так что когда мы еще не освоились с этим имением (г. Лойаль всегда называет его «La propriete»), мы прошли три мили по прямой в поисках Аустерлицкого моста, который, как оказалось впоследствии, находился непосредственно под нашим окном. В другой части имения мы целую неделю тщетно искали Замок Старой Гвардии — который, по плану, должен был находиться в двух лье от столовой, — пока однажды, сидя на скамье в лесу (на плане это был лес), в нескольких шагах от входной двери, не увидели у наших ног, в самом плачевном виде — вниз головой и прогнившую дозелена, — самое Старую Гвардию, то есть деревянную статую высотой в семь футов, изображающую одного из воинов этого славного корпуса, берущего на караул, — к несчастью, ее повалило порывом ветра в предыдущую зиму. Вы можете заключить отсюда, что г. Лойаль стойкий приверженец великого Наполеона. Он и сам старый солдат — капитан Национальной гвардии; у него на камине стоит красивая золотая ваза, преподнесенная ему его ротой; его преклонение перед памятью славного полководца безгранично. Медальоны с изображением Наполеона, его портреты, бюсты, картины густо рассыпаны по всему имению. В течение первого месяца нашей жизни в этом доме мы постоянно, к нашему огорчению, сваливали Наполеона: стоило нам притронуться к полке в темном углу, как Наполеон непременно падал с шумом наземь; всякий раз, когда мы открывали дверь, все Наполеоны в доме сотрясались до основания. Однако г. Лойаль вовсе не такой человек, который строит воздушные замки, или, как он сказал бы на французский лад, «замки в Испании». У него необыкновенно дельные, изобретательные, умелые и ловкие глаза и руки. Его дома восхитительны. Он сочетает французскую элегантность и английский комфорт по-своему, оригинально и очень удачно. У него необыкновенный талант превращать в маленькие уютные спальни такие уголки под крышей, которые англичанин так же не подумал бы приспособить под нечто полезное, как не подумал бы обжить пустыню. Мы сами блаженно почивали в элегантной комнате постройки г. Лойаля, где наша голова покоилась так близко к кухонной трубе, как, вероятно, еще ни одна голова джентльмена, если он не трубочист по профессии. И в какой бы странный уголок ни проник гений г. Лойаля, он неизменно создает там стенной шкаф и вешалку. В каждом из наших домов мы могли бы упрятать в шкафы и повесить на гвоздики вещевые мешки и шляпы целого отряда гидов.В свое время г. Лойаль был местным купцом. С каким бы торговцем вы ни заключали сделку в этом городе, стоит показать ему свою карточку с адресом «у г. Лойаля», и лицо торговца сейчас же станет приветливее. Мы не думаем, что есть, или был когда-либо, или будет когда-нибудь человек, столь приятный по всеобщему признанию, каков г. Лойаль в общем мнении всех граждан нашего французского курорта. Они потирают руки и улыбаются, когда говорят о нем. О, какая это добрая душа, какой славный малый. Какое великодушное сердце, этот г. Лойаль! Это истинная правда. Г. Лойаль по природе джентльмен. Он обрабатывает свою землю собственными руками (с помощью одного невзрачного крестьянина, с которым то и дело случаются припадки); он копает и роет с утра до вечера, до седьмого пота, — «всегда трудится», как он говорит; но пусть он покрыт пылью, грязью, травой, водой и какими угодно пятнами, — они не могут скрыть в г. Лойале джентльмена. Это статный, прямой, широкоплечий, загорелый человек, который кажется еще выше благодаря бравой солдатской выправке; посмотрите в живые глаза г. Лойаля, когда он стоит перед вами в рабочей блузе и шапке, не очень чисто выбритый и сильно выпачканный в земле, и вы непременно различите в г. Лойале джентльмена, для которого вежливость есть нечто врожденное, и покраснеете при мысли о том, чтобы можно было бы потребовать от него расписки в подтверждение данного им слова. Нетрудно поверить г. Лойалю, когда он рассказывает вам в своей веселой и бойкой манере, как он ездил в Фулем, близ Лондона, чтобы купить те многие сотни деревьев, которые мы видим сейчас в его имении, — тогда еще голом, безлесном холме; как он прожил в Фулеме три месяца; как весело проводил вечера с садоводами; как на прощание его чествовали банкетом, и все садоводы встали как один человек, разом чокнулись стаканами (как это принято в Фулеме) и воскликнули: «Да здравствует Лойаль!»У г. Лойаля есть славная супруга, но нет детей; и он любит играть с детьми своих постояльцев в военные учения, бегать с ними взапуски и вообще готов делать с ними и для них все, что может делать хороший и сердечный человек. У него очень общительный характер, а его гостеприимство беспредельно. Поставьте у него солдата на постой, и он будет в восторге. Тридцать пять солдат находились у г. Лойаля на постое этим летом, и все они за два дня очень потолстели и посвежели в лице. Уже стало известно в войсках, что тот, кто попал к г. Лойалю на постой, «как сыр в масле катается»; и счастливец, которому выпадало по жребию идти к г. Лойалю, всегда подпрыгивал от радости, хотя бы и при полной воинской выкладке. Г. Лойаль никогда не потерпит в своем присутствии ничего такого, что задевало бы в каком-нибудь смысле военную профессию. Мы заметили ему как-то, что у нас иногда возникают смутные сомнения насчет того, хватает ли солдату одного су в день в качестве карманных денег на табак, чулки, питье, стирку и все прочие человеческие удовольствия. «Пардон! — сказал г. Лойаль, несколько омрачившись. — Это, конечно, не богатство, но — а la bonne heure как никак… (франц.)
— это лучше, чем было когда-то». «Что, — спросили мы его в другом случае, — должны местные крестьяне, которые живут с семьей в одной комнате и обязаны через ночь брать на постой по одному солдату (а то и двоих), — что еще они должны давать этим солдатам?» — «Помилуйте! — сказал неохотно г. Лойаль — постель, мсье, и огонька, чтобы сварить что-нибудь, ну и свечу. И они делят свой ужин с этими солдатами. Не станут же они ужинать отдельно». — «А что они получают за это?» — спросили мы. Г. Лойаль стал как бы выше ростом, отступил на шаг, положил руку на грудь и сказал величественно, от своего имени и от имени всей Франции: «Мсье, это вклад в общее государственное дело».Дождя никогда не будет, если верить г. Лойалю. Когда уже невозможно отрицать, что дождь льет как из ведра, он говорит, что зато завтра будет ясная — очаровательная — великолепная погода. В его имении никогда не бывает жарко, утверждает он. И точно так же, никогда у него не бывает холодно. Цветы, говорит он, в восторге от того, что могут здесь расти; утро сегодня — райское; сад похож на эдемский сад. Он несколько затейлив в своей речи. Когда мадам Лойаль уходит к вечерне, г. Лойаль с улыбкой замечает, что «она ушла спасать душу» — alle a son salut. Он очень любит курить, но ничто не заставит его курить в присутствии дамы. Его коротенькая черная трубочка сейчас же отправляется в нагрудный карман, прожигает ему дыру в блузе и чуть не поджигает его самого. В муниципальном совете и в других торжественных случаях он появляется в черной паре, с жилетом потрясающей ширины и в воротничке легендарных размеров. Славный г. Лойаль! Под блузой или жилетом бьется одно из самых благородных сердец той нации, которая так богата благородными людьми. Он знал поражения, но оставался на высоте при всех обстоятельствах. Не только тогда, когда, в фулемские времена, заблудился однажды ночью и какой-то негодяй англичанин, пообещав проводить его домой, водил его с собой во все ночные трактиры, в каждом из них пил «арфанарф» Испорч. англ, «хаф-энд-хаф» (half and half) — смесь двух крепких напитков.
за его счет и в конце концов сбежал, бросив его, совершенно беспомощного, на «Клифиуэй», которое, очевидно, было не чем иным, как Рэтклифской дорогой, — но и в других, более серьезных случаях. Когда-то давно семья, состоявшая из матери и детей, оставалась без денег в одном из его домов целый год. У г. Лойаля — а он совсем не так богат, как мы хотели бы, — не хватало духу сказать им: «Уходите!». Так они и жили, и приходилось отказывать тем нанимателям, которые могли бы аккуратно платить. Наконец им все-таки помогли отплыть домой. Г. Лойаль расцеловал всех членов этого семейства и сказал: «Прощайте, мои бедные дети!», а потом уселся в опустевшей гостиной и закурил свою трубку мира. «А квартирная плата, г. Лойаль?» — «Ну, и что же? Квартирная плата!» Г. Лойаль качает головой. «Le bon Dieu» Господь бог (франц.)
, — говорит г. Лойаль, — вознаградит меня за это»; и он смеется и покуривает свою трубку мира. Пусть же он курит эту трубочку в своем имении, в ожидании загробной награды, еще пятьдесят лет!На нашем французском курорте есть и общественные развлечения, а то какой бы это был французский курорт? Они пользуются всеобщим признанием и очень дешевы. Купанье в море — а оно может считаться самым любимым дневным развлечением, ибо французские посетители купаются в течение всего дня и очень редко, по-видимому, находятся в воде менее часа каждый раз — поразительно дешево. Омнибусы подвозят вас, если вам это угодно, из соответствующей части города к берегу моря и доставляют обратно; в вашем распоряжении чистая и удобная купальная кабинка, платье, белье и все приспособления; и за все это взимается полфранка, или пять пенсов. На пристани обычно есть гитара, которая отважно пытается своим треньканьем перекрыть свирепый гул моря, и всегда есть какой-нибудь мальчик или женщина без голоса, которые поют песенки без мелодии; песня, которую нам приходилось чаще всего слышать, представляла собой призыв К «охотнику» не губить лучшую дичь — ласточку. Для купаний есть еще заведение, организованное на паевых началах, с эспланадой, по которой слоняются люди с подзорными трубками в руках; они как будто очень утомляются за свои деньги; есть также ассоциация индивидуальных владельцев кабинок, которые объединились в борьбе с грозным противником. Одним из таких является г. Лют, наш личный друг по купальной линии. Откуда взялась у него эта фамилия, непостижимо. Он такой же благородный и вежливый господин, как сам г. Лойаль Девассер; к тому же, невероятно тучный и очень жизнерадостный на вид. Г. Лют спас столько утопающих и получил за это столько наград, что его тучность как будто специально предусмотрена Провидением, чтобы он мог носить на себе эти медали; если б его объемы были объемами обыкновенного человека, он, конечно, не мог бы навесить их на себя все сразу. Но г. Лют выставляет напоказ свои знаки отличия только в особых случаях. В остальные дни они лежат, вместе со свертками грамот, указывающих, за что они были присуждены, в большом стеклянном ящике в гостиной его личной резиденции на берегу, где стоит также красный диван и где г. Лют хранит, кроме того, семейные портреты, портреты его собственной особы в купальной деятельности и в личной жизни, игрушечные лодочки, которые, при помощи часового механизма, мерно покачиваются взад-вперед, и другие сокровища.Далее, у нас есть удобный и веселый театр — вернее, был, потому что он сгорел. Перед оперой там всегда шел водевиль, и в нем (как водится) все, вплоть до маленького старичка в широкополой шляпе, с тросточкой и кисточкой, который играл либо Дядюшку, либо Папочку, неожиданно перескакивали от диалога к нежнейшим песенкам, чем приводили в замешательство непривычных к Этому приезжих из Англии, которые никак не могли разобрать, когда они поют и когда разговаривают, — впрочем, это и было почти то же самое. Но больше всего мы обязаны по части развлечений Благотворительному обществу, которое работает все лето, а выручку отдает беднякам. Некоторые из самых привлекательных fetes праздник, гулянье (франц.)
, которые оно устраивает, «Посвящены детям», как указывается в объявлении; и замечательно, с каким вкусом маленькую огороженную площадку превращают в элегантный, красиво освещенный сад, с какой сердечностью и энергией члены общества лично руководят детскими увеселениями. За пять пенсов с головы мы имеем здесь ослиные бега с английскими «жокеями» и другие деревенские развлечения; лотереи, в которых разыгрываются игрушки; карусели, танцы на лужайке под великолепный оркестр, огненные шары и фейерверк. Кроме того, почти еженедельно в течение всего лета — ну, а по каким дням недели, неважно — устраивается fetes (называемая в этой части страны — ducasse) в какой-нибудь соседней деревне, и на этой ducasse народ — настоящий народ — танцует на зеленой траве под открытым небом, вокруг маленького оркестра, который и сам как будто танцует — столько здесь развевающихся на ветру флагов и лент. Нам думается, что от Жаркого пояса до Северного полюса не найти танцоров с такими удивительно гибкими ногами, снабженных столькими суставами в неположенных и неизвестных профессору Оуэну местах, как те, которые здесь резвятся. Иногда fetes устраивается людьми определенной профессии; и вы можете увидеть — на объединенной ducasse модисток и портних — веселых молодых женщин, так искусно превращающих обыкновенные и дешевые вещи в необыкновенные и изящные, при помощи здравого смысла и хорошего вкуса, что это может послужить полезным уроком всем слоям общества на некоем острове, который я мог бы назвать. Самая удивительная особенность этих прелестных представлений — непрерывная карусель; на деревянных конях этой машины взрослые люди всех возрастов без конца кружатся с величайшей торжественностью, а в центре круга жена владельца вращает ручку шарманки, способной играть только один мотив.Что до пансионов нашего французского курорта, то имя им — легион, и они потребовали бы отдельного трактата. Не без чувства национальной гордости мы отмечаем, что в них встречается больше скучных людей с берегов Альбиона, чем во всех клубах Лондона. Когда вы осторожно проходите где-нибудь поблизости, самые шарфы и шляпы ваших пожилых соотечественников кричат вам с мостовой: «Берегись! Мы нагоняем скуку!». Нам никогда не приходилось слышать на уличных перекрестках обрывки таких идиотских политических и общественных споров, какие можно услышать среди наших дорогих соотечественников. Они верят во все невозможное и не верят ничему из того, что есть правда. Они переносят слухи, задают вопросы и дают друг другу такие разъяснения и уточнения, которые потрясают нормальный человеческий разум. И все они то и дело бегают в Английскую библиотеку, где задают милейшей директрисе этого учреждений такие непостижимые загадки, что мы позволяем себе рекомендовать эту женщину милостивому вниманию ее величества в качестве достойной кандидатки на пенсию.Англичане составляют значительную часть населения нашего французского курорта, и к ним проявляют заслуженное уважение. Некоторые из форм обращения к ним, правда, довольно странны, как, например, когда прачка вывешивает на стене своего дома объявление, оповещающее, что она обладает необыкновенным английским инструментом — «mingle» Испорч. англ. mangle — каток для белья.
, или когда трактирщик предлагает все необходимые приспособления для знаменитой английской игры «Nokemdon» Испорч. англ. nockem-down — особого рода игра в кегли.
. Но для нас немаловажным достоинством нашего французского курорта является то, что здесь длительное и постоянное общение двух великих наций научило каждую из них уважать другую, учиться друг у друга и стать выше тех предрассудков, которые еще живы среди неумных и невежественных людей в обеих странах в равной мере.Разумеется, барабанный бой и звуки фанфар никогда не затихают на нашем французском курорте. Флаги вывешиваются непрерывно. Но мы с удовольствием признаемся, что считаем флаг весьма привлекательным предметом и от всего сердца радуемся этим внешним знакам безобидного веселья. Люди здесь, и в городе и в деревне, — дельные люди, которые упорно работают; они трезвы, умеренны, добродушны, жизнерадостны и, чаще всего, подкупают своими манерами. Сколько-нибудь справедливый человек, если только он не слишком желчен от природы, не мог бы наблюдать их, когда они веселятся на досуге, и не проникнуться уважением к людям, которые так легко, так невинно и так просто радуются жизни.
1 2
— это лучше, чем было когда-то». «Что, — спросили мы его в другом случае, — должны местные крестьяне, которые живут с семьей в одной комнате и обязаны через ночь брать на постой по одному солдату (а то и двоих), — что еще они должны давать этим солдатам?» — «Помилуйте! — сказал неохотно г. Лойаль — постель, мсье, и огонька, чтобы сварить что-нибудь, ну и свечу. И они делят свой ужин с этими солдатами. Не станут же они ужинать отдельно». — «А что они получают за это?» — спросили мы. Г. Лойаль стал как бы выше ростом, отступил на шаг, положил руку на грудь и сказал величественно, от своего имени и от имени всей Франции: «Мсье, это вклад в общее государственное дело».Дождя никогда не будет, если верить г. Лойалю. Когда уже невозможно отрицать, что дождь льет как из ведра, он говорит, что зато завтра будет ясная — очаровательная — великолепная погода. В его имении никогда не бывает жарко, утверждает он. И точно так же, никогда у него не бывает холодно. Цветы, говорит он, в восторге от того, что могут здесь расти; утро сегодня — райское; сад похож на эдемский сад. Он несколько затейлив в своей речи. Когда мадам Лойаль уходит к вечерне, г. Лойаль с улыбкой замечает, что «она ушла спасать душу» — alle a son salut. Он очень любит курить, но ничто не заставит его курить в присутствии дамы. Его коротенькая черная трубочка сейчас же отправляется в нагрудный карман, прожигает ему дыру в блузе и чуть не поджигает его самого. В муниципальном совете и в других торжественных случаях он появляется в черной паре, с жилетом потрясающей ширины и в воротничке легендарных размеров. Славный г. Лойаль! Под блузой или жилетом бьется одно из самых благородных сердец той нации, которая так богата благородными людьми. Он знал поражения, но оставался на высоте при всех обстоятельствах. Не только тогда, когда, в фулемские времена, заблудился однажды ночью и какой-то негодяй англичанин, пообещав проводить его домой, водил его с собой во все ночные трактиры, в каждом из них пил «арфанарф» Испорч. англ, «хаф-энд-хаф» (half and half) — смесь двух крепких напитков.
за его счет и в конце концов сбежал, бросив его, совершенно беспомощного, на «Клифиуэй», которое, очевидно, было не чем иным, как Рэтклифской дорогой, — но и в других, более серьезных случаях. Когда-то давно семья, состоявшая из матери и детей, оставалась без денег в одном из его домов целый год. У г. Лойаля — а он совсем не так богат, как мы хотели бы, — не хватало духу сказать им: «Уходите!». Так они и жили, и приходилось отказывать тем нанимателям, которые могли бы аккуратно платить. Наконец им все-таки помогли отплыть домой. Г. Лойаль расцеловал всех членов этого семейства и сказал: «Прощайте, мои бедные дети!», а потом уселся в опустевшей гостиной и закурил свою трубку мира. «А квартирная плата, г. Лойаль?» — «Ну, и что же? Квартирная плата!» Г. Лойаль качает головой. «Le bon Dieu» Господь бог (франц.)
, — говорит г. Лойаль, — вознаградит меня за это»; и он смеется и покуривает свою трубку мира. Пусть же он курит эту трубочку в своем имении, в ожидании загробной награды, еще пятьдесят лет!На нашем французском курорте есть и общественные развлечения, а то какой бы это был французский курорт? Они пользуются всеобщим признанием и очень дешевы. Купанье в море — а оно может считаться самым любимым дневным развлечением, ибо французские посетители купаются в течение всего дня и очень редко, по-видимому, находятся в воде менее часа каждый раз — поразительно дешево. Омнибусы подвозят вас, если вам это угодно, из соответствующей части города к берегу моря и доставляют обратно; в вашем распоряжении чистая и удобная купальная кабинка, платье, белье и все приспособления; и за все это взимается полфранка, или пять пенсов. На пристани обычно есть гитара, которая отважно пытается своим треньканьем перекрыть свирепый гул моря, и всегда есть какой-нибудь мальчик или женщина без голоса, которые поют песенки без мелодии; песня, которую нам приходилось чаще всего слышать, представляла собой призыв К «охотнику» не губить лучшую дичь — ласточку. Для купаний есть еще заведение, организованное на паевых началах, с эспланадой, по которой слоняются люди с подзорными трубками в руках; они как будто очень утомляются за свои деньги; есть также ассоциация индивидуальных владельцев кабинок, которые объединились в борьбе с грозным противником. Одним из таких является г. Лют, наш личный друг по купальной линии. Откуда взялась у него эта фамилия, непостижимо. Он такой же благородный и вежливый господин, как сам г. Лойаль Девассер; к тому же, невероятно тучный и очень жизнерадостный на вид. Г. Лют спас столько утопающих и получил за это столько наград, что его тучность как будто специально предусмотрена Провидением, чтобы он мог носить на себе эти медали; если б его объемы были объемами обыкновенного человека, он, конечно, не мог бы навесить их на себя все сразу. Но г. Лют выставляет напоказ свои знаки отличия только в особых случаях. В остальные дни они лежат, вместе со свертками грамот, указывающих, за что они были присуждены, в большом стеклянном ящике в гостиной его личной резиденции на берегу, где стоит также красный диван и где г. Лют хранит, кроме того, семейные портреты, портреты его собственной особы в купальной деятельности и в личной жизни, игрушечные лодочки, которые, при помощи часового механизма, мерно покачиваются взад-вперед, и другие сокровища.Далее, у нас есть удобный и веселый театр — вернее, был, потому что он сгорел. Перед оперой там всегда шел водевиль, и в нем (как водится) все, вплоть до маленького старичка в широкополой шляпе, с тросточкой и кисточкой, который играл либо Дядюшку, либо Папочку, неожиданно перескакивали от диалога к нежнейшим песенкам, чем приводили в замешательство непривычных к Этому приезжих из Англии, которые никак не могли разобрать, когда они поют и когда разговаривают, — впрочем, это и было почти то же самое. Но больше всего мы обязаны по части развлечений Благотворительному обществу, которое работает все лето, а выручку отдает беднякам. Некоторые из самых привлекательных fetes праздник, гулянье (франц.)
, которые оно устраивает, «Посвящены детям», как указывается в объявлении; и замечательно, с каким вкусом маленькую огороженную площадку превращают в элегантный, красиво освещенный сад, с какой сердечностью и энергией члены общества лично руководят детскими увеселениями. За пять пенсов с головы мы имеем здесь ослиные бега с английскими «жокеями» и другие деревенские развлечения; лотереи, в которых разыгрываются игрушки; карусели, танцы на лужайке под великолепный оркестр, огненные шары и фейерверк. Кроме того, почти еженедельно в течение всего лета — ну, а по каким дням недели, неважно — устраивается fetes (называемая в этой части страны — ducasse) в какой-нибудь соседней деревне, и на этой ducasse народ — настоящий народ — танцует на зеленой траве под открытым небом, вокруг маленького оркестра, который и сам как будто танцует — столько здесь развевающихся на ветру флагов и лент. Нам думается, что от Жаркого пояса до Северного полюса не найти танцоров с такими удивительно гибкими ногами, снабженных столькими суставами в неположенных и неизвестных профессору Оуэну местах, как те, которые здесь резвятся. Иногда fetes устраивается людьми определенной профессии; и вы можете увидеть — на объединенной ducasse модисток и портних — веселых молодых женщин, так искусно превращающих обыкновенные и дешевые вещи в необыкновенные и изящные, при помощи здравого смысла и хорошего вкуса, что это может послужить полезным уроком всем слоям общества на некоем острове, который я мог бы назвать. Самая удивительная особенность этих прелестных представлений — непрерывная карусель; на деревянных конях этой машины взрослые люди всех возрастов без конца кружатся с величайшей торжественностью, а в центре круга жена владельца вращает ручку шарманки, способной играть только один мотив.Что до пансионов нашего французского курорта, то имя им — легион, и они потребовали бы отдельного трактата. Не без чувства национальной гордости мы отмечаем, что в них встречается больше скучных людей с берегов Альбиона, чем во всех клубах Лондона. Когда вы осторожно проходите где-нибудь поблизости, самые шарфы и шляпы ваших пожилых соотечественников кричат вам с мостовой: «Берегись! Мы нагоняем скуку!». Нам никогда не приходилось слышать на уличных перекрестках обрывки таких идиотских политических и общественных споров, какие можно услышать среди наших дорогих соотечественников. Они верят во все невозможное и не верят ничему из того, что есть правда. Они переносят слухи, задают вопросы и дают друг другу такие разъяснения и уточнения, которые потрясают нормальный человеческий разум. И все они то и дело бегают в Английскую библиотеку, где задают милейшей директрисе этого учреждений такие непостижимые загадки, что мы позволяем себе рекомендовать эту женщину милостивому вниманию ее величества в качестве достойной кандидатки на пенсию.Англичане составляют значительную часть населения нашего французского курорта, и к ним проявляют заслуженное уважение. Некоторые из форм обращения к ним, правда, довольно странны, как, например, когда прачка вывешивает на стене своего дома объявление, оповещающее, что она обладает необыкновенным английским инструментом — «mingle» Испорч. англ. mangle — каток для белья.
, или когда трактирщик предлагает все необходимые приспособления для знаменитой английской игры «Nokemdon» Испорч. англ. nockem-down — особого рода игра в кегли.
. Но для нас немаловажным достоинством нашего французского курорта является то, что здесь длительное и постоянное общение двух великих наций научило каждую из них уважать другую, учиться друг у друга и стать выше тех предрассудков, которые еще живы среди неумных и невежественных людей в обеих странах в равной мере.Разумеется, барабанный бой и звуки фанфар никогда не затихают на нашем французском курорте. Флаги вывешиваются непрерывно. Но мы с удовольствием признаемся, что считаем флаг весьма привлекательным предметом и от всего сердца радуемся этим внешним знакам безобидного веселья. Люди здесь, и в городе и в деревне, — дельные люди, которые упорно работают; они трезвы, умеренны, добродушны, жизнерадостны и, чаще всего, подкупают своими манерами. Сколько-нибудь справедливый человек, если только он не слишком желчен от природы, не мог бы наблюдать их, когда они веселятся на досуге, и не проникнуться уважением к людям, которые так легко, так невинно и так просто радуются жизни.
1 2