Дельарам его так разубрала и разукрасила, что и описать невозможно, надушила и умастила наилучшими благовониями, на ноги сапожки натянула, на голову чадру накинула, лицо покрывалом прикрыла. И вот, жеманно и изящно выступая, он вышел из дома со словами:
– Вы из верхней горницы следите, когда я вернусь.
Отправился Самак в путь, все базары, все кварталы, все проулки обошел, всех прохожих оглядел, наконец свернул на какую-то улочку, видит, идет Бехзад, один-одинешенек, только сабля на перевязи болтается. Поравнялся с ним Самак, нарочно плечом зацепил и прошел мимо. Бехзад запах благовоний услышал, огляделся, видит, идет мимо красивая женщина, станом соблазнительно покачивает. Остановился он, посмотрел ей вслед, говорит себе: «Если она обернется, значит, она меня приметила. Может, я ей понравился? А если не обернется, значит, идет по своим делам и задела меня случайно».
Нет, вы только подумайте, что за племя эти женщины! Стоило только человеку принять женское обличье и покривляться немного, как Бехзад смешался, растерялся и к месту прирос, так что шагу ступить не может!
А Самак, значит, мимо прошел, а сам оглядывается. Видит, Бехзад остановился и смотрит на него. Самак ему знак сделал: иди сюда, дескать. Как увидел это Бехзад, обрадовался, сказал себе: «Так я и знал, что понравился этой женщине!» Пустился он следом. А Самак идет и все назад поглядывает. Бехзад шагу прибавил. Самак дошел до конца улицы, остановился и давай рукавом обмахиваться, как будто жарко ему. Одежду-то распахнул, благовониями так и повеяло. Тут Бехзад догнал его, поздоровался. Самак сладким голоском, со всей любезностью и приятностью в ответ говорит, каждое словечко выпевает:
– О юноша, идущий следом за мной! Что тебе нужно, чего надобно? Скажи, почему ты тут остановился?
Бехзад, как услышал столь приветные слова, еще больше возгорелся и сказал:
– О красавица, не явишь ли ты такую милость, учтивость и великодушие, не порадуешь ли меня чуток своей красой? Может, зайдешь к сему ничтожному: водицы прохладной испить, отдохнуть немного, отдышаться от жары этой. Мне удовольствие доставишь и свою щедрость покажешь.
Самак ему отвечает, словно ручеек журчит:
– О благородный юноша, ты обо мне так не думай, я такого никогда не позволю! Не бывать тому, чтобы я согрешила, не сыскать того, кому бы я уступила.
Говорит он так, а сам подолом трясет и глаза заводит. Бехзад думает: «Умыкну я ее! Ведь любая женщина в ответ на такие слова непременно начнет отнекиваться, строить из себя добродетельную да целомудренную. Это она цену себе набивает. Коли женщина бранится, значит, хочет согласиться». А вслух Бехзад сказал:
– О луноликая, это я обмолвился. Ясное дело, ты на дурное не способна, да и у меня дурных помыслов нету. Ты ведь не то что иные женщины: птицу видно по полету. Но я уверен, что в тебе найдется великодушие, ведь, кто собой красив, тот и с людьми учтив, являет им щедрость и благородство. Вот я потому и предложил: зайди ненадолго в мой дом, посиди, отдохни, мы с тобой познакомимся, хлеба-соли отведаем. А потом ступай спокойно дальше.
Самак думает: «Слишком сильно тетиву натянуть – лопнуть может!» И сказал Бехзаду так:
– О юноша, мне даже совестно, уж такой ты красноречивый и добронравный… А где твой дом-то?
– В квартале торговцев зерном.
– Ох, туда путь далекий, больно жарко сегодня… Зато мой дом близко. Пойдем лучше ко мне, в доме нет никого.
Попался Бехзад на удочку, дескать, красивая женщина, такую упустить нельзя! Говорит он:
– Повинуюсь! Как пожелаешь, так пусть и будет. Ступай вперед, я за тобой следую.
Пошел Самак впереди, а Бехзад за ним, так и пришли они на улицу виноторговцев. Хаммар и Атешак из окна выглянули, видят, идет Бехзад вслед за Самаком. Подивились они, тут Самак подошел, в дверь постучал. Служанка спустилась, открыла дверь. Самак скрылся в доме и Бехзада за собой позвал. Бехзад зашел, он его усадил на суфу, а сам стоять остался. Бехзад говорит:
– О красавица, присядь, открой личико!
Самак лицо-то открыл – борода на свет показалась. При виде бороды Бехзад испугался, спрашивает:
– Ты кто?
– Эх, богатырский сынок, что же ты меня не признал? Это ведь я, твой слуга Самак из дальних краев. Ну-ка, отвечай, с чего это вы с братом следить за мной вздумали? Под стеной шахского дворца в засаде сидели, чтобы меня захватить. Да только я от вас ушел и Дельарам увел, и утварь винную тоже я унес. А теперь и тебя вот привел в придачу.
Как увидел Бехзад, что получилось, как услышал его слова, Растерялся, хотел оттуда выскочить, меч из ножен вытащить. Но Самак к нему подступил, схватил его. Тут подбежали Атешак и сыновья Хаммара, все Бехзада окружили, связали, на пол бросили, а сами сели вино пить.
Стал Хаммар с сыновьями Самака хвалить, а тот в ответ:
– Верно, удивительным вам показалось, что я принял вид женщины, чтобы одного из них привести? Да ведь женская хитрость всех мужчин мира перехитрит! Львов свирепых запах львицы в капкан заманивал… А теперь, коли хотите, я пойду другого брата приведу.
– Богатырь, как же ты его приведешь? – спросили они. – Ведь он обязательно тебя узнает.
Поднялся Самак и сказал:
– Хаммар, дай-ка мне джиббе и шапку побольше.
Хаммар принес ему новую накидку и шапку новую подал. Накинул Самак джиббе, нахлобучил поглубже шапку, а околыш на ней совсем на глаза спустил и сказал, чтобы ему приготовили поднос с крышкой и два золотых. Взял он поднос под мышку и притворился пьяным. Пошатываясь, стал бродить по базару, спрашивать Размьяра, пока наконец не увидал его в одной лавке. Подошел Самак, поклонился на манер пьяного и стал к нему приставать:
– О сын богатыря, исфахсалар мира… вот кабы ты пошел, часок со мною провел, праздник собой озарил, винца со мною испил… Ну, хоть на часок! Я бы красотой твоей полюбовался… для меня это радость и честь, а для тебя – добрая слава…
Размьяр, чтобы отвязаться от него, ответил:
– Как прикажешь, благородный юноша!
Самак поцеловал перед ним землю, накупил фруктов, сложил на тот поднос и, взяв Размьяра за руку, повел его к дому. А Хаммар и остальные из верхних комнат наблюдали. Подивились они деяниям Самака, а он уж ко входу подошел, в дверь постучал, в дом заходит.
Прошел Самак в глубь дома, Размьяр – за ним, вдруг видит, лежит кто-то связанный. Поглядел Размьяр: кто бы мог быть? Смотрит, а это Бехзад, брат его! Удивился он и спрашивает:
– Брат, кто же это с тобой такое сотворил?
А Бехзад в ответ:
– Тот же, кто тебя сюда привел!
Оглянулся Размьяр, а Самак вместе с другими на него бросился, связали они его, а сами сели вино пить.
Прошло некоторое время, Атешак встал, поклон отдал и сказал:
– О богатырь, исполни же то, что ты говорил и замышлял, закончи то, что начал, ведь сердце мое томится по Дельарам! Сил больше нет терпеть. Еще пока ее тут не было – туда-сюда, а теперь-то она здесь – и опять ничего! Отдай мне Дельарам.
Самак ответил:
– Брат мой, знай и ведай, это ведь не шутка и не игра, тут поспешность ни к чему. Давай-ка мы с тобой разберемся. Дельарам принадлежит тебе, и теперь она с тобой. Но ведь ты ничем не лучше Хоршид-шаха, а твоя Дельарам не лучше Махпари. Подумай, сколько времени, как они помолвлены, а промеж них ничего не было, пока не разлучили их. Вот и ты потерпи. Не годится в беззаконии на нее посягать, это недостойно и неблагородно. Сперва я с Дельарам словом перемолвлюсь, расспрошу ее, что она о тебе думает, а потом все устрою.
– Как прикажешь, – сказал Атешак, и они все впятером опять уселись за вино.
А мы вернемся к рассказу о Кануне с Кафуром и о Катране. Как передают собиратели известий и рассказчики историй, после того как сошлись в бою войска Хоршид-шаха и Газаль-малека, исфахсалар Канун принял решение отправиться в ущелье Бограи. За старшего в ущелье в то время оставался дядя Аргуна, имя которого было Бограи, оттого и ущелье так называть стали – по имени его, и деда его, и всех предков, от которых вожди тамошние пошли. Когда увидели, что ко входу в ущелье приблизился караван, Бограи послал человека поглядеть, с чем они едут. Тот подошел к Кануну и спросил:
– Что за груз везете?
– Вино продавать привезли, – ответил Канун.
Посланный вернулся, доложил Бограи. Тот велел привести Кануна к нему. Привели Кануна, он поздоровался, а Бограи его усадил, расспрашивать стал:
– А кроме вина, ничего у вас нет?
– Нет, – говорит Канун.
Бограи велел вино опечатать и сказал так:
– К нам как раз пахлаван Аргун за вином посылал, мы купим.
Канун поклонился и сказал:
– О исфахсалар, все в твоей воле. Назначь сам цену.
– Ладно, – согласился Бограи и велел, чтобы груз доставили в ущелье, а сам взял Кануна за руку и повел его в свой дом. Приказал он стол накрыть. После того как покончили с едой, собрались вино пить. Канун поклонился и сказал:
– О богатырь, я приехал, прослышав о доброй славе ущелья Бограи, уж такая молва идет о его совершенствах! Хорошо бы мне нынче его осмотреть, а завтра делами займемся, я вино перемерю.
– Согласен, – ответил Бограи, он ведь не знал об истинных намерениях Кануна. Позвал он надежного человека по имени Самран и сказал ему:
– Проведи этого благородного мужа по всему ущелью, пусть полюбуется.
Самран взял Кануна за руку, и они вместе с Кафуром обошли все ущелье, все осмотрели. Мимо красивых домов прошли они до середины ущелья. Огляделся Канун – вокруг скалы вздымаются, огромные, неприступные, а среди скал вход высечен высокий, дверь крепкая, а на двери замок тяжелый висит. Канун спросил:
– О Самран, чей это дом и почему дверь снаружи заперта?
– Это дворец Аргуна, – ответил Самран, – а Аргун на войну уехал. Вот мы и сделали тут тюрьму.
– Да кто же в ней сидит? – спросил Канун. Хотя он и сам все знал, но хотел удостовериться и действовать наверняка.
– Здесь Катран, Катур и Сейлем, мачинские богатыри, и Фагфуров Мехран-везир.
– А что они сделали?
– Те трое – наши враги, – объяснил Самран, – а везир Фагфура шаху изменил и весь этот беспорядок на земле произвел.
Сдержался Канун и больше не стал расспрашивать, потому что он узнал то, что знать хотел, для чего он весь этот осмотр затеял, выяснил, где находятся пленники.
После того он еще час-другой походил по ущелью, видит, бродит там на свободе много лошадей и оружие повсюду разбросано, а народу в ущелье всего семьдесят человек – стариков, калек и детей малых. Еще немного погулял он, а там и темная ночь пришла, отвели Кануну ночлег рядом с тем домом, а ему это еще лучше!
Часть ночи прошла, Канун сказал:
– О Кафур, вставай, надо идти – пришло время действовать, пока ничего не переменилось, лучшего часа нам не дождаться.
Встали они и пробрались к тому дому. Посмотрели направо, налево – никаких сторожей нет, но ни отверстия, ни щелки, ни скважины тоже не видно, и подкоп бесполезно рыть, потому что сплошной камень кругом. Подошли они к двери, осмотрели замок. Канун был человек сильный, такой, что мог слона с ног свалить. Ухватился он за замок, поднатужился. Дрогнула дверь, он еще приналег и сорвал замок. Дверь настежь распахнулась. Влезли они в дом, все внутри обшарили – никого нет. Канун сказал:
– Кафур, чую я, что они здесь. Надо все осмотреть – может, они в подполье.
Еще раз они весь дом обошли – вход в подвал искали, пока не заметили в глубине дома дверцу железную, на замок запертую.
– Вот они где! – говорит Канун. Выломал он и этот замок, открыл дверь – показалась лестница. Спустился Канун по той лестнице, приветствие сказал. А Катран, Катур, Сейлем и Мехран-везир спали. Проснулись они, перепугались: что, мол, им средь ночи от нас нужно? Воскликнули:
– Братец, благородный муж, кто ты есть, что вам ночью глубокой от нас надо? Коли ты по нашу душу явился, так выведи нас из этого подземелья наружу, чтобы мы свет божий увидали, вольного воздуха вдохнули напоследок. А уж потом делай, что захочешь.
Канун сказал:
– Не бойтесь, богатыри, это ведь я, Канун!
Катран услышал имя Кануна, обрадовался, от сердца у него отлегло. Он спросил:
– Кто с тобой еще, исфахсалар?
– Кафур, – ответил тот.
– Ну, так не теряйте времени, за работу!
Вытащил Канун напильник, начал пилить цепи Катрана. Надпилил, а тут Катран поднатужился и разорвал оковы. Снял Канун колодку с шеи Катрана, цепи с рук – там особенно прочные оковы были, высвободил Катура, Сейлема и Мехран-везира, и они все поднялись наверх.
Катран, как почувствовал себя на свободе, вскричал:
– Оружие мне и коня!
– Повинуюсь, – ответил Канун. Вышли они с Кафуром, привели четырех лошадей, оседлали их, оружие для всех четверых принесли, те вооружились и сели в седло. Канун и Кафур впереди встали, и они тронулись в путь, выбрались из ущелья и ехали до тех пор, пока ночной мир не расстался со своими темными одеждами и не наступил день. Они доехали до какой-то лужайки, и Катран сказал:
– О богатырь Канун, давай сделаем здесь привал и отдохнем, а то мы устали. Поспим немного.
– Коли это необходимо, – ответил Канун, – в сторону подайтесь, вон на тот лужок, а то здесь проезжая дорога, всякий ходит, не ровен час, случится что-нибудь. Сейчас я вокруг лужайки объеду, осмотрю там все.
Приехали они на тот лужок, спешились, лошадей спутали, пастись пустили. Канун сказал:
– Смотри, Кафур, не зевай, они-то ведь измучены заточением да бессонницей, пусть поспят немного, а я за дорогой смотреть буду.
– Повинуюсь, – ответил Кафур.
Вышел Канун на дорогу, взад-вперед дозором ходит, пока не стало время к вечеру клониться. Тогда Канун вернулся к ним. Поднялись они, сели на лошадей и пустились в путь, пока не доехали до какой-то горки. А время уж за полночь перевалило. Поднялись они на гору, видят – внизу множество огней, факелов, а это был лагерь Хоршид-шаха. Сиях-Гиль и Сам с четырьмя тысячами всадников в ночной дозор выехали.
Катран, Катур, Сейлем, Мехран-везир и Канун с Кафуром с горы вниз спустились, навстречу отряду поехали. Катран говорит:
– Нам никак невозможно вернуться к Газаль-малеку опозоренными! Катур, ты заезжай справа, а ты, Сейлем, слева, а я прямиком на них поскачу. Мехран-везир и Канун с Катуром втроем пусть на дорогу выезжают, нас дожидаются. Может, удастся нам для Газаль-малека гостинец из тюрьмы привезти.
Разъехались они каждый в свою сторону, испустили боевой клич: «Да пребудут во веки веков Армен-шах и Газаль-малек», выхватили мечи и бросились на тот четырехтысячный отряд, застигли его врасплох и давай крушить. В дружине Сиях-Гиля закричали, стали отбиваться, а ночь темная, своих от врагов отличить невозможно. Враги-то словно три волка голодных, что в овечью отару ворвались. И так они свирепствовали, пока не сошлись Катран с Сиях-Гилем. Схватились они, осыпая друг друга ударами, как вдруг Катран нацелил копье и вышиб Сиях-Гиля из седла. Тотчас сам спрыгнул на землю, связал противника, а тут Сам-пахлаван подскакал и крикнул:
– О презренный, держись!
Хотел он поразить Катрана, но Катур из-за спины его вывернулся, ударил палицей его по плечу, да так, что тот вдвое согнулся, к гриве коня припал и меч из рук уронил. Лишился он сознания и свалился на Катрана. Связали они и его тоже, а сами опять бросились в бой, многих воинов из того отряда на месте положили.
Дошел слух о том до лагеря. Хоршид-шах приказал всему войску выступать, чтобы поражения не потерпеть. Ему доложили:
– Какая-то шайка разбойников напала, захватила Сиях-Гиля и Сама.
Это известие очень огорчило Хоршид-шаха, он сказал:
– Пока они на нас не напали, мы о них и не слыхали… Сколько их было и кто их предводитель?
Один из дозорных ответил:
– Большого войска там не видно было. Но слыхал я, как один говорил: «Я Катран», а другой: «Я Катур», а третий: «Я Сейлем». Очень они грозно кричали, но, по моему разумению, больше трех человек их там не было.
– Как это может быть, ведь они же в заточении? – удивился Хоршид-шах.
Там присутствовал Аргун, Хоршид-шах на него закричал:
– Не ты ли говорил, что твоя темница прочная, такая, что из нее никто никогда не выберется, что из ущелья Бограи сбежать невозможно?! О горе, пока Самак делами своими занимался, мы их проглядели, зазря упустили!
– О шах, понять не могу, как это случиться могло?! – говорит Аргун. – Надо послать кого-нибудь выяснить, в чем дело. Может, кто-то еще их именем прикрылся?
Так они раздумывали и рассуждали, как вдруг прибыл верный человек из ущелья Бограи. Еще не рассвело, а он уж входил к Хоршид-шаху. Поклонился посланный и сказал:
– О шах, пленники бежали! Хоршид-шах воскликнул:
– Вот видишь, Аргун, что ты наделал? Я на твои слова положился, и пленники улизнули!
– О шах, я прямо не знаю, как это могло выйти, – ответил Аргун. – Прочнее этой тюрьмы на свете нет!
Шах спросил посланца:
– Как же это произошло? А посланец тот был Самран, он сказал:
– Дело было так, шах. Приехали к нам двое, сто харваров вина привезли. Бограи все вьюки опечатал, чтобы шаху послать. Потом завели мы их в ущелье, чтоб за вино расплатиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36