А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ваша взяла. Я не предполагал, что человек, служащий у меня более двадцати лет, числится также и у вас.
— Половина из них работает по совместительству. Очень надежный и крайне порядочный сотрудник. Я бы сказал — человек слова. Он завершит операцию в лучшем виде. Никакая комиссия экспертов по кораблекрушениям не подкопается. Все же, Тим… Вы позволите мне так называть вас?
Мистер Чевер кивнул.
— Так вот, Тим, почему вы с таким недоверием отнеслись к моему участию в нашем деле? Ведь пока я ни разу не подводил вас. Или вас смутил конфуз с Тихим Спиро? А затем досадный промах с этим репортеришкой? И вы подумали, что и дальше мои люди будут действовать так же небрежно? В случае с будущим зятем виноваты вы сами.
— Я?
— Ну конечно, Тим. Вы назвали нам только номер машины. Не прислали даже фотографии клиента. Ребята сработали быстро и чисто. Только здесь вмешался случай, от которого никто не избавлен. Парень в рубашке родился. Я бы взял его к себе. Такие везучие нам нужны. Скажите мне, Тим, со всей откровенностью, вы потеряли веру в меня? Стали искать более веских гарантий?
— Да! Да! Черт возьми! Меня обеспокоил случай с машиной и работа на судне, когда два ваших человека упустили репортера. Счастье, что он не поднял шума. Иначе бы все полетело в тартарары!
— Ну еще бы, Тим. В случае неудачи вам не выкарабкаться. Благодарите небо, что у вас есть истинный друг. Вы получите страховку и за «Глорию», и за Джейн, если, конечно, не дай бог, что с ней случится. Все так призрачно в этом мире, Тим.
— Вы считаете меня чудовищем? Я плачу и не обязан…
— Успокойтесь, Тим. Действительно, вы не обязаны посвящать меня в ваши семейные тайны, хотя кто более меня причастен к ним? Меня не интересовали ваши мотивы в случае с кончиной вашей супруги, не интересуют они и теперь.
— К дьяволу вашу деликатность! Я тоже знаю, с кем имею дело, но довольно! Не за этим же вы пригласили меня? — Мистер Чевер встал, лицо его побагровело. — Что вы от меня хотите в конце концов? Не покаяния же в грехах! Когда-нибудь мы с вами оба отчитаемся в них перед высшим судьей, если только он существует, а теперь выкладывайте, какую новую западню вы мне приготовили.
— К чему столько нервов? Отбросим намеки и будем вести разговор начистоту. Действительно, я не зря вспомнил некоторые факты. В выгоде оказываетесь вы один, в то время как я, рискуя, может быть, больше вас, получаю жалкие крохи от вашего пирога…
— Так что же вы хотите? Разве мы не обо всем договорились?
— Я хочу более справедливо определить наши доли прибылей в этом деле, или я умываю руки. Не делайте такую гримасу, Тим! На моем месте вы поступили бы так же. Будем справедливы, дорогой мой.
— Сколько?
— Тридцать процентов от всех доходов от операции по «Глории».
— Тридцать! — простонал мистер Чевер.
— Божеская доля, Тим. — Синьор Минотти смотрел на Чевера с ласковым участием. — Тем более, Тим, что я не возьму этих денег у вас наличными.
— Вы хотите?..
— Да, Тим, стать вашим компаньоном. У меня накопились кое-какие мысли насчет реорганизации морских перевозок и освоения новых туристских маршрутов. Вы окупите вложенные деньги черед три-четыре года и упрочите свое положение. Жаль, что у меня нет взрослого сына, а у вас второй дочери, а то бы мы заключили с вами династический брак. И еще я должен вам сказать, что в случае согласия пересмотреть договор вы дополнительно получаете нужный вам заем…
Мистер Чевер, ошарашенный предложением, медленно приходил в себя. Минотти все тонко рассчитал. У его будущего компаньона не было выхода.
«Или полное разорение, или возврат к былому могуществу. Имея такого союзника, не страшен любой спад в деловом мире. Кроме того, я могу оговорить свое участие в многочисленных предприятиях Минотти, которые при любой конъюнктуре не терпят убытков. У него целая индустрия увеселительных заведений, ресторанов, игорных домов… Процветающий банк, универсальные магазины, и этот дворец в мавританском стиле…»
Мистер Чевер собрался, как хищник перед прыжком.
— Я согласен на ваше предложение, Раф, но только при условии долевого участия и в ваших основных предприятиях.
Лицо Рафаэля Минотти озарилось мягкой улыбкой. Он ждал этого предложения. Дела его подпольной империи тоже шли не так блестяще, как считал мистер Чекер. Многолетняя война с кланом Харриса подорвала его силы. Огромные средства уходили на содержание функционеров, вооружение, подкупы полиции. Только сегодня утром таможенники Нью-Йорка накрыли партию героина стоимостью несколько миллионов долларов, доставленную из Гонконга в цибиках чая. Харрис блокировал отели Минотти, и они пустовали, упала выручка от салунов и игорных домов…
Минотти встал и протянул гостю обе руки:
— Я счастлив, дорогой Тим, иметь такого компаньона и в моих предприятиях. Идемте закрепим наш союз бокалом шампанского, кстати, из моих виноградников, и я провожу вас.
Выйдя через полчаса на лестницу, мистер Чевер увидел, что на месте его лимузина стоит огромная черная машина, хищно распластавшаяся на розовом песке. Возле нее крутились Стась и малый боксерского вида в жокейском картузе. Минотти сказал, подводя гостя под руку к машине:
— Разрешите, дорогой друг, в память об этом дне и в знак закрепления нашей дружбы навеки преподнести вам скромный подарок. Как видите, автомобиль уникальный, на одном таком езжу я, другой теперь ваш. Скорость
— двести миль и даже больше, если позволит дорога. Стекла и кузов не берут даже бронебойные пули. Два замаскированных пулемета. Все остальные удобства: кондишен, радиотелефон и прочее. Чарли быстро обучит вашего шофера несложным премудростям управления. Советую также устроить возле себя и Чарли.
— Благодарю, но…
— Никаких «но», Тим. Вспомните случай с другом репортера: его «форд» прошили обычной автоматной очередью, как пустую банку из-под пива. И не забывайте, что вам теперь придется делить со мной «любовь» Харриса. Ха-ха! Он парень башковитый, этот Харрис. Я, Тим, позабочусь и о вашей охране.
Они расстались почти довольные друг другом и особенно собой: каждый считал, что остался в выигрыше и уж кое в чем обошел компаньона.
Первые минуты в дареной машине мистера Чевера не покидало чувство скованности, даже опасности, веявшей, казалось, и от пуленепробиваемых окон, и от всей обстановки салона (отгороженного от кабины водителя прозрачной броней), задрапированного темно-красной кожей, от позолоты на дверных ручках и оконных рамах, от изящного плафона на потолке, под которым скрывался пулемет. По спине судовладельца прошел озноб, когда он представил себе, что ему придется стрелять в кого-то и в него также будут метить пулю.
Потом его несколько успокоили дорогой комфорт, мягкое покачивание, стремительный бег, схожий с полетом, и все же горькая улыбка мелькнула в уголках его плотно сжатых губ. В эти минуты он считал себя человеком, чья доверчивость и вера в людей были сильно поколеблены. Он опять с болезненной завистью подумал о дворце в мавританском стиле. Ему живо представилось, как он везет в этой машине Эву, как их у ворот замка встречают негры в красных ливреях. Похорошевшее от счастья лицо Эвы… Он стал, как шахматист в труднейшей партии, искать пути, ведущие к победе, перебирая вариант за вариантом, нащупывая слабые стороны противника, стараясь предугадать его ответные ходы.
Мелодично протрезвонил радиотелефон.
Мистер Чевер взял трубку и услышал голос Минотти:
— Я хочу пожелать вам, дорогой Тим, еще раз счастливого пути. До скорой встречи!
— До скорой, Раф. Отличная машина. Чувствуется мощь…
— Пятьсот лошадиных сил! Берет любой подъем…
Они несколько минут обменивались незначащими фразами, как два старых друга, для которых каждое слово полно глубокого смысла и скрытой нежности.

СМЕРТЬ СИГМЫ
— Лейтенант Лоджо, вас требует капитан! — раздался испуганный голос из-за перегородки в вестибюле занятом административной службой «Глории».
Лоджо, объяснявший даме в огромной соломенной шляпе туристский маршрут по Японии, вскочил, как подброшенный пружиной. За всю его службу на лайнере он всего раза два удостаивался такой чести. Он, пожалуй, удивился бы меньше, если бы такое приглашение получил от японского императора или далай-ламы. Капитан был недосягаем для простого смертного.
— Извините, мадам! Я должен срочно явиться к капитану. Видимо, совещание. Вами займется Хеммер. Билл Хеммер — знаток Японии и Филиппин. — И он выскочил в коридор. Все же, пробегая мимо административной рубки, не утерпел и, приоткрыв дверь, просунул туда голову. Увидав его испуганно-удивленную физиономию, мисс Бетти выронила из рук кипу рекламных брошюр.
— Никколо! Что случилось? — пролепетала она.
— Бегу к капитану. Потом, Бетти, потом! — Он послал воздушный поцелуй и захлопнул двери.
— Немедленно, как только… — услышал он отрывок приказания, устремляясь к лифту.
В холле капитанской каюты слуга-китаец чистил ковер; увидав опрометью влетевшего лейтенанта Лоджо, он сказал:
— Капитана верху. На рубка. Тибе туда ходи.
В ходовой рубке находился только матрос-рулевой — широкоплечий веснушчатый малый, он стоял за пультом управления и рассеянно поглядывал то на приборы, то на полукружие горизонта. Океан плавился на жарком солнце.
Рулевой лениво покосился на Лоджо.
Тот же, подавленный тишиной и торжественностью, царившей в рубке, прошептал:
— Капитан! Меня вызвал капитан.
Рулевой указал взглядом на двери, ведущие на крыло ходового мостика.
Капитан Смит смотрел в бинокль, возле него стоял вахтенный штурман — худощавый малый лет тридцати — и так же сосредоточенно глядел вдаль. Лоджо тихо подошел и тоже стал смотреть на океан.
Капитан, отдавая бинокль штурману, сказал:
— Благодарю, Джонни. Это, несомненно, японец. Танкер тысяч на двести. Ах это вы, лейтенант Лоджо? Идемте ко мне.
Капитан провел Лоджо в кабинет, сел за стол, на котором лежал только один синеватый листок с наклеенным текстом радиограммы. Лейтенант Лоджо остановился перед столом, силясь разобрать текст.
Капитан улыбнулся, глядя на его напряженное лицо:
— Не портите зрение, лейтенант. Я сам вам прочту. Тут по вашей части. Прислали из Штатов. Некий майор Кнобель предлагает снять с борта несколько гангстеров, которых мы с вами катаем по океанам и морям. Не без юмора этот майор: что, теперь нам снова возвращаться на острова? — Он протянул листок.
Компьютер сыскного отдела города Сан-Франциско отвечал на письмо и магнитофонную запись, посланные инспектором китайского района Гонолулу, и предупреждал капитана «Глории» о гангстерах на судне.
— Вам знакомы эти ребята? — спросил капитан.
— Да, сэр. Обоих задержала полиция при нашем участии.
— Так их уже нет на борту?
— Да, сэр. Остались еще два подозреваемых лица, один из них тоже указан в телеграмме.
— Кто?
— Эдуардо Альварес Антиноми — карточный шулер и соучастник, по всей видимости, покушения, о котором здесь говорится.
— Почему же его не сняли вместе с теми?
— Не было улик. Убедительных улик. Он занимает каюту люкс. Очень респектабелен с виду. Везет породистую собаку.
— Зачем гангстеру собака, да еще на судне?
— Пока, сэр, и мне не ясно. Возможно — сердечная привязанность. Гитлер также любил собак.
— Гитлер?
— Да, сэр, и тоже овчарок.
— Скажите! Не знал. Может быть, ваш майор… Как его?
— Майор Кнобель, сэр.
— Может, ваш Кнобель ошибся?
— Вероятность мала, но не исключено, что вы правы. Я установил наблюдение за указанными лицами.
— Наблюдайте, лейтенант, и в случае необходимости принимайте решительные меры.
— Есть, сэр.
— Скажите, лейтенант, большую помощь оказывает вам Кейри?
— Сравнительно да. У него есть кое-какой опыт, правда, не хватает знаний, и недостаточно развита интуиция. Кейри долго не мог раскусить фальшивого патера, в то время как было ясно, что он за священнослужитель. Пришлось вмешаться.
— Вам не удалось установить причин покушения?
— Если бы «Глория» задержалась в Гонолулу хотя бы еще на сутки, то я бы нашел способ добиться признания у арестованных.
— Вы уверены?
Лейтенант Лоджо скромно улыбнулся:
— В каждой профессии, сэр, есть свои приемы, методы, секреты.
— Отлично, лейтенант. Мне приятно было поговорить с вами.
— Благодарю, сэр.
— На судне не препятствуют вашей работе криминалиста?
— Я хорошо законспирирован, сэр.
— Прошу докладывать мне о ваших… изысканиях.
— Есть, сэр.
— Можете идти, лейтенант. Я учту ваши заслуги.
— Благодарю, сэр.
Нетерпение Бетти достигло предела, когда перед ней снова появился Лоджо и, плюхнувшись в кресло, бессильно уронил руки, выражая тем крайнюю степень усталости, хотя его сияющее лицо, бегающие по сторонам глазки говорили о чрезвычайно нервном подъеме и довольстве собой.
Бетти покорно ждала с полминуты, затем робко произнесла:
— Что же случилось, Никколо?
— Ах, Бетти! Если бы ты видела, как меня принял капитан! Коньяк! Сигара! Он в восторге от моих успехов. Вот читай! — Он протянул ей радиограмму, которую умышленно забыл вернуть капитану. — Это все наша деятельность! Я нацелил полицию Гонолулу, но эти олухи схватили только двоих. Мне даны чрезвычайные полномочия. Я могу… если найду нужным, любого схватить, обыскать, арестовать! Нет, Бетти, ты только подумай, как бездарно работает береговая полиция! Они не осмелились схватить Антиноми! Оставили самое горячее дело мне! Я должен на свой страх и риск распутывать все нити преступления! Схватить убийц Паулины!
Бетти пришла в себя во время этого монолога, прикинув со свойственной ей сообразительностью, где лейтенант Лоджо заливает, а где говорит правду.
— Неужто капитан встретил вас как родного брата?..
— Пожалуй, лучше. Обещал повысить в должности, — важно напыжился Лоджо.
— Что вам даст повышение? Вот если бы нам раскрыть преступление! Вы ведь послали донесение о убийцах Паулины?
— Конечно, Бетти. Только исключил Банни.
— Того самого, что выиграл сотенную с дыркой?
— Именно, Бетти. Если наши материалы подтвердятся, то…
— Ах, Никколо! Как мне хочется верить в вашу удачу! Тогда я буду вас так любить, так любить…
Тесно прижавшись друг к другу в одном кресле, они стали (в который раз!) обсуждать свое будущее после того, как заполучат награду за поимку убийц Паулины Браун.
— У нас с вами, Ник, будет трое ребят, — зардевшись, шепнула Бетти.
— Сколько угодно! Я же с твоего согласия, моя радость, открою контору частного сыска и буду специализироваться по раскрытию преступлений века — убийств, крупных хищений, утайке боссами федеральных налогов…
— Но тогда мы так редко будем видеться!
— Напротив, Бетти, напротив!
Эдуардо Антиноми тяжело переживал неудачу. Никогда еще в его блестящей карьере организатора «несчастий» не случалось таких провалов. Он расхаживал по своей каюте, запахнувшись в голубой шелковый халат, с хорошо выбритыми щеками, благоухающий одеколоном, его угольно-черные волосы лоснились от изрядной дозы бриллиантина. Антиноми всегда тщательно следил за своей внешностью, стараясь походить на портрет Великого инквизитора — полотно побывало в его руках еще в молодые годы, когда он сплавлял в Америку предметы искусства, так плохо охраняемые в церквах и музеях Италии.
На среднем пальце правой руки Антиноми сиял перстень с изумрудом в пять каратов.
Поглядывая на успокаивающие блики света в камне, он мысленно снова проигрывал всю операцию. С его стороны, как всегда, были учтены все мелочи, все случайности, тщательно подготовлена катастрофа — и в ней гибнет не жертва, а лучший его помощник.
Все это могло случиться только из-за головотяпства Клема.
«Проклятый святоша, опять нагрязнил! Ни словом не обмолвился о собаке негра и погубил Дика-Мадонну. Потом сам влип по маковку».
Антиноми нисколько не беспокоила судьба неудачливых сообщников, они могли совсем исчезнуть с лица земли, но прежде обязаны были закончить порученную им работу, а этого они не сделали, теперь он сам должен искать пути для выполнения контракта. О том, что дело можно отложить, он и не смел думать. Сегодня утром ему принесли телеграмму. Прочтя, он с ожесточением скомкал ее в кармане халата.
«Сообщи здоровье. Токио прибудет брат Энрико. Целую. Мэри». Это значило, что если не будет выполнен контракт, то прилетит Пауль со своими ассистентами, а с ними шутки плохи. Они разделаются с клиентами, а заодно и с самим Антиноми. Он отправил ответ с уверением, «чтобы не беспокоились о здоровье и что он не сможет встретить брата». До прихода в Иокогаму все должно быть закончено.
«Но у меня нет людей! Нет больше бомб. Из каюты Фрэнка и Дика-Мадонны полиция унесла целый чемодан этих адских зарядов…»
Лицо Эдуардо Антиноми потемнело, он действительно стал похож на тот древний портрет Великого инквизитора, отягощенного непосильной борьбой с еретиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39