямо как Уинзло. — Что у вас было с Орвалом?
Да уж, тактичнее некуда.
— С Орвалом? — не поняла Имоджин. — У меня с Орвалом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23