А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Боже! — промычал Сергей. — Это было просто потрясающе! Ты неподражаема.— Я знаю, — без особого энтузиазма кивнула создательница экзистенциального псевдопримитивизма.Дверной звонок заверещал пронзительно и требовательно.Издатель жестом руки попросил Лилю выключить музыку.— Кто там? — раздраженно крикнул он.— Это я! Твоя мама! Открой! — послышался из-за двери сочный гренадерский бас.— Мама?!! — упавшим голосом повторил Сергей.Сердце глухо бухнуло в его груди и провалилось куда-то вниз, то ли в желудок, то ли в пятки.Именно Аглая Тихомировна, любимо-ненавистная мамочка Вермеева, была виновата в сексуальных проблемах известного издателя. Сергей предпочел бы навсегда позабыть о ее существовании, но, увы, это было невозможно. Несгибаемая, как железный Феликс, и невыносимо энергичная, как розовый заяц с батарейкой “Дюраселл”, Аглая Тихомировна достала бы его и со дна Марианской впадины.Росший без отца Сережа Вермеев с раннего детства мечтал быть пожарным, однако у оператора башенного крана Аглаи Тихомировны были совершенно другие планы относительно будущего ее Драгоценного обожаемого сыночка. Сереженька должен был стать как минимум академиком и изобрести что-нибудь покруче, чем водородная бомба или искусственный интеллект, чтобы любимая мамочка могла им гордиться.Сережа не жаждал учиться, а уж изобретать водородную бомбу ему бы и в голову не пришло. Он был равнодушен почти ко всему, кроме иногда проносящихся по улицам города мощных ярко-красных пожарных машин. Сирены тревожно завывали, глаза слепили вращающиеся, как суфийские дервиши, огни фиолетовых мигалок, а решительные сильные мужчины отважно вступали в схватку с огнем и побеждали.К пяти годам Сережа понял, что свои мечты лучше было держать в тайне. Скорая на руку Аглая Тихомировна могла запросто надрать ему задницу ремнем за рисунки пожарных машин или горящих зданий. Он не имел права даже на мечту.Когда Сереже исполнилось одиннадцать лет, Аглая Тихомировна отвела его на детский утренник-маскарад во Дворец пионеров. Естественно, в душе маленький Вермеев мечтал о наряде пожарника, но Аглая Тихоновна выбрала для него костюм Эйнштейна, и мальчик чуть не упал в обморок, увидев в зеркале отражение худенького, одетого в мешковатый черный пиджак и серые клетчатые штаны гнома в курчавом седом парике и огромных пластмассовых очках с прикрепленным к ним отвратительно розовым носом и густыми седыми усами. Сережа хотел заплакать, но сдержался. Он ведь будущий пожарный, а пожарные не плачут ни при каких обстоятельствах.Вермеев шел на утренник как на казнь, жалобно кривя губы и хлюпая носом. Актовый зал Дворца пионеров сиял огнями люстр и гирляндами огромной новогодней елки. Массовик-затейник что-то кричал, а пестро разряженные дети весело неслись в хороводе.Сережа с отвращением смотрел на пролетающих мимо него зайцев, кощеев, принцесс и жирафов. Общее веселье лишь раздражало его. Вермеев уже хотел было притвориться, что у него смертельно разболелся живот, и вернуться домой, как в хороводе мелькнуло что-то оранжево-красное и до боли знакомое. Костюм пожарного! До чего же он красив! Сережа, затаив дыхание, следил, как пожарный с латунным ведерком в одной руке и колокольчиком в другой, весело подпрыгивая, приближается к нему.Вот он подпрыгнул еще выше, тряхнул головой, и шлем, сделанный из папье-маше и покрашенный бронзовой краской, соскользнул с головы пожарного и подкатился к ногам Сережи. Мальчик машинально поднял его.— Отдай! — попросила его красивая светловолосая девочка с короткой стрижкой и очаровательно пухлыми губами.Сережа не двинулся с места. Его горло сжал мучительно-сладостный спазм. Он хотел вздохнуть, но не мог. Неожиданно он понял, что знает о своем организме далеко не все. С той частью его тела, которую Аглая Тихомировна презрительно именовала “пипкой”, творилось что-то совершенно невообразимое. Она набухала, как сухая губка, опущенная в воду, отдаваясь мучительно-сладостной болью в бедрах, груди и пояснице. Когда эта боль достигла сердца, Сережа понял, что еще чуть-чуть — и он потеряет сознание.Девочка звонко рассмеялась и, выхватив у него из рук свой шлем, умчалась, взмахнув на прощание латунным ведерком.Сережа охнул и содрогнулся всем телом, с удивлением ощутив, что его трусики увлажнились.К великому разочарованию Аглаи Тихомировны, Вермеев так и не стал ни академиком, ни знаменитым ученым. К его собственному великому разочарованию, он даже не стал мужчиной. Женщины неизменно напоминали ему мать и вызывали у него внутреннюю дрожь. Получить сексуальное удовлетворение Сергей мог только одним путем — представив себе звонящую в колокольчик и взмахивающую ведерком тоненькую светловолосую девочку в оранжевом костюме пожарного.Непреодолимое желание сбежать из-под ига властной и напористой мамочки стимулировало Сергея зарабатывать деньги. Неожиданно прорезавшийся финансовый талант за два года превратил его в очень богатого “нового русского”. Три тысячи долларов в месяц, которые Вермеев выделял Аглае Тихомировне на мелкие расходы, слегка примирили ее с тем, что ее сын купил себе квартиру на противоположном конце Москвы, а на ее звонки отвечал автоответчик.Впрочем, долгожданный покой длился недолго. Неожиданно Аглаю Тихомировну осенило, что если сын не оправдал ее надежд, то уж внук-то наверняка станет выдающимся ученым. Дело оставалось за малым — обзавестись внуком, но для этого требовалось живое и непосредственное участие Сергея.Аглая Тихомировна подстерегала сына дома и на работе, выясняя, почему он до сих пор не женился, и даже иногда делала оскорбительные намеки на то, что он “голубой”, а может быть, даже и импотент.Справиться с матерью Сергей не смог бы даже физически. Грузная и рослая Аглая Тихомировна была на голову выше и на полцентнера тяжелее сына, и решимости ей было не занимать. Для того чтобы успокоить разбушевавшуюся мамочку, потребовалось бы воспользоваться услугами как минимум чемпиона Японии по сумо.Звонок снова задребезжал. Его звук показался издателю отвратительным. Затем послышались удары кулаками в дверь.— Интересная у тебя мама, — заметила Лиля. — Терпение явно не входит в число ее добродетелей. Ты собираешься открывать?— Собираюсь, — буркнул Сергей.Дверь была бронированной, и фирма, устанавливающая ее, гарантировала, что она выдержит даже взрыв. Однако Вермеев не был уверен, что дверь сможет долго сопротивляться напору Аглаи Тихомировны.На всякий случай, а скорее подсознательно желая оттянуть момент встречи, он посмотрел в глазок, лихорадочно соображая, как объяснить матери наличие в квартире одетой в костюм пожарного блондинки. Если сказать, что Лиля — его невеста, возможно, мать даже не обратит внимания на несколько экстравагантный костюм художницы. Впрочем, если мужчины сплошь и рядом носят пятнистые армейские куртки, то почему бы девушке не нарядиться в оранжевый комбинезон? Или лучше соврать, что они готовятся к маскараду?Увидев в глазок надвинутую на лоб необъятную бледно-зеленую шляпку, украшенную искусственными цветами, фруктами и птичьими перьями, Сергей тихо застонал от отчаяния. После того как он разбогател, его мать решила, что она должна выглядеть как настоящая светская дама. Единственным минусом в этом в общем-то вполне разумном решении было то, что ушедшая на покой бывшая крановщица даже отдаленно не представляла, что такое светская дама и как она должна выглядеть. Длинные переливающиеся платья с прозрачными кружевными вставками, которые она натягивала на свое широкое бесформенное тело, могли бы доставить невыразимую радость папуасам Соломоновых островов, но далеко не всякая манекенщица решилась бы выйти в них на подиум, разве что за очень большие деньги. А уж шляпки… Нет, о шляпках лучше не думать.Обреченно вздохнув, издатель набрал код на электронном замке и распахнул дверь.Лиля услышала приглушенный вскрик, а затем что-то упало."Они что там, дерутся?” — подумала девушка и выглянула в коридор.Пожилая женщина исполинских размеров в снежно-белом кружевном балахоне и совершенно неописуемой шляпке наклонилась над телом распростертого на дубовом паркете прихожей издателя.— Что с ним? — встревоженно спросила Лиля, делая шаг к Сергею. — Ему плохо?Женщина подняла на нее выпуклые рыбьи глаза. Ее ладони мягко легли на голову художницы — одна на челюсть, а другая на затылок.Прежде чем Лиля успела сообразить, что происходит, руки женщины дернулись, с сухим хрустом переламывая ей шейные позвонки. * * * Задержавшись у лотка с книгами, Оля Кузина купила новый детектив Марининой и, озабоченно посмотрев на часы, ускорила шаг. Она немного опаздывала.Мужчины инстинктивно оборачивались ей вслед, сами не понимая, почему. Оля ничем не напоминала изнуренную диетой и упражнениями манекенщицу. Более того, она даже не была блондинкой. Полноватая, но в меру, она вся состояла из грациозно покачивающихся при ходьбе аппетитных округлостей, при взгляде на которые у представителей сильного пола чисто рефлекторно, как у собаки Павлова, начинала выделяться слюна. Ее лицо, обрамленное вьющимися каштановыми волосами, тоже было круглым, а маленький изящно вздернутый носик покрывали задорные веснушки.Один рост в 152 сантиметра льстил всякому мужчине, поскольку рядом с ней даже пигмей мог почувствовать себя Голиафом. Возможно, из-за маленького роста, но скорее всего из-за наивно-веселого, почти детского выражения лица Кузина казалась очаровательным подростком, которого хотелось приласкать и угостить конфеткой.Было трудно поверить, что ей уже исполнилось 26 лет и что она была талантливым и преуспевающим адвокатом.Внешность Оли и ее тихий мелодичный голос принцессы из “Бременских музыкантов” помогали ей и в работе. Ни в судьях, ни в свидетелях, ни в подзащитных, ни в работниках милиции или прокуратуры она не вызывала подсознательной агрессивности, азарта борьбы или желания сопротивляться просто из упрямства. Мужчины, которые на любую чересчур уверенную в себе, напористую деловую женщину смотрели как на наглую феминистку, которую нужно поставить на место, таяли как воск при виде обаятельной Олиной улыбки. Они говорили Кузиной комплименты, назначали ей свидания и дарили цветы.Даже ее подзащитные с малоприятным криминальным прошлым в присутствии Оленьки переставали материться и плеваться сквозь зубы, а в их приблатненно-простонародной речи начинали появляться намеки на поэтичность.Детство Оли было столь же спокойным и безоблачным, как и ее характер. Ее родители знали друг друга чуть ли не с ясельного возраста и жили душа в душу, без типичных для большинства советских семей скандалов и мелочных взаимных придирок.Они оба хорошо зарабатывали, имели просторную трехкомнатную квартиру в Москве и дачу в Переделкино, так что материальный вопрос тоже никоим образом не отравлял их совместного существования. Оля росла среди красивых игрушек, веселых породистых собак, интересных книг и многочисленных друзей ее родителей, которые тоже были спокойными, остроумными и приятными людьми.Скорее всего именно счастливое детство и стало для нее мощным противоядием против всеобщего хаоса и озлобленности, в которые погрузилась Россия после того, как Советский Союз как государство перестал существовать. С легкой грустью наблюдая, как некогда братские народы СССР с восторженным энтузиазмом уничтожают друг друга, а политики с не меньшим энтузиазмом обворовывают страну, окончательно добивая и без того на ладан дышащую экономику, Кузина, вопреки здравому смыслу, ухитрилась сохранить наивную детскую веру в гуманность, добро и справедливость.Ко всем своим клиентам Оля относилась терпимо и доброжелательно. Даже если она и не одобряла их действий, то, по крайней мере, старалась понять мотивы их поступков. Но ее внешняя мягкость и уступчивость не имели ничего общего со слабостью или бесхарактерностью.Интуитивно Оля выбрала для себя идеальную тактику поведения, и на заседаниях суда она побеждала сильных и уверенных в себе противников, точно так же, как маленький и недостаточно сильный боец “мягкого” стиля кунг-фу плавными и округлыми движениями укладывает на землю агрессивного и рослого качка-каратека.Кузина еще раз посмотрела на часы. Без пяти три. Все в порядке. Она не опоздала.Вприпрыжку взбежав по ступенькам, Оля открыла тяжелую дверь под вывеской “Юридическая консультация” и, войдя в холл, привычным взглядом окинула нахмуренные лица клиентов, ожидающих своей очереди. Ничего примечательного. Вряд ли сегодняшнее дежурство будет интересным.Кузина вставила ключ в замок своего кабинета, когда скрипнула входная дверь. Увидев входящего в холл мужчину, Оля судорожно вздохнула и позабыла обо всем на свете. * * * Мапота Тамба в кроваво-красной набедренной повязке и белом галстуке-“бабочке” стоял перед зеркалом. Жалюзи на окнах были опущены, не пропуская дневной свет, и комната освещалась четырьмя галогеновыми светильниками, расставленными на полу. При такой подсветке почти двухметровое мускулистое тело Тамбы казалось скульптурой Микеланджело, высеченной из сверкающего черного обсидиана.Мапота прикоснулся к пульту дистанционного управления, и комнату заполнила тревожно-яростная мелодия, причудливо сочетающая в себе стремительный говор африканских барабанов, переливы испанской гитары и пронзительную жалобу флейты. Резко и высоко подпрыгнув, Тамба жестко приземлился на широко расставленные ноги и, сильно изогнув назад корпус, отдался пластичному и стремительно-резкому ритму танца.Он репетировал свое ночное выступление в стриптиз-клубе “Содом и Гоморра”.Если бы десять лет назад кто-нибудь сказал Мапоте, что он будет зарабатывать на жизнь, обнажаясь перед сексуально озабоченными старушками, молодой аспирант философского факультета МГУ рассмеялся бы ему в лицо. Но жизнь — вещь непредсказуемая. Иногда она выкидывает штучки и похлеще.Светлана Одинцова, мать Мапоты, как многие девушки, чья молодость пришлась на времена брежневского застоя, мечтала выйти замуж за иностранца и уехать жить за рубеж. Ее мечта осуществилась. Светлана стала законной супругой Сомалийского студента Теодора Мбанги Тамбы и даже родила от него ребенка.Теодор был высок, мускулист и красив, как арап Петра Великого. Черты его лица, как, впрочем, у многих сомалийцев, были скорее арабскими, чем негроидными. Полная радужных надежд, Светлана улетела с мужем и сыном в прекрасную страну Соомаал, что на языке местных жителей означает “Молочная страна”.Пролетая над бескрайней Нубийской пустыней, Светлана пыталась представить свою будущую жизнь в Могадишо. Она почему-то была уверена, что все столицы более или менее одинаковы и Могадишо — это почти Москва, но только немножечко поменьше. О том, что письменность в Сомали была введена около года назад и что ни газет, ни телевидения, ни высотных домов там нет и в помине, Теодор как-то забыл упомянуть.Кое в чем столица Сомали все-таки напоминала Москву. Местное время там совпадало с московским. Но на этом сходство кончалось, и начинались сплошные различия. Могадишо состоял из крытых соломой хижин. Некоторые хижины были побольше, а другие поменьше. Хижина Теодора Мбанги Тамбы была по сомалийским меркам просто огромной — по меньшей мере восемьдесят квадратных метров.Светская жизнь сомалийского бомонда протекала в многочисленных чайных. Народ рассаживался на табуретках, расставленных в тени деревьев, и, лениво потягивая чай с верблюжьим молоком, часами слушал радио. Радиоприемники в Сомали тоже были роскошью, доступной очень немногим.Встреча с Могадишо стала для Светланы подлинным шоком. Но еще большим шоком для нее оказалось то, что у ее любвеобильного мужа уже было две жены. Унылой жизни в гареме гордая душа русской женщины выдержать не могла. Добравшись с маленьким Мапотой на руках до советского посольства, Светлана пала на колени, со слезами на глазах умоляя отправить ее на любимую родину. Ребенок был вписан в паспорт Светланы, так что с этим проблем не возникло, и она, загоревшая, похудевшая и порядком напуганная, вновь оказалась в Москве.В школе ребята дразнили Мапоту, обзывая его ваксой, бабуином и бананом. Маленький мулат начал усиленно качать мускулы и вскоре с помощью грубой силы добился всеобщего уважения. Закончив школу, он поступил на философский факультет МГУ, блестяще защитил диплом и в начале перестройки, полный радужных надежд, сдал экзамены в аспирантуру.Закончить аспирантуру ему так и не пришлось. Страна стремительно катилась в пропасть экономического хаоса, и философия в России стала предметом, пользующимся наименьшим спросом. В научно-исследовательском институте, где работала его мать, произошло сокращение штатов, и Светлана оказалась на улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32