А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Опять не угадал?– И не угадаешь, если не слышал и не видел. – Федулин раскатисто и добродушно засмеялся. – Так вот, милый мой, запомни, что тебе скажет старый кавалерист… К наиболее музыкальным инструментам относятся ноги бегущей лошади…Все одобрительно засмеялись, а громче всех – прислушивавшийся со стороны щупленький, с курносым, каким-то птичьим лицом, младший лейтенант, видимо, как догадался Иванюта, радиотехник, ибо он стоял на коленях перед разобранным на расстеленной плащ-палатке радиоприемником и нянчил в руках лампы. Федулин кинул взгляд в сторону младшего лейтенанта и, заметив, что у него сбита на макушку фуражка, сдвинут набок поясной ремень и расстегнут ворот гимнастерки, задал вопрос уже Иванюте:– А вот вопрос газетчику… Кто зафиксировал на бумаге истину, будто нарочитая небрежность в одежде истолковывается болезненно-тщеславными людьми как признак гениальности?– Не знаю, товарищ полковой комиссар, – растерянно ответил Иванюта, приняв стойку «смирно» и не отрывая восторженных глаз от сверкающего на груди Федулина ордена Ленина.– Жаль, – вздохнул Федулин, искоса наблюдая, как поспешно приводил себя в порядок смутившийся младший лейтенант. – Я тоже позабыл… Тогда, может, ответишь, товарищ… – он заглянул в лежавшую перед ним бумагу, – младший политрук Иванюта, какая самая высокая награда Родины? Только не будем касаться звания Героя…– Самая высокая награда – орден Ленина! – Иванюта даже улыбнулся такому простому вопросу. – Это символ идей, за которые мы боремся.– Правильно, орден Ленина – самая высокая награда, – согласился Федулин. – А кроме ордена? Подумай…Лицо Иванюты залилось краской, глаза непроизвольно заморгали.– Если говорить не об орденах, – пришел ему на помощь полковой комиссар, будто не заметив растерянности Миши, – то самая высокая награда Родины – это ее доверие, которое тебя возвеличивает в собственных глазах… Тебе, товарищ Иванюта, Родина доверила быть работником партийной печати. Надеюсь, ты понимаешь сам, какая это честь, и я поздравляю тебя с прибытием на свой боевой пост… А теперь скажи: под бомбежками бывал?– Ого, еще сколько!– Какая самая страшная бомбежка?На мгновение задумавшись, Миша весело выпалил:– Та, которая еще не кончилась!– Правильно! – серьезно ответил Федулин под одобрительный смешок сидевших на траве политруков.
Миша Иванюта шагал по лесу в ту сторону, где, как ему сказали, расположилась редакция дивизионной газеты «Красноармейский залп». Редакция оказалась совсем рядом с политотдельской палаткой, и первым, кого Миша здесь увидел, был раздетый до пояса и сидевший на подножке замаскированного автобуса мужчина солидного возраста (все, кто был старше Миши лет на пять-шесть, казались ему стариками). Склонившись к пристроенному на ветке куста зеркальцу, мужчина старательно намыливал кисточкой подбородок.– Ко мне? – спросил он, заметив подошедшего младшего политрука.– Мне редактора – политрука Казанского.– Я редактор…– Может, подождать? – смутился Миша.– Валяй сейчас. С чем и откуда пришел?– Младший политрук Иванюта!.. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы на должность инструктора-литератора!– О, это дело! – Казанский посмотрел на Мишу заинтересованно-изучающе, одобрительно кивнул и взял в руки безопасную бритву. – Ну, рассказывай о себе… Кто ты, с чем тебя едят, что умеешь, что успел повидать?..Торопливо и сбивчиво излагая свою куцую биографию, Миша видел, как из-под мыльной пены обнажалось под бритвой широкое, чуть взрыхленное оспой лицо Казанского. Кончив бриться, он взял под кустом котелок с водой и протянул его Мише:– Слей, пожалуйста.Казанский умывался с веселой яростью – ухая и ахая, визгливо покряхтывая. Затем тщательно вытерся серо-пепельным полотенцем, плеснул в лицо тройным одеколоном и, зарычав от жжения, стал одеваться. Потом бережно поднял с травы широкий ремень с двумя портупеями, полевой сумкой, кобурой с пистолетом и, набросив на плечи портупеи, прочно опоясал талию ремнем. А когда надел еще планшетку на тоненьком ремешке и расправил под ремнем складки гимнастерки, вдруг выпрямился – широкогрудый, коренастый, какой-то по-особому ладный, стройный.– Политрук Казанский… – И протянул Мише руку. – Данила Степанович… Будем на «ты»… Согласен?– Согласен, – смущенно улыбнулся Миша и поспешно пожал протянутую руку: редактор ему явно нравился.– Кроме нас с тобой, в редакции – никого, – продолжил разговор Казанский. – Есть еще два наборщика и шофер. Все остальные полегли в окружении. И автобус с печатной машиной остался в Немане.– А как же выпускать газету?– А никак… Не выходит пока газета. Завтра утром уезжаю в ближайшие райцентры искать печатную машину. Постараюсь и печатника найти.В это время по лесу передали команду:– Командирам и политработникам – на построение-е!..– На построение-е!.. – вторили часовые у землянок.
Пока на краю просеки собирался для построения штабной народ, в палатке подполковника Дуйсенбиева шло совещание. Только что поступила выписка из приказа командующего фронтом. В ней говорилось:«Подполковника Рукатова Алексея Алексеевича, составившего ложные сведения, которые порочат действия в приграничных боях командования одного из соединений, понизить в воинском звании на одну ступень. Предупредить майора Рукатова, что впредь подобные его действия будут расценены как должностное преступление… Приказ объявить перед строем командного и начальствующего состава управления дивизии».В палатке кроме начальника штаба Дуйсенбиева присутствовали полковые комиссары Жилов и Федулин. Дуйсенбиеву было интересно узнать, что конкретно натворил прибывший к ним на днях начальник артиллерии Рукатов, да и как начальник штаба он обязан был без промедления объявить приказ. Но сейчас была дорога каждая минута: до начала наступления дивизии оставались считанные часы, а у штабистов – дел по горло. Не до построения. Поэтому Дуйсенбиев предложил вызвать подполковника Рукатова, прочитать ему приказ и снять по шпале из петлиц, а потом уже объявить приказ по управлению дивизии.Неожиданно на помощь начальнику штаба пришел полковой комиссар Федулин. Вопросительно взглянув на молча курившего Жилова, Федулин сказал:– Я полагаю, что ничего с приказом не случится, если полежит он без движения день-другой. Нельзя так оглоушивать начальника артиллерии перед самым наступлением.– Золотые слова! – оживился подполковник Дуйсенбиев. – Рукатову мозгой надо сейчас шевелить. Дивизионы артполка связи между собой не имеют. Нет провода…– Приказы издаются для того, чтобы их выполняли, – холодно проговорил Жилов. – К тому же Рукатову надо делом искупить свою вину, значит, он должен знать о том, что строго наказан и что будет держать ответ еще перед парторганизацией.– Ты, товарищ Жилов, имеешь право приказать, – с легкой усмешкой ответил ему Федулин. – Мы перед тобой, как говорится, в положении «чего изволите». Но я все-таки хочу высказаться до конца.– Да уж как водится. – Жилов тоже усмехнулся. – Ты не промолчишь.– Ну так слушай. – Полное лицо Федулина сделалось суровым. – Если говорить откровенно, то контрудар, в котором примет участие наша дивизия,– это одна из попыток затормозить наступление немцев. Так?– Может, так, а может, и нет. – Жилов тоже помрачнел, глаза его стали колючими. – Со мной командующий фронтом не советовался. Я знаю задачу нашей сводной оперативной группы: продвинуться в глубину занятой врагом территории на сто километров и совместно с сорок четвертым и вторым стрелковыми корпусами охватить с тыла пятьдесят седьмой моторизованный корпус немцев. Если мы эту задачу решим, само собой разумеется, что наступление противника затормозится.– Ну а я о чем толкую? – Федулин смотрел на Жилова с укором и, кажется, колебался, стоит ли говорить дальше. Но все-таки продолжил: – Я посылаю всех политотдельцев в батальоны обеспечивать атаку. И сам тоже пойду. Если удастся прорыв, штаб дивизии не останется на месте. А немцы, разумеется, будут контратаковать и бомбить… Контратаковать под основание прорыва. Так что и штабу несдобровать.– Давай покороче, – спокойно перебил Федулина Жилов. – Что ты предлагаешь?– Я бы попридержал приказ о Рукатове до конца решения задачи.– Вот как?.. А знаешь ли ты, что если б случайно подлость Рукатова не была разоблачена… Именно подлость! Мерзкая, гнусная!.. Если б не поймали его за руку, то генерал Чумаков пошел бы под расстрел! А может, и еще кто-нибудь с ним… Тебе это ясно? Фамилия Чумакова уже фигурировала в проекте телеграммы товарищу Сталину – в числе предающихся суду военного трибунала!..– Вопрос ясен! – подытожил спор подполковник Дуйсенбиев. – Идемте на построение. Я зачитаю приказ.– Учитывая напряженность момента, не надо прерывать работу штаба, – приказным тоном сказал полковой комиссар Жилов. – А политотел пусть строится. Рукатова же следовало бы вызвать сюда…Дуйсенбиев вышел из палатки, чтобы отметить построение комсостава и вызвать Рукатова. Федулин, вытерев платком вспотевшую шею, сокрушенно заметил:– Дела-а… Вот тебе и Рукатов! А на меня произвел впечатление думающего человека. Академию закончил.– При подлой душе ученость хуже невежества, – с раздражением ответил Жилов.В это время возвратился Дуйсенбиев, а вскоре следом за ним прибежал запыхавшийся Рукатов. Увидев в палатке Жилова, он побледнел, а глаза его сделались затравленными до бессмысленности. Доложил изменившимся голосом:– Подполковник Рукатов прибыл по вашему приказанию!– Почему вы думаете, что именно по моему? – не пряча иронии, спросил Жилов. – Откуда вам известно, что я тут старший по должности?– Я сегодня узнал о сформировании сводной группы генерала Чумакова. А вы… Я вас видел в Могилеве. – Рукатов стоял перед Жиловым с застывшим на лице ожиданием.– А Чумакова вы в Могилеве разве не видели? – притворно изумился Жилов.– К сожалению, нет. Не пришлось.– А если б увидели? У вас были к нему вопросы?– Да, были некоторые вопросы… И мог сказать ему о его семье… Я видел Ольгу Васильевну и Ирину перед отъездом на фронт.– Где видели?! – Жилов старался не показать вспыхнувшего в нем волнения: он знал, что генерал Чумаков не ведает, где его жена и дочь, и мучительно страдает от этого.– В Москве, на квартире покойного профессора Романова. Они переселились из Ленинграда… Очень переживают: кто-то пустил в Наркомате обороны слух, что генерал Чумаков сдался немцам в плен.– И они поверили?!– Конечно нет! Я им всячески доказывал, что ничего подобного быть не может.– А как же тогда вы могли написать о Федоре Ксенофонтовиче такую чудовищную ложь?! – Жилов не хотел задавать Рукатову этого вопроса, понимая, что никакой ответ не удовлетворит его, однако не удержался: все-таки хотелось увидеть, как поведет себя Рукатов, припертый к стенке.Сверкавшие волнением глаза Рукатова сделались больше, а холеное лицо приобрело землистый оттенок.– Я писал то, что мне говорили… – Он смотрел на Жилова каменно-холодным взглядом, будто готовясь к смертному поединку. – А за выводы я не отвечаю.– Ознакомьте его с приказом! – сурово сказал Жилов подполковнику Дуйсенбиеву, чувствуя, что задыхается от негодования. Затем обратился к Федулину: – Пойдем поговорим теперь с людьми…
– …Надо так поработать в ротах, чтобы каждый красноармеец и сержант не только хорошо знал боевую задачу, а чтобы душа в нем кричала от ненависти к захватчикам, от желания победить! – с молодой запальчивостью говорил, обращаясь к стоявшим в строю работникам политотдела дивизии, батальонный комиссар – щуплый, большеглазый, с бледным лицом. – Проверьте, чтоб у всех была листовка с речью товарища Сталина. И не забывайте: идейная закалка бойцов рождает в бою молодцов! Нет более крепкой брони, чем вера!..Батальонный комиссар привычным жестом достал из кармана бриджей серебряную луковицу старинных часов, взглянул на них, затем нетерпеливо посмотрел в лес, где виднелась палатка начальника штаба.Воспользовавшись паузой, Миша Иванюта шепотом спросил у стоявшего рядом с ним Казанского:– А кто этот батальонный?– Редкоребров – заместитель начальника политотдела, – не поворачивая головы, тихо ответил редактор. – Мешок с цитатами.– Он и без цитат умница, – вмешался в разговор сосед Иванюты слева – белобрысый политрук, который первым встретил сегодня пополнение политработников.– Не спорю. Но почему в холостяках ходит?.. Не знаешь? – Казанский засмеялся. – А потому, что объяснялся девкам в любви цитатами и пословицами.– Вам бы, политрук Казанский, знание их тоже не повредило! – заметил Редкоребров, и строй отозвался смехом. А батальонный комиссар, оборвав смех суровым взглядом, назидательно изрек: – Пословицы – это плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенный в формулы.Казанский не нашелся что сказать, а с правого фланга кто-то громко спросил:– Откуда цитата?– Это мудрость, которой кое у кого не хватает. – Редкоребров, кинув на редактора газеты насмешливый взгляд, объявил: – А политрук Казанский пойдет в батальон обеспечивать атаку вместе со мной.– Я, к сожалению, уже имею задание! – с напускным огорчением ответил Казанский.– Выполняют последнее, – спокойно напомнил ему батальонный комиссар. Однако на всякий случай поинтересовался: – Чье и какое задание?– Начальник политотдела приказал достать печатную машину, – с чувством неуязвимости ответил Казанский.– А-а… Ну ладно, прибережем вас на будущее. – Редкоребров достал из планшетки лист бумаги, развернул его и объявил: – Все, чьи фамилии зачитаю, немедленно отправляются в батальоны. Задача – личным примером обеспечить успех атаки.Предельная ясность и категоричность приказа отозвалась в груди Миши Иванюты сосущим холодком: его фамилия тоже была названа.Вот тебе и газетная работа!.. Опять атаки! Миша Иванюта слишком хорошо знал, что такое атака. Позади у него одиннадцать атак. Одиннадцать– и не меньше. Тут уж со счета не собьешься, ибо одно дело похвалиться перед товарищами, как ты умеешь с длинным выпадом бросать вперед по левой руке винтовку со штыком, а другое – атаковать в цепи, а тем более рядом с незнакомыми тебе бойцами, когда не приноровились друг к другу, когда ты не внушил своим соседям, что обязательно проложишь штыком дорогу себе и им, если только они защитят тебя от выстрелов в упор. Ведь в штыковой, если говорить правду, схватываются лишь те, которые не успели перестрелять друг друга при сближении… Да, каждая атака – это судорожные объятия смерти, из которых надо не только вырваться напряжением своих сил и своей сноровкой, но прежде победить в себе страх и ощущение, что именно в тебя летят все пули, а самое главное – сблизиться невредимым, удариться цепью о цепь и перехитрить всех, кто кинется на тебя…Уточнив по списку, кто в какой полк направляется, и сообщив, что у секретаря политотдела надо получить под расписку топографические карты и у него же узнать местоположение командных пунктов, батальонный комиссар Редкоребров посмотрел в глубину леса, где как раз замаячили фигуры полковых комиссаров Жилова и Федулина.Появление Жилова настолько удивило младшего политрука Иванюту, что он, механически выполнив команду Редкореброва «Смирно», даже не услышал слов его рапорта. Одно было в голове Миши: как и зачем здесь оказался Жилов, с которым он всего лишь вчера вечером простился в лесу юго-восточнее Могилева? Может, за ним приехал? Ведь полковой комиссар однажды предлагал ему стать инструктором по информации… А что?.. И никаких тебе батальонов и атак.Но полковой комиссар Жилов будто и не узнавал Иванюту, хотя, выступая перед строем политработников, не раз останавливал взгляд на его недоуменно улыбающемся лице. Из слов Жилова Миша наконец понял, что их дивизия оказалась в подчинении генерала Чумакова, что Западный фронт на нескольких направлениях наносит по врагу контрудары и что это будет лучшим их откликом на историческую речь товарища Сталина… Но почему Жилов не узнает его, почему так суров и тверд взгляд полкового комиссара? Тревога все больше теснила грудь Миши, и он стал мысленно вглядываться в не столь далекие дни, – может, провинился чем-нибудь?И вдруг – как неожиданный выстрел над головой.– Младший политрук Иванюта, выйдите из строя! – приказал Жилов, когда закончил речь.Иванюта не шелохнулся, полагая, что с ним происходит что-то странное. Но его подтолкнул политрук Казанский, и он понял, что не ослышался.«За что?!» – обожгла Мишу мысль. Он вышел вперед и, сделав поворот кругом, стал лицом к строю.– Товарищи, – послышался сзади него совсем не строгий голос полкового комиссара Жилова, – я пользуюсь случаем и хочу сказать, что к вам направлен на работу в редакцию младший политрук Иванюта… Вот он перед вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96